   |
| |
 |
Поршнев Б.Ф |
1948 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Поршнев Б.ФК вопросу о месте России в системе европейских государств в XV-XVIII векахГлава IАвтор сознает всю трудность и даже рискованность своей попытки охватить одним взглядом положение России в системе государств за три столетия - с конца XV до конца XVIII века. К таким обобщениям лучше было бы обращаться после того, как наука накопит достаточное число монографических исследований, детально выясняющих международное положение России в разные моменты. Но, с другой стороны, попытки обобщений необходимы именно как предпосылка для монографических исследований. Настоящая статья и была первоначально написана как один из подготовительных этюдов к обширному специальному исследованию о роли Московского государства в истории Тридцатилетней войны, основанному на архивных материалах. Чтобы не потерять в этой работе общей перспективы за множеством деталей, надо было продумать весь многовековой процесс изменений позиции России среди других государств. Чтобы понять одно звено, надо было увидеть всю цепь. Надо было попытаться выделить и схватить главное в этом многовековом процессе, отбрасывая преходящие конъюнктуры и ситуации. Таким главным стержнем оказался в конце концов вопрос о "восточном барьере". Настоящая статья тесно связана с двумя другими этюдами, уже опубликованными ранее автором. Хронологически она является как бы продолжением статьи "Ледовое побоище и всемирная история" (Истфак МГУ. Доклады и сообщения. М., 1947, вып. 5, с. 29-45), где сделана попытка представить всемирно-историческую роль феодальной Руси XIII в. в ее одновременной борьбе с германской и монгольской агрессией. Выводы этой статьи предполагаются здесь знакомыми читателю. Другой этюд был посвящен основным вопросам политического развития Германии в средние века и новое время, преимущественно характеристике "империи" ("рейха"), как особой политической формы. Ниже будет показано, что именно Германская империя на протяжении долгого времени являлась главным, хотя нередко невидимым антагонистом России в европейской системе государств. Поэтому выводы этого этюда тоже крайне необходимы читателю настоящей статьи. Он был опубликован на немецком языке под названием "Uber gewisse Tendenzen in der deutschen Geschichte" (Sowjetliteratur, Moskaw, 1947, Heft 1, S. 97-126). Два с половиной века Русь была под монгольским игом. Ее все возраставшая, все более напрягавшаяся государственная сила во внешнеполитическом отношении была обращена почти исключительно на Восток. Русь была скована выполнением этой огромной своей исторической задачи - сначала завоеванием все более независимого положения в системе Золотой Орды, затем разбиванием ослабевших оков. Для активной западной политики оставалось ничтожно мало возможностей. Впервые после долгого перерыва перед взорами Европы гигантский образ России возник в конце XV в., когда она могла, наконец, окончательно сбросить с себя тяжелое покрывало монгольской зависимости. Вместе с тем русский феодализм достиг той высокой ступени, когда феодальная рента приобретает денежную форму, развитие же рыночных отношений заставило русских землевладельцев повернуться в конце концов лицом на Запад. Именно Россия при Иване III начала поворачиваться к Европе, а не Европа "открыла" Россию, как иногда говорят, связывая это "открытие" с путешествием в Москву в 1486 г. немца Николая Поппеля. Само путешествие Поппеля было разведкой, вызванной многочисленными симптомами изменения политического положения России. Раскрепощаясь от восточных уз, Московское государство возвращало себе одно за другим числившиеся за Литовским государством западные русские княжества, продвигалось к Балтийскому побережью. Несмотря на препоны, Москва быстро знакомилась с западной духовной и материальной культурой. Как бы отрекаясь от недавней родословной, ведшей к монгольским ханам, московские государи присваивают себе "западническую" родословную от римских императоров через византийских и даже драгоценную татарскую шапку - подарок хана Узбека - объявляют "мономаховой". Официозная теория о том, что Москва после падения Константинополя является третьим и последним "Римом" - центром западного мира, употребление уже Иваном III титула "царь" (от "цезарь", император) - все это были вынужденные неуместной забывчивостью Европы напоминания ей о гигантской роли, сыгранной Русью в жизни Запада. В середине XIII в. на долю Руси выпала великая роль в определении судеб мировой истории: своим железным отпором немецким рыцарям она надломила всю варварскую "Священную Римскую империю" Гогенштауфенов и тем освободила от гнетущих пут реакции силы прогресса в феодальной Западной Европе. В то же время она заслонила Европу от варваров-монголов. Не имея возможности одновременно сокрушить обе давившие на нее реакционно-завоевательные империи, немецкую и монгольскую, она должна была принять на свои плечи монгольское иго. Правда, в системе золотоордынского государства, которое само входило в систему Монгольской империи, она сразу заняла особое, довольно независимое положение, но все же века ушли на то, чтобы сначала укрепить это положение, потом в значительной мере подчинить своему влиянию Золотую Орду, завоевать ее изнутри, затем и формально сбросить ее господство и, наконец, один за другим раздробить и уничтожить ее наиболее крупные обломки - отдельные ханства и орды. Все это время Русь не могла повернуться лицом к Западу и занять в жизни Европы то место, которое ей принадлежало по праву освободителя: почетное место на торжестве молодой культуры Возрождения, выдающееся место по политическому влиянию. Более того, пока Русь выпрастывалась из плена, которым был куплен европейский прогресс, Европа не только не приходила ей на помощь, но кропотливо воздвигала против нее то, что позже получило название "восточный барьер". В состав этого барьера первоначально входили: отросток Германской империи - Тевтонско-Ливонский орден, поддерживаемая папством Польша и, наконец, многие русские, украинские, белорусские княжества, отколотые от остальной Руси и искусственно противопоставленные ей под названием великого княжества Литовского, хотя по основному составу населения, по культуре, даже по государственному языку оно было не литовским, а русским. По мере того как вырисовывалось завершение борьбы Московского государства с Золотой Ордой, "барьер" делался все более мощным, все более непроходимым. В дальнейшем, как мы увидим, его сильными флангами стали на севере - Швеция, на юге - османская Турция. На первый взгляд система "барьера" выглядит, как естественная самооборона идущей вперед Европы против сил застоя и реакции, удержавшихся в Азии в виде наследства Монгольской империи: ведь Московия была формально ее составной частью, самой близкой к Европе. Но тот факт, что "барьер" особенно усилился именно тогда, когда Московское государство достигло независимости, говорит о совсем иных мотивах этой вековой политической работы. И внешнеполитический аппарат Русского государства и русская армия сложились в основном в борьбе с Золотой Ордой и были приспособлены преимущественно к нуждам восточной политики. Пока русская армия не переняла европейской техники, ей трудно было одолеть даже весьма несовершенные турецкие или польские войска. "Соседи России настолько хорошо понимали это, - говорит французский историк Рамбо, - что старались увековечить ее изоляцию, которая сначала была только роковой случайностью ее истории. Все, не сговариваясь, шведы и турки, немцы и поляки, поддерживали своего рода блокаду на ее континентальных границах, а так как она не имела побережья - ничто не могло проникнуть к ней, ни оружие, ни рабочие, ни мастера с Запада". Благодаря этой блокаде русские товары оставались дешевле западноевропейских, а русские войска - слабее западноевропейских. Говоря шире, система "восточного барьера" имела целью не столько защитить европейский прогресс от азиатской отсталости, сколько удержать отсталость России, во что бы то ни стало помешать ей нагнать упущенное и тем не дать ей осуществить свои исторические права на участие в жизни Европы. Какие элементы европейского общества были заинтересованы в этом? Отнюдь не прогрессивные, а напротив, в конечном счете, именно те, которые тормозили общеевропейский прогресс. Хотя в XIII в. империя Гогенштауфенов - самое страшное воплощение и орудие регресса, пытавшееся отбросить феодальную Европу ко временам варварской государственности, - и опрокинулась, но из-за неполноты удара она не была вырвана вместе с корнями. Уродливое здание Римско-Германской империи, хотя и полуобвалившееся, многие века еще продолжало возвышаться в Центральной Европе, время от времени наполняясь подобием новой жизни или, вернее, призраками, тлетворными и враждебными всему живому. Империя продолжала жить и даже развиваться, но как очаг реакции среди медленно движущейся вперед Европы. В странах западнее Германии дорога для прогресса тоже была загромождена глыбами недобитой средневековой реакции. Часто своей устойчивостью они прямо обязаны империи: империя спасла и возродила в XV в. папство, выступавшее отныне в особенно отвратительном обличии; империя способствовала удушению северо-итальянского очага капитализма и гуманизма; империя при Карл Габсбурге прямо взяла на себя роль всеевропейского жандарма. Всякий историк без труда подыщет бесчисленные примеры этих прямых связей европейской реакции с Германской империей, отсталой внутри, неисправимо "универсалистской", экспансионистской, агрессивной вовне. Но в том-то и дело, что Германская империя могла играть свою, хорошо известную историкам, реакционную роль в жизни всей Западной Европы лишь в той мере, в какой она имела свободные руки в Восточной Европе. Неверно говорят, что средневековую «Священную Римскую империю германской нации» вообще нельзя рассматривать как политическое целое. Ее раздробленность на территориальные княжества не исключала того, что политический центр тяжести этого аморфного конгломерата мог перемещаться в разные моменты то на восток, то на запад. Когда те или иные задачи привлекали политическое внимание Германии на Восток, мы видим повышение активности и удельного веса восточногерманских князей в общеимперской жизни и вместе с тем падение влияния империи в Западной Европе. Напротив, когда в силу международной ситуации восточногерманские княжества оказывались безмятежным глухим тылом империи, она устремляла свою освободившуюся политическую энергию на осуществление активной западноевропейской политики, всегда враждебной национальным феодальным монархиям и еще более - антифеодальным общественным движениям. Таким-то образом получалось, что на протяжении времени, примерно с середины XV до середины XVII в., прогрессивные элементы западноевропейского общества получали возможность одерживать крупные победы как раз в те моменты, когда на Востоке Европы грозно очерчивались гигантские контуры двух активных политических сил - России и Турции, отвлекавшие на себя внимание империи. О "турецкой опасности" и ее роли в жизни Европы мы не будем здесь говорить. Напомним лишь, что значение Турции с XVI в. постепенно падало, тогда как значение России как раз с того же времени начало более и более возрастать. "Московская опасность" становится уже с конца XV в. модной темой политической пропаганды в Германии, да и в других европейских странах. Ясно, что все реакционные элементы европейского общества во главе с папством должны были сознательно или бессознательно желать, чтобы у Германской империи был безмятежный, спокойный, обеспеченный восточноевропейский тыл. Поэтому-то все реакционные элементы европейского, прежде всего германского, общества прямо или косвенно работали над созданием "восточного барьера". От этого зависело направление политической активности империя, а следовательно, и удержания "порядка" в Западной Европе. Для обработки общественного мнения они сплошь и рядом прибегали к пугалу "московского варварства". На деле "барьер" должен был служить материальным противовесом силе России и еще более - средством ее изоляции от европейской материальной культуры. Сообщения упомянутого Поппеля о могуществе Московии действительно произвели ошеломляющее впечатление в Германии, в частности на императора и на нюрнбергский сейм германских князей. Попытку бросить Московскому государству подачку в виде предоставления места в составе Римско-Германской империи и титула королевства Иван III отверг с гордостью и презрением. Провалились и мечты римского папы использовать как своего рода сети женитьбу Ивана III на Софье Палеолог. Между тем именно в последние годы XV в. по всей Европе вспыхивают грозные антифеодальные движения - предвестники приближающихся еще более серьезных бурь. Силы "порядка" в Европе нуждались для их подавления во всех своих резервах, а резервы оказались как раз скованными "московской опасностью". Встревоженные германский император и римский папа приложили тогда все усилия, чтобы активно использовать ресурсы "восточного барьера", состоявшего в то время в основном из Ливонии, Польши и Литвы. Но Иван III нашел в тылу этого "барьера" союзников в лице Дании и Венгрии, а против Ливонии, Польши и Литвы двинул такие силы, что "барьер" чуть не треснул. После мира 1503 г. Ливония надолго выбыла из игры, а польско-литовская часть барьера подверглась с 1506 г., уже при Василии III, новому испытанию на прочность и к 1519 г. была прорвана русскими войсками. Теперь, казалось, реакционная Римско-Германская империя неминуемо должна была сама вступить в схватку, а тем самым поневоле отвлечь свои силы от охраны "порядка" в Европе. Однако этого не случилось. Дело в том, что Московское государство при Иване III сбросило и уничтожило Золотую Орду, но далеко не ликвидировало ее наследства. Опасные татарские ханства граничили с ним на востоке и юге. Пока оно воевало на западе, подняло голову Крымское ханство, перестало повиноваться Казанское. Вот почему Василию III пришлось отказаться от развития успеха на Западе, спешно заключить мир и вернуться к доделке восточной задачи. Именно это изменение обстановки в Восточной Европе было предпосылкой неслыханных успехов империи на Западе. И пора было, ибо в Европе уже бушевала реформация, в Испании и Германии начинались настоящие революции. С необычайной быстротой подмявшая под себя три четверти Западной Европы, полицейская держава Карла V Габсбурга раздавила эти революционные попытки и реформаций противопоставила воинствующую контрреформацию. А пока Карл V господствовал в Западной Европе, Восточная Европа была заперта на замок: блокада и изоляция Московского государства достигли как раз к середине XVI в. максимальной полноты. Если при Иване III итальянским мастерам удавалось пробираться в Москву через Крым, то теперь и эта возможность отпала. Когда в 1547 г. саксонец Ганс Шлитте по поручению московского правительства набрал на русскую службу 123 специалистов, они все были насильственно задержаны в Любеке; мало того, сам Шлитте был заключен в Ливонии в тюрьму, а один из нанятых мастеров, пытавшийся самовольно перейти границу, был схвачен и казнен. По словам современников-немцев, "лифляндцы, поляки, пруссаки и ганзейские города как бы заперли и закрыли все русские и московские страны... Они загнали русских в мешок". Однако далекие от политики западноевропейские купцы изыскивали пути, чтобы торговать с Россией. В 1553 г. англичане нашли торговый путь в Россию в обход барьера - через Белое море. Если и не большой поток товаров, то хотя бы некоторый минимум теперь все же попадает из Европы в Московию, разумеется, не насыщая ее, а только возбуждая аппетит. А Иван IV в 1552 г. завоевал Казань, вскоре затем покорил Астраханское и Сибирское ханства, подчинил Ногайскую Орду, начал грозное давление на Крым и проникновение на Кавказ. Следовательно, не имея более угрозы с Востока, Россия снова могла обратиться на Запад и попытаться прорвать блокаду. Но ей для этого по-прежнему, и даже более, чем прежде, недоставало знания западноевропейской военной техники. Даже позже, при заключении мира с Швецией, Иван IV готов был сделать существенные уступки только за две сотни людей в полном вооружении и снаряжении. И все же Россия была уже огромной силой. Англичанин Ченслер, посетивший Россию в 1553 - 1554 гг., писал: "Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них. Но я думаю, что не такова божья воля; я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на всю свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек". Тогда же француз Ланге писал: "...если какому-либо государству в Европе суждено ныне расширяться, так это России". Первые признаки подготовки Иваном IV войны с Ливонией за выход к Балтийскому морю, относящиеся к 1551 - 1553 гг., вызвали тревогу в Европе и, несомненно, были одним из важных факторов, ускоривших распадение державы Карла V. Начало Ливонской войны в 1558 г. способствовало окончанию в 1559 г. "итальянских войн" Габсбургов с Францией, целых сорок лет потрясавших Западную Европу. Мощь и успехи войск Ивана IV, двинутых на Ливонию, встревожили всю Европу. Даже при испанском и французском дворах стали усиленно заниматься проблемой "московской опасности". Тем более была поглощена ею империя, которая, хота сама и не воевала, была в сущности главным действующим лицом этой огромной восточноевропейской войны. Перед руководящими кругами Германии и вассальных ей государств возникли следующие основные задачи, о которых свидетельствуют разнообразные документы. Во-первых, надо было лишить русское наступление сочувствия и поддержки европейского общественного мнения. Не по простой неосведомленности, а в результате систематической пропаганды многие европейцы в конце XVI в. отождествляли московитов с турками и татарами и считали их кровожадными дикарями. Распространялось множество слухов, открытых писем, рукописных и печатных сочинений ("плакатов") о "зверствах" русских в Ливонии, о том, что они едят мясо убитых детей и т.д.; одно из сочинений носило такое характерное название: "О страшном вреде и великой опасности для всего христианства и в особенности для Германской империи и всех прилежащих королевств и земель, если московит утвердится в Ливонии и на Балтийском море". Во-вторых, надо было добиться полного осуществления торговой блокады Московского государства, официально объявленной германским императором. Германские рейхстаги много занимались этим вопросом. Документы, исходящие и из Ливонии, и из Польши, и из восточногерманских княжеств, упорно твердят о том, что из-за своекорыстия купцов Московия получает как жизненно необходимые товары, например, соль, так и порох, селитру, пушки, ядра и другое вооружение или хотя бы образцы, которые "талантливые" и "быстро все усваивающие" русские легко перенимают. В нарушении блокады обвинялись и немецкие города, но особенно доставалось Англии, которая действительно в ходе Ливонской войны сближалась с Московским государством. Польский король Сигизмунд-Август писал королеве английской Елизавете: "Московский государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву. Привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное. Не только привозятся произведения ремесел, приезжают мастера, с помощью которых он приобретает средства побеждать всех... Вашему величеству известны силы этого врага и власть, какой он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образования, не знал мастерств. Но если будут продолжаться сношения через Нарву, то что будет... неизвестно". Наряду с запугиваниями и увещеваниями, для пресечения всякой торговли с Россией, особенно "нарвского плавания", были приняты решительные меры. В-третьих, поскольку не удавалось сплотить против "московской опасности" коалицию всей Европы, ни даже поднять на войну всю слишком разрозненную Германскую империю, как ни настаивали на этом перед имперскими сеймами курфюрсты Саксонский, Бранденбургский и другие князья, как ни тщательно разрабатывались в некоторых кругах планы прямой немецкой интервенции в Россию, - надо было по крайней мере радикально расширить и реконструировать "восточный барьер". Ливония слабела и понемногу сошла со сцены как реальная военно-политическая сила. Старая триада - Ливония, Польша, Литва - в ходе Ливонской войны была заменена новой, - тремя более мощными броневыми плитами, которыми отныне вплоть до XVIII в. и закрылась Европа на Востоке: в центре - объединенное ливонско-польско-литовское государство (Речь Посполитая), на севере - Швеция, на юге - Турция (постепенно подчинявшая себе и Крымское ханство). Сквозь эту мощную стену, тщательно возведенную дипломатическими усилиями европейских держав, в особенности усилиями империи и папства, даже русская армия в конце концов не пробилась. Впрочем, и на этот раз главной причиной, принудившей Ивана IV закончить войну безрезультатным миром 1582 - 1583 гг., была не столько непреодолимость "барьера" на западе, сколько опять высунувшиеся было на востоке и юге в трудную для Руси минуту когти татаро-монгольского мертвеца. Турецкий султан готовил отторжение Казанского и Астраханского ханств, сибирский хан порвал вассальные отношения с Московским государством, крымский хан дошел до Москвы и сжег ее, как некогда Батый. Было ясно, что продолжение Ливонской войны еще больше усилило бы эту опасность. В период наибольшего давления русских войск на Европу в Ливонской войне далеко на Запад от театра войны, в Нидерландах, совершилась первая в истории успешная буржуазная революция. Как ни странно, но эти факты связаны между собой. У фронта европейской реакции, олицетворявшейся Габсбургами, опять не хватило резервов для одновременного выполнения двух задач: занятый "московской опасностью", он не мог управиться с внутренней революционной опасностью. В самом деле, ведь Нидерланды были составной частью Германской империи, но именно она-то и лишена была возможности вмешаться в нидерландских события, а одной габсбургской Испании оказалось не по силам подавить революцию. Это вовсе не значит, что Иван IV сознательно содействовал нидерландской буржуазной революции. Напротив, с самого начала сношений Московского государства с первой буржуазной республикой - Голландией обнаружилась трагедия всей дальнейшей истории России: объективно русское давление на Европу способствовало успеху революции, субъективно же Россия не только не была союзником революционерам, т.е. самым передовым элементам европейского общества, а напротив, московское правительство было исполнено глубокого негодования против мятежных "мужиков" голландских и на дипломатической арене чинило им посильный вред. В самом деле, что могла Россия предъявить Европе, кроме своих слишком уже давних исторических заслуг? Только в том случае, если бы ее собственный общественный строй был передовым, ее удары в глухую стену Европы слились бы с ударами изнутри, и силы европейской реакции неминуемо рухнули бы. Но за три века боярско-дворянская Россия, обросшая корявою монгольскою корою, успела основательно отстать. Для того чтобы догнать и перегнать соседей, нужно было с гигантской силой рвануться вперед. Может быть, неясное желание такого обновления своей родины и лежало в основе стихийных крестьянских восстаний, время от времени потрясавших Россию, но победить они не могли. Да у них и не могло быть такой осознанной цели. Крестьянство подчас занимало даже пораженческую позицию в отношении "своего" самодержавия. Одна из крупнейших крестьянских войн разразилась в России в начале XVII века. Началась "смута". ОглавлениеГлава I Перепечатывается с сайта © 2002 Национальная лаборатория внешней политики - http://www.nlvp.ru Здесь читайте:Тридцатилетняя война (1618—1648) Иван III Васильевич (1440-1505) - Русь в XV веке Тевтонский (немецкий) орден 1198 г «Священная Римская империя» - основана в 962 г. Софья Палеолог (ум. 1503) Ливонская война 1558 - 1582 гг. Иван IV Васильевич Грозный (1530-1584) - Русь
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах: www.hrono.ru
|
