   |
| |
 |
Дневник волостного писаря А. Е. Петрова |
-- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Дневник волостного писаря А. Е. Петрова1895 год27 апреля Сколько раз подобным «1895 год» и числа оглавлял листков, не помню. Десятка, гораздо больше – это верно. Эти начала неоконченной повести в печи сгорели видимо. И ах! если б сохранить эти рукописания – составился бы томик! Не как я все это писание находил плохим ужасно, то может быть по прошествии чрез огонь и трубу все исправилось и исправилось <так>, как мне нужно… Для верующего законам химии они целы и должны обратиться вспять, только что же может быть из жженой бумаги и осадков на ней чернил при отделении в атмосферу части?! Вот она, эта кухня чего варит, а природа слушает да ест… ………………………………………… Так… Вчера я пересаживал цветы, коих у меня герань, перламутр и плющ. Первый я приобрел в первую весну, как стал быть сельским писарем, который у меня рос в Черевковском обществе в 1893 году, 3/4 года с апреля месяца. Глядя на него, я всегда много думаю о том, быть может, невозвратном месте, и не «быть может», а прямо невозвратном и невозвратном времени моего возраста восемнадцати летах! Положим, и теперь я не старик – 20 на 21-м, но все-таки: усы и бороду я два раза брил! Гм!… растет! Отклонился. Прежде пересадки ходил за черноземом на Осиповку за 1/2 версты от правления. Копал землю руками, в платке принес-то!! Делал все не спеша, с важным видом; шапка на самом затылке, мурлыкал некрасовскую «Тройку».[1] Все бы это ничего, да ненормально как-то. Представьте: я сын мужика, ну, значит: «Я – мужик». Так. Вчера же было Преполовение, праздник, сопровождаемый хороводом нашими девками. Гуляли девки, гуляли ребята. Был тут и я – сидел поодаль на огороде, смотрел с 1/4 часа и тут же решил: пересадить цветы, идти за черноземом!!! Смешно! Почему я не поступил так, как мои собратья? Ведь мужик же я. Конечно, на меня указывали пальцами, но мне какое дело? Ну их! – за это. Поступить как собратья я только не смел, стыдно, неловко. Но «они» все решили: я писарь. Так и разошлось, так и не найдется, так и в других случаях я поступаю, если раз касается дела подобных невинных увеселений. Я ни о чем никогда не думал, признаюсь: ни заменить «тарабарщину» – их песни – на более бы лучшие, ни о своих красавицах, хотя действительно есть такие – «взглянет – рублем подарит», а просто у меня было, есть и будет одно решение: я не этого поля ягода. Почему – не знаю. Ни сколь ничем я пред собратьями не горжусь, но они почему-то всегда дают дорогу, сторонятся. Девки же при виде меня делаются серьезными. Я поэтому, должно быть, чучело или пугало! Хотя по обыкновению говорю всегда мало, гляжу на одну точку… ………………………………………… Все это бывало и для меня странным, непонятным. Но привычка – вторая натура. Я не привык «ходить» по подобному, не привыкли видеть нигде меня. Я мужик только по состоянию, собственно же «я» более буду приказный дьяк, воспитавшийся в правленье. Воспитание значит многое. Я привык читать и своему ремеслу – писарству несколько. Чтению предпочитаю все – и хороводы, и красавицы – пока… ……………………………………………… Итак, я дьяк, отчасти знающий жизнь только по теории, видящий только все своими собственными глазами, сухой человек, любящий одиночество. О! Этому даже предпочту и чтение: цветы, скрипку, журналы, и на этом, кажется, сосредоточены все мысли! Цветы же, право, божественное, по-моему, наслаждение! Нет дня, чтобы я не обратил на них внимания. Одним только в мире огорчаюсь: почему герань, растущая уже третий год, вышиною всего 6 вершков? Одним словом, несмотря на весь мой уход кверху подаются очень тихо, хотя в диаметре равные, быть может, и тепличным или несколько похуже! Лишиться их я не в силах. С одной стороны они утешение, развлечение, там наблюдение, украшение, а главное, чего-то такое, ну, необъяснимое для меня и много, тем более я сказал, что мне уже 20 лет с лишком, значит, необходимо, невозможно жить обыкновенной жизнью, как раньше, или глядя на наших мужиков с веревками вместо нервов, не имеющих понятия кроме «физического», даже в религиозном отношении, почитающих и молящихся Богу, чтобы не кинул – прямо камнем, или не поразил громом! Более благосклонно отнестись: то можно дать снисхождение: они ничему и ничего не учились, а поэтому ничего и не знают, коли раз не знают, то и не должно взыскивать. Со всем этим я согласен. И как ни ворочай, это все будет «да».
30 апреля Третьего дня я ездил на охоту, ночевал ночь, убил двух несчастных зайцев! …. Сгубил две жизни с сознанием, с полным рассудком, в первый раз в жизни еще подобное мною сделано! Борьба за существование! Первое физическое убийство, исключая нравственное, которых совершено мною сотни… Но их никто не видит, хотя и видимые вполне. Про нравственные убийства обыкновенно говорят у нас все: местный обычай, вполне возможно, так все делают. И все это вдобавок повторяется: старшими в публике, в семье родителями и нашим даже волостным начальством. Конечно, это политика деревни, но и в городе, по виду в «высшем классе», «аристократия», кажется, то же самое делает! Конечно, я и сам таков, а ныне уже решил, коли волос без воли Бога не имеет права спасть с головы, то, следовательно, все наши нравы идут по воле Бога… вперед, прогрессивно! А поэтому сему не должно перечить, да и препятствия не приведут ни к чему, как и есть на самом деле: скажи правду, заметив на счет же добросовестности, осмеют, облают, и будешь ни рыба, ни мясо, ни нашего поля ягода… Забыл: под местным обычаем по кодексу крестьянских законов, что даже разъяснено особо в старом Положении о крестьянах 19 февраля 1864 года, разумеется именно местный обычай в буквальном смысле слова. А раз «местный обычай» таков, то это означает, что данный вопрос, вещь, действие – свято, непреложно, «аксиомически» верно! И вот это-та непреложная истина, врезавшаяся в фактическое положение действий, так вернее; как мы живем на земле, почти буквально в крестьянской прессе применяется к разнузданности и распущенности нравов, в особенности к разврату, а затем к объединению всего люда и далее к нищете и к нищенству. Та же разнузданность приводит к еще худшим последствиям: человек чувствует себя в положении вечного жида, и это верно, как это все пишу я! Положение мое ничуть не улучшается: я все тот же Петров с теми же подчас английско-сельскими выходками, бривший два раза усы и бороду, а потому в настоящее время <их> не имеющий, знающий астрономию с ее светилами науки по теории, химию – что такое, одним словом, все: историю курительной трубки, историю человеческого жилища – доказано, что уже существуют д е р е в я н н ы е п о с т р о й к и[2] более 50 тысяч лет!!! А в особенности ничего не зная. Вот я весь. А сегодня, завтра и еще день будем выдавать из магазина хлеба на посев из 400 домохозяев тремстам![3] Цифра почтенная, тоже прогресс!
1 мая Сегодня опять 1 мая уже 1895 года, вступление в свои права весны. И сей день мне хотелось бы встретить более по-человечески, в кругу веселых, счастливых, довольных людей, так сказать, празднично, что заключается, по-моему, в выезде на чаепитие в лес, понятно, что с приложением спиритуозностей отчасти. Но увы! Я один, что значит в поле не воин.. Остается одно: делать, жить, как есть, или быть особым типом, каков я ныне – людские радости, горе чужды, и своим не делаюсь. Да и люди, мне кажется, совершенно не способны меня понять, потому что мой собрат кроме эксплуатирования первобытным способом земли ровно ничего не понимает. А потому на что ему идеи благоустройства деревень, образования семьи, даже своей? Пашут они все, но вяло и лениво, в силу необходимости, из-за куска хлеба, без всякого прилежания и рачения, и это работа, труд? Это переливка из пустого в порожнее. В избу заглянешь: духота, грязь, ругань, в особенности старших членов семьи. Младшие члены в более бедном положении: рваные, грязные; последнее соблюдается вполне исправно и у «богачей наших». Из разговоров мужик «интересуется»: сорвать на водку, передает новости деревни по делам куртизанства, предлагает мне, или вообще вся тема его «начала» состоит из одних куртизанско-физических слов, тянущих за то, что называется душой, как будто его вся жизнь на этом сосредоточена!? Последнее вполне справедливо и верно в настоящее время.
2 мая Пишу я… эрунду подобную! Нечего делать, вот почему, да и так от скуки, что чем шляться по горам своим, полям, которое лишь как сыну деревни кажется скучно, неловко, особенно одному, вдобавок все поля ни сколь не интересуют: обыкновенно, ну растет, расти, что же? Я ничего против не имею!.. Разлив воды затопил все луга – бывает! И наслаждаться не могу этим. Мое положение… Я с 1 января 1895 года сего волостной писарь! – благодаря чему-то или Аполлону Мишуринскому[4] лучше… да получаю 13 рублей на месяц – достаточно вполне. На этом основании – волостного писаря! – теперь сижу за «присутственным» столом, посреди весьма и весьма грязного и неопрятного присутствия, за отлучкою всех наличных членов правления и людей. Здесь я делаю, что хочу! Конечно, волостного писаря должность почти очень трудная, и можно понять только испытавшему. «Управляю»? – так что: знаю – делаю, не знаю – лежит себе! И логично: незнайка на печке лежит, а знайка по дорожке бежит!!.................. ………………………………………………………. Сей год «призываюсь». Собственной своей персоной себя записал в призывной список! Могу гордиться, это, во-первых, редкость и лестно и, во-вторых, «собственной своей персоной себя»! Да это черт знает что такое?... …………………………………………………… Теперь я молод, силен, здоров, в самом полном возрасте; счастлив, знаю кое-что. Будущее и грядущее в розовом свете, хотя, понятно, и с облачками. В материальном отношении доволен, и настоящая жизнь, казалось бы и кажется, полная чаша! Да и что же мне еще нужно? Не знаю. Живи бы себе, живи, исполняя свои обязанности на службе добросовестно; читай, поливай цветы, играй на скрипке. И жить так бы, жить до конца дней! Но нет! Эта механическая жизнь не по мне. Этим я недоволен. Все неиспытанное интересует, испытанное надоело… Зачем это так? Порой бываю доволен всем, но это на час только, два. Более чувствую не в своей рамке. Сейчас же думаю: неужели сладкий недуг страстей исчезнет при слове рассудка?[5] Ответить себе не могу. Да и зачем быть таким феноменом, механизмом? К чему? Или что в том, что у меня железная воля, несокрушимая энергия? Упрямство – я так я, это только. Больше ничего. Представляю: вот мне 30 лет. Иду я себе, холодный как автомат, не обращая ни на кого внимания. Радости и горе людей мне нипочем, не принимаю никакого участия ни в праздниках, ни торжествах, ни похоронах. Скажешь якобы умное слово при встрече и до свидания – я тебя не знаю. Меня ничто не волнует, ничем я никому не обязан. «Вам что», – отвечаю тихо, с достоинством на замечания и т. д. и т. д. Нет! в настоящее время я так не согласен. Нипочем! Не признавать кроме «я», не иметь участия в людях – аскет, святой пустынник, Семен Столпник – это сумасшествие! сумасшествие!
8 мая Черт возьми?! Я и сегодня почему-то пришел к вышепрописанному убеждению. Впрочем, неудивительно: просмотрел при прогулке по Красаве[6] – такие веселые, беспрестанно смеющиеся лица! Такой шум и гам, и нет пьяных. Идиллия… да и именно! ……………………………… Все это так. Но почему я ушел от этой идиллии? Теперь один себе пишу себе, пишу, не зная, что «писание» – черт, эрунда? Почему именно на меня не повлияло общее душевное настроение? Нет, не повлияло. И пишу не с радости-веселья. Может быть это хандра-то и есть! Что делать и за что взяться, не знаю, до того я расстроен и сегодня все прекращаю. Итак, это тоже минута душевного настроения.
10 мая Вчера был Николин день – наш храмовый или, вернее, часовенный праздник. Собралось народу масса, состоялся торжок. Все это бывает так, для нынешнего века с незапамятных времен – придут, помолятся, погалдят, сходят до шинка, подерутся и уже вечером – домой! И как первое, так и последнее признано за правило, освящено обычаем, и так должно быть, и да будет. Сейчас я только пришел со вчерашней сцены места собрания. Сегодня на том же месте и пусто и грустно. Как будто не было и никогда не бывало того шуму и гаму, что был вчера! Таким же порядком и образом были и сменялись, возрастали и кончались целые народы, единичные личности со всеми страстями человека, теперь уже сошли со сцены земли, и все это забылось, как будто не было и не бывало! Я помню: у нас, то есть в нашем доме, проживал один сосед, Андрей Ловушкин – слово заменяющее фамилию – по прозванию. Он, почти что член нашей семьи, в буквальном смысле пьяница, помер уже, и в настоящее время нам редко приходит на ум, но не только всем его знавшим… Забывается!
20 мая. Сегодня 20 мая – время года, всякому известное. И что лучше мая после нашей холодной зимы? Май, май! Оживают деревья, оживают цветы, земля одевается мелкою зеленью! А озимовые поля – благодать, прелесть, волнующееся море! Птички, птички там в вышине, и солнце не греет, не жжет, а с каким-то особенным чувством точно улыбается, светит! Дни ныне нескончаемые, тихие; прелестные, загадочные ночи! Несравненная вечерняя заря, а восход солнца? Боже! восклицаю я мысленно от глубины души. Нет, мне не изобразить «мая», хотя я понимаю, чувствую всей своей душой, живу, переживаю его! Я только безмолвный созерцатель… И сегодня потому еще особенный день: канун Троицы! Но не влияет настроение окружающей природы на меня. Почему – не знаю. Почему – не знаю сам. Я чувствую, что из-за какого-то недостатка, недостатка того, который называется душевным. Какого он рода и формы – вопрос смешон, не объяснить себе. Значит, чего же мне нужно, чего не достает? Сейчас ответа не нахожу. ……………………………… Пустота души чувствуется, причина довольно уважительная – это своего рода нынешнего моего возраста и болезнь неизлечимая. Не поддаваться – увы, не в силах! Доводы рассудка не признаю… ……………………………………. Долго сидел я за сим произведением со скрещенными на груди руками, опущенной головою, испуская глубокие, самому неведомые вздохи. Любить?… на время не стоит труда, А вечно любить невозможно. Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка…[7] И все это так, при слове рассудка – именно; рассудок холоден, действуя по которому, я решаю так: только чур, именно по гласу холодного рассудка любить по всем правилам искусства! К чему? Ведь я над этим расхохотался, писав это. Смеюсь… и всегда буду смеяться. Как иначе, что мне за дело, что мол это «экземпляр девушки!» – невинная, чистая, одним словом, божество. Раз смазливая – ладно. Дай Бог, чтобы она больше родила и последнему больше распространения… Чем лучше, тем лучше. И наше, то есть ее потомство достигнет ангельского соревнования (в молодости). К чему эти лишние волнения, тревоги (за воображаемое дорогое существо), слияния душ(!) Что значит поцелуй?(!) К чему и для чего… Взглянет – рублем подарит… И проч., и проч., и проч. по этому искусству. Все это одно увлечение только может быть, душевная болезнь, воображение. Что мне до этого? Дальше: ну, ангел, божество…, чрез год, обыкновенно, ребенок, там – больше, нужно обеспечение насущным хлебом «ангела», ребенка; воспитание последнего, забота о карьере. Забота, суета сует, вечно, во всю жизнь. Не может составиться расы, прекратится мир, земля? – Велика важность…, после меня хоть трава не расти. За моей смертию – будь влюблен или наоборот, смерть неизбежна, а раз это так, что мне за дело, что после меня будет – провались земля, ну, одним словом, все одно, так или иначе. – Пустая и глупая шутка[8] – именно. Еще частных обязанностей при женитьбе неведомо, неисчислимо… Карьера, ранги, так по-немецки на русском языке и пиши все. Материальные недостатки – главная забота. Нравственные – забота поменьше. Общие благоустройства, общее целое, общественная – еще менее. <Таковы> правила для женатого. Меньше самоубийств между женатыми – верно, но только физических. Да. Это своего рода жизнь, движение, цель; понятно, не все в буквальном смысле, но это бы была жизнь холостая – блаженное спокойное состояние, к которому так стремится цивилизация, просвещение – жизнь Будды, погруженная в Нирвану и с шишкой мудрости! И многое, многое по этому поводу воображаю, но не способен выяснить. ……………………………………………… Решение же того, что называется душой, мое таково: за одно обладание – не гарем, мое только – отдал бы весь свет и жизнь, даже за поцелуй известной особы! Все ее движения, выходки, выходящие из рамок человека – закон утешения и почтения. Всю жизнь буду рабом твоим, все мое возьми, управляй мной и позволяй все свои дьявольские увертки, но дай права любоваться тобою! Ничто для меня не существует, видимое и невидимое, кроме тебя! В самом деле, ты мой друг, товарищ всех моих радостей и печалей, уважаешь меня до последней капли крови. Объяснимо ли такое состояние, такое сердечное сближение? О, ты! возвышающая мою душу, стремления, любящая меня всей душой… Благородный прививок к дичку!!!!! И как проста и трогательна картина любви матери к ребенку? Немногие понимают, я же честь имел видеть один раз. Это только можно вообразить, испытать и не окажется ни один смертный сей сцены перенести хладнокровно. Отдать бы все за один раз видеть, но не только обладать, жить с такой женщиной, и вот где живая душа.
4 июня Как хорошо сегодня на улице, прелесть, благодать. Даже сильно жарко. Сегодня первое воскресенье Петрова поста – праздник молодежи обоего пола. Все они гуртом отвалили в луг гулять – и парни, и девки! Ну, и на здоровье, пусть себе гуляют, на то и молодость… Я в том же возрасте, с теми же личными правами, а сижу дома. К чему? Зачем? Зачем я не так поступаю – не по личным правам – хотя преимуществ писаря и не требую? Да все это меня злит и бесит, а пристать к нашей молодежи я не могу. Я чувствую это душой и телом и переживаю горькие, горькие минуты на месте веселья молодежи. Всяк по своему с ума сходит… Жизнь, какова бы она ни была, прекрасна и заманчива в своих формах. Худа разве жизнь нынешняя моя? Я маленький холостяк…, прекрасно, полная свобода действий, все я имею, знаю кое-что… Чего же больше. Доволен.
9 июня …. Но прекрасней человека, Ничего нет на земли! …. То себя он ненавидит; То собой он дорожит. То полюбит, то разлюбит; За миг жизни век дрожит…[9] Странность же приходит иной раз в голову! Да, в ней заключается вся жизнь и от нее зависит. По этому поводу я сегодня ужасно ненормален, ничем не доволен и думаю: для чего это все, все, вся суета сует наша жизнь? К чему все такое жалкое существование? Нет, жизнь хороша, но только теоретическая, отнюдь не на практике. Бьемся как рыба об лед, и к чему и для чего, да и что в ней именно? ……………………………………………. Я задумался и рассмеялся, грусть мигом отлетела: ну это все к черту. ……………………………………………… А сад при Ляховском правлении сего 1895 года с маленьким в нем кедром сажен мною, по моей буквально инициативе, также и ремонт правления произошел. И что бы мне в нем и до него, да нет! на поди!… насадил! Это все будет жить: память, пока я жив, что вот дескать, когда-то я был здесь, здесь провел годы молодости – 19-й и 20-й. Здесь я возвысился до волостных писарей… Здесь я почувствовал (!) одиночество моего «я», личное горе, неведомую и смешную для здравого человека скуку… Смешную… потому я на любовника не похож и быть не могу им, да этого божка у меня нет еще, романтизм не признаю, побоку. А так, мне необходимо жениться. Постановил: жить более или менее похоже на человека, и вопрос только остается закрытым впредь до первого нахождения, до первой встречи увидеть «ее», т. е. мою, назначенную мне. Много видал… ну, девок что ли, да нет, все это не те, не мои! А ее непременно увижу и найду, по крайней мере так воображаю. Да и я буду ее обожать. И чего бы думать? Между тем, все это так, чувствую наслаждение сердца, переживаю!!! Странно! – прочитав написанное, заключаю. От взглядов на жену, куда и <как> далеко я уехал. Пословица «У кого что болит, тот о том и говорит» оправдалась. Лучше ли будет жить женатому, не знаю. Положим, сейчас живу нехудо, но нет, не полная ж-и-з-н-ь, я решаю. И как будет хорошо, если моя жинка моего взгляда, моя мысль! Непостижимо. Блаженство. Я обрету в ней тогда всё: все блаженства исчезнувшего для меня рая. Она, она, ты! Боже мой, нет, это только можно вообразить! И рассудок холодный говорит: конечно, хорошо быть женатому, жить согласно, ведь это закон природы… приглядкой за воробьями, чирикающими над твоим окном? Понимают ли исключенные из будущей жизни, а только поживут сколько на сем свете, и ладно – семейкой обзавелись?! Кстати, о воробьях. Для чего они созданы? На пищу не годны, приносят один вред человеку, истребляя хлеба, как ни подумать – ни на что не годны… Уж не для одного ли только примера создания идеальной супружеской жизни? Устройство их жилища говорит в их пользу: бери пример, я водворено над твоим окном. … Ну, пускай бы дана была привилегия души с правом на жительство в будущем свете, дело другое!...
4 июля Давно я ничего не писал здесь, почти около месяца. За это время много воды утекло, и много изменилось: из весны – лето, из бывшего Ляховского общества – дома по внутреннему содержанию – образовалось правленье тоже, и все теперь в каком чистом и приличном виде – прелестно, одним словом. Да, всем этим я очень доволен: так и так я хотел, и это мой план и моя гордость, потому – просвещение Ляховска. А теперь в сем 1895 году дома у нас построены двухэтажные избы – порядок по местному крещению – моя мечта, моя гордость, почему, естественно, буду стремиться к окончанию постройки, скотской стаи, приставляемой к передку, ровным с которым вышиной, что в общем составляет наш местный деревенский дом. План его, средний между старовером и прогрессом или иначе: обыкновенный немодный. Но счастливое довольство настоящим, тем, что имеешь, почему домом всем вообще я очень доволен. И чего больше нам, имевшим жалкую лачужку, – не знаю. Нет, еще только-только окончить эту постройку, устроиться мелкими хозяйственными постройками, и о! – тогда я заранее торжествую. Всем стремлениям по этому поводу камень преткновения! Шабаш! А пока терпение. Прошлого 14 июня я изволил представиться по праву писаря пред г. чиновником по кр<естьянским> дел<ам> Фроловым и по обревизовании книг едва не получил благодарности! Это ладно, принимаю на первый раз к сведению, и не потому, что благодарность получил, а потому что он, Его Высокородие, изволили переменить обо мне мнение, бывшее составленное как о известном пьянице, но на чем основано, не знаю. Он до того переменил, что даже заявил о переводе в более приличную волость из Ляховской нищенской. Но ничему не надо удивляться и поставить девизом себе: ничему и никогда не удивляться, мало ли чего не бывает! Приехал из семинарии Коля.[10] Отец его не мог дождаться, уехал за ним в тот день, когда Коля приехал. А какого мнения отец сына при отправке в ученье был? Черт знает, как человек устроен, или вполне верно, что вместе тесно, а врозь скучно? Да, помотав головой, я сознаюсь. Но я не удивляюсь. ……………………………………………………………. Дома ужасно скучно ему, и, тем паче, случились неприятности. Остается слушать только маменькины акафисты, изливающиеся за отсутствием мужа на сына, но этим делу не поможешь, сделано, готово. Пишу без удивления! …………………………. Интересует меня все, что я вижу и слышу, но только до тех пор, пока я не обладаю или не достиг знания, понятия об известном предмете. Существует ли разница между официальной и домашней ложью? С одной стороны ложь бывает всегда ложью, а с другой – законом. За ложь повесят, за ложь и в архиереи посвятят. Например, в вопросах о религии за ложь буквально, – прав. Кот (Фраза не дописана.– В. Щ.)
9 июля Фу, какая эрунда писана была выше. Сегодня опять Мольба,[11] праздник непосредственный прихожан Черевковского прихода, и как член сего прихода, понятно, должен ехать Мольбе на поклонение, и я ездил! да, в Черевково. ………………………………………………………………………………………. Теперичка же сижу и пишу в своем правлении. Тихо, тихо кругом, только часы нарушают абсолютную тишину. Я весел, хотя мне чего-то не по себе, тяжесть какая-то чувствуется на сердце, гнет, или стараюсь ободрить себя, последнее вернее. Ужасно сие состояние: представляются картины одна другой мрачнее… Губернаторская ревизия с последствием картины «Без места», пилигримничанье и т. д.; все розовое или более светлое отлетело и не существует для меня в данную минуту. Там, в Черевкове, много осталось моих приятелей, понимающих меня, и я их, – компания их, они беззаботно веселы, счастливы, хотя недовольны, а я, я теперь один, один… Поневоле будет скучно, а горю горем не поможешь. Стало довольно темно, почему отправлюсь-ка я спать, авось утро вечера мудренее.
4 августа Вот и приближается конец лета, как все это грустно. С полей снимают хлеба. Сено почти «выставлено». Я все пока в Ляховском писарем! Ни косить, ни жать не бывал, и так продолжается третий срок. Неужели я создан не чернорабочим? Чернорабочество я не презираю, нахожу прекрасным, хотя не очень искренне; понятно по своему взгляду: труд – все равно, лишь бы я трудился, мочь себя обеспечить, существовать, обеспечить более честным трудом. – «Он писарь, ему что жизнь, благо», – по мне ни унижение, ни оскорбление. Напротив, для меня это лесть. Слава Творцу, я из породы мужиков, без образования и вот уже полгода живу более самостоятельно! Остается, не глядя ни на что, знать себе цену и свои рамки, рамки писаря и более или менее человека. Ну и пусть их говорят и думают, что угодно. Существуют два типа людей: первый по видимости умен, образован, безукоризненно чистоплотен, одет, имеющий вкус, облагороженные привычки и к этому же остряк, весельчак. Со всеми вежлив, учтив; на деле же презирающий все, проводящий нагло и подло всех, между тем это любимец в полном смысле светского общества, хотя и последнему известно, что он буквально «фат» и ничего больше. Другой: Боже, с каким он вниманием и искренностью относится к своему делу. Он неуч, прямой в обществе, ни сказать, ни сидеть не сумеет, скучен до крайности, краснеет, бледнеет при разговоре, трудится до поту лица – его никто не принимает, не признает, не хочет иметь с ним дела, зная, что это воплощенная честность, прямота и трудолюбие. Нет, последнее – более существенные пороки, и как пороки не должны иметь последователей, то они проводят жизнь всегда одни, не возмущаясь, не обращая внимание на свое одиночество. Это скучные люди и изверги общества!
5 августа Суббота – почта. Бумаг для исполнения как и всегда мало. Я весел. Читаю запоем… Иногда молча, думаю, иногда хохочу или чуть не рву на себе волосы без всякой видимой причины. И вправе: жизнь пустая и глупая шутка и так несовершенна.
19 августа, девять без четверти часов утра Сегодня 22-й день моего ангела, или иначе я вступил на 22-й год своей жизни! Да, мне уже минул 21 год. Я еще один, то есть холост, и хвала Создателю! Пишу это на «столе писаря» в Ляховском правленьи. Какой сегодня хороший день, можно сказать, вешний. Солнечный, солнечный и теплый. Я побывал в городе Сольвычегодске по «делам службы». Это для меня интересно, и я «горжусь этим», и так приятно моему самолюбию. Видел некогда бывшего товарища Ивана Щипина, и он ныне им же и есть. Дай Бог! Дай Бог ему и впредь жить также хорошо и счастливо, каким я его видел! Мечта его осуществилась: он женат, жена красавица и умна, не то, что у Паши[12]… нет, далеко нет. Чего же лучше – еще имеет в городе собственный дом. Судьба, судьба… Фортуна!! Благодарю тебя! Что я некогда был? И Ваня тоже? Я, мальчишка, живший в Черевковском правленьи, был благодарен за то, что меня из него не гонили в шею. Все это прошло, исправилось к лучшему, и теперь я уже «волостной писарь сам». Пусть я да проведу сей день и наступающий 22-й год моей жизни так же хорошо, так же счастливо, как и минувшие! Просвещаясь из тьмы, пусть… я должен быть таким же мелким обыкновенным смертным! Смертным простым, довольным всегда тем, что имею, и я всегда буду счастлив, даже выше: я самый, один, счастливейший из простых смертных!!!
1 сентября Вот я сейчас в «своей комнате» в мезонине Ляховского правления: изрядно, то есть досыта накурившись, принимаюсь писать, что в данную минуту мною овладело, чувствую… Моя комната! да, «она» хороша мне, чиста и очень уютна: обои новые, крашеный пол, два столика, печка-лежанка, на которой грязная, немытая чайная посуда. Под иконой в углу маленький круглый столик моей собственноручной работы с массой на нем книг, разнокалиберщины. Другой – у левой стены, на нем стоячая лампа с абажуром, освещающая меня. Оглядев по сторонам, как и водится, тик-тикают на стене плохонькие часики, показывающие половину восьмого вечера, направо возле них к печке висит скрипка, вот уже давно не отправляющая свои обязанности по назначению. Она меня уж не интересует, хотя и не выкидываю ее вон: пусть висит! Левей при входе в эту мою комнатку угол занят повешенной одеждой, на полу против которой ящик. Днем освещается «итальянским» окном, выбеленным мною заново, на окне три горшка с цветами: пышная, даже роскошная герань, перламутр и плющ. Эти последние едва не составляют часть моей жизни! Несмотря на осень и в этой комнате на северо-восток почти окном, они прелесть заросли и не так, как внизу, на южную сторону окнами, на которых и были. Я их поливаю, ворочаю, смотрю за развитием с нежностью почти ботаника. Да и в самом деле: цветы так чудно хороши для меня! Вот мое помещение! Мое жилище!
Сегодня пред вечером я посвятил на прогулку «по окрестностям» около правления, вообще и по Красаве. Понятно, я деревней, ее центром, ходить не люблю, но шел лишь вперед по центру, обратно же шел по угору возле овраг<а> до реки, начиная с его русла. Место почти можно назвать красивым домов вблизи его нет, кроме бань двух или трех. Каким чувством я был в то время переполнен. О, высоким, чистым, святым! Всю свою жизнь я вспомнил, увидел и в каком-то другом свете, не в том грязном и низком, каким много раз видел! Нет, этому взгляду нет сравнений! Это только идеал понятия сельской жизни. Как хороши показались мне стоящие суслоны хлебов, гряды овощей, гряды капусты! А эти холмы – то постепенные, то крутые с зрелым ячменем и жница, распевающая песни!! Что послужило причиной подобному настроению? А так как-то, вырвавшись из-за своей работы, и во всяком случае не жница. Или, быть может, увлечение сельской жизнью? А хорошо, если бы чаще мне быть с подобными взглядами… Тогда я забыл все на свете и даже себя, а все смотрел, смотрел и мысленно обещался не делать никаких пакостей и подлостей! Я чувствовал потребность жизни, борьбы, дела и борьбы за зло, за неправду,[13] которой так много. Примечания:[1] Песня на стихи Н. А. Некрасова «Тройка» (1846) сейчас больше известна под названием «Что ты жадно глядишь на дорогу» (по первой строчке стихотворения). [2] Здесь и далее разрядка автора дневника. [3] Летом 1894 года поля Ляховской волости пострадали от градобития. По постановлению Сольвычегодской уездной земской управы ляховским крестьянам весной 1895 года был выдан семенной хлеб в размере 771 пудов на сумму 540 рублей. См.: Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания. Очередная сессия 1905 года. Сольвычегодск, 1906. С. 141. [4] Мишуринский Аполлон Иванович (1855, г. Тотьма–30.10.1905, с. Черевково) – писарь Черевковского волостного правления, занимал эту должность много лет, вплоть до 1896 года. Яркий представитель низшей ступеньки сельской интеллигенции. Закончив только начальную школу, много занимался самообразованием. Сумел дать университетское образование старшему сыну, среднетехническое – младшему. А. И. Мишуринского всегда окружала пытливая, ищущая молодежь. Он принимал деятельное участие в устройстве судьбы многих из них, в том числе сыграл важную роль в назначении автора дневника на должность писаря правления Ляховской волости. [5] Парафраза строк из стихотворения М. Ю. Лермонтова «И скучно и грустно» (1840): «Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг /Исчезнет при слове рассудка…». [6] Второе (неофициальное) название деревни Ляховской. [7] См. прим. 5. [8] Последняя строка вышеупомянутого стихотворения М. Ю. Лермонтова. [9] Строки из стихотворения А. В. Кольцова «Человек» (1836). [10] Мишуринский Николай Аполлонович – сын А. И. Мишуринского. В описываемое время учился в Архангельской духовной семинарии. По окончании семинарии некоторое время работал учителем в церковно-приходской школе села Цивозеро Березо-Наволоцкой волости Сольвычегодского уезда Вологодской губернии, затем по стипендии Сольвычегодского земства учился и закончил медицинский факультет Юрьевского (Тартуского) университета. Работал врачом Ильинско-Подомской лечебницы, Сольвычегодской больницы. [11] День памяти местночтимого святого иерея Петра Черевковского, принявшего в 1613 году мученическую смерть от рук бандитов литовско-польской шайки атамана Яцкого. [12] Щипин Павел Дмитриевич (1873–1934) – старший брат Ивана Щипина, в описываемое время писарь Черевковского волостного правления, в 1901–1906 годах – делопроизводитель Сольвычегодской уездной земской управы, в 1906–1907-м – член Первой и Второй Государственной Думы. [13] Вероятно, следует читать «…борьбы со злом, с неправдой…». "Дневник волостного писаря А. Е. Петрова" предоставлен для публикации в ХРОНОСе автором составителем Владимиром Щипиным. Ранее публиковался в журнале "Русская литература" №№ 2, 3, 2005. Здесь читайте:Владимир Щипин (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах:
|
