В моих снах живут три
старика.
Первый приходит перекладывать печь. У ног его лежат две
кучки праха - желтая и серая. Не торопясь, он перемешивает их в корыте,
подливает воды и делает тесто. Этим клейким тестом он обмазывает красные
шершавые кирпичи и вставляет их в развороченное брюхо печи. Все новые
ребра вставляет в нее морщинистый старик, и печь обрастает плотью,
покрывается шкурой штукатурки.
На улице слепит солнце, мы сидим в
тени на ступеньках и жадно смотрим, как старик месит свое тесто, как
обмазывает кирпичи, как вкладывает их, пошевелив напоследок и пристукнув
мастерком, в брюхо печи...
Гремит гром, ползет туча. Старик
говорит, что это едет на колеснице Илья-пророк. Мы страшно удивляемся:
никаких пророков мы не знаем, слыхом не слыхали. Старик нам
рассказывает, что молнии, как стрелы, мечет грозный Илья - он едет по
ободу небес, над тучами, и бросает свои стрелы в тех, кто провинился
перед Богом, в грешников. И гром гремит, чтобы настращать неучтивых и
невежд. Старик много рассказывает, он все время что-то говорит, когда
работает, а мы, как завороженные, смотрим на руки его, которые
приготавливают тесто, обваливают в нем кирпич, кладут в
печь...
Растет печь, в брюхе которой можно спокойно поместиться
маленькому человеку. Растут в нашей душе уважение и почитание к старику,
который строит печь, и к тому старику, который на огненной колеснице
едет по краю, ободу небес и мечет молнии, гремит громами.
Двор
наш закрыт со всех сторон, защищен, как кожей, высоким забором, и, чтобы
проникнуть в него, надо отворить высокую деревянную калитку из толстых
морщинистых досок.
Старика с точильным станком опережает крик.
Крик с улицы проникает за наш забор, перескакивает, не открывая калитки,
- истошный, дикий, пронзительный крик:
- ТО-О-О Ч-У-У НО-О-О
ЖИ-И!
От крика этого, в котором живут ножи острые, становится не
по себе. Он застигает врасплох, словно гром с ясного неба. Может быть,
это тот самый Илья-пророк притащился на своей колеснице под наш дом и
сейчас начнет наказывать неучтивых.
Отворяется калитка, и входит
тощий старик, тертый какой-то, мелкий, плюгавый и, как мне кажется,
очень злой. Он тащит на своем плече колесо и орет пронзительно,
противно, так, что хочется уши заткнуть, захлопнуть ладонями от этого
всепроникающегo крика.
Но вот он ставит колесо посреди двора.
Принимает от соседей ножи, ножницы, кусачки, шила, косы и серпы -
разглядывает их, что-то бормочет, раскручивает колесо, прикладывает к
нему нож - и оно начинает бросаться яркими искрами, снопами
пламени.
Это колесо от огненной колесницы! Мы разбегаемся
подальше, чтобы не угодили, не попали случайно на голые коленки мелкие
молнии. А старик косит на нас глазом и подманивает:
- Подойди, не
бойся...
Но мы не верим этому пророку, мы прячемся за спины
взрослых, не отрывая, как завороженные, глаз: из камня и железа
рождается огонь!
Однажды в полдень старик этот входит к нам во
двор, где никого нет, только я один-одинешенек. Старик движется ко мне,
и, загипнотизированный его алчным интересом, я начинаю бежать от яблони
к крыльцу. Но у меня отнимаются ноги, и я ползу в траве, едва двигая
руками, словно плыву в вязкой воде. Он неотвратимо приближается,
настигает меня. Я вползаю на крыльцо и чувствую, как он меня хватает за
шиворот, за загривок, за затылок - за все, что сзади - и придавливает
лицом к земле.
Третий старик живет в ларьке, за прилавком. В
большой черной шляпе - он выглядывает, высовывается из-за прилавка,
вырастает вдвое, когда мы к нему подходим с отцом. Он радуется каждый
раз, когда видит нас с папой. Он начинает махать руками, что-то
рассказывать, расспрашивать. Улыбается и снимает шляпу. И достает из
мешка книги.
Да, у него есть мешок, набитый книгами. И он каждый
раз достает оттуда что-то удивительное и заманчивое, какую-то чудесную,
редкую книгу - и мы с папой очень радуемся и ее покупаем. Но покупка,
деньги - это не главное. Главное, что мы опять с ним увиделись, опять
обрадовались друг другу. Он еще к тому же и хромает, а может быть, у
него нет руки - точно не вижу, но чувствую, что чего-то у него не
хватает.
Наверное, поэтому он носит шляпу, что не хватает у него
тела, но зато есть мешок, откуда он, как фокусник, извлекает то, что нам
очень хочется прочесть...
Эти три старика живут у меня во сне,
продолжают жить - Тот, Кто Кладет Печи, Тот, Кто Точит Ножи, и Тот, Кто
Дает Книги.
