Юрий КОСАГОВСКИЙ

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

ДОМЕН

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ПАМПАСЫ

О пользе трагического в искусстве и в русской литературе - укрепляющего нас в жизни

…представляют некоторых поэтов

и говорят “трагический поэт”…

я читаю потом этого поэта, и вижу, да,

трагический, и начинаю размышлять …

что это такое и зачем?

Пушкин и трагическое вещи несовместные, он светел и жизнерадостен, хотя его жизнь трагична.

Сижу за решеткой в темнице сырой
Вскормленный в неволе орел молодой…

Два ангела мне развевают свиток

И долго плачу я и долго слезы лью
Но строк печальных не смываю…

Вспоминаются его некоторые стихи, его дуэль нелепая и смерть.

Жизнь трагична, но стихи пожалуй нет. “Орел” сидел в тоске по дальним странам и в тоске от туповатости современников. Они может и не туповаты, просто сравнивал он с собой, а он больше думал о чем-то, о чем они не думали, так как мосты или дома строили, или замуж выходили и разводились в слезах. А “слезы” он “лил” и “строк печальных не смывал” от досады, что не так сделал по наивности, что заблуждался, что поддался минутному ослеплению, или еще за что-нибудь… Но все это малую долю занимает в его общем повествовании, в его собрании сочинений.

Апухтин мрачен и трагичен, но непоследователен – он прикасался к трагичности, но опять взяв его творчество в целом не видим ясной картины мира. Только мрачные фрагменты и только.

Гоголь поэтичен и весел, но чувствуется глубокая печаль, и он ее выразил криком в ночи однажды “скучно жить на этом свете, господа!” – но и это скорей о туповатости ума и души современников.

Есенин трагичен и тоже от современников:

В своей стране я словно иностранец

… сад в берез изглоданные кости

всю душу я льдам и октябрю и маю
но только лиры милой не отдам

не бродяга я не грабил лесом
не расстреливал несчастных по темницам

Маяковский с другого бока пристроился к современникам, и тоже толку было мало…

Все чаще и чаще думаю
Не поставить ли точку пули в своем конце

Я стал чиновником

Хочется кричать не благим
А просто матом:

Где я нахожусь в лонах
дооктябрьской консистории

Или в лонах красных наркоматов?! …

Мы то знаем, что построить общество некоммерческое, не корыстное, не потребительское можно – но только для обобранного населения и при обеспеченности начальства, (и еще позабыть о расстрелах, как о принципе), а он требовал для всех… бескорыстности… да не получалось… да и путь жестокости вероятно и его оптимизм подточил…

Булгаков – трагичен своей “пропиской” в дореволюционной России и невписываемости в умы начальства.

Платонов – трагичен с другой стороны, “прописан” в революционной стране, но опять хотел бескорыстности для всех и слишком ясно видел туповатость реализации светлых лозунгов, его хорошо охарактеризовал вождь “сволочь” – только так мог выглядеть самый благородный, честный, глазастый и откровенный писатель в устах начальства.

Про Достоевского забыл почему-то… Он трагичен от сострадательности своей…

Из всех из них (а это самых ярких фигуры русской литературы) самый трагичный Платонов и Есенин, и Гоголь с Достоевским пожалуй (поскольку не только сами страдали от туповатости современников, но и слезы роняли за этих же туповатых).

Все перечисленные брались за решение задачи, как ужиться с государством-монстром, с которым ужиться сами не могли.

Достоевский слегка выпадает, он считал людей парадоксально двойственными (и ангелы, и монстры), тогда отпадает вопрос о государстве-монстре (какие люди такое и государство создали).

Ответ дает (и дал две тысячи лет назад) Христос: богу богово, а кесарю кесарево. Но в упор не видят этот ответ своими глазами все наши писатели. Достоевский только лоялен из всех (ну и Платонов и Маяковский, хотя и сыпали все время перец на хвост кесарю).

Всех их объединяет трагическое одиночество. Достоевский вступил в товарищество писателей на несколько месяцев, поскольку ему, в больном состоянии, как карточному маньяку-игроку, нужны были деньги на короткий срок. Итак – одиночество. Итак – для всех. Маяковский казалось бы самый из них счастливый – при пристально разглядывании еще более одинокая фигура – его все ненавидели и не вписавшиеся в общество писатели (Есенин) и вписавшиеся благополучно, но они псевдописатели. (Похожая ненависть была и к Платонову, но он не был таким счастливцем по тиражам и известности как Маяковский.)

Итак – одиночество. Итак – для всех.

А вот вспоминается еще одна веселая фраза Гоголя “я люблю цензуру, она заставляет меня тоньше писать”. А зачем? Может быть надо “глаголом жечь сердца людей”? Правда автор сам этого последнего изречения не очень-то увлекался такой ролью, наоборот даже:

Паситесь мирные народы…

Это разочарование в “глагольной” позиции, и он добавляет даже, что зря “потерял время и труды”.

А вот «тоньше писать» ближе всего (как и у Достоевского, но по другой причине, он просто не разглядывает государство, а рассматривает кирпичи, из которого оно построено – т.е. человека), и так вот “писать тоньше” ближе всего к тому что говорил Христос “богу богово, а кесарю – кесарево”.

Трагичен и Радищев, хотя совсем не яркая фигура в русской литературе (стихи лучше прозы у него, говорил Пушкин и несколько мест не плохих в повести) – и как он далек от “тоньше писать” и как близок к “глаголом жечь”. А автор глагольной формулы (Пушкин) говорил еще, что “поношение не убеждает и нет истины, где нет любви” – и вот это совсем близко к формуле Христа (богу одно, а кесарю другое). Еще ближе к ней полные антиподы христианства советские писатели в массе своей – писали одно, а говорили другое.

Но это тоже самое, как чертовщина, идущая от лучшего ученика Христа, ставшего Антихристом, и эту чертовщину я и не рассматриваю, это смехотворная трагедия. Это не трагедия, а мерзость даже, ну ладно, спохватимся и будем милосердны – это трагедия, но не литература, а я взялся говорить о литературе все-таки.

Есть непередаваемое очарование в трагедийности первых пленок с песнями Булата Окуджавы, когда он был признан всей страной, но не писателями. Евтушенко не выдержал этого, (как мне рассказывал сам Булат Окуджава) пришел к нему на работу в кабинетик мелкого литсотрудника, и без него в столе нашел какие-то стихи, и опубликовал. И некоторое благополучное существование далее Окуджавы изменило тембры очаровательного голоса. Очарование осталось, печаль осталась, одиночество осталось и все-таки непризнанное одиночество было более волнующим.

Возможно, что чисто биологически трагедийность жизни и одиночество раскрывают запасные шлюзы изобретательности и зоркости, что у поэта сказывается в глубине повествования. Некоторые, зная эту связь трагедийности и гениальности, имитируют трагедийность и отчасти имитируют гениальность (полностью не получается) или ходят обтрепанными или рассказывают о себе трагические небылицы. Говорят Глазунов ходил перед очередью зрителей в Манеж и говорил, пишите коллективное письмо в ЦК, мою выставку хотят закрыть до срока. Он добился того от властей, чего никто не мог добиться - один выставился в Манеже – такого не было за всю историю совдепии. И при этакой увертливости находил возможность взглянуть на себя как на трагического художника. Трагедия его была в другом, его изворотливость подчинила себе под каблук его талант, где тот и зачах.

Есть и трагедийность в напоре голоса Высоцкого, вполне не сходящего с экрана кино тех лет. Что-то было за этим, но что? Все ждали, что он чего-то скажет, но кроме

Открою кодекс на любой странице
И не могу - читаю о конца

Что-то мне и не вспоминается, но я и не знаток его песен, я слушал может быть часа три его за всю жизнь…

Окуджава больше не тембром, а действительно “глаголом” жег сердца людей.

Настоящих людей очень мало
Все вы врете что век их настал

…..

На Россию одна моя мама
Только что она может одна… и т.д.

Какой же напрашивается вывод, я уже утомился от столь долгого занятия, к коему я не привык? Да и полотно обозначилось безбрежное с перечисленными поэтами и эпохами.

Хорошо бы было бы, чтоб поэт помог современнику понять, как относиться к государству (по мне так его лучше не замечать, как Достоевский), но самое главное помочь жить, не вдаваясь в уныние. Более того помочь примириться с жизнью во всех ее стадиях детство, молодость, зрелость, старость, смерть.

Мне возразят, как не замечать, что тебя обирают!? Ну можно и об этом, но лучше это поручить не литератору, а журналисту. Литератор более глобальными должен вещами заниматься. Его красота должна спасти мир. Поэтому ему лучше и не замечать государство.

Да и важно помнить, что замечая воровство мы фиксируем внимание на воровстве и многие туда и ломанутся, а фиксируя внимание на благородстве, нежности и честности, и глядишь туда ломанутся, и жить станет лучше. Так какой путь милее и эффективнее?

Есть еще такое представление, что поэт должен мало прожить и трагически погибнуть, если он настоящий поэт и смелый гений. И погибнуть от трагического конфликта с мерзостью непроходимой в жизни.

В этом отношении мне кажется более нужным человечеству опыт Рабиндраната Тагора и Гете, доживших до глубокой старости, нежели чем Маяковский, если он покончил с собой и Есенин, если он покончил с собой. Может, как говорил Окуджава

Отправляясь на те небеса
Паруса выбирая тугие
Хорошо если выберешь сам
Хуже если помогут другие

может и Есенину, и Маяковскому “помогли другие”? Вопрос открыт, были публикации и за, и против.

…

Я как бы хочу сказать следующим за нами поэтам, да и мысленно говорю современным – не упивайтесь трагедийностью, не смотря на всю трудность своего существования. Богу надо отдать богово, цезарю цезарево, поэзии отдать поэзию, и все это должно стать опорой читателю.

Если внушать читателю, что он тупой, то он будет еще тупее, если внушать ему, что он равный и поэту, и богу, хороших и не туповатых сразу станет больше.

ПУБЛИКА ДУРА, ТАК ЛИ?

и еще два слова о трагическом может быть запоздалых

Такой ли он тупой современник Пушкина, или наш современник? Какой-то генерал, пушкинской эпохи, Раевский вдруг такое произносит, что хоть памятник ставь как выдающемуся искусствоведу “ говорить похоже кукареку - еще не великое искусство”. Это может многие понимали, но кто был так краток и выразителен? Если бы это понимали наши “генералы” современные, то грандиозно здание для музея Шилову не предоставили бы. Пушкин говорит, что у нас народ (имея в виду читателя) не любопытен и нерешителен, чтобы дать оценку. Говорил он в связи Грибоедовым, но, может быть, хотел услышать не только про Грибоедова, но и о себе? Например, услышать про себя, что гений и “научил всю Россию писать стихи”, как он сам о себе сказал, или хотел услышать, что он “чувства добрые пробуждал” и тем останется в веках. Но для того чтобы это сказать, надо быть глазастым Пушкиным, а Пушкины ему естественно не встречались и не могли встретиться, т.к. все неповторимо. Скорее Пушкин более прав говоря, что “народ безмолвствует”, жаль конечно. Ну а если бы он не безмолствовал, мы бы утонули в литературоведческих дискуссиях, и они бы нам опротивели. Хотя они нам и так опротивели, пишут, пишут много умных слов и терминов, звучит умно, понять ничего невозможно, чувствуешь себя дураком, но не полным. Если прочитав статью понять ничего не можешь (два три термина погоды не делают)… смысл то где? А про смысл обычно автор-то и забывает. Достаточно опьяняется автор ловкостью жонглирования терминами. Народ чувствует (и поэтому не лезет, засучив рукава в эти дискуссии) тонкость жанра, он более тонок, и чуток, чем мы думаем.

И вряд ли “публика дура” если она хлопает и Окуджаве и (черт, фамилию к счастью забыл, я имею ввиду громогласного исполнителя патриотических песен). Она хлопает с разным смыслом, она милосердна, и одним восхищается, а другого просто подбадривает, хоть ты мол и дурак дураком, но молодец не унываешь и поешь. Вот как я понимаю хлопанье и гению, и бездарю.
…

Ах, вдруг вспомнились трагические строки Вертинского

Сколько вычурных поз
Сколько сломанных роз
Сколько боли страданий и слез

Никому не понять
Никому не сказать
Остается тоска одна
И со мною всегда она

Да поэт видит в минуты трагического повествования щели не видимые нам, смотрит глубже и печалится, и мы благодарны ему за это - это уточняет устройство мира… но все это не повод для уныния, а повод для радости познания, что мы еще чего-то увидали.

*
Кроме того, трагическое учит состраданию уже даже просто тем, что появляется на глаза. Была бы одна юмористическая или ироническая литература и мы бы очерствели забыв, что такое трагическое. Меня иногда зрители или читатели спрашивали и чего это у вас фильмы (или картины, или песни, или стихи и т.д.) такие печальные? И я тоже задумался и зачем они нужны такие печальные? Или зачем нужна печальная “Травиата”, если тема женщины легкого поведения? Так создайте что-нибудь легкое для сердца? И когда я задумался и подумал, я понял, что смешное дает отдых сердцу, а печальное его укрепляет. Мало уставшему человеку отдохнуть, ему надо еще и подкрепиться. Почему же печальное подкрепляет?

Потому что сострадание, печаль, грусть, тоска – настраивают на искренность, а искренность - на честность, а честность - на зоркость, на видение мира таким каков он есть.

Кроме того сострадание настраивает на чуткость и любовь, а чуткость и любовь правят миром, и когда человек вычеркивает ее из сердца, его здоровье чахнет, не может жить и расцветать в здоровье человек без любви в сердце в том мире где правит любовь – он вырывается из среды обитания и чахнет. Конечно перебарщивание с трагедийностью может и подорвать вообще желание жить. Но в меру (если ей не спекулируют, если ее не педалируют*) – она полезна.

(Как деталь, вспоминается мне песни поэтессы Веры Матвеевой, она знала, что умирает, в ее песнях эта щемящая боль и прощание с жизнью, но их нельзя слушать долго – слишком ее зов к жизни ранит наше сердце. Трагедийность зовущая к жизни без надрыва бесконечно тем ни менее привлекательна. Страсти по Матфею Баха печалят, но в грусти. Она нас настраивает на бесконечную искренность.)

Получается что трагедийность, вызывающая печаль полезна, с ней человек будет более искренним жить. Укрепившись искренностью идти по жизни, где без нее шагу не шагнуть.

*………

Эта другая крайность, когда ее педалируют, ничего и кроме отупения не может вызвать. Другая крайность – спекуляции на трагедийности используется в детективе, где смерть на каждой странице, в то время как в “Травиате” только в самом конце повествования. Детектив читают невольно - чувство опасности собирает внимание, а вдруг пригодится, но чаще всего от него только уныние. Смерть на каждой странице – это уже озадачивает. Да, всегда произведение вызывает то чувство, которое пережил автор. Автор детектива озадачился, как захватить внимание, а может быть начать убивать начать пускать кровь? И читатель озадачивается: привлечет ли автор своими страницами сердца ему подобных (я имею в виду нейтрального читателя)? и с этим недоуменным вопросом закрывает книгу… не получив ни очарования, ни заряда искренности, что бы жить в мире где правит любовь, и где без искренности и не проживешь. Какая женщина полюбит не искреннего? Какой мужчина полюбит неискреннюю? Без искренности нет любви, а если нет любви то нет и жизни.

Написать отзыв

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

WEB-редактор Вячеслав Румянцев