«Чтобы дрогнуло
сердце башкира…»
КНИГА
Открой мне, книга, навсегда сокровища свои,
Из чистых родников меня ты знаньем напои.
Скорей открой мне путь прямой среди кривых дорог,
Пожар невежества залей водой прозрачных строк!
Ты — утешение мое, ты — материнский свет.
Скорблю и мучаюсь, когда тебя со мною нет.
Будь, книга, пахарем моим: мне без тебя беда —
Колосьям светлых дум грозят бурьян и лебеда.
1911
ПРИСЯГА НАРОДУ
Звенящее золотом слово
Не ради почета пою, —
Пою для народа родного
В родном златоцветном краю.
Не золота ради сверкает
Серебряным словом перо,
Пусть песня в народ проникает:
Ведь сердце его — серебро.
Не ради богатств садовода
Взрастил я цветник красоты,
А ради родного народа,
Чьи дочери словно цветы.
Не я сочинил свои песни,
Не я их насытил огнем, —
Народ мой горячий и честный
Их складывал в сердце своем!
Не жалуюсь на неудачу,
На холод студеных дорог,
О доле народа я плачу,
О том, что он слаб и убог.
Пусть жертвой безвременно лягу,
Пусть юности минет пора, —
Народу принес я присягу
Из золота и серебра!
1914
________________
Перевод с башкирского Семена Липкина.
О БЕДНЫХ
— Ты терпишь? Так терпи, терпи всегда и впредь,
бессильный пленник!
— Я не хочу терпеть, я не хочу скорбеть
под властью денег!
Душа моя горит, когда смотрю на вас,
на мир угрюмый.
О бедных, о рабах слагаются в рассказ
живые думы.
На шумных площадях печаль моя сильней,
ей нет предела:
Из пламени она, что горестно в моей
груди горело!
К бесправным, что бедны до гробовой доски,
познал я жалость,
И сердце юное от боли и тоски
впервые сжалось.
1914
ГРЕХ И НАКАЗАНИЕ
Подбородок — на руке.
Одиноко, в уголке,
Я раздумываю думу.
Всё неясно вдалеке.
Дума давняя грустна,
Ей душа моя тесна...
Неожиданно я вздрогнул,
Пробудился ото сна.
Вижу в полузабытьи:
Словно шумные рои,
Словно марева-туманы,
Думы движутся мои.
— Ох ты грешен, —говорят, —
Погружаешься в разврат...
— Грех-то мой — песчинке впору,
Наказанье — с гору.
1915
Я ЖДУ
Пройду ли по травам башкирского края, —
Душа устремится в полет.
Услышу ли издали песню курая, —
Мое существо запоет.
Взберусь ли к дубравам башкирских нагорий, —
Мне чудный откроется мир.
Но княжество смерти, но темное горе
Я вижу в селеньях башкир.
Живые покойники тлеют в могилах,
Их боли не слышится крик,
Но скорбную повесть о селах унылых
Несут нам Сакмар и Яик.
И сам я не знаю, кого проклинаю,
Когда на Урал я смотрю.
Настанет ли время башкирскому краю
Узнать и увидеть зарю?
И кажется, будто великий и строгий,
Мне чутко внимает Урал,
И кажется, будто исчезли тревоги,
И день засверкал, заиграл.
Мне кажется: песня летит издалека,
Летит, чтоб развеять беду,
И верю: дождусь я желанного срока, —
И верю, и плачу, и жду!
1916
ТИХАЯ НОЧЬ В ДЕРЕВНЕ
Тиха, душиста ночь, — одна из тех ночей,
Когда едва звенит, едва журчит ручей,
Грохочет вдалеке то явственней, то глуше
Телега — лишь затем, чтоб гуще стал покой,
И, словно тишину решил загнать мне в уши,
Какой-то глупый пес залаял за рекой.
Как вызвездило высь! Простор недвижен, светел.
Лежу под звездами в огромной тишине.
Деревьям шепотом рассказывает ветер, —
О чем? Не ведаю. Быть может, обо мне...
Прошла пора ночной молитвы. Знаю, знаю,
Что полночь близится, что смолкнут голоса,
Что тьма надвинется, тьма без конца и краю,
И широко у звезд раскроются глаза.
Подрагивает ночь, светилами блистая,
А звезды на небе по-своему живут:
Те пляшут весело, те вдаль плывут, мечтая,
А те глядят с тоской на скорбный свой приют.
1916
ЗИМНЯЯ ДОРОГА
Скользят чудесно сани дорогою степною,
Кругом заснуло поле, кругом — снега, снега.
Прозрачный день оделся такою белизною,
Что кажется: повсюду сверкают жемчуга.
Столпились вдоль дороги, желают задушевно
Мне снежные сугробы: — Приятель, будь здоров!
А солнце над снегами горит, звенит напевно, —
Я тоже песню солнца запел, не зная слов.
Но вдруг поднялся ветер, холодный, полный злобы,
И песню оборвал он, и разметал сугробы.
1916
БУРЖУЙ
У тебя глаза багровы, ты и тучен, и румян.
Что ты ценишь? Только брюхо! Что ты любишь? Чистоган!
«Я — социалист!»— кричишь ты, ибо красен медный лоб:
Как ты кровью насосался, бедноту вгоняя в гроб.
Почему белки и веки залил густо красный цвет?
Потому что в сердце пусто, потому что сердца нет!
Почему покрыты губы нездоровой синевой?
Это проступает злоба, это нрав жестокий твой!
Почему, социалиста званье смелое украв,
Красной лентою свободы ты украсил свой рукав?
1917
СОЦИАЛИСТУ-РЕНЕГАТУ
В портянках грязных, и в штиблетах поношенных, и сам нечист,
Надел ты пояс ярко-красный, клянешься: «Я социалист!»
Припас в своей душонке черной ты ярко-красные слова,
И комья грязи в красной тряпке швыряешь, полон хвастовства.
На площади ты негодуешь, что жизнь простых людей тяжка,
А дома — об одном лишь дума: как облапошить бедняка?
На площади кричишь о хлебе и сеешь ты в речах добро,
А дома блещет пред тобою наследственное серебро.
Ты призываешь богатеев: «Не притесняйте бедняков!» —
А сам живешь за счет голодных, не вырвавшихся из оков.
На людях носишь ты личину: ты всех красней, ты всех добрей, —
А дома на копейке каждой нажить желаешь сто рублей!
1917
КУРАЮ
Мой курай, зазвени, заиграй
Всеми красками звонкого мира,
Все печали развей, мой курай,
Чтобы дрогнуло сердце башкира!
Расскажи о разливах зари,
Расскажи о могучем Урале.
Степи в песне своей сотвори,
Чтобы кони по ним проскакали,
Чтобы реки неслись, второпях
На утесы кидаясь с разбега!..
Расскажи о летовках в горах
И о поисках долгих ночлега.
Ты поведай мне, полон тепла,
О красавице в древнем уборе.
Сколько кружев башкирка сплела,
Чтоб забыть свое горькое горе!
Расскажи, как дрожат мотыльки,
Как шумят родники-новоселы,
Как склоняются к ним тальники
И с цветами венчаются пчелы!
Расскажи, мой курай, о былом,
О башкирских восстаньях кровавых,
О добре и о битве со злом,
О весельях, о дедовских нравах.
Расскажи, как башкира земля
Орошалась обильною кровью,
Как вздохнули свободно поля,
Орошенные буйною новью.
Как в кибитках точили мечи
Храбрецы перед боем великим,
Как посуда звенела в ночи,
Вторя вражеским копьям и пикам.
Сколько ты пережил, перенес!
Стал ты старым, курай, как преданье.
Песнь твоя нам знакома до слез,
Это — ангела смерти рыданье!
Так звени же теперь над водой,
Над листвой, где разбрызганы росы,
Словно жаворонок молодой,
Жизнерадостный, звонкоголосый!
Пой, курай, чтобы свет красоты
Залил прошлого страшные тени,
Чтоб родились на камне цветы,
Украшая наш праздник весенний.
Пой, курай, от утра до утра
Гордо, звонко, заливисто, смело.
Наступила такая пора,
Что людская душа зазвенела!
1918
Здесь читайте:
Равиль Бикбаев. Крылатый Бабич
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
