   |
| |
|
Николай ИВЕНШЕВ |
|
ПРОПИСИ |
|
Русская жизньXPOHOCФЛОРЕНСКИЙНАУКАРОССИЯМГУСЛОВОГЕОСИНХРОНИЯПАМПАСЫМОЛОКОГАЗДАНОВПЛАТОНОВ |
А (АПУЛЕЙ) - Ап! - А-ап! - Апулей! Это цирковое восклицание. С него, а не с велерчавого Гомера начинается литература. "Гнев, богиня, воспой, Ахиллеса, Пелеева сына", - вздымала свой, похожий на амфору, бюст преподавательница античной. И мы засыпали. Но не таков Апулей, которого охотно читал Пушкин вместо Цицерона. Его "Метаморфозы", его осел, путающийся с красавицами, и эти красавицы, обманывающие ословечеловека, срамные места в тексте... Все волновало молодую кровь. В букинистическом магазине на Рабоче-Крестьянской я купил тяжеленный том Апулея, вышедший в "Литературных памятниках". Кто-то ногтем подчеркнул те самые места "Она всего меня приняла без остатка" и т.д. А как соблазнительны нимфы и сильфиды в кисейных одеждах на празднике Дионисия! У Апулея не было жеманства, то есть пошлости. Мы, студенты Волгоградского педа, подрабатывали на консервном заводе. И по две-три банки "Килек в томате" нам разрешалось проносить через проходную. В общежитской комнате к "килькам" приставлялось острие ножа. И тяжелым томом Апулея, как киянкой, били по рукоятке. До сих пор на темнозеленом томе видны отметины. - Ап-апу! - Лей! И лили в граненные стаканы на 2/3 портвейна "Хирса". Праздник Дионисия! Б (БУНИН) Смахивающий на Макса Волошина секретарь Краснодарского отделения Союза писателей России Михаил Ткаченко придумал отмечать 125-летие Ивана Бунина. На столах в краевом литературном музее красовались яблоки и длинные узкогорлые бутылки с медовухой. Считалось, что это приближает к Бунину, к деревне. Писатели все старенькие с застиранными донельзя воротниками рубашек. Кончилось время "партийной литературы", когда содержание должно было перевешивать форму. За моим столиком сидел бесцветный, добрый А.В.Стрыгин. У него в руках трепетала тонкая книжка Бунина. До меня и сейчас с трудом доходят бунинские стихи. А тогда Стрыгин все читал, читал мне прямо в ухо. Но пришло-таки освобождение. Филармонический бас спел про телегу, часто вязнущую на российских дорогах. Оказалось - песня на стихи не Бунина, а местного поэта Николая Постарнака. Тут я вспомнил, что недавно читал книжку художника Ю.Анненкова, в которой упоминается А.Стрыгин - студент литинститута, смело осудивший Бориса Пастернака за "Доктора Живаго". Все налегли на медовуху. Про Бунина почти забыли. Меня позвал покурить краснодарский, тот самый, Николай Постарнак: скуластое, серое лицо и ввалившиеся глаза. "Братка, - умоляюще взглянул он мне в глаза, словно я был кудесником, - у меня рак, братка!" Он задрал рубашку и показал темные ребра, действительно, скелет. Месяца через три телега жизни Николая Постарнака увязла навсегда. Перед кончиной он опубликовал в краевой газете очерк о жизни и смерти "Или-или...". Все вполне по-бунински. В (ВОЗНЕСЕНСКИЙ) Я попал на Кубань случайно: завязал платком глаза, ткнул пальцем в географическую карту. По Андрею Вознесенскому: "По наитию дуешь к берегу, ищешь Индию - найдешь Америку". С толстым кумачового цвета томом А. Вознесенского "Дубовый лист виолончельный" поселился я в крошечной хатке громадного калибра бабули. Через неделю бабулечка, корысти ради, подселила ко мне двух молодиц, курсанток чего-то кулинарно-торгового. Одна, Оля, красавица с холодными глазами. Другая, Валя, ничего особенного, зато сердечная. Эти девушки меня почему-то не волновали: холодный блеск одной и теплая телесная нищета другой даже отпугивали. Но все равно по вечерам с подвывом я читал им Вознесенского. Через месяц, научившись печь булочки и пироги, Оля с Валей разъехались по своим станицам. И из моего чемодана пропал любимый томик стихов. Я, опять по наитию, решил, что "Дубовый лист" украла красавица. И попутками, пешком добрался до дома этой самой Оли. Она осторожно, как по проволоке, дошла до калитки. И без слов протянула мне красный том... Вознесенский, как поэт, умер в середине своего творческого пути. До этого его поэзия звучала, как тугая, чувственная струна. А потом в его строфы пришли "какашки", "сортиры", "изопы". Пять лет назад в Краснодаре на его поэзоконцерт было продано семь билетов. Это - обидно, как-будто лягнули мою юность. Сейчас я вижу Вознесенского по телевизору. Старый мальчик: цветной шарфик на толстой, в складках шее, надутые щеки. О таких людях говорят: "До могилы у них в ж... играют пионерские горны". Г (ГОГОЛЬ) Пальцем тыкали, смеялись: "Мещане, темное дурачье. Афанасий Иванович, Пульхерия какая-то...Старосветские помещеники! Реликты!" А теперь вот оказалось, что их любовь посерьезнее, покрепче, чем любовь Джульетты и Ромео. А "Мертвые души"? Монстры - помещики: прохиндей Чичиков, скупердяй Плюшкин, пустоголовая Коробочка. Демократическая критика ярилась: "Все дворяне таковы". И за наши "хихикс" вслед Добролюбову - "пятерки" в школах, "отл." - в вузах. Не Гоголь обличал помещиков, а критикам так хотелось. Они приспособили гоголевских помещиков под свои умодробительные идеи. Это ведь все равно, что владимирских тяжеловозов заставить состязаться на бегах. Священник с кубанского хутора Трудобеликовского о.Сергий все это разъяснил просто: "Каждый помещик у Гоголя - персонифицированный грех". И все же лучшее, что есть у Гоголя - "Тарас Бульба". Это даже Бунин, не очень-то почитавщий всех классиков, включая Гоголя, признал. В "Тарасе" - вся жизненная философия. У западного индивидума (Андрий) любовная страсть - на первом месте. У славянина (Остап) - Родина. "Нет уз святее уз товарищества". Почти по Р.Киплингу: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут". Ляхи давно скаканули на Запад. Оно им привычно. Их накладные ресницы всегда порхают то туда, то сюда. Для них равно-уютно - где колготки сушить. Мы то кто теперь? Томные красавцы, сластолюбцы, как Андрий или топорно-тесаные Остапы, держащиеся-таки за Россию? Д (ДЕНИС ДАВЫДОВ) Из Дениса Давыдова современные беллетристы сделали еру, вроде его современника Бурцова: вино, женщины, дуэли. Это не так. Пушкин шутил: "Военные думают, что Денис Васильевич хороший поэт, а поэты считают его искусным военным". И все же Денис Давыдов ярчайшая личность девятнадцатого столетия. Пушкин-то ведь знал, с кем дружбу водить, кого приглашать на мальчишник по поводу своей женитьбы. Белая прядь и нос кнопкой, остроумие Дениса веселили элитную пушкинскую компанию. Денис Васильевич скончался внезапно, весной, от апоплексического удара в своем родном селе Верхняя Маза. Конечно, в селе самый последний забулдыга знает о своем знатном земляке. Увы, давно срублен барский сад, в котором мои предки садовничали. Снесли и деревенскую сельскую больницу. А от дома Дениса Давыдова осталась лишь створка двери, крытая красным лаком. Она перегораживает что-то в покосившейся хижине друга Владимира Инчина, ревностного верхнемазинца и закоренелого холостяка. Уже много-много лет подряд Владимир Инчин пишет мне письма, в которых сквозь слезы рассказывает как тает Верхняя Маза, как спиваются и скоропостижно умирают мои земляки. Часто им в этом помогает веревка, петля. Пять лет назад по Москве бульдозером прошел ураган. Он задел и Новодевичий монастырь. А у стен этого монастыря - могила Дениса Васильевича и его родственников, бюст известному поэту-партизану. Ветром оторвало голову памятника. Злобный ураган! Конечно, вихрь этот крутил над Москвой сатана. Е (ЕСЕНИН) И в старших классах я ненавидел физкультуру. Скуластый, с железными ладонями учитель Павел Арефьевич, как овод, каждый урок впивался в меня. Он хотел, чтобы я осилил прыжок через гимнастического коня. А я только решительно добегал до этого орудия пытки и молниеносно увиливал в сторону. Я берег свои пах. Кто же будет любить такого труса? И все же на школьном есенинском вечере я ждал записки. Это была такая игра. В "почтальона". И записку прислали. Ровным, не ученическим почерком, на листке бумаги выведено: "И в нашей школе могут быть свои Есенины". Это писал секретарь райкома комсомола по школам Владимир Савельев. Он знал, что я сочиняю стихи. С этих пор я и увлекся С.Есениным. Читал все. Но поразила "Исповедь хулигана" и "Москва кабацкая", Как же так можно: "Пей со мной, паршивая сука, пей со мной", или "Излюбили тебя, измызгали, невтерпеж". Потом в ростовском кафе я слышал, как пропойца читал стихи Есенина. Сидел за чужим столиком, его угощали, а он орал: "Есенин - блатарь, все свои стихи написал в тюрьме!" Удивляемся феномену Шолохова. Но этот голубоглазый мальчик Есенин! Как мог он все знать, все чувствовать. Какие у Есенина точные письма из-за границы, другу, а оказалось агенту ЧК Анатолию Мариенгофу! А в автобиографии С.Есенин рассказал, как дядья учили его плавать. Завозили на лодке в середину озера и там выкидывали. Добирайся, мол, до берега сам. Он доплывал. Но в широком, жизненном смысле так Сергей Александрович и не доплыл до родного берега, захлебнулся. Ё (ЕКОМИЦУ) Двести лет, даже больше, прошло с тех пор, как царский историк Николай Михайлович Карамзин придумал и ввел в русское правописание букву «Ё». С тех пор и не появился на российских просторах писатель с фамилией на "Ё". Может автор "Конька-Горбунка" был Ершов? Как жилось русской литературе без "Ё"? Ведь добрый косяк срамных слов начинается с этой охальницы. Все же это - устная литература, фольклор. Теперь буква "Ё" редка, как сибирский таймень. В современном типографском компьютерном наборе ее чаще всего выкидывают. Японцы этого не делают. Это их коренной звук. Японцы радуются русской букве "Ё". И писатель у них есть такой Ёкомицу. Я его не читал. Но вот справка из литературного энциклопедического словаря: "Ёкомицу (настоящее имя Тосикадзу, 1898-1947) япон. писатель.Ром. "Шанхай" (1928), Пов. "Дневное светило" (1923), рассказы, в т.ч. "Мухи" (1923). Статьи о модернизме. Ж (ЖИЗНЬ) Лучше всего ничего не читать и ничего не писать. Жить! Это понял молодой гений Артюр Рембо, когда к чертям бросил литературу и стал негоциантом. Скитаясь, он накопил пуд золота. Артюр Рембо обвязывал себя поясом с тяжелыми золотыми слитками. Где могила молодого гения неизвестно! Куда делось золото - тоже. Молва утверждает, что актеры, поэты, художники гибнут от пьянства. А пьют от одиночества. Да нет же, рано гибнут от того, что живут несколькими жизнями. В одну телегу впрягают "коня и трепетную лань", становятся "Мадам Бовари", как Флобер, или Холстомером, как Лев Толстой. Писатели, как это ни прискорбно, уворовывают у Бога способность творить. Они - великие грешники? Но вот, если дар повернуть куда надо, как Лесков или Шмелев?! В сторону добра. Какой душегубец был Наполеон Бонапарт и то... Выпущенный из тюрьмы, известный развратник Маркиз де Сад, обрадовавшись, послал Наполеону полное собрание своих непристойных сочинений. Вот, мол, где искомая свобода. Она приходит нагая! Прочитав несколько страниц садистской прозы, Наполеон приказал: "Сжечь". А маркиза - опять в тюремный замок, в узилище. З (ЗАБОЛОЦКИЙ) У нас, студентов, был декан по фамилии Телица. Шутили: "Где декан?" - "Телится!" А преподаватель фольклора Медриш - "Чего же ты медлишь?" Дмитрий Наумович Медриш категорически заявлял, что самый крупный поэт ХХ века Николай Заболоцкий. Я не верил. Но вот уже зрелым, влюбившись, я исписал тетрадку стихов в честь девушки с гладкими светлыми волосами и глазами героинь Ф.М.Достоевского. Я посылал ей свои стихи, а она читала роман Арцыбашева "Санин", книгу в старинном телячьем переплете. Да, да, она оказалась откровенно страстной. И объяснила это сменой времен, развитием западного киноискусства, неумением русского человека телесно любить: "Взгляни на Восток!" Входила в моду "Кама-Сутра". На московских вокзалах торжествовала порнография. Кожа у любительницы Арцыбашева была шелковой, а платье - крылатым, подлетающим к потолку. Последние стихи, которые я ей послал, были не мои. А Заболоцкого "Я склонюсь над твоими коленями..." Тогда эти строки еще не опошлили эстрадники. А ведь это, какой молитвенный восторг, какое преклонение перед женщиной. Так нельзя. Это - подмена религии. И такое стихотворение может написать только бывший зек, настрадавшийся без женщин. Н.Заболоцкий три года сидел в сталинских лагерях. И (ИРВИН ШОУ) С какой бы стороны мы ни подходили: почти вся американская литература игрушечна. Сказалось, видимо, влияние Голливуда. Обязательно - авантюризм, приключения, крутые извилины сюжета, парадокс, как у О.Генри. Хотя, нет, в О.Генри сидит наш Чехов. Но что же здесь плохого? Безотрывно читал я роман американца Ирвина Шоу "Богач, бедняк..." Американская семья - выходцы из Германии: два брата, как в сказке - хороший-плохой, сестра Гретхен. На протяжении всего повествования мы понимаем, что братья, вообще-то, одинаковы по характеру, что это жизнь их так возносит, ласкает и бьет под дых. Типичные для американской жизни обстоятельства, когда бедняк становится богачом, а богач - сам по себе, внутренне, бедняк. Пойми тут. Потом у Ирвина Шоу я читал продолжение: "Нищий, вор..." Не то уже. И "Вечер в Византии", "Ночной портье" - все не так увлекает. Но "Богач, бедняк" - великолепная игрушка для искушенных читателей и для тех, кто предпочитает чтиво на ночь. Фразой "Погода для богатых" кончается главный роман Ирвина Шоу. И вышел этот бестселлер во времена горбачевской перестройки, когда для бедных уже недоступными стали золотые пески Ялты и Феодосии. Вскоре морская вода у Нового Афона окрасится в цвет крови и закрутятся события покруче, чем у И.Шоу. И (ЙОД) Я бы мог рассказать о Море Йокае, сочинившем увлекательный роман "Венгерский набоб", но лучше - о целебном йоде. Писатель в свою прозу всегда должен добавлять несколько капель йода. Для чужой и собственной безопасности. Леонардо да Винчи первым изобрел акваланг, но поняв, что им могут воспользоваться военные и наделать вреда, порвал чертежи. Это - эра милосердия. А сейчас? Жил-поживал малоизвестный писатель Анатолий Приставкин. Ну, кто, кто его знал? Писал А.Приставкин заказные советские рассказы и повести. И вот, как большая рыба хвостом, ударил в нем талант, и Приставкин сочинил роман о чеченском выселении "Ночевала тучка золотая". В этой "Тучке" все выжимает слезу. Читаешь и не замечаешь, что Анатолий Приставкин внушает: все русские порядочные сволочи и приличные свиньи. Милостива лишь одна Регина. А чеченцы-овцы, гордые агнцы, отданные на закланье великому режиму. Именно приставкинская "Тучка" сгустила тучи над Кавказом, и писательская такая жалость катализировала чеченскую войну, еще большую кровь и еще большее переселение народов. Не оказалось предохранительного йода в автоматической ручке Приставкина. Говорят, что бедный - почти нищий ранее А.Приставкин теперь ездит по Москве в роскошном авто. Он, самый милосердный, работая в комиссии по помилованию, смягчает приговоры убийцам и растленцам. К (КРЮКОВ) Федор Крюков! Никто не знал, что был такой писатель, пока не затеялась катавасия с авторством "Тихого Дона". А.Солженицын стал утверждать, что автором "Тихого Дона" является глазуновский казак и депутат Госдумы Федор Дмитриевич Крюков. Те, кто не имеет литературного слуха, тоже могут так подумать. Но, прочитав Крюкова, решишь: "Все, как у Шолохова, язык, местность, казачьи манеры, "жалмерки" и т.п. И все же не хватает "куражу", "грамматической ошибки". Слишком отточено и выверено, слишком литературно. Со своей сестрой Лидой и зятем Володей мы ездили в ст.Глазуновскую Волгоградской области. Встретили старую учительницу - теперь верующую в Господа нашего. Учительница утверждала, что тайно своим воспитанникам она читала "Офицершу" Крюкова. Он был в те, уже хрущевско-брежневские годы, под запретом. Дом отца Ф.Д.Крюкова до войны еще переоборудовали под маслозавод. Он сгорел. От Крюковых остался старый одичавший сад. Его здесь так и называют "Крюков сад". Осталась и пристройка к дому для наемных рабочих. Мы с поэтом Владимиром Нестеренко разыскали могилу деникинца Ф.Крюкова, умершего под ст. Новокорсунской от сыпного тифа. Но никто с места не двигается, чтобы хоть как-то обозначить место захоронения друга В.Г.Короленко, добротного русского писателя. Опасаются: вдруг опять начнут кивать на Федора Дмитриевича, как на автора эпопеи "Тихий Дон". Горька посмертная судьба Крюкова - человек уж, больно подозрителен. Что там в сундучке возил? А ничего - газетные заметки. Л (ЛИХОНОСОВ) Русский грек Юра Кесов энергично схватил меня за руку: "Я всю ночь читал этот роман, представляешь - не оторвешься. Здорово!" Он говорил о романе Виктора Лихоносова "Когда же мы встретимся?". - Ты ведь знаком с Виктором Ивановичем? Давай наберем продуктов - колбасы, винограда, коньяку и рванем к нему, к Лихоносову! Не прогонит ведь? Поздравим с романом! - Давай. И так каждый год при встрече: "Наберем того-этого, махнем к Лихоносову!" Теперь Лихоносов живет только прошлым веком. Он плохо слышит современность, да она ему, по сути своей, и не интересна. Помои нынешние, кому они нужны? Виктор Иванович, как старый ученый из сталинских фильмов, мало обращает внимание на внешний вид, а завтраком ему может служить петрушка с куском хлеба. Его жалеют. Мол, одинок. Словно художник должен быть публичной девкой. Зачем художнику с тончайшей душой прямоугольные модные туфли. У В.Лихоносова чарующая проза. Это не проза даже, а музыка. В ней и смысла не нужно. В Доме литераторов в латвийских Дубултах меня полуобнял за плечи писатель из г.Кургана Виктор Потанин: "Отойдем в сторону". В.Потанин горячо заговорил: "Мы все умрем, слова наши, проза наша отойдут в сторону, а Лихоносов останется. Как тебе повезло, ты ведь его земляк". М (МАРКЕС) Латиноамериканец, теперь он, кажется, моднее Маркеса - Хосе Луис Борхес на вопрос: "Ваше представление о рае?" ответил: "Рай - это библиотека". "Дети - зеркало собственной смерти", - утверждал в "Словах" Ж.П.Сартр. Я знаю, что и в самом деле есть такая муха, сонная. А может это придумка Габриэля Маркеса? Эта сонная муха укусила не только жителей романного Макондо, но и весь мир. И все спят, притворившись бодрыми. В это время, прямо по сценарию Маркеса, высыхают моря. Арал - пример тому. Маркес не моден, но он прав. Его, как Библию (прости, Боже!) можно читать с любой страницы. Впрочем, так ли это важно, в какой вагон мы впрыгнем, когда все вокруг спят. Даже любовь, по мнению Маркеса, приносит плен. Короткий рассказ Г.Маркеса, где невеста укололась свадебной розой. Молодой муж по делу уехал от нее. А жена тут же вскорости умирает от столбняка в Париже. Это - символ всякой испанской любви. Теперь и сам Маркес, по-прежнему симпатизирующий Фиделю Кастро, умирает. По Интернету простился с миром. Мир не услышал его. У мира не сто лет одиночества, больше. А в интервью, еще в советской России, Маркес сказал, что главное произведение его - дети. Н (НАБОКОВ) По-русски Владимир Набоков писал под псевдонимом Сирин. Сирин, райская птица, а еще - воплощение несчастной души. Что бы ни говорили реалисты, как бы ни называли Набокова "талантливым пустоплясом", и все же он всей своей жизнью, всем существом доказал, что русский писатель - не пальцем деланый, и он тоже может по-авангардистски загнуть такое, Э.Йонеску несмышленышем покажется. Прочтите "Прозрачные предметы", "Аду" В. Набокова. Ну?.. Набоков так вник в психолгию шахматиста, что все вокруг расплылось, когда я впервые читал роман "Защита Лужина" в журнале "Москва". Все кругом стало набухшим, туманным, густым. Я ущипнул себя, жив ли я? Где я? Так в страстной, телесной любви умирают на минутку, забыв время. Набоков - несчастная душа, мыкающаяся то по американским, то по швейцарским гостиницам. Он первым точно дал определение земной жизни, как узенькой полоски света между двумя кромешно черными глыбами. Он первый, уже в постсоветское время, показал нам, что ест другая литература, перевел западное мироощущение на русскую параллель. А английский язык знал лучше британца. Бабочки (выражение Хлебникова) "крылышкуя", научили его "златописьму". О (ОПИСКИН) Достоевский гениален не в "Преступлении", не в "Бесах" даже, а в простенькой повести "Село Степанчиково и его обитатели". В тогдашней России сидел, а теперь в новой - восседает эдакий сморчок, эдакая вошь, охраняемая санэпидстанцией. И сморчок тот руководит умными, талантливыми, но увы, очень уж безынициативными людьми. Это Фома Опискин сделал революцию. Опискин, притворившийся Троцким и Сталиным, "расстреливал по тюрьмам". И теперь в конторах, на любом производстве мы поем гимны Фоме Опискину, вонючей фикции, поем и ненавидим за это самих себя. За копейку, за грош готовы лизать ступни Фомы, лишь бы он не покинул нас. - Раздави! - вопим, - но не бросай! Они уже зарвались, скупили всю алюминиевую промышленность, нефть, газ, а вот у соседской собаки последнюю миску сперли, чтобы за трояк сдать сборщикам металла. Мерсы, заказные убийства, дети-проститутки. Следы Опискина-развратителя-демагога. Может быть, Достоевский, сам того не подозревая, когда открыл нового героя нашего времени?! А в письмах своей молодой жене Федор Достоевский каялся, ну, никак не может в нарядной Европе найти ленточек для ее шляпки. П (ПУШКИН) "Черный кот" - на костях - то есть на рентгеновских снимках. Я купил эту темную пленку с бороздками в городе Сызрани. Всю дорогу мечтал: соберу ребят, послушаем. И вот доехал до своей Верхней Мазы. Водрузил покупку на проигрыватель. Пленка полминуты молчала, потом шипела, потом кто-то стучал, как-будто по табуретке карандашом и грязно выругался. Я с юных пор мечтал хоть вскользь, хоть одну ночь почитать "Доктора Живаго" Б.Пастернака. Идея фикс. И вот при перестройке прочитал. И в конце чтения вспомнил про этот деревянный стук по табуретке. То же самое. Вместо желанного "Черного кота" мне положили это рыхлое, вымороченное барахтанье в крови и поту. "Доктор Живаго" оказался плохеньким приложением к великолепным стихам. Пастернаковские стихи из "Д.Живаго" по-пушкински свежи и ясны. С пушкинских сказок я научился читать. Ну, а после сказок - непревзойденная "Капитанская дочка". Лучшее, что у Пушкина есть. Это - искупление грехов, за "Гаврилиаду". Сейчас Пушкина замызгивают, пихают, где надо и не надо, ставят юбилейные памятники даже там, где Александр Сергеевич в туалет сходил. Милые, дорогие, ну, не носим же мы повсюду парадно-выходной костюм. Так и Пушкин пристоен лишь в праздник да в тяжелые дни. Он имел сотни любовниц и бесчисленное количество приятелей, но в конце своей жизни, уже со смертного дивана, обратился только к книгам: "Прощайте, друзья!" А при жизни шутил: "Вас кормят заводы, крестьяне, а меня буквы русского алфавита". |
© "Русская жизнь", обозрение |
|
 |
WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
