№ 9'03

Михаил ЧВАНОВ

"...ВСЕГО МИРА НАДЕЖДО И УТЕШЕНИЕ"

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

История науки

История России

Сайт истфака МГУ

Слово о полку Игореве

ГЕОСИНХРОНИЯ

Увела и меня молодость из родного села. На то много было причин, в том числе и змея-романтика. И мало кого из родственников, тем более народившихся после меня, я в родном селе знаю, и стал я для него почти чужим, приезжал редко, почти тайком, больше встретиться не с родственниками, не с односельчанами, а с прекрасной рекой Юрюзанью, послушать тихий звон ее перекатов, да с горой Сосновкой, на которой провел я свое не очень радостное послевоенное детство и которой поверял свои горькие тайны.

Я много где был, спускался в глубочайшие пещеры, поднимался к кратерам высочайших действующих вулканов, искал в Арктике пропавшие экспедиции. Искал, оторванный от корней, может, прежде всего, самого себя, теперь можно сказать честно _ не нашел. По глупой молодости не задумывался, где - рано или поздно - придется лечь в мать-сыру землю. Казалось, какая разница, где лечь. Мечталось даже порой: чтобы не обременять никого хлопотами, вот также пропасть без вести в той же Арктике...

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Еще сравнительно недавно я не мог даже думать, что в судьбе у меня, тайно крещенного, но почти до седой бороды не носящего креста, встанут два порушенных православных храма, - теперь я понимаю, что не случайно, а по Божьему промыслу, - в которые я, словно кирпичи, вложу часть своей жизни. Дмитриевского - во имя великомученика Дмитрия Солунского, покровителя всех славян - на юго-западе Башкирии в родовом селе-имении с символическим названием Надеждино великого русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, счастливым образом совсем не случайно соединившего в себе славянскую и тюркскую кровь, а сыновья его, великие славянофилы Константин и Иван, по матери, полутурчанке, вообще были прямыми потомками пророка Мухаммада. И Свято-Никольского - на северо-западе республики, в основанном еще Строгановыми в самом древнем русском селе в Башкирии, в Николо-Березовке на Каме - во имя Святителя Николая Мирликийского, которого, кстати сказать, почитают и мусульмане, к чудотворной иконе которого в Николо-Березовку в предчувствии вселенских бед России дважды приезжала великая княгиня, позже причисленная церковью к сонму святых великомученица Елизавета Федоровна. Но по-прежнему я был бесприютен в смысле последнего дня. Не хотелось мне почему-то ложиться на городском кладбище в общем рву, выкопанном экскаватором, а с родной деревней меня почти уже ничего не связывало, не говоря о том, что родительское кладбище волей судеб оказалось посреди соседнего села-райцентра, постепенно наехавшего на мою умирающую Михайловку, а отец мой, инвалид Великой Отечественной, в результате одной из коммунистических перестроек, вынужден был уехать из Михайловки в поисках лучшей доли и лег пусть и в родную уральскую землю, но не на родительском кладбище. И я просто-напросто отгонял эти мысли: время покажет.

Но однажды в Югославии, оставшись один на блокпосту после прощания со своими сербскими друзьями перед обратной дорогой на Родину, вслушиваясь в недалекий постук тяжелого пулемета, я вдруг вздрогнул и сжался от такой безысходной бесприютности и одиночества! Мне было страшно не потому, что могу погибнуть, - после того духовного поражения, какое я потерпел сначала у себя дома, в России, а потом в Югославии, которая не только мне казалась последним русским и православным рубежом, уже ничего не было страшно, - а потому, что могу лечь в чужую землю, хотя Югославия для меня не чужая страна, не говоря уже о том, что к тому времени я воочию убедился, что треть ее кладбищ - русские могилы. Да и в немногих других странах, где мне в последние годы по делам Международного фонда славянской письменности и культуры пришлось побывать, - в Болгарии, Чехии, Греции, Польше, - меня тянуло не в магазины, и не только по причине отсутствия звонкой монеты, и даже не в музеи, а почему-то в первую очередь на кладбища, и везде я натыкался на русские могилы. И в тот тяжелый для меня вечер я понял, что хочу лечь в единственно родную землю среди берез у башкирско-татарско-русского села Малояз, видимо, по Божьему промыслу в не столь давнее время образовавшемуся из трех деревень: в конце тридцатых годов теперь уже прошлого века сгоревший почти дотла Татарский Малояз стали заново отстраивать как районный центр, между башкирской деревней Каратавлы и русской переселенческой Михайловкой, и со временем все срослось воедино. Все это глубоко промыслительно, только неужели для районного клуба не нашли больше места, как на древнем мусульманском кладбище высоко над прекрасной Юрюзанью?!.

Но связи с родной деревней не было, так и жил я, время от времени наезжая в нее чуть ли не тайно.

И вот неожиданно позвонил мне Иван Григорьевич Юдин, дальний мой родственник, в прошлом райкомовский шофер, и не просто райкомовский, а чуть ли не всю свою жизнь первых секретарей возил, они время от времени менялись по разным причинам, а он оставался:

- Храм мы в Михайловке собрались ставить. А народу-то нет. А который есть, то все нищие. Может, чем смогли бы помочь? - И, как бы опережая мой ответ: - Слышали, Дмитриевскому храму в Надеждино колокола подарили, помогаете Свято-Никольскому в Николо-Березовке под Нефтекамском...

Резануло меня это обращение на «вы», как к чужому, тем более что я был на полтора десятка лет моложе его, но что делать - сам заслужил. Но в то же время ухватился я за этот звонок как за соломинку. Я понял: не столько земляки нуждаются в моей нищей писательской помощи, сколько, может, простительно протягивают руку мне, отбившемуся от родства, почти вселенскому человеку.

И еще мысль была, как потрясение: кто будет ставить в Михайловке храм?! Когда осталось в деревне чуть ли не полтора человека: разъехались, как я, поумирали, спились... Впрочем, типичная картина для всей России.

Оказалось, что я был не один в таких безнадежных мыслях. Были люди, которые откровенно пытались урезонить Ивана Григорьевича: «Брось, бесполезно! С кем ты собираешься строить?! Со старухами?! Тем более что церкви в деревне не было и до революции».

Но в то же время в меня вселилась какая-то надежда. Если уж в моей Михайловке собрались храм ставить, значит, не все еще так безнадежно в России. Я было уже рукой махнул на родную деревню, словно отрезал ее от себя - ан нет, плохо я, потерявшийся в бегах человек, думал о своих земляках: жива, оказывается, Михайловка, и люди крепкие в ней еще есть. И что удивительно, всего за девять месяцев встал, пусть небольшой, пусть деревянный, храм. И, кроме Ивана Григорьевича, великая заслуга в том бывшего директора лесхоза Геннадия Николаевича Юдина и председателя райпо Виктора Михайловича Бычкова. Ну и ради справедливости нужно сказать, что без поддержки районной и поселковой власти ничего бы не получилось. Я многих должен был назвать, но всех все равно не перечислишь, да и кого-то все равно не упомянул бы, обидел. Как говорится, Бог знает всех, кто помогал...

И что еще для меня принципиально важно: нынешний Малояз, как я уже говорил, образовался из слияния трех деревень: башкирской - Каратавлы, татарской - Малояз и русской - Михайловки. Так вот, приезжая несколько раз во время строительства церкви, я видел на строительстве меньше русских мужиков, чем татар и башкир. И не случайно, что кроме Ивана Григорьевича Юдина, удостоенного медали святого благоверного князя Даниила за великие труды по постройке храма, - а для Михайловки это было трудно не менее, чем, может, построить храм Рождества Христова в Москве, - Святейший наградил медалью Преподобного Сергия Радонежского первой степени башкира, главу администрации района Баязта Габидулловича Ибрагимова, которого, правда, скоро сняли с должности, справедливо или нет _ не мне судить...

Что же касается колокола, посоветовался я с председателем попечительского совета Аксаковского фонда Виктором Александровичем Пчелинцевым, и решили мы по нищенским возможностям нашим пожертвовать на 40-килограммовый колокол - небольшой, конечно, но средства-то в фонде мизерные, складываются из благотворительных пожертвований, а их все меньше и меньше. Позвонил в Каменск-Уральский, что под Екатеринбургом, своему давнему знакомому, одному из лучших колокольных мастеров России Николаю Геннадьевичу Пяткову: его колокола говорят, в свое время отлитые в долг («Когда будут деньги, тогда и заплатите») из меди, пожертвованной заводом «Уфимкабель» (ген. директор _ зам. председателя попечительского совета Аксаковского фонда Вячеслав Григорьевич Придачин), в Дмитриевском храме Аксаковского историко-культурного центра «Надеждино», его колокола говорят в Свято-Никольском храме в Николо-Березовке. Его колокола много где говорят, начиная с храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве, кончая православным храмом в Анкоридже на Аляске.

- Очередь у меня большая, - сказал Николай. - Только если в декабре.

- А мы хотели к Пасхе.

Помолчав немного, Николай вздохнул:

- Ну ладно, к Пасхе так к Пасхе. Если до 1 апреля перечислите деньги.

Перечислили деньги. Через некоторое время позвонил я Николаю снова: узнать, получил ли деньги, да и сказать, что окончательно решили торжественно открыть храм за неделю до Пасхи, в Вербное воскресенье.

- Ну ладно, раз такое дело, сегодня в ночь зальем. Форма уже готова. Только я тут немного ссамовольничал. В знак нашей дружбы и из уважения к трудам твоим во славу России, я отлил тебе не 40, а 100-килограммовый Благовест и к заказанной тобой надписи: «От Аксаковского фонда» добавил: «...и от раба Божьего Михаила».

...Мне доверили первому ударить в колокол. Мне казалось, что его звон слышат не только мои предки и односельчане, что лежат рядом под березами, на доселе бесприютном сельском кладбище, _ мне казалось, что его слышат все мои близкие и дальние родственники, которые не вернулись с разных войн, пав за Родину и за други своя, и те, вроде моего отца, кто по той или иной причине вынужден был лечь на чужих погостах.

И в то же время легко сразу стало. Больше меня не мучила бесприютность последнего в этой жизни вопроса. Была надежда, что, может, простят земляки блудного сына и позволят лечь в родную землю...

Я был уверен, что построенная в Михайловке церковь будет освящена во имя архистратига Михаила Архангела, в честь которого в свое время и была названа основанная переселенцами деревня, но неожиданно узнал, что архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Преосвященный Никон освятил церковь во имя Табынской иконы Божией Матери. Меня это удивило, хотя я знал, что такое бывает в церковной практике, когда восстановленные храмы освящают в честь другого святого или другого евангельского события, но тут вроде было так естественно: деревня была основана как Михайловка, полтора века престольным праздником, явно или тайно отмечаемым в ней, был Михайлов день, и вдруг... Конечно, великая честь храму, который освящают во имя Табынской иконы Божией Матери, святыни огромного края от Волги до Тобола, покровительницы Уральского казачества, ушедшей в трагическую пору русской смуты с частью русского народа в китайское изгнанье и многие десятилетия бывшей там духовной опорой большой колонии русских беженцев,- но тут вроде бы так естественно: деревня была основана как Михайловка... При случае я спросил об этом владыку Никона, но он, то ли решив, что я пришел протестовать против его решения, то ли еще по какой причине, ответил уклончиво: «В таком отдаленном углу епархии встал новый храм, как ему не быть во славу Табынской иконы Божией Матери, древней покровительницы края! Да и жители так просили...»

Насчет первого я готов был согласиться. А вот насчет просьбы жителей я почему-то крепко засомневался: Иван Григорьевич Юдин, староста и по сути дела строитель храма, на мой вопрос однозначно ответил: «Так владыка почему-то решил, а нам ничего не оставалось, как согласиться». Так или иначе, но факт освящения храма в моей родной деревне во имя Табынской иконы Божией Матери глубоко запал мне в душу как промыслительный, прежде всего лично для меня, в ней зародилось смутное предчувствие, что это прямо связано с моей будущей судьбой. Может, это знак мне?..

Дело в том, что ко мне уже несколько раз обращались с просьбой включиться в поиск Табынской иконы Божией Матери, но я не то чтобы отказывался, но нельзя объять необъятного, в меру своих сил я помогал двум вышеназванным храмам, кроме того, на мне были ежегодный Международный Аксаковский праздник и Праздник славянской письменности и культуры в Башкортостане. Но время от времени ко мне снова и снова обращался кто-нибудь с этой просьбой. То мягко намекал на это деликатнейший Борис Николаевич Федоров, заместитель директора коммерческо-инновационного центра связи «Экспресс», помогающий мне с помощью своей телекоммуникационной сетью «бродить» по миру по делам Аксаковского фонда. То отец Владимир (Сергеев), настоятель Табынского храма, где до ухода в изгнанье находилась икона, просил организовать выставку, посвященную иконе, в Мемориальном Доме-музее С. Т.Аксакова в Уфе, а при открытии ее просил включиться в поиск, а может, даже возглавить его, как и помочь возвращению Табынского храма полностью верующим, в части его и поныне консервный завод. А в последнее время все настойчивее стал просить меня об этом председатель Попечительского совета Аксаковского фонда до недавнего времени начальник управления социально-экономической политики администрации Президента Республики Башкортостан Виктор Александрович Пчелинцев, человек, которому я многим обязан, без которого Аксаковский фонд, наверное, уже давно перестал бы существовать. Человек невоцерковленный, в прошлом партийный работник, он, движимый каким-то внутренним, может, самим еще неосознанным чувством, все настойчивее и настойчивее или сам напоминал мне об этом или «натравливал» на меня того же Бориса Николаевича Федорова...

Известно более 1500 икон Божией Матери, которые почитаются в Русской Православной Церкви как чудотворные. При этом почитание одних чудотворных икон ограничивается отдельными храмами, городами или местностями, а почитание других простирается на территорию нескольких епархий или даже всей русской Церкви. Таковых, наиболее прославившихся и знаменитых икон Божией Матери насчитывается 197. Все они внесены в Месяцеслов - календарь праздников Русской Православной Церкви - для чествования во время богослужения во всех храмах, как в России, так и за ее пределами.

Из указанных 197 икон - явленных (то есть обретенных, по преданию, неким чудесным образом) только 66. В это число входят иконы, обретенные и прославившиеся не только в Русской, но и в других Православных церквях (Кипрской, Константинопольской, на Афоне...). Из указанного общего числа особенно знаменитых икон на территории современной России насчитывается 120 икон, из которых явленных всего 36 - это за всю 1000-летнюю историю христианства и государства. Среди указанных 36 - Табынской принадлежит совершенно особое место. Она является покровительницей огромного региона России - от Казани до Тобола. Крестный ход с Табынской иконой Божией Матери был по времени и по расстоянию самым продолжительным в России. Он продолжался практически весь год. В родную и ныне осиротевшую церковь в Табынске и на место своего явления икона возвращалась лишь на 9-ую пятницу по Пасхе Христовой, все остальное время она была в пути. Она всегда упоминалась в месяцесловах как православная святыня общероссийского значения.

Известный историк Оренбургской епархии священник И. И. Модестов, пораженный великим почитанием Табынской иконы на огромной территории России, в 1914 г. в «Трудах Оренбургской ученой архивной комиссии» посвятил ей специальный труд: «Село Табынское и Вознесенская пустынь. Табынская Икона Божией Матери. Крестный ход из села Табынского...». Возьмем описание иконы, как, безусловно, авторитетное, из этой работы:

«Получившая свое название от села Табынска, Табынская икона Божией Матери представляет собой, несомненно, один из наиболее древних списков (копий) Казанской иконы Божией Матери, явившейся в Казани в 1579 г. в царствование Иоанна Васильевича Грозного и прославившейся многими чудотворениями. Такою именно, т.е. Казанскою, она именуется в «Списке чудотворных икон».... Что Табынская икона есть действительно копия Казанской иконы Божией Матери, - в этом можно убедиться из сходства изображения Божией Матери и Предвечного Младенца с таковым же изображением во всех списках Казанской Божией Матери.

Но при этом сходстве упомянутых икон есть между ними и различие. Табынская икона отличается от Казанской значительно большим размером. Размер Табынской иконы - в вышину с одной стороны 1,5 аршина, а с другой на полувершок менее, в ширину 1 аршин и 1 с четвертью вершок, а в толщину 1 вершок. Подлинная же Казанская икона Божией Матери, похищенная ... злодеями в 1904 году, как известно, была значительно меньших размеров, о чем свидетельствует признаваемая за точную копию ее Казанская икона Божией Матери, находящаяся в Московском Казанском соборе.

Судя по характеру письма (т.н. греческого) и слишком темному общему (желто-коричневому) тону красок Табынской иконы Божией Матери, можно с несомненностью утверждать, что эта икона очень древнего происхождения и, может быть, почти одновременного с ее подлинником. В пользу древнего происхождения Табынской иконы Божией Матери говорит и та выемка на лицевой стороне иконы или углубление... Такие выемки на лицевой стороне, заменяющие собой как бы раму, обычно встречаются только на древних иконах. Судя же по значительным размерам этой иконы, можно предположить, что соорудители Табынской иконы предназначали ее не для домашнего употребления, а для помещения в каком-нибудь церковном иконостасе. Думаем, что мы нисколько не умалим достоинства св. Табынской иконы Божией Матери, если, основываясь, с одной стороны, на значительных размерах этой св. иконы, а с другой - на том, что Табынская икона была найдена вблизи Вознесенской пустыни, предположим, что Казанская икона, известная теперь под именем Табынской, была некогда из так называемых «местных» икон Вознесенской пустыни. Пребывание Казанской иконы Божией Матери в Вознесенской пустыни весьма вероятно и естественно, так как эта пустынь была построена, как можно думать, вскоре после обретения Казанской иконы Божией Матери и находилась в пределах Казанской епархии. Что же касается того вопроса, каким образом монастырская икона могла оказаться впоследствии утерянной, то этот вопрос разрешится сам собой, если мы припомним, что Вознесенская пустынь не раз была сожжена и разорена башкирами. Неужели иноки этого монастыря могли предать чтимую ими святыню на поругание? Не естественно ли предположить, что при каждом башкирском набеге иноки Вознесенской пустыни спешили укрыть свою святыню в каком-то потаенном месте? А так как после сожжения монастыря братия его была «рассеяна», то нет ничего удивительного в том, что на некоторое время была утеряна и св. икона...».

Первое явление иконы, по преданию, относится ко второй половине ХVI или первой половине ХVII века. Вскоре после покорения Казани монастырский диакон недавно образованной в 70 верстах (140 км.) от Уфы Вознесенской пустыни, «возвращаясь с поля, услышал глас: «Да потшится правоверующая братия Вознесенского монастыря принять меня во храм Господа моего». «Диакон первоначально не внял сему неземному гласу, опасаясь, может быть, внутреннего самообольщения, но, спустя несколько дней, возвращаясь с обычных полевых занятий, он снова слышит тот же призывный голос. При сем диакон остановился и с притрепетным любопытством стал осматривать место, откуда слышен был голос и наконец увидел св. икону на большом камне у подошвы горы над источником, известным и доныне под именем Соляного ключа, пересекающего Ногайскую дорогу...». В каком это году произошло, трудно сказать, но уже в 1597 году пустынь называлась Пречистой Богородицы явления иконы Казанския. Сразу же после явления Святой иконы у Соляного источника стали совершаться многочисленные чудеса, вследствие чего икона была носима для удостоверения сначала в Казань, потом в Уфу, но, как бы не обретшая там себе места, она была возвращена в Вознесенскую или Пречистенскую пустынь… Во время многочисленных башкирских восстаний монастырь не раз был сожжен. В 1663 году во время очередного восстания он был окончательно уничтожен, о нем напоминает лишь большой бугор посредине поляны, покопавшись в котором, можно наткнуться на сплавившиеся куски кирпича. Где была после этого Святая икона: под спудом ли разрушенного монастырского храма или в другом месте _ неизвестно, но примерно через век «в подкрепление святой веры и на спасение роду человеческому, Царица Небесная открылась вновь, явившись во Святой Своей Иконе вновь на том же месте и вновь на том же камне».

По преданию, второе обретение Святой иконы произошло следующим образом: она была обнаружена тремя пастухами-башкирами в середине XIX века, нанявшимися в с. Табынское пасти скот. Они «из ненависти к христианству стали издеваться над святыней и бросились рубить ее, за что достойно и были наказаны Всемощною Царицею неба. Они лишились зрения и так долго блуждали по лесу. Один из них, самый молодой, стал молиться и прозрел, по его молитвам прозрели и другие. Молодой пастух так уверовал в Бога, что крестился, а те двое остались в магометанстве, но стали почитать икону». Так как Вознесенского монастыря давно уже не существовало, икону отнесли в недавно построенную в с. Табынске церковь, после чего она и получила название Табынской.

Что касается сходства или даже списка Табынской иконы с Казанской, то настоятель Вознесенского храма в Табынске отец Владимир, зачинатель поисков иконы, имеет свое суждение, которое основывается не только, скажем, на местнопатриотическом чувстве, но и на мнении некоторых исследователей вопроса: «Да, она сильно напоминает явленную Казанскую икону Божией Матери. Однако все чаще и чаще исследователи находили разницу в изображении икон, и возникал вопрос: так ли уж Табынская точная копия Казанской? Неправильность и малоотчетливая отделка доски Табынской - обычная особенность древнейших икон, когда иконописцы старались подражать иконам евангелиста Луки письмом и обработкой доски. Сразу бросается в глаза различие в пропорциях. Табынская более вытянута, так что появляются дополнительные детали апостольника Божией Матери, которых нет на Казанской, а каноническое копирование предполагает полное повторение деталей. Изображение на Табынской иконе смещено влево, хотя композиция всей иконы остается уравновешенной... Таким образом, Казанская икона представляет собой как бы наоборот несколько усеченный снизу и справа список Табынской.

Но более всего исследователей смущало то, что Табынская выглядела древнее. Казанская икона, как известно, явилась в Казани в 1579 году, при этом она по виду была почти новой, о чем свидетельствует, в частности, Святой Патриарх Ермоген: «...чудотворный образ чудно сиял светлостью, как будто вновь был написан красками...». Несомненно, что Казанская икона была рукотворной и написанной незадолго до взятия Казани. Известно, что сразу после Ее явления стало происходить множество исцелений. И потому было написано множество точнейших списков с иконы. Таков был канон: с чудотворных икон писать только точные списки. Один из первых был преподнесен царю Иоанну Грозному, другие свободно распространялись, в том числе на казанском базаре, о чем свидетельствует история явления Казанско-Ярославской иконы: в 1588 году некий Герасим видел во сне Богоматерь, которая обратилась к нему: «Герасим, в городе Казани, в торговом дворе у одного юноши на левой стороне есть Моя икона. Возьми Ея…». Но не обнаружен ни один список Казанской иконы, похожий на Табынскую.

А что, если она явилась миру независимо от Казанской? Ясно, что Табынская икона написана вне Вознесенской пустыни, ибо трудно даже представить наличие в пустыни иконописца, обладающего всем мастерством греческой школы и умением высококлассного «личника» (это самые искусные мастера, писавшие только лики святых), чтобы изобразить такой вдохновенный Лик. Но икон того времени, подобной Табынской, больше не обнаружено. Потому можно предположить, что икона явилась в Вознесенскую пустынь не из России. Многие соглашаются, что копией Казанской ее можно назвать только с натяжкой, Табынская икона обладает большим количеством иконографических деталей, отсутствующих в Казанском образе, а не наоборот.

Не могла ли икона здесь оказаться до появления пустыни?

Проникновение христианства в Приуралье и на Урал могло начаться лишь после образования Херсонской епархии в 920 году. И действительно Херсонская епархия, а впоследствии автокефальная митрополия, прославилась широким миссионерством. Уже в начале Х века была образована православная епархия в соседней к Уралу и Поволжью Хазарии. И возможно, что в Хазарской епархии была когда-то икона Божией Матери подобного иконографического типа, созданная местными иконописцами и потому неизвестная в Константинополе и Херсонесе. Была она, скоре всего, чудотворной, иначе не стали бы писать с нее списков. Табынская икона, если не Сама та икона, есть более ранний список с нее, а Казанская - может, более поздний: и так как обладает меньшим количеством иконографических деталей, и как более светлый по краскам. Может быть, он был написан для домашнего иконостаса, потому что значительно меньших размеров. Но все сказанное ничуть не умаляет величия Казанской иконы Божией Матери, ставшей заступницей всей нашей страны. А Табынская стала относиться к местнопочитаемым иконам...»

Эта версия многим покажется фантастической, но коли она существует, я привожу ее тоже. Более того, она зародила во мне столь же фантастическую мысль: а вдруг Табынская _ копия одной из еще более древних икон, окольными, ведомыми только ей, путями, пришедшая в будущую средину России накануне перелома ее судьбы? С этой мыслью я просмотрел сотни икон Божией Матери IX_XVII веков в крипте величественного собора Александра Невского в Софии, собранных по разрушенным монастырям Болгарии Людмилой Живковой, дочерью последнего генерального секретаря Болгарской компартии Тодора Живкова (сейчас ее имя затоптано в грязи, но придет время _ ей скажут спасибо благодарные потомки). С этой мыслью я проехал по древнесирийским православным монастырям, включая легендарную Седнайю, где находится икона Божией Матери, написанная, по преданию, самим Святым апостолом евангелистом Лукой, и десятки других древних икон Ея первых веков, но нигде не нашел даже близко подобного лика…

К сказанному же выше отцом Владимиром я только добавил бы: то, что Табынская стала относиться к местнопочитаемым иконам, ничуть не умаляет ее величия. Более того: может, ее истинное время еще не пришло, оно придет, может, после очередного ее явления, если мы, конечно, окажемся его достойны. Ибо, наверное, не случайно в акафисте ей есть такие многозначащие и таинственные слова: «...всего мира Надеждо и Утешение».

Действительно, быть бы Табынской иконе, тем более находящейся в Уральской глуши, одной из многочисленных местночтимых икон Божией Матери, но 1848 году страшная эпидемия холеры обрушилась на Россию. Именно в это время и прославилась Табынская икона своими исцелениями, сначала в самом Табынске, потом в ближайшем городе Стерлитамаке, потом в губернском Оренбурге, остановив там страшный мор. Тогда «...преосвященный Антоний поручил произвести законное расследование о древности и достопочтимости святой иконы в Табынском крае в Богоявленском заводе, где с клятвой утверждали вышеописанное, по преданию, явление и незапамятное почитание святой иконы Богоматери. Предание имеет, по крайней мере, сто сорокалетнюю давность, т.е. что дети получили от отец, то сии - от своих отцов и так далее, у которых родители были уроженцами села Табынска и даже той деревни монастырской, которая существовала даже до населения крепости Табынской». В результате было составлено одно из первых «сказаний», на которые впоследствии опирался в своем труде священник Н.Н. Модестов.

Надо сказать, что Табынская икона и местность, в которой она явилась, всегда была в поле внимания русских государей, начиная с Иоанна Васильевича Грозного, в чье царствование, скорее всего, был заложен Вознесенский монастырь, разрушенный в первый раз сибирским ханом Кучумо. Об этом факте, в частности, известно из указа царя Федора Иоанновича: «А того ради царь и великий князь Федор Иоаннович, всея Русии самодержец, указал тебе, старцу Ионе, не могшав ехать в Уфимский край в Вознесенскую пустынь Ногайской дороги, что башкирцами сожжена, а братия рассеяна...» И царь Алексей Михайлович в 1648 году писал строгую грамоту, касающуюся Вознесенской или Пречистенской пустыни. И «великому Государю, Царю и Великому Князю Петру Алексеевичу, всея Великия, и Малыя, и Белыя Русии Самодержцу» писали челобитную стрельцы из Вознесенской монастырской деревни, после чего Петр 1 в 1696 году подписал указ о переселении стрельцов на более безопасную пристанскую поляну, о строительстве нового острога на ней, об отводе земель и угодий.

Случайно ли возникновение именно на стыке Европы и Азии самого большого в России по времени и по расстоянию крестного хода, сопровождающегося великими, оказанными Пресвятой Девой не только православному люду, чудесами и милостями? В благодарность за избавление от холеры, о котором я упоминал, жители г. Стерлитамака стали ежегодно на 9-ую пятницу после Пасхи брать крестным ходом Чудотворную икону к себе. Примеру Стерлитамаку последовал Оренбург, в течение многих лет страдающий от холеры и в 1848 году почти вымерший от смертельной напасти. Холера остановилась после того, как икона крестным ходом была принесена в город. В благодарность Пресвятой Богородице кафедральный собор Оренбурга был освящен в честь Табынской иконы Божией Матери. Для него был сделан точный список Иконы. С 1856 года Чудотворная икона торжественно носится из Табынска, кроме Стерлитамака и Оренбурга, уже в Самару, Тобольск, Кустанай, Уральск и их губерниям, все дальше и дальше, как на запад, так и на восток, и на юг... Вот только часть маршрута ее следования в 1908_1910 годах: 20 июня - село Табынск; 22 июня (9-я пятница) _ Богоявленский завод, Святые ключи, место явления; 23 июня - деревня Зиганова, дер. Макарово, башкирские земли (здесь Святую икону несли сами башкиры, помните: «остались в магометанстве, но стали почитать икону...»); 27 июня - Авзяно-Петровский завод; 30 июня - Кагинский завод; 2 июля - Узянский; 6 июля Белорецкий; 9 июля - г. Верхнеуральск; 26 июля - г. Троицк; 15 августа станица Таналыкская; 20 августа - г. Орск; 30 августа - станица Верхнеозерная; 7 сентября - г. Оренбург; 5 декабря - г. Уральск...

В январе крестный ход переходил в Самарскую губернию и т.д., продолжаясь вплоть до следующей 9-й пятницы, накануне которой по сути дела только день и была Чудотворная икона в родном храме. А в 9-ую пятницу собиралось на Святые ключи, на место ее явления, до 20 тысяч человек со всей России. Саму же Святую икону во время крестного хода возили в особой карете с пятью главками. Ее всегда сопровождало несколько священников. В карету запрягались только специально предназначенные для Чудотворной иконы лошади, на которых никто никогда не садился. Предание свидетельствует: иногда бывало, что карета останавливалась сама собой, да так, что лошади не могли ее сдвинуть. При расследовании выяснялось, что на том месте, где она остановилась, был некогда закопан убиенный младенец или совершены какие другие злодеяния. Икона призывала к покаянию. А в некоторые селения Чудотворная икона вообще отказывалась заходить. Многочисленные чудеса исцелений сопровождали Табынскую икону на пути ее следования. Потому каждый верующий старался пройти с иконой хоть малую по силам часть ее пути.

Из года в год крестный ход все больше растягивался и со временем он уже не стал умещаться в календарный год. Но все равно к празднику Рождества Святой Богородицы встречал ее Оренбург. Весь клир 42 храмов Оренбурга, казачьи части, ведь Табынская икона с самого явления стала считаться охранительницей Оренбургского, а потом и Семиреченского казачьего войска, почти все население города выходили навстречу своей Покровительнице. Торжественная встреча происходила в 25 километрах от Оренбурга в селе Нежинка. Серебряную ризу, в которой Икона путешествовала, меняли на золотую, специальную Оренбургскую.

Что вообще представляет собой крестный ход, какой духовный смысл в себе несет? При кажущейся легкости этого вопроса, каждый ли из нас может с уверенностью ответить на него? Чтобы не мудрствовать лукаво, обращусь к труду уже цитируемого священника Н.Н. Модестова, к специальной главе «Значение крестного хода вообще и с Табынскою иконою Божией Матери в особенности»: «С самой глубокой древности в церкви православной утвердился обычай но случаю общественно-скорбных или радостных событий совершать крестные ходы, то есть открытые всенародные священно-соборные шествия или моления верующих вне храмов Божиих в предшествии святого креста, Евангелия, хоругвей и св. икон. Избавление от моровых поветрий, одержание победы над врагами Церкви и государства, испрошение милости Божией во время засухи или безведрия -побуждает христиан собираться воедино, чтобы вознести Господу свою единодушную молитву. «Подлинно, если когда, то во время крестных ходов, - говорит один древнехристианский писатель Тертуллиан, - мы собираемся вместе для того, чтобы наподобие некоего воинского отряда сделать со всех сторон к Богу приступ молитвы». «При крестных ходах на путях и перекрестках, - говорит святой Симеон Солунский, _ мы творим моления для того, чтобы очистить все пути и распутия, оскверненные нашими грехами, подъемлем из храмов священные иконы, вносим честные кресты, а иногда, где есть, и священнейшие мощи святых для того, чтобы освятить и людей, и все, что потребно им для жизни, т.е. дома, пути, воду, воздух и самую землю, попираемую и оскверняемую стопами грешников».

Таков древний, исконный смысл и значение крестных ходов по изъяснению учителей Церкви. Несомненно, что крестные ходы должны служить одним из сильных средств к воспитанию у нас веры, благочестия и страха Божия. Так оно и бывает, как это особенно наглядно можно видеть именно на крестном ходе с Табынскою иконою Божией Матери».

В годы войны 1914 года, которую мы больше знаем как первую мировую и которую, когда уже была близка победа, враги России сумели превратить в гражданскую, Табынская икона Божией Матери (или оренбургский список ее?) вместе с казачьими уральскими полками была на фронте. Перед ней служили молебны перед атакой...

Последний крестный ход с Табынской иконой Божией Матери был оборван осенью 1919 года под Оренбургом практически в зоне боевых действий гражданской войны. Тысячи людей, шедших с Иконой, надеялись, что Она остановит братоубийственную бойню. Неожиданно налетевшая красная конница разогнала богомольцев. Трудно сейчас сказать, были ли это какие-нибудь бойцы-интернационалисты или свои казаки, например, из отряда красных командиров братьев Кашириных, ведь казачество тогда, как и весь русский народ, тоже было расколото на два, а то и на более, лагеря. Обе ризы, содрав с Иконы, красные забрали, а саму Икону, все-таки, видимо, убоявшись ее возможного гнева, просто бросили на дорогу. А за ними уже шли, узнав о случившемся, сотни атамана Дутова, которые благоговейно приняли Святую Икону, и потом уже отступали с тяжелыми боями на восток и в среднеазиатские пустыни вместе с ней. В пору наибольших колебаний казачьих частей, перед арьергардными атаками, сдерживающими превосходящие силы красных войск, Войсковой Атаман Оренбургского казачьего войска, Походный Атаман всех казачьих войск России, генерал-лейтенант Александр Ильич Дутов для поднятия боевого духа изморенного голодом и тяжелыми переходами личного состава, заставлял расчехливать Табынскую икону. Так вместе с ними она и перешла китайскую границу...

История ухода Чудотворной иконы вместе с частью русского народа в китайское изгнание полна противоречий и фольклорных наслоений. По широко бытовавшей, в том числе опубликованной Уфимской епархией вместе с акафистом версии, Икона с белыми частями дошла до г. Благовещенска, что под Владивостоком. Дальше путь шел через Амур. Но дальше Она якобы не пошла. Горе и отчаяние охватили тогда русских людей. Из всего, что у них оставалось от Родины, была Чудотворная икона, не раз их спасавшая в страшном пути. И вот она не хочет уходить за рубежи Родины. Что делать?

Над Чудотворной иконой якобы была построена часовня из амурского камыша. Епископ Камчатский и Петропавловский Нестор вместе с архиепископом Оренбургским Мефодием, который проделал весь путь с иконой от Оренбурга, и многими священниками три дня постились и слезно молились. И вот Святая Табынская икона двинулась через границу в Китай. Первый ее храм за рубежом якобы был в монастыре г. Харбина, столицы русского изгнанья, и где она, вроде бы, пребывала до 1948 года. Потом, когда русских по настоянию советского правительства стали выдавливать из Коммунистического Китая, она с беженцами попала в Австралию, откуда архимандрит Филарет перевез ее в Сан-Франциско...

В 1984 году во время миссии Международного фонда славянской письменности и культуры - плавания на паруснике с поклонным крестом в Грецию, мимо Святой горы Афон, в Фессалоники, на родину равноапостольных Кирилла и Мефодия, я спрашивал духовника нашей миссии архиепископа Сан-Францисского Василия (Родзянко) о возможном нахождении Табынской иконы в Сан-Франциско. Всматриваясь в лазурь Эгейского моря, он отвечал: «Да, разумеется, я знаю о Табынской иконе. Но могу с полной уверенностью сказать, что ни в одном православном храме Сан-Франциско и Калифорнии ее нет, я знал бы об этом. Если только допустить, что в частных руках, или вообще не у православных, а у каких-нибудь коллекционеров...»

У меня харбинская версия первоначального нахождения иконы вызывала сомнение и потому, что даже упоминания о ней я не нашел в серьезной работе Георгия Шульца «Русская Духовная Миссия в Китае»: «Первая половина XX века связывает историю Русской диаспоры в Китае с исходом из России полмиллиона беженцев. А также с именами святителей Серафима (Соболева) - автора «Русской идеологии», Ионы (Покровского) и особенно архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского Иоанна (Максимовича) - потомка митрополита Иоанна Тобольского (Максимовича), бывшего с 1712 года по день своей кончины в 1715 году духовным начальником православных русских в Китае.

Духовная миссия в Китае, как и другие зарубежные учреждения Русской Православной Церкви, на основании Постановления Патриарха Тихона и Высшего Церковного Совета от 7 (20) ноября 1920 г. перешла во временное подчинение Зарубежному Архиерейскому Синоду. В 1922 г. была образована новая епархия - Пекинская и Китайская. Сохранив старое название, миссия стала первой китайской православной епархией. Забота о беженцах из России стала ее главной задачей. В Харбинской епархии - основной территории, в пределах которой селились эмигранты, строились учебные заведения, в том числе и семинария, издавались православные книги, развивалась благотворительность. В 1928 году был открыт дом милосердия преп. Серафима Саровского. На земельном участке Спасо-Преображенской церкви создается дом-убежище митрополита Мефодия. В 1929 году советские войска на Дальнем Востоке вторглись в пределы Китая, преследуя русских беженцев из Сибири, в их судьбе приняла участие Богородице-Владимирская женская обитель. При ней был открыт приют для девочек во имя св. равноапостольной Княгини Ольги.

Около 1925 года в Модягоу был построен Скорбященский храм Камчатского подворья, более известный как Дом милосердия. Здесь имелись приют и иконописная мастерская. У самого входа была воздвигнута часовня в память императора Николая II и сербского короля Александра. Святитель Иона, принимая прямое участие в жизни и воспитании детей, основал приют на станции Маньчжурия. Там же были созданы бесплатные школа, столовая, амбулатория и библиотека.

В 1930 г. началось строительство величественного Софийского храма - украшения всего Харбина. Вообще же в Харбине с 1918 по 1931 г. были построены следующие храмы: Свято-Николаевский при городской тюрьме, Свято-Петропавловский в Сунгарийском городке, Свято-Преображенский в корпусном городке, Камчатское подворье, Богородицко-Владимирская женская обитель с пещерным храмом в память великомученика Димитрия Солунского, Казанско-Богородицкий мужской монастырь в Гонадатьевке, Борисоглебская церковь в Цинхе, Свято-Николаевская церковь в Частном Затоне, Иоанно-Богословская при приюте-училище «Русский дом», Иоанно-Предтеченская при Московских казармах, Пророко-Ильинская на Пристани, Покровская на старом кладбище. Строились церкви и на железнодорожной линии Владивосток-Харбин: Свято-Троицкая на ст. Шитоухэцзы, Свято-Николаевская на ст. Эхо, Свято-Георгиевская на ст. Хайлин, Свято-Владимирская на ст. Яомынь, Спасо-Преображенская на ст. Лаошагоу.

В 1922 году на Крестовом острове Харбина был основан мужской монастырь с трехпрестольным храмом в честь Казанской иконы Божией Матери с приделами вмч. Пантелеимона и Архистратига Михаила...

После поражения революции 1925_1927 гг. в Китае началась гражданская война. Кафедральный Богоявленский собор Шанхая оказался в центре военных действий, и на территории французской концессии началась постройка нового храма в честь иконы «Споручница грешных». Старый Богоявленский собор и Дом землячества при нем сохранялись вплоть до 1932 года, когда 28 февраля японский снаряд стал причиной пожара, уничтожившего первый православный храм в Шанхае…

Сегодня в Китае официально числится 15 000 русского населения, граждан КНР... В районе Синьцзян насчитывается более 3000 последователей православия, в основном русских. Только вокруг территории Российского посольства- бывшей территории Российской Духовной Миссии - проживают 300 потомков албазинцев. Все они сохранили веру, смогли тайно в годы культурной революции крестить своих детей и внуков...

В Пекине есть два священника - отец Александр Дэ и отец Илков. Оба они, несмотря на преклонный возраст, неоднократно обращались к городским властям с просьбой открыть для православных пекинцев храм, однако всегда получали отказ. В Харбине единственный совершавший службу священник отец Григорий Чжу умер два года назад. Около 30 православных китайцев, священник Михаил Ли и протодиакон Евангел Лу живут в Шанхае. Так же, как и в Пекине, власти не соглашаются открыть в Шанхае православный храм. Городские власти Шанхая объявили архитектурными памятниками два сохранившихся православных храма города: кафедральный собор в память иконы Божией Матери «Споручница грешных» и Свято-Николаевский храм, воздвигнутый в память об убиении Императора Николая II. Но в соборе открыты банк и ресторан, а в Свято-Никольском храме - склад.

О былой миссии в Пекине сейчас напоминают только камни - остатки надгробий русского кладбища за бывшими Аньдинмэньскими воротами города. Уже в 1986 г. был разрушен Свято-Серафимовский храм.

На территории посольства России в Пекине по благославлению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II 19 апреля 1997 г. был установлен поклонный крест в память об истории миссии. Из трех же храмов сохранился только бывший Успенский храм, увы, переделанный в гараж.

А два года назад на Святой Земле, в Иерусалиме, была найдена Порт-Артурская икона Божией Матери «Торжество Пресвятой Богородицы», написанная в 1904 году, но так и не попавшая в осажденный Порт-Артур. Мы надеемся, что сегодня она во Владивостоке ждет завершения своих 100-летних странствий...»

Георгий Шульц в своей работе лишь упоминает о русских в автономном районе Синьцзян, можно предположить, что по причине закрытости этого района он не обладает сколько-нибудь достоверными сведениями о состоянии православия в этом районе Китая. И еще: Георгий Шульц упоминает потомков неких албазинцев, которые в Китае сумели сохранить свою древнюю веру и даже во время культурной революции тайно продолжали крестить своих детей. Что же это за люди - албазинцы, какой национальности или этнической группы? Чтобы ответить на оба эти два вопроса, я призову себе в помощники другого исследователя православия в Китае, сотрудника ОВЦС РПЦ МП профессора-востоковеда священника Дионисия Поздняева. Историю пребывания русских в Синьцзяне отец Дионисий в своей работе «Православие в Китае» делит на четыре этапа: 1) с появлением здесь русских-албазинцев и до 1920 г., 2) с 1920 г., времени прихода в Синьцзян вытесненных с территории России белых войск, 3) с 1932 г., когда в Синьцзян бежали недовольные коллективизацией в СССР, и 4) с 1954 г. и по настоящий день - время вынужденного или добровольного выезда русских из Синьцзяна как в разные страны мира, преимущественно в Австралию, США и Канаду, так и в СССР. Есть основания предполагать, считает отец Дионисий, активно включившийся в поиск Табынской иконы Божией Матери, что жившие в конце прошлого века в Синьцзяне, в г. Кульдже, китайцы-католики так же вели свое происхождение от русских, албазинских казаков, плененных в 1685 году и уведенных в Пекин. История их пленения такова. В 1651 году «оптовщиком Ерофейкой Хабаровым» на границе с Китаем был занят «даурский городок» и на его месте был поставлен острог Албазин. Уже в этом, 1651, году император Шуньчжи отправил к Албазину тысячную армию, но справиться с казаками не смог. В результате вскоре весь Приамурский край переходит во владение России.

Новый китайский богдыхан Канси, чтобы «решить» проблему Албазина, построил на Амуре целую флотилию и обложил Албазин сторожевыми крепостями, при этом не переставая слать албазинцам ласковые увещевательные грамоты. К 1684 году Канси, обеспокоенный будущим Дальнего Востока, собрал под Албазином 15000 солдат, надо заметить, что 100 пушек и 50 осадных орудий подарили ему католические миссионеры. В Албазине гарнизон составлял всего 450 казаков с тремя пушками. В 1685 году после двухдневной осады городок вынужден был сдаться. К чести китайского императора, он полностью сдержал свое слово. Китайцы выпустили из города всех жителей Албазина с оружием и вещами. Канси приказал обращаться с русскими пленными как можно мягче и предложил им вернуться в Якутск или Нерчинск или поступить к нему на службу. На его предложение откликнулось 45 семей. Так что пленными албазинцев, оказавшихся в Пекине, можно называть с некоторой оговоркой, тем более что они были причислены к китайскому почетному наследственному военному сословию, второму после чиновников. С казаками-албазинцами отправился в Пекин и священник Максим Леонтьев. С этого и начинается история Православной Миссии в Китае. В 1695 году Тобольский митрополит Игнатий писал о. Максиму Леонтьеву: «А пленение ваше не без пользы китайским жителям, яко Христовы православные веры свет им вами открывается».

«История миссии поучительна, - пишет Георгий Шульц, - сумев на протяжении столетий сохранить православную веру среди потомков албазинских казаков, смешавшихся с китайским и маньчжурским этносами, члены миссии немало сделали на поприще дипломатии (в ХIХ веке дипломатическая деятельность для миссии была основной), науки, из нее вышли первые русские консулы на крайнем Востоке. Ими же были заложены основы отечественного востоковедения. Благодаря трудам миссионеров, Россия и Китай ни разу не воевали».

Что же касается Синьцзяна, о. Дионисий Поздняев в своей работе «Православие в Китае» пишет: «В 1850 году в Томске русский купец Порфирий Глебович Уфимцев сообщал настоятелю Гуслицкого монастыря Московской епархии игумену Парфению о том, что во время многократных торговых поездок в Кульджу он познакомился там с китайскими христианами, сообщившими о том, что они по происхождению - русские, по вере православные. Они утверждают, что являются потомками пленников из Албазина. По их словам, за дерзость по отношению к императорскому правительству 50 русских семей были сосланы из Пекина в отдаленную Кульджу... К 1871 году русское население Кульджи насчитывало уже более 2000 человек, они составляли приход единственного в Кульдже православного храма, который размещался в китайском здании».

Так, может, не случайно, что Табынская икона Божией Матери ушла именно в Кульджу, где уже с древних времен жили и ждали ее русские православные люди? Как, может, не случайно, что первый договор России с Китаем был в свое время, в 1851 году, заключен именно в Кульдже? И, может, Табынская икона Божией Матери, которая ниспосылает чудеса не только православному люду, в будущем - может, в самом процессе передачи и возвращения в Россию - сыграет свою особую роль в укреплении не только экономических и дипломатических, но и особых духовных связей между Россией и Китаем?

Факт же находки или явления Порт-Артурской иконы дает надежду, что рано или поздно будет найдена или вновь явлена Табынская икона Божией Матери, и мы больше не будем небесными сиротами.

Где же все-таки ее искать? В процессе поиска мы все больше убеждались, что шанхайский вариант нахождения или первоначального пребывания Табынской иконы в Китае не более чем легенда, основанная, видимо, на том, что основной поток российских беженцев в гражданскую войну был именно в Шанхай. В самом Шанхае или его окрестностях, несомненно, была икона Табынской Божией Матери, в той же Богородско-Казанской Табынской женской обители около Дайрена, но это была, скорее всего, одна из многочисленных ее копий. Может быть, даже оренбургский список из кафедрального собора, который, по свидетельствам, тоже был или стал чудотворным.

Основываясь на архивных документах и воспоминаниях ныне разбросанных по всему миру потомков уральских казаков, ушедших в изгнание с А.И.Дутовым (а что Икона ушла в изгнание с мятежным атаманом, не было никаких сомнений), мы все больше утверждались в убеждении, что она сразу же попала не в Восточный, а в Западный Китай, а именно в провинцию Синьцзян, где уже два с лишним века жили русские, потомки казаков-албазинцев. Надо же было случиться так, что в 2000 году, не где-нибудь, а во время поездки в Молдавскую Приднестровскую Республику, в Тирасполь я познакомился с главным редактором журнала «Простор», издающегося в Алма-Ате, Ростиславом Викторовичем Петровым. Он родился в Китае и с родителями вернулся оттуда в 1954 году, но в результате «бархатной» революции не по своей воле снова оказался за пределами России, в так называемом ближнем зарубежье. На мой вопрос о Табынской иконе Виктор Петрович с твердой уверенностью сказал: «Да, когда нам разрешили вернуться, и мы уезжали из Китая на казахстанскую целину, Табынская икона оставалась и церкви города Кульджи. К сожалению, я не знаю, что с ней было дальше. Это вам надо обратиться к Владимиру Федоровичу Мищенко, тоже бывшему «китайцу». Он живет в Москве. Они выехали из Китая позже нас...» Ростислав Викторович дал мне адрес Мищенко. Я передал его через Бориса Николаевича Федорова настоятелю Табынского храма отцу Владимиру (Сергееву), и через какое-то время он получил от Владимира Федоровича письмо:

«Отдельная Оренбургская казачья армия А.И. Дутова в результате тяжелых боев оставив зимой 1919 года Оренбург, а затем Орск, в конце марта, имея в своем составе более 30 тысяч человек, из которых треть составляли беженцы, в тяжелейших условиях среднеазиатской пустыни и гор перешла китайскую границу близ Чучугона. Прижатый к китайской границе, атаман А.И. Дутов заранее отправил своего посланца в Кульджу, административный центр Синьцзяна, к российскому консулу, которого хорошо знал, с просьбой договориться с китайскими властями принять русских изгнанников, иначе они обречены на полное уничтожение. Генеральный российский консул в Кульдже полковник Люба пользовался большим доверием и уважением китайских властей, в частности у генерал-губернатора Синьцзяна Чжен-Шеу-Ше. Переговоры с генерал-губернатором прошли успешно. Чжен-Шеу-Ше проявил незаурядную политическую дальновидность, позволив вооруженным русским изгнанникам осесть на свободных землях Синьцзяна. Он таким образом обеспечил себя поддержкой регулярных, закаленных в боях, частей русской армии. И когда в 1944 году вспыхнул страшный Дунганский бунт, подобный революции в России, во время которого было совершено несколько кровопролитных нападений не только на китайские, но и на русские поселения, казаки моментально организовались, дали отпор и восстановили прежнюю власть. К отрядам атамана Дутова, объединившимся с отрядами атамана Анненкова, присоединились многие гражданские люди, до того не державшие в руках оружия. Кстати, вместе с оренбургскими казаками в Китай пришло много татар, башкир, казахов, узбеков... Уже через год после перехода границы русские построили на всех равнинных ручьях вокруг Кульджи мельницы, организовали образцовое сельское хозяйство, развили пчеловодство. И цена меда на рынке была в три раза дешевле сахара. Хозяйки предпочитали варить варенье на меду, дешевле получалось. Среди русских беженцев было много мастеров по дереву, по металлу, а также деловых людей, предпринимателей. Было создано акционерное общество и на паях построены электростанция, электрифицированные маслобойный и мукомольный заводы. В Кульджу и окрестности пришло электрические освещение, туда, где раньше верхом шика считалось освещение семилинейной керосиновой лампой. Ваш покорный слуга среднюю школу проучился и закончил, готовя уроки при «каганце» или керосиновой лампе (каганец - керамическая плошка в форме лодочки с растительным маслом, в которую опущен ватный фитиль, иногда зажигаемый с обоих концов).

Вскоре колония русских в Синьцзяне пополнилась новой волной переселенцев, бежавших из России от истребительной коллективизации. Этих трудяг от сохи радушно приняли ранее прибывшие и местное население. Вскоре на месте пустынных предгорий, на солончаках и заболоченных землях стало трудно найти невозделанный участок. Выращивались пшеница, арбузы, дыни, картофель, кукуруза. Особенно славилась пшеница сорта «бинэм», которая выращивалась на засушливых склонах предгорий. Из «бинэмной» пшеницы получался необыкновенно вкусный и пышный хлеб. И эта пшеница была особо в цене и спросе. Устроившись на месте, русские переселенцы стали думать о будущем своих детей и построили православный храм, на колокольне которого водрузился вновь отлитый на только что построенном акционерном чугунолитейном заводе бронзовый колокол, который был столь голосист, что его благовест был слышен на самых дальних мельницах в верстах пятнадцати. Вплотную к церкви примыкала вновь построенная русская гимназия, соединявшаяся калиткой с церковным двором, и гимназистов часто водили на церковные богослужения и, особенно, на прослушивание проповедей. В этой-то церкви и была помещена Табынская Чудотворная икона Пресвятой Богородицы.

Русское население прижилось и множилось. Поначалу приезжие (и не только русские) объединились в «Русское общество», со временем многие изгнанники восстановили гражданство СССР, и русское общество трансформировалось в «Общество граждан СССР», игравшее значительную роль в экономической и политической жизни Синьцзяна.

Со временем, когда первым секретарем Политбюро ЦК КПСС стал Н.С. Хрущев, было разрешено возвращение-репатриация российских эмигрантов, многие оформили документы на выезд в СССР, особенно большой поток отправился на освоение целинных земель в Казахстан. Другие же выехали в различные районы СССР для воссоединения с родственниками. Незначительная же часть русских, которые боялись возвращения на теперь коммунистическую Родину, выехала в Гонконг, а оттуда в различные страны мира, в основном - в Австралию, в Аргентину, Парагвай, Уругвай и Канаду.

К концу 60-х годов русская диаспора в Синьцзяне сократилась более чем наполовину, а к середине 70-х в Кульдже и окрестностях ее остались единицы русских. И поэтому, когда отряды вершителей культурной революции в Кульдже стали громить православный храм, защищать его было некому, исчезла вся церковная утварь, а она была богатой, а главное, исчезла Чудотворная икона. Был разрушен не только православный храм, но и православное кладбище, где были уничтожены все кресты и надгробья. И дело нашей совести: совершить все необходимое для поиска и возвращения Табынской Чудотворной иконы в Россию. С этой целью делается попытка создать Московскую Православную миссию поиска и возвращения Табынской Чудотворной иконы. Уже создан оргкомитет комиссии, в который вошли несколько бывших эмигрантов, проживающих раньше в Кульдже.

Следующей задачей будет поиск средств, необходимых для проведения экспедиции. Полагаю, что в ходе поисков икона будет обнаружена и, следовательно, появится возможность ее возвращения на родину. Параллельно может быть обнаружено и выкуплено немалое количество предметов церковного обихода. Полагаю, что будет справедливо поместить Чудотворную в тот же храм, где она была явлена. Учитывая Ее чудотворную ипостась, исходя из мусульманского менталитета и традиционного почитания мусульманами Святой Мариам (Пресвятой Девы Марии), я уверен, что икона не могла быть сожжена или уничтожена другим способом.

При написании сего исследования я пользовался в основном детскими воспоминаниями, рассказами, слышанными от пожилых людей, их уже нет...»

Следом от Владимира Федоровича пришло еще одно письмо:

«...сия икона долгое время пребывала в православном храме в Кульдже, куда была доставлена с походной церковью главной ставки атамана Александра Ильича Дутова, царствие ему небесное, да упокоит Бог мятежную душу его в Царствии своем и обители святых угодников! Ибо Александр Ильич спас от гибели неминуемой многие десятки тысяч людей, и не только казаков-военных, воевавших с большевизмом, но и мирных жителей, примкнувших к его отрядам, уходившим за рубеж в Китай. Я уже родился и вырос в Китае. Мать часто водила меня в детстве и в юности в церковь. И был даже однажды исцелен от мучительных ревматических болей, приложившись к Чудотворной иконе Табынской. В 1960 году я уехал из Кульджи на Родину, в Россию. 4 года назад мои земляки побывали в Кульдже и не смогли ничего узнать о судьбе Чудотворной. Горе наше было огромным...»

А потом пришло письмо от А. Щелокова из Австралии:

«Уважаемый о. Владимир!

В местной русской газете было напечатано Ваше письмо о поисках иконы Табынской Божьей Матери. В памяти у меня остались рассказы родителей об этой Чудотворной Святыни и, отчасти, ее судьбе. Мои родители были родом из Верхнеуральска и Оренбурга, где эта икона очень почиталась. Во время гражданской войны мой отец был личным секретарем атамана Дутова, и икона сопровождала их при переходе через степи в Китай... Икона была в тяжелом киоте, и нести ее приходилось двум сильным людям. Владыка Виктор, будучи еще в миру офицером Леонидом Святиным, тоже был в этом отряде. Приблизившись к границе, им надлежало делать перевал через хребет Карасарык. Шла узенькая тропа на перевал, где был крутой заворот и спуск на другую сторону. Тропа была с обрывом на одну сторону, куда много вьючных лошадей, оступившись, падало. Кроме того, на перевале была постоянная вьюга. Надо было добраться до перевала к полночи, когда вьюга утихала часа на два, и можно было сделать перевал на другую сторону. Перебраться всем взяло несколько ночей, и потому-то не успели перенести икону. Она осталась на перевале. Тогда несколько казаков вызвались идти обратно за иконой и говорили, что там стояла полнейшая тишина, и икона легко неслась вперед, лишь немного поддерживаемая.

Прибыв в Китай, икона оставалась в Кульдже... Говорят, что позже ее перехватили иезуиты и увезли в Рим. Потом якобы ее видели в сокровищницах Ватикана, где ее почитают, но не ставят напоказ. По преданию, икона должна вернуться на Родину. А владыка Виктор впоследствии стал моим крестным отцом... Точно, что в Пекин икону не увезли. Похоже, что у Владыки Мефодия была только копия, а женский монастырь и домовой храм в честь Святыни появились уже без подлинника иконы.

Вот что мне известно. Надеюсь, что это немного облегчит ваши поиски.

С уважением Алексей Щелоков, Сидней».

...Атаман Александр Ильич Дутов - «царствие ему небесное, да упокоит Бог его мятежную душу в Царствии своем и обители святых угодников, ибо Александр Ильич спас от гибели неминуемой многие десятки тысяч людей...». Как сложилась его судьбоносная для других судьба?

В руках у меня письмо еще одного вынужденного «китайца»:

«Часто мне приходилось слышать об атамане или генерале Дутове, прибывшем со своей армией в Западный Китай, и о том, что его убили по инициативе советских. Как это произошло, мне однажды довелось услышать от одного человека. При разговоре присутствовал сын одного из воинов дутовской армии - Г.А. Павлов, который все подтвердил: «Да, так и было. Мой отец рассказывал то же самое». А рассказано было мне следующее. Во время отступления белой армии в двадцатых годах Дутов со своими войсками перешел через границу Западного Китая и затем прибыл в г. Суйдун. В Суйдуне при войске была церковь, которая находилась как бы в подземелье на том месте, где при нас была транспортная контора. Та Табынская Чудотворная икона Божией Матери, что потом при нас была в Кульдже, тоже была привезена или принесена дутовской армией. У Дутова войсковой штаб находился на месте уездной народной больницы, где мне пришлось работать в мою бытность в Суйдуне. Там и произошла у меня встреча со старым уйгуром, который обо всем этом мне и рассказал. Дутов жил около реки, которая называлась Сударваза. В это время в среднеазиатской части Советского Союза было движение басмачей, состоявшее в основном из узбеков, недовольных советским режимом. Между Дутовым и басмачами завязалась тайная связь, и басмачи время от времени появлялись у него для получения инструкций. Когда движение басмачей было подавлено, то всех молодых, но талантливых главарей басмачей расстреляли, а оставшимся, крепко пригрозив, сказали: «У вас есть доступ к Дутову. Так вот, если хотите загладить свою вину, убейте его, и мы вас простим». Как мне рассказывал старик, после случившегося с басмачами, у Дутова везде стояла охрана, так что доступ к нему был минимальный, а сам Дутов в тот момент был болен желтухой. У ворот его стоял часовой и пропускал лишь тех, кто мог убедить его в особенной доверенности к нему Дутова. Однажды подъехали к его воротам три всадника и с каким-то пакетом подошли к часовому. Старик мне даже такую подробность сказал, что приехали басмачи на серых лошадях. Показав пакет часовому, они были пропущены, но один из них не пошел дальше, а остался у ворот, а третий около лошадей, а первый прошел в покои Дутова. Через некоторое время, когда в здании раздался выстрел, оставшийся у ворот басмач быстро приколол часового, и все трое, поспешно вскочив на коней, умчались. За ними на конях ринулись русские, но, доскакав до Доржинки, убийцы где-то в песках скрылись, и русские, несмотря на все свои старания, так и не нашли их. Через два или три дня состоялись похороны с военным оркестром. Впереди несли гроб с убитым, а за ним двигался многочисленный народ. Похоронили Дутова на маленьком кладбище Доржинки, находившемся приблизительно на расстоянии четырех километров от Суйдуна, на котором в последующие годы были похоронены и другие русские люди...

Дня через два или три после похорон ночью могила Дутова кем-то была разрыта, а труп обезглавлен и не зарыт. Похищенная голова была нужна убийцам для того, чтобы убедить пославших их, что задание выполнено.

Когда Дутова убили, то его многочисленная армия рассыпалась по Китаю, многие уехали в Харбин, но все-таки большинство людей его армии оставались в г. Кульдже и его окрестностях.

В Китае у меня была возможность встретиться с Фокиным (к сожалению, не помню ни имени, ни отчества его), пришедшим в Кульджу в армии Дутова и поэтому претендовавшим на Чудотворную икону Божией Матери, как на принадлежавшую в какой-то степени и ему. Икона была большая, очень тяжелая, и когда дутовцы, отступая, шли по пескам, от усталости решили оставить ее, потому как следом шла погоня. Однако, пройдя некоторый путь, они обнаружили, что оказались на месте, где оставили икону. Подосадовав, они опять пошли, но через некоторое время, не заметив, что сделали круг, снова очутились на этом же месте. Тогда они решили, несмотря ни на что, нести икону с собой, и таким образом с ней армия Дутова перешла границу Китая. С армией Дутова перешли границу и несколько священников, среди которых был и архимандрит Кона (в последующие годы ставший епископом Ханькоусским). Когда я встретился с Фокиным, решил узнать у него, так ли на самом деле случилось, как мне рассказывал старик-уйгур о Дутове. Фокин подтвердил происшедшее. Я тогда очень интересовался этим вопросом, поэтому прислушивался к рассказам знающих. Когда подошло такое время и русские поехали из Китая, они хотели вывезти Чудотворную икону с собой, но Фокин им не позволил этого сделать, поскольку сам никуда не хотел уезжать, а икону считал своей.

Многие уехали раньше. А мы там пережили китайскую культурную революцию и видели, как разрушили нашу церковь, а все содержимое из нее забрали и куда-то увезли. Однажды русские из-за границы прислали моей маме письмо, в котором просили ее узнать, где находится икона. К счастью, у нас тогда был хороший знакомый, бывший председатель органа по религиозным делам, с которым мама была в хороших отношениях, и когда она спросила его о местонахождении интересовавшей всех иконы, он ей ответил: «Идите и посмотрите на складе, где находятся все иконы». Моя мама ходила на склад и видела много икон из нашей церкви, но Табынской там не было. Икона исчезла, и никто не знает, где она, а я думаю, что она в Пекине. Китайцы знают этой старинной иконе цену, и я в китайской книжонке когда-то читал о ней...».

В этом письме, несомненно, к разряду фольклора относится рассказ о блуждании в песках по кругу с непременным возвращением к иконе, как в следующем письме, из США, из Сан-Францисско, о туркменах, якобы во время перехода через среднеазиатские пустыни разрубивших икону. Так в памяти людей, оторванных от Родины, но видевших следы топора на ней, трансформировалось древнее предание о глумлении над иконой. Люди, не знающие первоначальной истории чудотворной, невольно связывали раны на иконе с событиями недавнего прошлого, со страшным переходом их родителей или родственников через пустыни Средней Азии и ледово-метельный перевал Карасарык. Но в этом письме есть очень важные детали для поиска: что не все из порушенного «культурными революционерами» храма попало в костер. Что, по крайней мере, часть икон были увезены на какой-то склад, а Табынская исчезла еще до разгрома храма: то ли она заранее в предчувствии надвигающейся беды была спрятана прихожанами, то ли заранее, как наиболее ценная, была изъята властями и увезена на какой-то другой склад, например, в фонды министерства культуры в административный центр Синьцзяна г. Урумчи, где, возможно, хранится по сей день.

Итак, письмо из США, из Сан-Франциско:

«В субботнем номере за 30 декабря 2000 г. газеты «Русская жизнь» я прочел об иконе Табынской Божией Матери.

Пишет Вам Метленко Виктор Павлович. Жил в городе Кульдже Синьцзянской провинции Китая в продолжение 17-ти лет, с 1930 по 1947 год. Хочу познакомить Вас с тем, что я помню о Чудотворной иконе Табынской Божией Матери.

Мой отец, Метленко Павел Иосифович, служил диаконом в том храме, где находилась икона Табынской Божией Матери. Он нам, детям, говорил, что икона была привезена атаманом Дутовым в село Суйгун, которое находилось в 12-ти километрах от г. Кульджи. После предательства и убийства Дутова она была передана казаками в храм г. Кульджи.

Я хорошо помню внешний вид этой иконы. Она была в серебряном окладе, который был испещрен углублениями, из которых были вынуты драгоценные камни (как им было сказано, казаками), у нее был темный лик, и была она приблизительно такого же размера, какой был указан в вашей статье. Так же на ней была едва заметная полоса в середине иконы. Казаки, принесшие эту икону, объяснили, что она была украдена двумя туркменами из шалаша походной церкви и разрублена на две половины. По неизвестной причине на следующий день туркмены вернулись назад посмотреть на эту икону; и что они увидели? Икона стояла около дерева целой и невредимой, с сиянием вокруг лика Богоматери. Они страшно перепугались и бежали в свои поселения. Казаки же, бросившиеся искать икону, нашли ее в том виде, как я описал выше.

В городе Кульдже Чудотворная икона проявила много чудес. Люди других исповеданий приходили в церковь помолиться перед Ней, прося об исцелении многих разнообразных болезней. Одному из таких исцелений была свидетельницей моя сестра Галина Павловна - теперь Константинова. Молодая женщина, мусульманка, услышав о чудесах, творимых Табынской Божией Матерью, привезла с собой другую юную женщину, тоже мусульманку. Подвела ее к иконе, положила обе ея руки на икону. Слепая женщина стала горько плакать и приговаривать по-своему, видимо, молитву и, встав на колени, продолжала со слезами просить исцеления. Просьба ея была услышана Божией Матерью. Когда женщина встала на ноги, держась обеими руками за икону и, открыв глаза, увидела перед собой эту икону. Нужно было присутствовать при этом, чтобы понять эти радостные слезные рыдания человека, не знавшего, как и чем благодарить Божию Матерь за такое чудо. Мы слышали, что потом она тайком от родственников приняла православие.

Еще одно чудо, проявленное иконой Табынской Божией Матери, свершилось в 1942 году, чему я сам был очевидцем. В тот год в Синьцзянской провинции Китая была страшная засуха. Многие неправославные люди обращались к Богу о даровании необходимого дождя. Но проходили недели и месяцы, дождь не приходил, посевы начали гибнуть. Множество народа разных вероисповеданий стали просить русских, чтобы мы обратились к Богу о даровании столь желательного дождя. Наше духовенство решило эту просьбу принять и отслужить молебен с Табынской Божией Матерью на пруду с водоосвящением. На призыв священников многие откликнулась. Приехали из города и из поселков поблизости от города - человек 150 или 200. Взяли икону Божией Матери и пошли на пруд. Я был один из тех людей, которые несли икону, по два человека по очереди с другими крепкими мужиками, так как икона была очень тяжелой.

При несении иконы многие верующие по старой традиции, поцеловав икону, нагибаясь, проходили под ней. Путь был нелегкий. От храма мы должны были идти по шоссейной дороге до реки Пиличинки, а потом вверх по ней до пруда.

Нам недолго пришлось идти по шоссейной дороге, как поднялся сильный ветер, поднял пыль, и мы с трудом шли около одного километра. Уже близко у реки мы почувствовали редкие капли дождя. Когда подходили к пруду, то уже был настоящий дождь, с громом и молнией.

Мы с такой душевной радостью стояли и молились на молебне, что не заметили, как стали мокрыми с головы до ног. Отец Павел Кочуновский, служивший молебен, сказал очень проницательную проповедь о чуде, которое проявила наша Табынская Божия Матерь.

Икона находилась в храме г. Кульджи по крайней мере до 1947 года. 5 января 1947 года мы должны были опять бежать от ненавистного коммунизма на восток, в город Шанхай, а затем дальше, кто в Австралию, кто еще куда. Знаем, что отец Феодосий Солошенко остался с иконой. Слышали об этом от двоюродных братьев, которые оставались в Кульдже до 1961 года. Сейчас они живут в Австралии, и я держу постоянно с ними связь. Все, что они знают об иконе Табынской Божией Матери, это то, что при отъезде в Советский Союз отец Феодосий пытался вывезти икону с собой, но прихожане храма отказали ему это сделать. Икона находилась в храме до китайской «культурной» революции. В то время, когда молодежь оскверняла этот храм, вынося все иконы для сожжения, иконы Табынской Божией Матери уже не было в храме. К великому сожалению, у меня нет других сведений.

Надеюсь, что она находится в православных руках

Павел Метленко, Сан-Франциско, США».

Итак, что на сегодняшний день нам достоверно известно о судьбе Табынской иконы Божией Матери?

Начнем с того, что повторим, как она выглядит. «Святая икона в высоту 1,5 аршина (106,7 см) с одной стороны, 1,5 аршина без 0,5 вершка (104,5 см) с другой. В ширину 1 аршин и 0,25 вершка (72,2 см), в толщину 1 вершок (4,4 см). В верхнем крае имеется довольно значительный разруб, а ниже половины, в середине вставка - это те раны, которые нанесены ей при втором явлении. Имеется углубление на лицевой стороне, так называемый ковчежец, что присуще только древним иконам. Надписи никакой на иконе нет, кроме обыкновенных и едва заметных слов в верхних углах иконы «МР» и «OY», а над Спасителем «IС» и «ХР». По краям на возвышениях от ковчежца видны следы металлического оклада, которым она всегда была укрыта...»

Где ее искать?

В декабре 1918 года Юго-Западная армия белых, состоящая преимущественно из уральских казаков, приказом Верховного правителя российского государства и Верховного главнокомандующего А.В. Колчака, который еще 15 февраля прибыл на казачий Круг и был избран почетным председателем Войскового круга, была переименована в Отдельную Оренбургскую армию под командованием генерал-лейтенанта А.И. Дутова, который еще год назад был полковником. Столь стремительный взлет объяснялся его успехами в борьбе с большевиками. Но к началу 1919 года два казачьих корпуса, составляющих армию, несмотря на упорное сопротивление, не смогли сдержать натиск значительно превосходящих частей Красной Армии и в феврале 1919 года оставили сначала Оренбург, а потом и Орск. Табынская икона Божией Матери находилась в войсковой походной церкви. В апреле 1919 года А.В. Колчак, в самый трудный для себя момент получив поддержку Уральского казачества, прежде всего в лице войскового атамана А.И. Дутова, предложил ему занять пост Походного атамана всех казачьих войск России. Войсковое правительство дало на это согласие с условием «сохранения за генерал-лейтенантом Дутовым должности Войскового Атамана». До осени 1919 года А.И. Дутов колесил по Сибири и Дальнему Востоку, инспектируя казачьи войска. Во время этой поездки он назначает епископа Камчатского и Петропавловского Нестора главой казачьего духовенства. С этими событиями, видимо, и связано происхождение версии ухода Табынской иконы в Восточный Китай, в Харбин.

Осенью 1919 года Отдельная Оренбургская армия, теснимая превосходящими силами красных, продолжала отступление, сначала на Павлодар, затем на Семипалатинск и Сергиополь, к китайской границе. По белоэмигрантской мемуарной литературе хорошо известен тяжелейший Ледовый кубанский исход белых войск, отступающих к Новороссийску, другие исходы... То ли в дутовских казачьих частях не оказалось мемуаристов, то ли по каким другим причинам, но исход оренбургского и семиреченского казачества остался малоизвестным. В записках С.П. Мельгунова я нашел описание отступления Отдельной Оренбургской армии: «Что сказать про тот «Страшный поход» южной Оренбургской армии, по сравнению с которым даже большевистский повествователь считает другие эвакуации «увеселительными прогулками...». Оренбургская армия держалась на фронте сколько могла. «Буду бороться, пока есть силы, - писал Дутов Колчаку 31 октября из Кокчетава. - Оренбургская армия, первая Вас признавшая, всегда будет с Вами и за Вас». Отступая, они двигались через гористые Тургайские степи и через безводные пустынные пески Балхаша к Сергиополю на соединение с Анненковым в Семиречье. С армией двигались голодные, умирающие тифозные толпы беженцев. Те, кто не могли идти, должны были погибнуть. Их убивали собственные друзья и братья. Общее количество отходивших, по словам большевистских источников, колебалось от 100_150 тысяч. К концу марта границу Китая близ города Чучугон перешло до 30 тысяч...».

В спецхране архива Советской Армии и Октябрьской революции оренбургскому историку Вячеславу Войнову удалось найти письмо А.И. Дутова одному из соратников, сербу, генерал-лейтенанту А.С. Бакичу, в котором он рассказывает о переходе через ледовый перевал Карасарык: «Дорога шла по карнизу к леднику. Ни кустика, нечем развести огонь, ни корма, ни воды... Дорога на гору шла по карнизу изо льда и снега. Срывались люди и лошади. Я потерял почти последние вещи. Вьюки разбирали и несли в руках... Редкий воздух и тяжелый подъем расшевелили контузии мои, и я потерял сознание. Два киргиза на веревках спустили мое тело на 1 версту вниз, а там уже посадили на лошадь верхом, и после этого мы спустились еще 50 верст. Вспомнить только пережитое - один кошмар! И наконец в 70 верстах от границы мы встретили первый калмыцкий пост. Вышли мы 50% пешком, без вещей, вынесли только Икону, пулеметы и оружие...».

Сразу же по переходе китайской границы, расквартировавшись в казармах русского консульства в городе Суйдуне, А.И. Дутов установил связи с генералом Врангелем, атаманами Семеновым и Анненковым, с генералом Бакичем и басмачами, чтобы, объединив все антибольшевистские силы, находящиеся в Китае и в Средней Азии, продолжить борьбу, большевиков это не могло не волновать. Операцию по его уничтожению возглавлял небезызвестный чекист Я.Х. Петере, а трое ее непосредственных исполнителей «за акт, имеющий общереспубликанское значение», позже были награждены именными золотыми часами.

Отдельная Оренбургская армия, лишившись своего вождя, вмиг рассыпалась, ее воины в меру своих сил и способностей занялись собственным жизнеустройством, а Табынская икона была определена в храм г. Суйдуна. Настоятелями храма в разные годы были: архимандрит Иона (Покровский) в 1921 году, впоследствии епископ Ханькоусский, священник Григорий Штокалко (в 1921-1925 годах), священник Феодосий Солошенко (1925-1930), протоиерей Михаил Маляровский (1930-1933), протоиерей Павел Кочуновский (1933-1937). В 1938 году икона была переведена в только что построенный Свято-Никольский храм г. Кульджи. Настоятелями этого храма были священник Феодосий Солошенко (1938-1944), благочинный православных церквей Синьцзяна и настоятель прихода протоиерей Д. Модзяновский (1946-1952), благочинный и настоятель храма игумен Софроний (Иогель) (1954-1960).

Все эти годы самая чтимая икона Свято-Никольского храма сохранялась у левого клироса. Икона была одета в позолоченную и серебряную ризы. Так же, как и в России, в девятую пятницу по Пасхе в Кульдже, Суйдуне проводился крестный ход с ней. Сохранилась фотография: крестный ход с Табынской иконой в г. Кульдже в 1956 году- старинные русские одежды, белые платочки... С именем Табынской святыни связано и основание в 1934 году в Канагши близ Дайрена (Дальний) Богородско-Казанской Табынской женской обители. Священником в ней был протоиерей Иоанн Петелин из Харбина. В обители хранилась копия Чудотворной иконы. И может, в связи с этим фактом родилась легенда о первоначальном харбинском нахождении Чудотворной: люди, видевшие ее, или даже молившиеся ей, могли не знать, что это копия Табынской иконы.

В конце 60-х годов в результате «культурной» революции Свято-Никольский храм был разрушен, и уничтожено все его убранство. Была разрушена и Казанско-Богородская Табынская женская обитель под Дайреном. Монахини после долгих скитаний по разным странам перебрались в Калифорнию. Скорее всего, они забрали с собой бывшую в обители копию Табынской иконы. Может, с этим фактом связана версия, что икону нужно искать в США, в Сан-Франциско.

Есть, если вы помните, и другая версия, и пока ее не нужно отвергать, что Икона находится в тайниках Ватикана. Об этой версии писал нам и А. Щелоков из Австралии. Во-первых, в Кульдже проживала значительная колония китайцев, да и русских - католиков. И Икона во время «культурной» революции могла попасть к ним. А во-вторых, претендуя на вселенское господство, Ватикан хранит в своих сокровищницах не одну православную святыню... И Борис Николаевич Федоров время от времени звонит мне: «А может, Казанская икона Божией матери, которую папа Римский собирается подарить России, и есть Табынская? Ведь известно, что истинная Казанская была уничтожена злодеями, а Табынскую часто называли Казанской...»

В самую черную пору Нового смутного времени - 90-х годов XX века, в пору всеобщего хаоса и развала, в пору мягкотелой червеобразно-студенистой горбачевщины, в пору мелкотравчатых политиков самых разных мастей, каждый из которых, чем мельче был, тем больше создавал шуму и непременно метил в вожди, дешевой демагогией мороча когда-то великий народ, в большинстве своем давно уж влачащий существование без Царя и Бога в голове, и потому так легко покупающийся на любые посулы, вроде дешевой колбасы, как верха человеческого счастья, дальше его мечты, кажется, уже не простирались, - вдруг раздался Голос, как бы со стороны, твердый и отрезвляющий, который первоначально услышали только некоторые...

В пору, когда так легко, действительно, словно колосс на глиняных ногах, рухнуло тысячелетнее великое государство, - казалось, в один день, но на самом деле давно подтачиваемое извне, а больше изнутри, прежде всего самой глубоко прогнившей властью кремлевских старцев, за которыми до поры до времени пряталась свора младших научных сотрудников и лаборантов, внуков и племянников пламенных революционеров, и просто тихих одесских мальчиков, которые, пока мы беспомощно плакали и стенали по погибающей России, наизобретали нужные для себя законы и растащили великую страну на куски, и теперь уже не закулисно правят ей, а мы их презрительно-уважительно называем олигархами, я уж не говорю о бывших членах и кандидатах в члены Политбюро ЦК КПСС, в одночасье превратившихся в супердемократических правителей супердемократических государств, - вдруг раздался Голос, как бы сверху, снимающий с глаз шоры, услышанный уже многими...

Поразительно, насколько доверчив и наивен русский народ, особенно отпадший от Бога: достаточно подсунуть ему обиженного коммунистической властью, плоть и кровь от нее, честолюбивого Ельцина, пообещавшего все тот же кусок дешевой колбасы, достаточно было ему надеть вместо номенклатурной каракулевой шапки демократическую кепочку, а потом залезть на броневик, эти атрибуты народного обольщения в свое время опробовал еще Владимир Ильич, как народ сразу возлюбил его, чтобы потом, в очередной раз обманувшись, проклясть и до поры до времени ни в кого не верить. И вот в хаосе всеобщего распада и духовной смуты, в разноголосом гвалте _ вдруг раздался Голос, призывающий к духовному и практическому действию, чтобы не дать стране окончательно обрушиться в бездну.

Голос не политика, не государственного деятеля, не генерала даже, которые порой во время смуты, видя всеобщую беспомощность, тоже берутся, и не всегда безуспешно, быть вождями нации, - а одного из иерархов церкви, и не самого главного, и с самой простецкой внешностью сельского священника. Иерарха Русской Православной Церкви, которая вроде бы давно уже и не существовала, а если и существовала, то только как анахронизм, как, может, давно уже музейный, но необходимый, подчеркивающий демократизм новой власти, атрибут, - и неожиданно этот Голос услышали все. Одних он поднял на ноги, зажег в них свечу, других не на шутку напугал.

Это был голос митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, который стал - не знаю, по воле Священного Синода или вопреки ему _ рупором, оказывается, не только живой, но и воинствующей, к удивлению не только врагов, но и многих чад ее, Русской Православной Церкви. Его проповеди, речи, книги стали опорой для миллионов людей, и не обязательно православных. Его статьи печатали самые разные по направлению издания: от «Русского вестника» и журналов «Москва» и «Наш современник», что понятно, до крайне левых, как «Завтра», и коммунистических, как «Правда» и «Советская Россия». Не политические партии, не политические лидеры, а он, иерарх Церкви, стал истинным духовным лидером остатков русского народа и уничтожаемого великого государства. Не все это осознают, но, может, благодаря ему страна окончательно не рухнула в бездну. Он, в отличие от большинства иерархов церкви, казалось бы, вопреки незыблемому постулату: «Всякая власть от Бога, и потому не дело Церкви напрямую вмешиваться в дела ее», тем более открыто обличать ее, не уходил от прямых вопросов дня _ он раскрывал глаза миллионам людей, как в стране, так и за рубежом, в том числе и на политические события, происходящие в России, на стоящую за ними страшную тайну беззакония, о которой, в том числе и по причине личной безопасности, многие старались молчать, а если и говорили, то только в узком кругу знакомых... В результате у него стало столько врагов и недоброжелателей! Не только в стане врагов, но и в лоне самой Церкви, среди и ее иерархов раздавались раздраженные голоса: «Не тем занимается владыка Иоанн, не тем...» Их можно понять: давно ли десятки епископов во главе с патриархом Тихоном и тысячи священников взошли на Голгофу: были расстреляны или сгнили в лагерях. Звучали обращения к Святейшему: призвать Владыку к порядку. Но Святейший молчал, выказывая, по мнению одних, слабость, по мнению других, великую мудрость. Так или иначе, но книги митрополита Иоанна неизменно публиковались с его благословения. Владыка Иоанн открыто во всеуслышание заявил, что его духовными вождями являются не обновленцы, не приспособленцы к любой власти, не великие молчальники, невнятно промямлившие нечто невразумительно-осторожное вместо твердого слова, которого от них так ждал народ, а расстрелянный большевиками во время прежней смуты за свое немолчание Святой Патриарх Тихон.

В своем «Плаче по Руси Великой» владыка Иоанн писал: «Наверняка найдутся желающие обвинить меня в излишней «политизированности», скажут, что Церковь, мол, «не от мира сего», так что и нечего лезть в мирские дела. Скажут, пожалуй, о том, что не стоит будоражить народ разговорами о «заговоре против России», что сейчас главное сохранить мир - любой ценой, избежать возрождения «имперских амбиций», что надо смириться с «ходом истории», который будто бы привел к развалу страну «по объективным причинам»...*

И он отвечает: «Воистину мир надо хранить всеми силами. «В мире место Божие», - свидетельствует нам священное Писание. Вот только - всякий ли мир • от Бога, любой ли хорош для православного человека? «Тот ли это мир, о котором молится Церковь, которого жаждет народ? - вопрошал святейший патриарх Тихон, когда России в очередной раз пытались навязать «позорный» мир. - Мир, по которому отторгаются от нас целые области, населенные православным народом... десятки миллионов православных людей попадают в условия великого духовного соблазна... мир, по которому даже искони православная Украина отделяется от братской России и стольный град Киев, «мать городов русских», колыбель нашего крещения, хранилище святынь, перестает быть городом державы Российской, мир, отдающий наш народ и Русскую землю в тяжкую кабалу, - такой мир не дает народу желанного отдыха и успокоения. Церкви же Православной принесет великий урон и горе, а Отечеству неисчислимые потери».

Семьдесят пять лет назад это предвидение русского первосвятителя исполнилось с пугающей точностью». Вспомним, что патриарх Тихон в свою очередь был продолжателем дел первого русского Патриарха Святейшего Иова, глубоко провидчески оба они - Патриархи Смуты - в 1989 году накануне Нового смутного времени Русской Православной Церковью были причислены к лику святых. В мае 1990 года, на конференции в рамках первых проведенных в новейшее время в Москве Дней славянской письменности и культуры, проходившей накануне Поместного Собора Русской Православной Церкви, на котором был избран новый Патриарх Алексий II, мне врезалось в память выступление известного православного философа священника Георгия Шевкунова: «Причисление к лику святых это совсем не форма поощрения (даже посмертного). Это даже не форма признания заслуг церковных деятелей... Прославление в лике святых это всегда, в первую очередь, призвание к служению. В какие бы времена ни бывали прославления святых, всегда в конкретный исторический момент призываются именно те, кто более всего может своим духовным примером и подвигом жизни во Христе подать помощь нашей земной воинствующей Церкви от Церкви Небесной, Торжествующей. Патриотическое служение святителей Иова и Тихона проходило в период смутных времен... Оба они пережили гражданские войны... Оба патриарха пережили взятие Москвы и хозяйничанье в Кремле бесчинных захватчиков. Патриарх Тихон был избран на престол под грохот артиллерийского обстрела Кремля. При патриархе Иове московские святыни были поруганы поляками и Лжедмитрием... И Святитель Иов и святитель Тихон налагали анафему на власти предержащие, которые глумились над Церковью, над русским народом, над русской землей... Такой феномен как самозванство тоже был явлен при обоих патриархах... Судьбы святых патриархов перекрещиваются, как и судьбы их времен, с судьбами нашего времени и современной нам Церкви, которая во вдохновение Духа Божия призвала именно этих святых к служению в наши дни. В чине хиротонии есть слова: «Божественная благодать всегда немощная врачующи и оскудевающая восполняющи...» Когда Церковь земная оскудевает, Господь посылает тех святых, которые в силах помочь своим служением, своими молитвами. Сейчас, судя по всему, именно такое время».

Да, судя по всему, именно такое время обрушивалось на Россию.

Но бесстрашно сказать правду в глаза новым властителям, как и сказать правду обманутому и поверженному народу, в том числе и о нем самом, стать словом-проводником той горней Высшей Церкви, Хоругвью, бескомпромиссным разъяснителем Истины, подобно святым патриархам Иову и Тихону, суждено было не избранному только что Патриарху Алексию II, - не в осуждение Святейшему сказано, так Господь рассудил, так Божия Матерь решила, по высоким горним причинам, о которых мы, смертные, можем только догадываться , - а до тех пор тишайшему и мало кому из мирских известному митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну.

Я не знаю, на самом ли деле так, но мне не однажды приходилось слышать, что на Поместном Соборе 1990 года при выборе патриарха владыка Иоанн всего лишь одним или несколькими голосами уступил митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Алексию II. Многие по сей день говорят об этом факте с сожалением: «Тогда все было бы иначе...».

Да, владыка Иоанн, может быть повторил бы судьбу патриархов Иова и Тихона. Но давайте взглянем правде в глаза: ни Патриарх Иов, ни Патриарх Тихон своим подвигом не остановили Смуты.

Архиереи, присягнувшие Лжедмитрию, возвели на церковный престол униата Игнатия, а после патриарха Тихона стали «окормлять» народ обновленцы во главе с «митрополитом» Введенским. Потому как дело, и тогда и ныне, было не только в «лжедмитриях», но и в самом народе, тогда легко поддавшемся смуте, словно он только и ждал ее, а ныне вроде бы вообще оставшемся равнодушным к собственной судьбе.

Да, может Россия пошла бы иным путем. Народ, воодушевленный Словом-Хоругвью, Словом-Набатом, может, встал бы на защиту своего поруганного национального и просто человеческого достоинства. Но, может, Господь рассудил, что хватит крови и слишком неравны силы, и слишком «заколбасирован» в большинстве своем отпавший от Бога, то есть по сути переставший быть русским, народ, и не молитва, не покаяние, не духовное6 строительство себя, а сонное молчание и беснование на митингах стало его формой духовного подвига, и потому ему на этих митингах могут легко подсунуть нового Ильича в кепке. И нужна долгая кропотливая работа по воцерковлению народа: чтобы он хоть отчасти почувствовал в себе снова божественный компас, тогда его уже будет трудно обмануть. И потому Господь, может, разделил этот непомерный подвиг на двоих: одному стать жертвенной Хоругвью, а у второго _ земной путь, на котором не избежать компромиссов с властью, это похоже на опасное хождение по скользкому, к тому же непрочному льду.

Может быть так. А может быть, просто хочется верить в это, а на самом деле - не так... Может, о нашем дне говорил праведник Лаврентий Черниговский, пророчествуя о времени, когда будут восстановлены храмы с золотыми куполами, а ходить в них будет нельзя, потому что они будут без благодати. Разве один я задавался кощунственным вопросом: ради ли Иисуса Христа восстановлен Храм Христа Спасителя, в котором по важным церковным праздникам обязательно перед телекамерами нынешние демократические боссы ставят номенклатурные свечки? Не деловая ли это сделка в меновой лавке: вы нас на очередных выборах поддержите, создайте видимость богоугодности нашего режима, а мы вам на деньги мафии, которые на самом деле ваши, народные, потому тут никакого нравственного противоречия нет, Храм Христа Спасителя восстановим, и он в новых политических условиях будет олицетворять единство партии и народа. Но здание из кирпича и железобетона, даже с крестами, даже точная копия прежнего храма - это еще не Храм Христа Спасителя!

Так или иначе, только в пору нового смутного времени, когда стрелка народного магнитного компаса беспомощно металась по кругу, не находя полюсов, роль духовного вождя нации взял на себя владыка Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. В беспросветно глухой ночи поверженной русской души зазвучал его страстный голос: «Россия, моя Россия, что с тобой стало теперь! Ужель и впрямь канули в лету герои и вожди твоего славного прошлого, глашатаи твоей великой судьбы, служители святой правды Божией? Ужели крадущаяся походка твоих новых хозяев да тихий шорох их проворных лапок, воровато шмыгающих повсюду в поисках наживы, - последнее, что суждено тебе увидеть и услышать, прежде чем они предадут поруганию и забвению самое имя твое, самую память о тебе, Россия?..

_ Где же ты, некогда могучий и державный, русский православный народ, - взывает к нам из хаоса смуты 1918 года Святейший Патриарх Тихон.- Неужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты - великодушный и радостный - совершал свой великий, указанный тебе свыше путь, благовествуя всем мир, любовь и правду. И вот, ныне ты лежишь, поверженный в прах, пожираемый своими врагами, сгорая в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы. Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей? Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу?..

Именно сейчас решается вопрос: удастся ли разрушителям России и дальше обманывать русский народ, завлекая его хитростью и ложью на путь безвозвратного самоуничтожения, к мрачной пропасти окончательной гибели, или - ценой многих жертв и страданий мы все же прозреем, очнемся, одумаемся. Ведь только тогда сможем мы обрести надежду спасения, волю к жизни и утерянную былую духовную мощь.

В этой ситуации приобретает особую роль позиция Церкви. Ее авторитет постоянно растет. Постепенно возвращается понимание роли Православия в русской жизни. Находясь в глубочайшем кризисе, общество желает знать, каковы исторически сложившиеся государственные воззрения Церкви, принимающей живое и деятельное участие во многовековом строении великого русского государства. Многие и многие жаждут услышать ее нелицеприятное суждение, с тревогой и надеждой ожидая материнский церковный призыв.

Не дерзая от своего лица рассуждать о сем важнейшем предмете, скажу, тем не менее, слушайте - вот он, этот призыв, возглашаемый из прошлого устами первосвятителя-исповедника, Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона:

_ СВЯТАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ, ИСКОНИ ПОМОГАВШАЯ РУССКОМУ НАРОДУ СОБИРАТЬ И ВОЗВЕЛИЧИВАТЬ ГОСУДАРСТВО РУССКОЕ, НЕ МОЖЕТ ОСТАВАТЬСЯ РАВНОДУШНОЙ ПРИ ВИДЕ ЕГО ГИБЕЛИ И РАЗЛОЖЕНИЯ... По воле Пастыреначальника, Главы Церкви, Господа нашего Иисуса Христа, поставленной на великое и ответственное служение Первосвятителя Церкви Российской, по долгу преемника древних собирателей и строителей Земли Русской, я призываю совестию своею возвысить голос в эти ужасные дни... Может ли примириться русский народ со своим унижением?.. Все мы - братья, и у всех одна мать - родная Русская земля.

Перед лицом страшного, совершающегося над нашей страной суда Божия, будем молить Господа, чтобы смягчил Он сердца наши братолюбием и укрепил их мужеством, чтобы сам Он даровал нам мужей разума и совета, верных велениям Божиим, КОТОРЫЕ ИСПРАВИЛИ БЫ СОДЕЯННОЕ ЗЛО, ВОЗВРАТИЛИ ОТТОРГНУТЫХ И СОБРАЛИ РАСТОЧЕННЫХ...

И вот во время новой смуты в образе митрополита Иоанна Господь даровал нам мужа разума и совета. Он стал духовным вождем. Но, увы, мало уже кто был готов к подвигу... Не нашлось ни новых Минина с Пожарским, ни Пересвета с Ослябей...

Я знал, что акафист Табынской иконе Божией Матери в 1948 году был написан неким иеромонахом Иоанном. И только несколько лет назад, в год 400-летия явления Иконы, когда владыка Никон, архиепископ Уфимский и Стерлитамакский, подарил мне юбилейное издание акафиста, я уже, возвратясь домой, потрясенно прочел на обложке: иеромонах Иоанн (Снычев).

Я тут же позвонил Владыке: Снычев - была фамилия приснопамятного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, Святителя Иоанна.

- Да, акафист написан Владыкой Иоанном, еще в молодости, в бытность его послушником архиепископа Мануила. Владыка Иоанн был моим духовником, и потому, может, я в свое время и был назначен архиереем в Уфимскую епархию, в место явления иконы.

Я долго не мог прийти в себя от потрясения. Ведь выстраивался поразительный ряд: случайно ли, что именно им, будущим Святителем Иоанном, еще в молодости написан акафист Табынской иконе Божией Матери?! Случайно ли, что именно ему, - когда еще никто, в том числе, наверное, и сам он, и подозревать не мог в себе будущего Святителя Руси, бесстрашно обличающего внешних и внутренних врагов России и Православия, последовательно борющегося за дело русского духовного возрождения, смело противостоящего темным силам современных русоненавистников и богоборцев, - принадлежат - или через него сказаны Божией Матерью?! - эти загадочные и провидческие слова, сказанные в акафисте о Табынской иконе: «всего мира Надеждо и Утешение»? Не свидетельствуют ли они о великой тайне, связанной с этой Чудотворной иконой и Покровом Божией Матери над Россией? Не благовествование ли это того, что Табынская икона Ея, на первых порах местночтимая, но известность которой с каждым годом все более и более ширилась по стране на восток, на запад и на юг, со временем, при будущем своем явлении, может стать покровительницей и спасительницей не только православных, и даже не только России? Впрочем, это касается не только будущего. Вспомните прозревших башкир при втором ее явлении, ставших поклоняться ей, но оставшихся в исламе. Или еще: «Известны случаи, когда иноверцы, видевшие преизобильные чудотворения, проистекающие от Табынского образа Богородицы, приносили Ей свои моления и получали просимое».

И еще меня осенило: страстное и возвышенное слово митрополита Иоанна в защиту России, может, не что иное, как своего рода явленная в Слове Табынская икона Божией Матери?! Более того - предвестник явления самой Ее? Может быть, это она сделала из никому неизвестного провинциального иеромонаха, - вложив в его уста свое Горнее Слово, - духовного проводника и вождя русского народа в пору Новой смуты, на пороге уже реального небытия. За явленным в нем Словом может последовать само явление Чудотворной иконы, как «всего мира Надеждо и Утешение». Но только в том случае, если мы услышали это Слово. И не просто услышали, а приняли его как руководство к нравственному и практическому действию - вслед за покаянием! - по спасению Родины. Но услышали ли мы его?..

Мало что известно из личной жизни Святителя Иоанна. Сам он всячески уклонялся от всевозможных вопросов на эту тему, считая факты своей биографии, тем более детства и юности, малозначимыми. Но иногда, в дни своего Ангела (дни памяти Апостола Иоанна Богослова) или в какие другие благословенные часы он делился со своими духовными чадами воспоминаниями о детстве и юности. А детство и юность будущего светоча Православия связаны с Приуральем, местом явления иконы Табынской Божией Матери. Один из рассказов его благодарным слушателям удалось записать. Привожу его отрывочно:

«Родился я, как рассказывала мне мама, мертвым. Несколько часов не было во мне ни дыхания, ни звука, и только усиленные окрики моей родительницы произвели внутри моего организма дыхание и жизнь. Село, где я появился на свет Божий, называлось Ново-Маячка Каховского района Николаевской губернии (ныне Херсонская область)...

Вскоре после моего рождения родители переехали в свое родное село Спасское (в народе его называли Осминка), расположенное в восьми верстах - на юго-восток - от города Сорочинска под Оренбургом... В 30-е годы мы всем семейством переехали в Сорочинск. Мне шел четвертый год. В 1933 году наступил голод. Чтобы не умереть, мы с братьями собирали щавель, зеленые капустные листья и делали из них лепешки. Весной ловили сусликов, жареное мясо которых служило самым дорогим блюдом. Мясо суслика вкусное, только немного пахнет чесноком. Летом ловили рыбку. Рыбалка была милостью Божией. Она давала возможность до некоторой степени заменять хлеб и поддерживать свое здоровье.

Голод усиливался, и родители решили переехать к родным на Украину. Первоначально поселились у сестры моей матери. Началась новая страница моего детства. Мне было шесть лет. Помню, как однажды я принес родителям охапку соломы и очень радовался, что в какой-то мере оказал им помощь... Чтобы утолить голод, я часто уходил из дома с сумой за плечами и с протянутой рукой обходил улицы города, прося кусок хлеба. Одни люди отзывались на горе, другие отворачивали лица и гнали меня, как бродячего пса.

Однажды я зашел в магазин, где продавали пряности, и стал просить у покупателей милостыню. Вдруг один человек взял меня за шиворот и принялся обвинять в воровстве, к которому я был не причастен. Я плакал, просил отпустить, окружающие пытались защитить меня, но ничего не помогло, и через несколько минут я был брошен на произвол судьбы в отделение милиции. Я очень переволновался, особенно думая о родителях. Потом, воспользовавшись удобным моментом, когда на меня не обращали внимания, вышел во двор, шмыгнул в ворота и убежал. Голод снова погнал меня за подаянием. Я зашел в столовую в надежде, что мне там что-нибудь достанется. Помню, с какой завистью смотрел я на лакомящихся вкусными блюдами и с какой жадностью утолял голод крохами, оставшимися от обедавших. Только ночью я добрался до дома...

В ту пору мои обязанности по дому заключались в том, чтобы утром выгнать корову и пасти ее до вечера. Однажды, воротясь с пастбища, я увидел, что наш дом пуст, в нем никого и ничего нет. Я недоумевал, что могло случиться. Соседи сказали, что дом наш продан, что родители погрузили вещи на машину и уехали, оставив меня одного. От мысли, что я брошен, горькие слезы полились из глаз. Так я плакал и, наверное, не утешился бы, если бы не пришел отец, который отлучился, чтобы оформить документы. Мама с братьями уехала в Херсон, а за ними тронулись в путь и мы. Мне было около семи лет. Шли пешком, но какой из меня был пешеход. Затем какая-то проезжавшая машина захватила нас, и мы добрались до Херсона. Там вся семья погрузилась в вагон, и мы отправились обратно в Сорочинск. Помню, что дорогой, пока мы спали, у отца вытащили из кармана деньги...»

«...После седьмого класса я поступил в индустриальный техникум. Я хотел быть электротехником, но вакантные места были заняты, и пришлось определяться на отделение техников-строителей. Это было в Орске. Едва я начал учиться, как возникли трудности. За неуспеваемость по русскому языку я был лишен стипендии, и пришлось существовать на свои средства, которых, конечно, не хватало. Пришлось голодать, я решил оставить учебу...»

«...В Сорочинске жила Пашенька юродивая, и я направил свои стопы к ней. Иносказаниями она предсказала мне быстрый отъезд в армию, духовное звание и время окончания войны.

В октябре 1944 года меня призвали в армию. Я успешно прошел комиссию, был зачислен в одну из частей Советской Армии и ожидал повестку на отправку. Ее принесли поздно ночью, и я стал готовиться к отъезду, собирая необходимые вещи. Не забыл зайти к батюшке. Он с радостью напутствовал меня Святыми Тайнами. Тут случилось чудо. Когда священник подносил Святое тело и Кровь Христовы, я испытал необычайную радость, от которой едва переводил дыхание. Священника я не видел, но чувствовал, что какое-то таинственное существо (кажется мне, что это была великомученица Варвара) приблизилось и вложило в мои уста Причастие. Чувство необычайной сладости увеличивалось в моем сердце, и в нем воцарился неземной мир. Таинственное существо удалилось, и я снова увидел священника.

Батюшка благословил меня небольшой иконочкой с изображением Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Я отправился в путь в сопровождении мамы и некоторых родственников. Причастие очень утешило меня. Подошли к военкомату, но двери оказались заперты. На наш стук вышел дежурный и объявил, что никаких допризывников здесь не было и ему ничего не известно. Тогда мы отправились к школе № 6, где проходил осмотр. Но и там никого не оказалось. Пошли на вокзал - тоже пусто. Мы подумали, что с повесткой кто-то злостно пошутил, и вернулись домой. Но через три дня, когда я вернулся после литургии домой, вдруг явилось шесть крепких парней и под конвоем повели меня в военкомат.

Первым вопросом военного комиссара было: «Почему вы не явились к отправке?» Напрасно я пытался что-то объяснять, - он показал мою подпись в списке отправляющихся, которая, конечно, была подделана, и обвинил в дезертирстве. «Ты что, попом решил сделаться? - говорил он. - В армии не хочешь служить?!» Комиссар вызвал милицию, и со скрещенными позади руками меня увели....

Вскоре меня вывели на допрос. «Почему ты не хочешь служить Родине?» Я ответил, что никогда не отказывался от служения и теперь согласен идти на защиту Отечества. Пытался объяснить, что происшедшее - просто стечение обстоятельств. Не знаю, что мне помогло тогда: мои ли уверения, или молитвы ближних...

Меня отправили в путь в направлении Куйбышева... Далее мы продолжили путь до Уфы... Глубокой ночью мы прибыли на станцию Алкино, куда я имел направление от военкомата. Трудно было привыкать к строгой военной дисциплине. Тут и там выявлялись мои недостатки - то ремень не затянешь как надо, то обмотки неправильно замотаешь... Рано утром мы выходили в поле на военные занятия. Морозы тогда были жгучие.

Был Филиппов пост, и я сохранял воздержание в пище, вкушая только хлеб с сахаром и чай. Перед едой молился открыто, никого не стесняясь. Об этом было доложено начальнику воинской части, который не замедлил вызвать меня на беседу. Он задал ряд вопросов. Спросил, как бы я мог доказать веру в загробный мир. Я, долго не задумываясь, предложил отрубить мне голову. Он засмеялся и сказал: «Нет, погоди. Ты еще сам будешь головы немцам рубить!» Расстались мы хорошо, и до времени никто меня за мои убеждения не притеснял. Я же молился святителю Николаю, жалуясь ему на то, что мне трудно среди неверующих...

В те дни мне приснился странный, как мне поначалу показалось, сон. Вижу, будто входит ко мне матушка Феврония, с нею неизвестная Жена (по своему глубочайшему смирению Владыка не решался вслух назвать Ту, которая ему явилась, Богородицей). Вдруг Неизвестная обращается к врачам и строго говорит: «А его вы мне отпустите!» И я проснулся.

Проходили дни за днями. Я по-прежнему маршировал встрою, занимался военной тактикой. Однажды мы пошли в поход. У меня размоталась обмотка, и я без разрешения командира вышел из строя. В наказание за это мне дали наряд - назначили сгрести грязь и добела вымыть полы в землянке сорока метров в длину и двух в ширину. Я честно старался отработать, но как мне было тяжело! От переутомления поднялась температура, и я попал в санчасть. Там я тоже режима не менял, продолжая во время болезни поститься и молиться. Но, к несчастью, моим лечащим врачом оказалась еврейка. Кто-то ей открыл, что я придерживаюсь христианского поста, и она в бешенстве стала поносить меня: «Что это ты вздумал поститься! Не хочешь служить в армии?! Ну, хорошо же, мы с тобой быстро разделаемся! Сошлем тебя и твоих родителей в такие места, которые тебе и не снились!» Наговорив кучу угроз, она удалилась.

Кто может вообразить мою боль и внутреннюю скорбь! Как будто ураган пронесся над моим бедным сердцем, разрушив все добрые строения. Мысль о том, что я могу быть сослан как изменник родины и что родители мои будут подвергнуты той же участи, угнетала и ужасала меня. В этой скорби и в слезах я заснул.

И вижу чудесный сон: будто бы нахожусь в поле, и какое-то таинственное невидимое Существо вложило мне в правую руку семя. Я взмахнул рукой и одним мановением засеял все поле. В мгновение ока семя проросло, распустило листочки и плети, расцвело и принесло плоды. Плоды эти были наподобие арбузов и во множестве лежали на земле. Я стал осматривать их зрелость: они еще были зелеными. Просматривая, я все дальше и дальше уходил вглубь. И когда дошел до середины поля, то увидел, что небольшая его часть, саженей примерно в восемь, вспахана, но не засеяна. На пашне лежал большой деревянный Крест. Я подошел и поднял его. Крест был выше моей головы. Я взглянул на него снизу вверх. И в это мгновение какой-то светлый луч прошел через мою голову и достиг моего сердца, отчего на душе стало светло и радостно. Внутренний голос возвестил мне, что это Крест Господень. Тогда я приподнял его, взвалил на плечо и понес.

В это время на небе появились черные тучи, и тьма накрыла землю. Засверкала молния, раздались удары грома. «Уу-у, ууу-ууу!» - гремело и выло вокруг, а я продолжал идти. Через некоторое время тучи стали рассеиваться. Когда приблизился к краю поля, меня с левой стороны то орошал дождь, то освещало солнце - попеременно. Сойдя с поля, я ступил прямо в грязь и пошел по ней в родное село. Там я сложил у своих ног Крест, который уже был похож на длинное бревно с поперечной перекладиной. Меня встретила матушка Феврония и сказала: «Я знаю, кто ты, ты - юродивый». Я проснулся.

Ясность сновидения была поразительной. Я стал рассуждать. Крест - это страдания. Значит, нужно ждать скорбей. Но сами события, происходившие во сне, были мне непонятны и приводили в недоумение. Я рассказал о сне лежащему близ меня больному, который был человеком верующим. Он успокоил: «Твой сон очень хороший, не волнуйся!»

Врач-еврейка больше не приходила, однако меня вызвали к психиатру. «На что ты жалуешься? - ласково спросил он. «У меня болит желудок и, кроме того, порок сердца», - ответил я. «Ты верующий?» - «Да».- «Как верующие смотрят на войну? Не отказываются ли они от защиты Родины?» - пристально всматриваясь мне в глаза, поинтересовался врач. «Нет, - ответил я твердо. - Православная Церковь всегда благословляет оружие своих воинов на защиту Отечества!» Врач: «Скажи мне, пожалуйста, кто виноват в войне: Гитлер или Сталин?» Недолго думая, я ответил: «Никто не виноват. Война существует для того, чтобы посредством внешних скорбей облегчить будущую участь людей. Если бы люди не испытывали здесь скорбей, то будущие страдания в аде содержимых были бы совершенно невыносимы!»

Мой ответ, видимо, настолько поразил врача, что дальше он меня вопросами не тревожил. На меня завели карточку, которую долго заполняли, (видимо, ставили диагноз), после чего снова отпустили в постель.

Наступило Рождество Христово. Я разговелся. Предварительно прочитал молитвенное правило. Больше я не унывал, какое-то внутреннее спокойствие воцарилось в душе.

Вдруг пришел приказ собираться и - в путь. Целой группой нас отправили в Уфу. В дороге у одного человека из нашей группы случился припадок, и на меня напал страх: туда ли я попал, ведь у меня болели желудок и сердце, а вовсе не помрачился рассудок. В четырех километрах от Уфы находился городок для умалишенных и припадочных, вот туда-то мы и прибыли. Моя фамилия красовалась в списке с прочими больными. Я попал в тринадцатое отделение. Было тревожно, но ничего не оставалось делать, как смириться и ждать прибытия врача.

Отделение состояло из двух громадных комнат, вмещавших до шестидесяти человек. Я размышлял: «Вдруг я на самом деле лишусь разума, и меня поместят во второе отделение, где лежат буйные больные? Неужели я никогда не увижу родного края?!» Такая невыносимая тоска охватила мое сердце, что разогнать ее было под силу только воле Божией.

Чтобы не терять даром времени, я составил распорядок дня. Раньше всех вставал, умывался, а затем под одеялом совершал молитвенное правило, читал евангелие, псалтирь и каноны. Познакомился с няней Анастасией. Она приносила мне книги духовного содержания. Шел Великий пост. Зная, что я пощусь, со мной считались и готовили постную пищу.

Наступила Крестопоклонная неделя. Мне хотелось в храм, хотелось приобщиться Святых Христовых Тайн... Я сказал свое заветное желание няне, и она, хоть и очень боялась, согласилась проводить меня. Мы пошли. Недалеко от реки Белой показался храмик. Сердце мое сильно билось, и слезы радости текли из очей. Служил небольшого роста архиерей. Так было хорошо! Мне так хотелось исповедаться в этот вечер, но не пришлось... На обратном пути, к нашему несчастью, случилась авария - сошел с рельсов впереди идущий трамвай. Из-за этого мы задержались, и в больнице начался переполох. Мы получили выговор, и к литургии пойти не пришлось. Так я и остался тогда без причастия.

Здоровье мое стало «улучшаться», и «лишенный рассудка» ум приходил в «нормальное состояние». Я помогал на кухне, раздавал пищу больным. Главный врач, который меня понимала, относилась ко мне хорошо, я помогал ей выкладывать во дворе дорожки из кирпичей.

В день Благовещения я опять был в храме. 20 апреля меня комиссовали, признав негодным к несению военной службы. Мне выдали документы, питание, денежки и отправили на вокзал. Какая была радость! Скорее в родные края!..»

Из окна моего загородного дома через лес, за прекрасной, описанной С.Т. Аксаковым рекой Демой, за железнодорожной станцией Алкино видна Алкинская гора. Много что связано с ней. Из Алкинских лагерей, пройдя курс молодого бойца, ушли на фронт десятки тысяч людей, в том числе мой отец. Здесь проходили фильтрацию обратные эшелоны с бывшими военнопленными: кому домой, кому в колымские лагеря... С тех пор как я узнал, что с Алкинской горой связана важная страница жизни Святителя Иоанна, я стал смотреть на нее как бы другим взглядом. Уже здесь враги христианства каким-то внутренним чутьем почувствовали в нем, безобидном и не очень здоровом деревенском юноше, нравственного противника, сначала пытаясь определить его в уклоняющиеся от фронта со всеми вытекающими из этого последствиями, потом в умалишенные. Уже здесь Богородица выбрала его для особого служения: «А вы его мне отпустите!..» И я счастлив, что в моем родном городе к нему отнеслись с человеческим, даже христианским пониманием, тоже каким-то внутренним чутьем увидев в нем особого, «божьего» человека: комиссовали и, снабдив продуктами, отправили домой.

По прошествии какого-то времени будущий отец Иоанн стал келейником преосвященного владыки Мануила, епископа Оренбургского и Бузулукского. Внутренним духовным видением владыка рассмотрел в робком юноше, прислуживающем в храме, будущего подвижника великого пастыря и воина Церкви. Владыка вместе с ним поехал в Сорочинск, «посетил моих родителей и спросил их согласия отпустить меня в Чкалов к себе в послушники. Родители благословили. Особенно тронуло меня тогда, что епископ не погнушался нашей убогой постелью и согласился у нас отдохнуть...

Перед днем памяти Великомученика Пантелеймона батюшка повез меня к Владыке. Тот предложил мне скоромную трапезу. Я в то время не вкушал молочного, но Владыка, заметив это, не одобрил мое неразумное воздержание и благословил начать потреблять скоромную пищу.

В самый праздник в честь св. Пантелеймона меня постригли в стихирь. Это была первая ступень, ведущая меня к священству. Слезы страха и радости лились из глаз моих...»

С этого времени и началось великое служение будущего Святителя Иоанна Табынской иконе Божией Матери, первоначально под началом владыки Мануила, великого почитателя Иконы, несмотря на все запреты, устраивавшего крестные ходы к месту явления Ея, чего ему не могли простить большевики.

Икона, под хоругвью с изображением которой в свое время объединился Оренбургский отдел Союза Русского Народа, в пору страшной Смуты с частью русского народа ушла в Китай, духовно поддерживая русских людей на чужбине, сохраняя в них веру в Бога и в возвращение пусть даже их детей или внуков на Родину. В большевистской России же не только чествование, даже память о Табынской иконе подвергалась гонению. Еще до окончания гражданской войны, в 1922 году, власти запретили праздник благодарения Иконе - в 9-ую пятницу по Пасхе. До этого в Табынске случился большой пожар. Жительница села Евдокия Гавриловна Ложкина вспоминала: «У Пиягиных отряд стоял, не то белые, не то красные. Давали лошадям сено, бросили спичку. А в сарае были снаряды. Перед этим я видела сон, а утром рассказываю его маме: «Священники вынесли Табынскую Божию Матерь из церкви, по нашей улице пронесли и в поле пошли». Мама сказала: «Плохой сон, ничего ты не поняла». «Хороший, мама, - говорю. - Богородица такая ясная была». Пошли на Белую купаться. И вдруг снаряды рвутся, головешки летят по всей деревне, пожар! Мама кричит: «Вылезайте из воды, бегите в поле!» Во время пожара отец ума лишился, взял точило и ходит по двору... Пол-Табынска выгорело, наш дом сгорел, училища сгорели, документы все сгорели, а церковь как стояла посредине села, так и осталась стоять. Не загорелась...»

Церковь в Табынске закрыли в 1929 году, запретив крестный ход на Святые ключи из Уфы и из Оренбурга. Тогда крестный ход с одной из копий Табынской иконы пошел из Казани. Даже в страшные 30-е годы власти не могли остановить его, не помогали никакие кордоны время, проведенное в этих заградительных кордонах людям засчитывали как рабочее, или им за это давали отгулы. Рассказ Анны Богаровой из д. Березовой: «В 30-е годы я была еще маленькой, мы всей деревней встречали крестный ход. Встречали всегда в среду, вся деревня топила бани, чтобы вымыть паломников из дальних мест, а их порой было до 5000. И мы, чтобы приложиться к Иконе, клали на нее полотенце или платок и проходили под иконой. Божия Матерь никогда нас не оставляла».

Разрешили крестный ход лишь однажды - в 1947 году. Мне сейчас трудно судить, что послужило тому причиной. Но люди верующие уверены: по горячим молитвам правящего тогда архиепископа Мануила (Лемешевского), великого почитателя Табынской иконы, и его послушника, иеромонаха Иоанна. Узнав об этой радостной вести, на Святые ключи с трех сторон тронулись крестные ходы: из Уфы, Оренбурга и Стерлитамака.

И тут произошло чудо. Вот как описывал это событие сам иеромонах Иоанн: «Перед тем, как тронуться в путь, святыню повернули лицом к храму, и - о, чудо! - темный фон Иконы внезапно прояснился, и лики на ней проступили яркими красками. Слезы радости и восторга потекли из очей моих, а сердце пронзил какой-то благодатный луч. Торжество было великое...»

Очевидцы вспоминают, что праздник получился необыкновенный, хотя часовня над местом явления Иконы, которая сейчас была далеко за пределами Родины, была заколочена, а с верующими была только оренбургская копия. Поставили престол прямо под открытым небом и горячо молились Царице Небесной, испрашивая ее заступления и возвращения ее Иконы Чудотворной. А в сердце иеромонаха Иоанна еще сильнее засиял тот необыкновенный свет.

На следующий год снова последовал запрет: не только на крестный ход, но даже и на моление на месте явления Иконы. Молились перед копией Иконы теперь уже только в храме, в Оренбурге...

«В девятую пятницу после Пасхи перед Табынской иконой Божией Матери совершалось моление и чтение акафиста, - вспоминал позже владыка Иоанн о событиях 1948 года. - Епископ Мануил очень чтил этот образ и мечтал иметь специальный акафист, но для него не было составителя. Как-то Владыка отбыл обозревать свою епархию, а я по разным причинам остался дома. И вдруг в это самое время у меня появилось непреодолимое желание написать акафист Богородице. Я взял составленную старцем книгу описания истории Табынской иконы Богоматери, прочитал внимательно, помолился и приступил к составлению. Дело шло быстро и хорошо. К вечеру следующего дня акафист был уже отпечатан на машинке. Я аккуратно обернул его чистой белой бумагой и написал нежными тонами: «Дар Неба». Сам ликовал от радости, что исполнил давнишнее желание старца, но возникал вопрос: примет ли мой скромный дар Царица Небесная? Скоро возвратился Владыка, и на лице его отразилась радость...»

Случайно или не случайно, акафист был написан накануне новых гонений на православных. Вскоре, в том же 1948 году, «в связи с усилением религиозности среди пожилого и молодого населения города и области и его личным авторитетом», владыка Мануил был арестован. Благословив акафист Табынской иконе Божией Матери, он как бы передал эстафету служения Табынской иконе иеромонаху Иоанну, который еще и подозревать не мог о своем великом будущем, что он станет духовным проводником русского народа, когда тот снова окажется на краю пропасти. Теперь к 9-й пятнице по Пасхе вокруг Святых источников уже устанавливался тройной кордон милиции, комсомольцев и пионеров. Устраивали облавы, разгоняя паломников, угрожали оружием. Однако не было ни одного года, чтобы в праздник поклонения Иконе паломники не прорывались к Святым ключам и не набирали святой воды. Такое же гонение терпели православные в селе Верхний Авзян в Белорецком районе около источника Табынской Божией Матери, что на Малиновой горе. Часовню над источником взорвали.

А над Святыми ключами около Табынска часовню сначала перестроили в лечебницу, а после публикации в журнале «Наука и религия» (№19,1972) злобной статьи о «рассаднике заразы» в Гафурийском районе Башкирии часовня и пещера, из которой истекал Святой источник, были взорваны, место вокруг специально обезображено. Чтобы ничто не напоминало о Святых ключах, были спилены деревья, окружающие ключи, место, где они выбивали, было превращено в свалку. Постепенно произошло заболачивание местности... Воистину глаголы Господни: «...егда узрити мерзость запустения на месте святом, ... знайте, что близко, что при дверях...»

Выше Святого источника по долу на лесной поляне стояла старая раскидистая береза. Некоторые второе явление Чудотворной иконы приписывали именно этому месту. После взрыва Святого источника верующие стали собираться на этой поляне и вместе петь акафист. На березу вешали копию Чудотворной, около нее собирали пожертвования, молились. Властям это тоже не понравилось, стали устраивать засады и около березы, арестовывать паломников. Но и это не помогало, тогда березу окружили колючей проволокой. И это не помогло. Тогда березу спилили. Но люди все равно собирались у ее пня. Тогда и пень сожгли, и само место его, это уже было в начале 90-х годов, затоптали. Сейчас на том месте поставлен памятный столб с копией Табынской иконы...

Что же стало со Святым источником после взрыва? Через какое-то время вода стала исходить множеством ключей на всем протяжении горы, укрывающей Святое подземное озеро. Притом воды истекали как соленые, так и пресные. Минерализация этих ключей тоже была различной, и каждый обладает своими целебными свойствами. Обозначился даже особый источник _ «глицериновый», называемый так же «источником молодости». При строительстве детского санатория его окружили дамбой. На месте взорванной часовни построили насосную станцию для подачи целебной воды на Красноусольский курорт. Курорт стал особенно расширяться после Великой Отечественной войны, когда «...результаты лечения инвалидов войны превзошли все ожидания. После 20_30 дневного лечения раны у них закрывались полностью». К настоящему времени место явления Табынской иконы Божией Матери оказалось в центре огромного курортного городка, по своим лечебным свойствам и по благоустройству, несомненно, одного из лучших в России. Святые ключи по генплану специально или не специально оказались в санитарной зоне. А в санитарной зоне по закону ничего нельзя строить...

В 90-е годы отношение к православному люду немного изменилось. Новая власть стала заигрывать с верующими: пусть они там разбивают себе лбы в поклонах, лишь бы не случилось народного взрыва. В 90-е годы ранее взорванный Святой источник верующими был очищен, углублен и обложен бутовым камнем. В 1993 году выкопали яму для купания. В 1994 году ее удалось огородить, и с каждым годом количество людей, приезжающих к месту явления Табынской иконы, к Святым ключам растет в геометрической прогрессии.

30 июня 1993 года Табынская икона Божией Матери дала знать о себе: в 12 часов ночи в Покровском молитвенном доме в Красноусольске, бывшем Богоявленске, замироточила ее копия, которая незадолго до этого была привезена из Уфы из Покровского храма. Ликом икона была очень черна. Все краски как бы обгорели от времени и шелушились. И вот этот лик вдруг наполнился благоуханной миррой и напитался, как губка, так, что внизу появились подтеки в виде 11 струек. Запах был едва уловим и напоминал свежесть весеннего леса. В 16 часов 30 минут того же дня была обнаружена и другая мироточащая копия иконы Табынской Божией Матери. Эта икона когда-то была неумело отреставрирована и густо покрыта лаком. Но, к удивлению, она мироточила особенно сильно и прямо через лак. Она вся покрылась каплями мирры, стекающими тонкими струйками. Перед ней был спет акафист, а на другой день совершен крестный ход. По дороге мироточащей иконой освятили пресный источник № 12, воду которого сейчас продают в бутылках. В 13 часов 30 минут икона на Святых ключах была встречена паломниками из Уфы и Оренбурга, так что многие были свидетелями ее мироточения. Но уже 1 августа мироточение второй иконы полностью прекратилось. А мироточение первой продолжалось еще 40 дней. А затем обнаружилось, что на темном лике появилось смутное изображение левого глаза. Через год изображение еще более проявилось: стало видно левую часть лика и правую бровь.

Чему это было предзнаменование? Новым великим бедам или радостям России? Преуведомлением о скором возможном возвращении из изгнанья Чудотворной иконы в родной храм? Напоминанием, что нужно готовить храм и Святые ключи к ее приходу? Так как в санатории лечатся и отдыхают тысячи людей со всей России, этот факт заставил оторваться от сиюминутных проблем, задуматься многие тысячи не только православных...

Накануне 2000-летия христианства, накануне 400-летия первого обретения Табынской иконы Божией Матери начались активные поиски ее. Возглавил их, как я уже говорил, настоятель Табынского храма отец Владимир.

Впрочем, поиски иконы начались чуть ли не со времени ее ухода с А.И. Дутовым. Табынцы не могли примириться с исчезновением ее. Доходило до парадоксов. Так в 1926 году, за три года до закрытия Табынской церкви, уполномоченные от верующей общины с. Табынска, желая вернуть Чудотворную икону из-за границы, обратились с просьбой разрешить им съездить в Китай не куда-нибудь, а в ... НКВД:

«В Башкирский народный комиссариат внутренних дел. Заявление уполномоченных от верующих общины с. Табынска Стерлитамакского кантона граждан с. Табынска Матвея Борисковского, Дмитрия Селиванова, и деревни Ахметкиной - Игнатия Малюканова.

В 1919 году белая банда генерала Дутова захватила народную святыню, весьма чтимую древнюю икону, называемую Табынской Божьей Матерью и увезла в Китай. До последнего времени Табынская верующая община не могла точно установить место нахождения этой иконы. А потому не были приняты меры по возвращению иконы этой. Между тем отовсюду поступали и ныне поступают настойчивые требования верующего народа епархии: возвратить народную святыню на место ее прежнего пребывания в с. Табынск. Требования свои верующий народ высказывает через церковные правления свои и через своих депутатов высказал на епархиальном съезде в 1925 году.

Ныне верующая община села Табынска приблизительно установила место нахождения святыни близ г. Кульджи в Китае, во исполнение воли верующего народа епархии общим собранием этого 20 июля протоколом своим уполномочила нас, нижеподписавшихся, ходатайствовать перед гражданскими и духовными властями о разрешении привезти из Китая чтимую икону. Доложив об этом, мы, уполномоченные, просим Башнарком внутренних дел разрешить нам поездку в Китай для доставки оттуда иконы Табынской Божьей Матери в село Табынск Стеркантона (Стерлитамакского уезда). Мы, уполномоченные, вполне надеемся, что правительство Соввласти придет навстречу воле народа и окажет свое действие в деле выполнения задания, данного нам народной волей епархии.

Приложение: протокол общего собрания верующих от 20 июня 1926 года».

Не знаю, поехали ли уполномоченные после этого обращения в НКВД в места не столь отдаленные, но в Китай, в Кульджу, они точно не поехали. Но что любопытно, оказывается, табынцы уже в то время знали точное местонахождение иконы: близ г. Кульджи в Китае...

Особое участие в поиске Иконы проявил ученый-востоковед, профессор, священник отец Дионисий Поздняев. Из-за океана откликнулись секретарь Сан-Франциской епархии РПЦЗ протоиерей Петр Перекрестов, староста храма РПЦ МП в Рио-де-Жанейро А.Б. Кириллов. Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон обратился за благословением к его Святейшеству Святейшему патриарху Алексию II. По поручению Святейшего отдел внешних церковных сношений под началом митрополита Кирилла организовал опрос русского населения в г. Ургент (бывш. Кульджа). Однако при единодушном убеждении и надежде, что Чудотворная икона не погибла и находится до поры до времени где-то в сокровенном месте, не нашлось пока ни одного человека, который хотя бы приблизительно мог указать на ее местонахождение. Только твердая вера, что она жива и до поры до времени сокрыта... Подключилась к поиску передача первого телеканала «Жди меня»...

Позвонили из Москвы: «Может, это Табынскую сейчас в Париже именуют «Черной Марией»? Ведь Табынская икона- единственный из известных образов, где лик Богородицы темен...». «Подобная икона была замечена в Ницце в русской православной церкви во имя Святителя Чудотворца Николая и мученицы царицы Александры». «Позвоните в Воронеж Родионовой Розе Степановне, Икону нужно искать в частных руках в Швейцарии...». «Ее видели в Молдавии...». «Никуда она не уходила, она до сих пор находится в Ульяновской области...». «В Иркутске Чупров Леонид Александрович знает, где искать Икону...». «В передаче «Жди меня» слышала о Табынской иконе, сведения о ней есть у Веры Хасановой в Израиле г. Петах...». Порой поиск уводили в сторону копий Иконы, в свое время во множестве разошедшихся по России, а в результате великого русского исхода и за ее границами. Копия Табынской предположительно начала прошлого века обнаружилась теперь уже тоже «за рубежом» - в г. Рудном в Казахстане, в семье Кирилюк. По легенде ее оставили стоявшие на постое отступавшие колчаковцы. Семья Кирилюк готова подарить икону Табынскому храму: «она там нужнее, пусть она будет радостью для всех, пока в него не вернулась древнеявленная». Но не просто принять этот подарок при вдруг вставших посреди России погранзаставах и таможнях, которые не являются преградой для всевозможных преступников. Письмо теперь тоже из суверенного государства: «Вас беспокоит из Республики Узбекистан из города Коканда Сухорукова Вера Павловна. Родилась в 1929 году во Фрунзе. В 1930 году мои родители бежали от раскулачивания со мной в Китай и поселились в Кульдже. Там находилась в церкви Табынская икона, большая, темная. Когда-то ее пытались рубить, даже остался след топора на щеке. Эту икону очень почитали китайцы. В 1950 году я венчалась в этой церкви, и там была эта Икона. Всех троих моих детей крестили перед ней...».

И снова приходили письма с утверждениями, что Икону нужно искать в тайниках Ватикана. Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон обратился к архиепископу Казанскому и Татарстанскому Анастасию: «Нет ли у Вас какой-нибудь переписки по поиску Казанской иконы? Может, речь идет об одной и той же иконе (ведь Табынская икона часто именуется Казанской) и не Табынская ли это икона, которую Папа Римский собирался вручить Святейшему?..»

Поиски иконы снова соединили пусть в хрупкое, но в единое целое русских людей, разбросанных чуть ли не по всему земному шару. Может, на сегодня это и есть русская национальная идея, способная, независимо от политических убеждений и социального положения, объединить, чего до сегодняшнего дня никому не удавалось, всех русских и не только русских людей в стремлении найти и вернуть на Родину некогда отвернувшуюся от нас, обрушившихся в смуту и братоубийственную гражданскую войну, и ушедшую в изгнание Табынскую икону Божией Матери, которую будущий Святитель Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский провидчески назвал «всего мира Надеждо и Утешение»? Может, в будущем Ей суждено стать объединительной идеей не только для русских и не только для России - мусульмане ее уже почитают, вспомните письмо из Коканда: «Ее почитали особенно китайцы».

Куда только не забрасывала судьба русского человека, под страхом смерти во время гражданской войны покинувшего Родину! Вопрос опять о вождях, о проводниках: убили Врангеля, Кутепова, Дутова, и воинов их белых армий, словно осенние листья, студеным ветром погнало по всему свету, только вера отцов продолжала их, потерявших друг друга, невидимо соединять в единое целое. Неужели Господь специально разбросал нас по миру, чтобы мы, не оправдавшие его надежд на богоизбранность, стали живительным навозом для других народов? Потомственный уральский казак Павел Скобелкин откликнулся на наш поиск аж со Звездных Гор из Папуа-Новой Гвинеи:

«Ваше священство, отец Владимир, мир Вам!

Вчера получил русскую газету «Единение», издающуюся в Австралии, в которой нашел Ваше обращение к читателям за содействием в поисках Чудотворной иконы Табынской Богоматери.

Мой отец, Николай Петрович Скобелкин, оренбургский казак Троицкой станицы, был очень близко связан с этой иконой. Он вышел в Китайский Туркестан с армией атамана А. Дутова. Мой отец был близким другом атамана Дутова и войскового казначея Григория Александровича Ильиных, который передал отцу все войсковые архивы при нашем отъезде из Китая в Австралию. Отец хранил все документы до конца своей жизни и завещал в случае его смерти передать их немедленно казачьему атаману Дмитриеву в Сан-Франциско, в Америку. Отец мой скончался 10 мая 1966 года, и я выслал весь архив с дневниками отца в течение первой же недели. В те времена еще не было фотостатов, и я не оставил себе никаких копий. В 1979 году я был в Сан-Франциско и пытался связаться с Дмитриевым. Но его дочери меня к нему по состоянию его здоровья не допустили. А позже, после смерти Дмитриева, я пытался получить дневники моего отца для фотокопирования, но дочь Дмитриева теперь уже по состоянию ее здоровья не могла меня принять. Последняя информация 1990 года такова: дом Дмитриева продан, а архивы, хранившиеся на чердаке, были сожжены зятем.

Теперь я Вам могу дать только устную информацию по интересующему Вас вопросу и то, что я помню из рассказов отца. Насколько мне известно, икона, вынесенная Оренбургским Казачьим Войском, была оригинальной Чудотворной Табынской Богоматерью и была без ризы. Она была в тяжелом деревянном киоте на носилках, которые несли две лошади. В горах на Китайской границе при подъеме на последний перевал лошади и люди выбивались из сил, мой отец болел тифом и едва сидел в седле. С ним был его двоюродный брат, Иосиф Михайлович Скобелкин. К полудню отец потерял сознание, его положили в снег и оставили. Ночью он пришел в себя и начал короткими переходами подниматься к перевалу. Несло метель, высокогорная местность абсолютно голая, укрыться было негде. Часов в десять вечера на одном из крутых подъемов он наткнулся на оставленную Икону. Он сел у Иконы за ветром, и ему было хорошо. Около полуночи он услышал голоса. Оказалось, что отряд к вечеру вышел на последний перевал, где решено было заночевать. Атаман вызвал добровольцев вернуться назад и вынести Икону и по пути попытаться найти моего отца и похоронить. Таким образом был спасен мой отец. Это было чудо, что ночью в метель нашел Икону и она прикрыла его от непогоды!

Икона оставалась в Кульдже в церкви. До конца пятидесятых годов в церкви служил священник Кочановский. После его смерти его сын при выезде в Австралию в 1961 году передал икону на хранение оренбургскому казаку Федору Кузмину. Мой отец переписывался с Кузминым, пытаясь организовать вывоз иконы в Австралию. Китайские власти не давали разрешения до 1965 года. А там потерялся контакт с Кузминым. Кузмин был женат на местной китаянке, и у него были дети. Теперь с возможностью поездок в Китай можно попытаться найти кого-либо из детей Кузмина.

Я очень заинтересован этим делом и буду пробовать найти детей Кузмина.

Остаюсь с уважением, Павел Скобелкин.

20 мая 2001 г. Звездные горы, Папуа-Новая Гвинея».

Людям, в течение многих лет ищущим архив Оренбургского казачьего войска, ранее цитированное мной письмо А.И. Дутова генералу А.С. Бакичу дало основание полагать, что архив не пересек границу Китая: или он достался красным и до сих пор «прячется» в спецхранах, или погиб, если не был спрятан в горах, во время перехода через ледовый Карасарык. Письмо Павла Николаевича Скобелкина из Новой Гвинеи опровергает это, несмотря на чрезвычайные трудности, по крайней мере, часть архива была перенесена через границу и погибла уже в 90-е годы с США, как это часто бывает, при самых нелепых бытовых обстоятельствах.

7 января 2001 года, когда весь православный мир отмечал 2000 лет со дня Рождества Христова, на месте первого явления Табынской Иконы Божией Матери собралось множество людей из разных областей Поволжья и Урала. После краткого праздничного молебна на Святом соляном источнике неожиданно заиграл духовой оркестр, и под звуки марша строевым шагом прошли воспитанники Уфимского кадетского училища. Затем многие паломники искупались в Святом соляном источнике. Под звуки духового оркестра народное гуляние продолжалось еще несколько часов. Сотни паломников, несмотря на сильный мороз, собрались на Святых ключах и 19 января - в день Крещения Господня. И в этот день, невзирая на мороз, люди купались в Святом ключе. То и дело раздавались возгласы: «Матерь Божия солью лечит раны, а святой водой наши души». И хотя температура воды была не выше 10 градусов, никто из купающихся не замерз, наоборот, казалось, что после купания стало еще теплее: тело горит, а душа устремляется горе!

А в старинном селе Табынске вновь зазвучал колокол. Если вы помните, храм был закрыт в 1929 году. Но на Пасху тогда колокол все равно зазвонил: молодые парни-смельчаки по водосточной трубе забрались на колокольню и звонили всю пасхальную неделю. Звон был услышан в Красноусольске, и оттуда прибыл отряд милиции. Долго стреляли в небо, требовали прекратить звон, но, ничего не добившись, уехали обратно. Но после пасхальной седмицы все участники звона были арестованы, а 80-пудовый колокол, гордость храма, привезенный в свое время из Киева, и голос которого был слышен за 30 километров, был сброшен с колокольни. И вот теперь новый колокол, копия прежнего, отлитый в Каменск-Уральске все тем же замечательным мастером Николаем Геннадьевичем Пятковым, 15 января, накануне Крещенья Господня, был поднят на колокольню, а 19 января его голос услышала вся округа. Услышала ли ее в далеком далеке Табынская икона Божией Матери, убедилась ли, что ждут ее? Если, конечно, колокол был поднят нами не из самоутверждения...

В № 5 журнала «Наш современник» за 1999 год я наткнулся на поразившие меня прежде всего своей ненаигранной русскостью стихи автора с совсем не русскими именем и фамилией и лицом на фотографии: Диана Кан.

...Пусть кажется кому-то экзотичной,

Как в зимний день июньская гроза,

Моя великорусская привычка

Прищуривать нерусские глаза.

Вдали от многолюдных перекрестков

Постигла я на стылых сквозняках

Кровавый привкус русского вопроса

На опаленных временем губах...

Перевернув страницу, я вздрогнул:

Табынская Икона Божьей Матери,

дожди хлестали твой пресветлый лик...

Вилась дорога поминальной скатертью,

вела за ледяной Карасарык.

Рубцом легла передовая линия

Последней бранной воле вопреки,

где, как лампасы яицкие, синие,

китайские сияют ледники...

...Ужель забыл про атамана Дутова

высотками застроенный Форштадт?

Яицкий ветер не окреп покудова,

и корни русские во льдах азийских спят.

Прощаю вам, дома многоэтажные,

за то, что, вырастая без корней,

вы вознеслись, надменные и важные,

над стороной растоптанной моей.

Средь суеты станичной вдруг почудится:

не помнящий ни дедов, ни отцов,

сидит малец на лавочке и щурится

на цепь чужих заснеженных венцов.

Но если приглядеться вдаль внимательно,

сверкнет во мгле мерцающий ледник -

Табынская икона Божьей Матери!

То светит Твой неугасимый лик.

В редакции «Нашего современника» я попросил адрес Дианы Кан. Через какое-то время я получил книжицу, в предисловии к которой прочел: «Мои стихи - довольно причудливый сплав полярного - православия и мусульманства, востока и запада... Так и никак иначе сложилась судьба. Родилась я и выросла в православной семье - в Средней Азии... В мою бытность военный город Термез, где служил мой отец, кадровый офицер, был южным форпостом Советского Союза на границе с Афганистаном. Однако, и переехав на родину моей матери в Оренбург, я снова очутилась на границе. После развала СССР Оренбург из обычного города российской глубинки фактически стал пограничным городом... Граница Азии и Европы прошла не только по моей судьбе, но и по душе моей, ведь мой отец - этнический кореец, а мать - потомственная яицкая казачка. Я счастлива, что воспитана на незыблемых традициях великой русской культуры, что думаю и пишу на великом русском языке...» А вот отрывок из сопроводительного письма: «Случайно, в начале 90-х годов уже прошлого века, работая в газете «Оренбургская неделя», я познакомилась с ныне, увы, покойным преподавателем Оренбургского пединститута Вячеславом Войновым. Он занимался Дутовым, как историк, и как-то показал мне домик, где одно время жил Дутов, домик, который местные власти решили снести. Я писала в газете материал, что нельзя ни в коем случае этого делать, пусть дом и не шибко казист, но он часть нашего исторического прошлого. Как водится, материал остался гласом вопиющего в пустыне. Мне было обидно, словно снесли дом моего деда...

Что касается меня, расскажу Вам забавную, хотя и немного грустную историю, случившуюся несколько лет назад. Приезжаю я как-то домой, и мне моя ныне покойная бабушка по материнской линии Струкова (в девичестве Ванькова) Анастасия Михайловна строго выговаривает: «Это что ты там про деда Андрюшу написала в стихах, что он казак?» А надо сказать, что бабе Насте на то время было уже 95 лет (дожила она до 97), всю-то жизнь с 17 годков прожила с дедом Андрюшей. Воспитали они и вывели в люди пятерых детей, а схоронила она деда Андрея 15 годами раньше. Доселе бабушка как-то не интересовалась моей литературной деятельностью. А тут такое!.. Я несколько подрастерялась, говорю: «Ну а кто же дед Андрей, бабуль? Он ведь сам говорил, что казак!» _ «Э, нет! - говорит бабушка. - Он только наполовину казак, а я вот - чистокровная казачка!» Аж выпрямилась, и глаза заблестели. Нет, Вы только себе представьте! Старушке под 100 лет, а тут этакие сословные страсти в отдельно взятой семье! И ведь жили они с дедом душа в душу, ни разу голоса друг на друга не повысили (по моей детской памяти во всяком случае), а поди ж ты. Могу теперь себе представить, каким ударом было для бабы Насти замужество моей мамы, ее дочери, вышедшей замуж за моего отца-корейца, только закончившего военное училище. Хотя никогда баба Настя не делала разницы, внешне во всяком случае, между своими чисто славянскими внуками и нами, наполовину корейчатами, что, впрочем, не мешало ей порой ворчать на нас за наши проказы, называя нас «аллаярами». Но было это как-то по-доброму, тем паче ухаживала она и заботилась о своих внуках беззаветно, хотя никогда не баловала и не ласкала нас, не принято это было у нее...

Касаемо того, как написано стихотворение об Иконе и Дутове... Скорее, оно записано. Да и возможно ли написать стихотворение, если оно не выдохнется из тебя само?! Уже живя в Самарской области, тяжко переживая разлуку с Родиной (на этот раз с оренбургской) я вдруг неожиданно для самой себя написала это стихотворение. Правду говорят, уезжать - это немного умирать. В свое время расставшись - как теперь уже ясно, навсегда, ибо на территории моей азиатской Родины ныне уютно расположились американские военные базы (подумать только, в моем родном Термезе - американцы!), я так тосковала в Оренбурге по Термезу, что неожиданно для самой себя стала складывать строчки в рифму. Думаю, если бы я не уехала в свое время из Средней Азии, навряд ли вообще стала писать стихи, мне просто надо было чем-то заполнить ту образовавшуюся после потери Родины пустоту... Что касается Иконы. Моя покойная бабушка постоянно говорила о ней, только называла почему-то Бынской... А ЧУДА между тем хочется. Россия давно выстрадала и заслужила ЧУДО ВОСКРЕСЕНИЯ. Кабы вернулась бы утраченная святыня в Россию, глядишь, и дело бы на лад пошло...»

И, возвращаясь к прежнему: акафист Табынской иконе Божией Матери написан в 1948 году - после лучезарного сияния над копией Чудотворной иконы во время крестного хода - иеромонахом Иоанном (Снычевым), будущим Святителем Иоанном, митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским. После ареста митрополита Мануила акафист благословил митрополит Нестор (Анисимов), собственноручно написав на нем: «Благославляю».

Но правящий тогда патриарх Алексий I не утвердил акафист для служебного употребления. Автору через архиерея был задан вопрос: «Почему Вы написали: «...всего мира Надеждо и Утешение»? Не слишком ли? На что замахнулись: всего мира... Табынская относится к местночтимым иконам...» На что будущий Святитель, иеромонах Иоанн, ничего не объясняя, ответил: «Так надо!» И позже, когда ему задавали этот вопрос, он неизменно, упорно отказываясь что-нибудь менять в акафисте, отвечал: «Так надо!»

«Так надо!» Что за загадочный смысл крылся и кроется за этими словами? Неужели он уже тогда, будучи молодым иеромонахом, видел великое будущее предназначение Табынской иконы Божией Матери? Помните, в госпитале Богоматерь сказала врачам: «А его вы мне отпустите...» Не иначе, как это Ее решение: «Так надо!». Как и - не иначе, что слово Святителя Иоанна - это ее Слово. Разве не поразительно, разве это не Голос свыше, иначе чем объяснить этот удивительный факт: разве это не явление в Слове Табынской иконы Божией Матери - этот скорбно-торжественный язык, этот высокий, но в то же время понятный каждому слог, которым, честно скажем, не обладал ни один из современных ему больших русских писателей - и это горний слог вдруг проснулся в человеке, который в юности вынужден был оставить - из-за неуспеваемости по русскому языку! - не филологический факультет университета, а индустриальный техникум, где, как понимаете, требования к русскому языку были на самом последнем месте.

И, может, сама Матерь Божия через владыку Иоанна, бесстрашного глашатая Русской Православной Церкви, обращалась к нам:

«Россия во мгле. В хаосе лжи и смуты она бредет, истощая последние силы, сама не зная куда, - лишенная веры и здравой исторической памяти, преданная вождями, оболганная клеветниками, окруженная хищной толпой претендентов на ее грандиозное многовековое наследие...

Россия ждет нашей помощи. Ждет, что ей укажут путь, на котором она обретет покой и мир, достойную жизнь и великую цель. С каждым шагом по мрачному бездорожью тают жизненные силы Руси. Каждое движение в направлении истинном, благотворном - обновляет ее волю и державную мощь.

Найдется ли проводник?»

Найдется ли проводник? Вот он, главный вопрос сегодняшнего дня сегодняшней России. Тем более что этим вопросом не менее нас, а может, и более, озабочены враги наши: потому как от этого зависит, сумеют ли они удержать власть над поверженной Россией.

Духовный проводник, Святитель Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, убран с дороги. Он не был сослан в ссылку, как Святитель Иов, не был расстрелян, как Святитель Тихон, но тоже был убит, - правда, иным, вполне «цивилизованным» способом, к которому невозможно придраться, так как Вдадыка умер вроде бы естественной смертью. Будучи некрепкого здоровья, как архиерей, долженствующий быть по протоколу на официальной церемонии, схватил скоротечную горячку в многочасовом ожидании на студеном ветру питерского мэра господина Собчака...

Что же все-таки так пугало во владыке Иоанне?

При нем возродилась общественная активность православных мирян, они стали не просто овцами в стаде, которым все равно, куда их гонит пастух. При его непосредственном содействии было создано несколько православных братств (увы, ныне распавшихся), издательств, газет, потому что он видел, что без сколько-нибудь влиятельного православно-патриотического движения невозможно истинное воцерковление народа и его гражданская активность. Он видел, что факты обновленческой ереси, либерально-экуменического перерождения части духовенства в значительной мере являются следствиями отсутствия в современной России влиятельного православно-патриотического движения. И вокруг него стало формироваться такое движение, что напугало не только сильных мира сего, но и многих иерархов Церкви.

Через два года после преставления Владыки один из его верных и бесстрашных учеников Константин Душенов назвал причины нынешнего состояния Церкви: «Во-первых, противодействие церковного священноначалия любым попыткам православных мирян объединяться в дееспособную и прочную общественно-политическую организацию. Прежде всего руководство РПЦ вполне обоснованно опасается излишней политизации такого движения. Опыт показывает, что к руководству в таких организациях, как правило, приходят люди весьма радикально настроенные. Учитывая нынешнее засилие русофобов и инородцев во властных структурах России, это вполне объяснимо и понятно, но совершенно неприемлемо для иерархов, волей обстоятельств поставленных перед необходимостью сохранять с антинациональным кланом в российском руководстве «рабочие» отношения.

Кроме того, целый ряд архиереев, как в Москве, так и в провинции весьма удобно вписался в нынешнюю ситуацию, резко повысив свой личный уровень благосостояния. Эти люди, будучи вполне довольны своим нынешним положением, вовсе не желают участвовать в какой бы то ни было деятельности, грозящей подорвать основы существующего политического режима…

Далее. Сегодня священноначалие РПЦ имеет практически монопольное право говорить от имени миллионов верующих в России и представлять их интересы перед государственной властью. Если же в стране сформируется достаточно мощная организация православных мирян, такая монополия будет нарушена, что приведет к существенному падению личного влияния высших церковных иерархов в кремлевских кабинетах…

И наконец, нынешнее руководство РПЦ практически полностью состоит из выдвиженцев митрополита Никодима (Ротова), пришедших к власти в 60_70 годах, в результате своего рода «обновленческой революции», совершенной владыкой Никодимом при помощи и поддержке «компетентных органов» СССР. Для этих иерархов характерно тяготение к либеральным «ценностям», приверженность к экуменизму, восприятие попыток защиты полноты святоотеческого православия как «фанатизма» и пренебрежительное отношение к массе «темных и отсталых» прихожан».

___________

* Журнал «Наш Современник», № 12, 1997 г. стр. 17_18.

«Найдется ли Проводник?..» - вопрошал в своем «Плаче по Руси великой», предвидя свой скорый уход из мира сего, владыка Иоанн. Он имел в виду не только духовных вождей, каковым был сам, но и государственных, способных вместе с духовными проводниками вывести Россию из трясины, в которую ее завели.

И к нынешней политической и экономической закулисе обращены слова Светителя Иоанна: «Теперь я хочу спросить нынешних властителей России: неужели вам неизвестно, насколько опасно развиваются события, неужели непонятно, что бездействие сегодня равносильно предательству? Слышали ли вы когда-нибудь, что свою Родину, свой народ, свои вековые традиции и святыни предков - надо любить? Или в вашем сознании этот глагол применим только к креслам, которые вы занимаете? Доходит ли до ваших ушей зловещий шепот, раздающийся в народе: «Иуды! Россию продали...» Не зная обстоятельств и людей, не могу обвинять никого лично. Но не могу и молчать, ибо это тот самый случай, когда по слову Святых Отцов, «молчанием предается Бог»...

Тем же, кто сознательно содействует творимому злу, скажу так: да, вы опытны, изворотливы и хитры. Вы знаете, что всякий народ - это дитя. Русский же народ, сверх того, - дитя доверчивое, доброе и простосердечное. Вы дурачите его сказками о «народовластии», мутите разум с помощью «средств массовой дезинформации», вымогаете - ложью и лестью - на всяческих «выборах» и «референдумах» его согласие на собственную смерть, предлагая вновь и вновь оказать вам доверие и одобрить вашу подлую, безнравственную политику уничтожения России. Вы - в который уже раз! - надеетесь обмануть всех и вся...

Молю вас - молю коленопреклоненно, усердно и искренне: одумайтесь! Все, в ком не заглох еще голос совести, кто еще способен сочувствовать Руси, скорбям русского народа: одумайтесь! Прекратите самоубийственные политические игрища! Мы превратили наших стариков - отцов и матерей наших, вынесших на себе неимоверную тягость русской истории последних десятилетий, - в голодных нищих побирушек, грошовой пенсии которых не хватает даже на то, чтобы их похоронить по-божески! Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, лишив их радости полноценной жизни, низведя до скотского уровня тупого, биологического прозябания! Мы промотали великое державное наследие, купленное безмерной ценой героизма и самоотверженности народа, миллионов и миллионов простых русских людей, павших в боях на бескрайних просторах многострадальной России.

Какой же мерой цинизма и бесстыдства надо обладать, чтобы этот позор, это преступление, эту вселенскую трагедию называть «торжеством демократии», «движением по дороге прогресса и цивилизации»! Знайте: можно избежать человеческого суда, но Божий суд неотвратим и нелицеприятен. «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли!» (Быт. 4:10)- услышал Каин, пытавший скрыть от Всезрящего Бога преступление братоубийства. Многим из нас придется услышать подобное в свой судный час...

Кроме того, весьма печально то, что сегодня, когда решается судьба России, наши беззаботность и нерасторопность порой превосходят все мыслимые границы...»

Как и миллионы россиян я все-таки, вопреки трезвому размышлению, может быть, наивно, но тоже надеюсь, что это все-таки не цинизм и бесстыдство, а беззаботность и нерасторопность, что, впрочем, сегодня не менее преступно...

Я начал свои записки оптимистическим рассказом о постройке храма в родной деревне Михайловке. Все правда в моем рассказе. Но все же это не вся правда. Да, на открытие храма собралось множество народа, не протолкнуться, в том числе башкир, татар... Но потом владыка Никон долго не назначал настоятеля храма, на мой вопрос вздыхал: кто поедет в нищий храм, где к тому же и жилья-то нет?! Все заботы о храме были на Иване Григорьевиче. Наконец, к его радости, священник приехал, но вскоре замечен был сельчанами в пристрастии к Бахусу. Я не могу похвастаться, что мои земляки отличаются сухим законом, скорее наоборот _ кое-кто и в канаве не раз валялся, видели они и пьющих секретарей райкомов и всяких там уполномоченных. Но священнику они, в большинстве своем давно уже безбожники, этого простить не могли. Я снова к владыке, а он мне в ответ: «А где я других-то возьму?!» Второго, монашествующего, мои не очень-то верующие, но ортодоксальные по поводу других земляки не приняли, потому что по причине отсутствия жилья жил прямо в храме, да еще с монашкой. А моя родная тетка, Наталья Алексеевна, в молодости забитая вечно пьяным и хулиганствующим мужем, подростком бежавшим после раскулачивания из спецпоселения из Черемхова, всю жизнь тише воды, ниже травы, на мой вопрос, пойдет ли она в церковь, гордо выпрямившись, сурово бросила мне в глаза:

- Икон, в отличие от некоторых, я из переднего угла никогда не убирала. А Иван Григорьевич твой мастак нос по ветру держать. Немало погрешил на своем веку, теперь от грехов решил откупиться? Всю жизнь при райкоме, начальников-коммунистов возил, вроде кучера. С барского стола всегда кусок с маслом имел. А теперь, видишь ли, главный верующий на деревне. Что ни неделя, в церкви новый поп. Нет, не зови, не пойду я туда. Я и дома Богу помолюсь...

Конечно, я наивно не полагал, что вот встанет храм в моей родной Михайловке и все в ней изменится, но все же надеялся, что он станет деревне какой-то духовной опорой.

Но пути Господни неисповедимы. Высшая правда строится по другим законам, о которых мы можем только смутно догадываться. Немного не доведя дело до конца (может, чтобы была возможность приложить руки и другим?), неожиданно умер Иван Григорьевич. Последнее время он, как бы чувствуя свой конец, торопился и надорвался, ставя дом священника. Поехал с женой в лес за жердями, чтобы огородить церковный двор, и там его хватил инсульт. Это или не это послужило причиной, но потом мне говорили, что перед тем как ехать в лес, он очень расстроился после разговора с очередным настоятелем храма. Тот якобы стал корить Ивана Григорьевича, тратящего на церквушку всю свою пенсию, как старосту, в финансовых нарушениях. Не знаю, был ли на самом деле этот неприятный разговор, но осиротела церковь. Не знаю, есть ли у нее сейчас настоятель, но ехал я мимо не столь давно _ не чувствуется, что у нее есть хозяин.

Я позвонил Геннадию Николаевичу Юдину, который стал заместителем главы администрации района.

- Почти никто не ходит в церковь, - вздохнул он. - Только по праздникам. Опять новый священник, неплохой, из Уфы. Говорит, что надо было Ивана Григорьевича в церковной ограде похоронить. Но тогда в горе, в спешке никто не подсказал. Только не знаю, удержится ли, жить-то ему не на что, зарплаты у него нет, а приход - несколько старушек, которым за восемьдесят. А нынешние священники - не те, что были при советской власти, те могли впроголодь служить.

Свербит мысль: вроде бы строили храм для спасения души, вроде бы строили всем миром, а оказалось, один человек. Кого винить?

Пытаюсь понять: в кого, во что верит нынешняя Михайловка, как и, впрочем, вся Россия? В Зюганова она уже давно не верит. Явлинского она всерьез не воспринимает. В Жириновском, в отличие от городского люмпен-пролетариата, будучи крестьянским нутром мудрее его, видит хорошо оплачиваемого шута, Гайдара с Чубайсом она ненавидит. Верит ли она в нынешнего президента? Михайловка угрюмо молчит, не говоря уже о том, что ее почти нет.

Она замкнулась в себе, оберегая себя, кажется, даже уже от церкви, опасаясь, что и там уже ложь. Потому как включишь телевизор, а там, что ни прохвост-политик, то непременно со свечкой в церкви, охмуряет электорат, при коммунистах такого наглого и циничного вранья не было. Те честно закрывали церкви, как вредные, а священников отправляли на Соловки, а то и вообще в расход пускали. А эти и ее норовят под себя приспособить.

Замкнулась в себе Михайловка, как замкнулись в себе тысячи последних русских деревень. Как-то мне попала статья о гражданской войне некоего И. Карского, в которой была такая мысль: «деревня не металась между красными и белыми, а словно замкнулась в себе, упрямо пытаясь свести к минимуму пагубное вмешательство и тех и других». Это и о моей Михайловке. Не было в ней добровольцев ни в красные, ни в белые, те и другие забирали моих земляков по мобилизации, отлавливая по баням и оврагам, и те и другие расстреливали за дезертирство, потому как не хотели мои земляки воевать, потому что нужно было вовремя пахать-сеять. Но дело было не только в этом, своим глубинным крестьянским чутьем они знали, что правды-истины не было ни за теми, ни за другими. Идеализируемые ныне вожди белого движения, как радетели за Россию, за редким исключением таковыми не были, потому они и не победили. В большинстве своем они были разрушителями России, в свое время поставившими ее на грань катастрофы и приведшими к гибели последнего императора. О красных я уже не говорю, и еще неизвестно, кто более виноват в гибели царя-мученика. И снова перед глазами маленький деревянный храм на краю дедовского погоста, где, надеюсь, найдется место и для меня. Почему он освящен во имя Табынской иконы Божией Матери? Чего-то не досказал или не хотел досказать мне владыка Никон?..

Поиски Табынской иконы Божией Матери продолжаются. К ним присоединяются все новые и новые люди. Нетерпеливее всех, наверное, Борис Николаевич Федоров, он звонит мне чуть ли не каждый день: «Из Новосибирска в Кульджу летают самолеты авиакомпании «Сибирь», там есть ее представительство, попробуйте связаться с ними». _ «Народная партия обещала оплатить дорогу в Кульджу В.Ф. Мищенко и отцу Владимиру...»

Все вроде бы хорошо, все вроде бы идет своим чередом, но меня постоянно преследует мысль: не то чтобы мы делаем что-то не то или не так, а, может быть, как это точнее сказать, начали поиск не с того конца. Да, мы ищем Чудотворную икону, вроде бы побуждаемые самым искренним чувством, но достойны ли мы того, чтобы она вернулась к нам? Меня пригнул к земле факт, что даже там, в изгнанье, священники, бывшие с Ней, выясняли между собой отношения, писали в вышестоящие органы друг на друга жалобы...

Возможно, мы ее и найдем. Но пойдет ли Она к нам? А пойдет - не придется ли ей снова уходить за российские рубежи в результате еще одной внутренней - последней! - Смуты? Только куда теперь уходить-то?

И все-таки, наверное, не случайно, что 400 с лишним лет назад икона Табынской Божией Матери явилась миру на стыке Европы и Азии, на стыке Славянского и тюркского мира, на стыке православия и ислама, как не случайно тут позже явились миру Аксаковы. Может, чтобы соединять народы? Как не случайно, что в самые трагические поры спасать Россию пытались, может, не совсем русские по крови люди: Колчак, Врангель, Александр Матросов, по последним изысканиям, скорее, башкир, но который лег на амбразуру врага - за други своя! - русским солдатом.

Может, она не случайно ушла именно в Китай. И не просто в Китай, а в один из ее самых многонациональных районов: в Синьцзян-Уйгурский автономный район, где среди 13 миллионов населения 30 процентов _ мусульмане-уйгуры, а также монголы, казахи, таджики, узбеки... Я иногда думаю: а может, Табынская икона Божией Матери ушла в Китай еще и потому, что это, кажется, единственная страна, которая реально противостоит тайне беззакония...

Где ее искать? Не исключено, что она находится, тайно оберегаемая, в одной из русских семей в Кульдже или в окрестностях ее. До сего дня в пределах Китайского Алтая уцелели казачьи станицы, которые верны заветам предков, они сохранили традиционный казачий быт и уклад жизни. И, мечтая о возвращении святыни, нужно думать и о них, ведь с их предками она ушла из России, и для них она является, может быть, единственной духовной опорой.

По мнению священника о. Дмитрия Поздняева, икону, скорее всего, нужно искать в запасниках министерства культуры Синьцзян-Уйгурского автономного района, в его административном центре, г. Урумчи. Это - огромный двухмиллионный город, который, как и весь Китай, ныне строится с невероятной быстротой. Огромные здания офисов компаний и гостиницы, современные многоярусные шоссе с удобными развязками - все это мало напоминает прежний Синьцзян, каким он был всего несколько лет назад. В последние годы построено множество мечетей, восстановлены и буддийские храмы. Религия теперь снова под защитой государства. И лишь на одной из улочек Урумчи в уйгурском квартале можно увидеть небольшой православный храм...

Если действительно икона находится в запасниках министерства культуры Синьцзяна, а тем более в Пекине, что тоже не исключено, то переговоры о ее возвращении могут вестись только на высоком государственном уровне, может, на уровне министра иностранных дел, или даже Президента. Ибо не было еще, кажется, случая, чтобы китайцы легко расстались с так или иначе попавшими к ним культурными ценностями, и в этом они правы. Переговоры о поисках, возвращении в Россию одной из главных святынь Русского народа - Табынской иконы Божией Матери - могли бы стать важной вехой в будущих российско-китайских не только государственных отношениях.

Явится ли она? Один Бог да Она Сама об этом ведают. Но прежде всего это зависит от нас. Мы должны заслужить Ее возвращение...

А возвращение Иконы, тем более Чудотворной, тем более добровольно ушедшей в изгнание с частью русского народа - это не возвращение украденной или увезенной картины, пусть даже великого художника. Это не просто не одно и то же, это совершенно другое. Повторяю: Святая Чудотворная икона, помимо всех иных условий, может вернуться только в том случае, если мы внутренне хоть сколько-нибудь будем этого достойны. Это тесно связано с понятием Покрова Богородицы над Россией, о котором мы последнее время много говорим. У нас даже появилось этакое иждивенческое успокоение: раз над нами Покров Богородицы, то нам нечего особенно беспокоиться, все в России со временем само собой образуется, не даст Святая Богородица врагам России взять верх.

Нет, Покров Богородицы над нами только до тех пор, пока мы не смирились со своей судьбой и по-сыновьи помогаем Ей, Богородице... В противном случае мы не заметим, когда лишимся его, если уже не лишились, потому как - будем надеяться, что пока - не возвращаются в Россию ни Табынская, ни Казанская иконы, охранительницы России. А вернуться Табынская икона Божией Матери должна, в результате нашего покаяния, не самолетом и не каким-нибудь автопробегом, а крестным ходом, тем же крестным путем, которым она уходила.

В том числе через ледовый перевал Карасарык...

Написать отзыв

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев