Максимилиан II |
|
1527-1576 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Максимилиан IIМаксимилиан II (1.VIII.1527 - 12.X.1576) - император [«Священной Римской империи»] с 1564 года, австрийский эрцгерцог. Сын императора Фердинанда I. По разделу земель австрийских Габсбургов (1564) получил Верхнюю и Нижнюю Австрию и корону Чехии и Венгрии. Всецело завися в финансовых вопросах от австрийских, чешских и венгерских феодалов, вынужден был сделать им значительные уступки; при нем в габсбургских землях широко распространился протестантизм. В 1568 году заключил с турецким султаном Селимом II 8-летнее перемирие. Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. — М.: Советская энциклопедия. 1973—1982. Том 8, КОШАЛА – МАЛЬТА. 1965. Максимилиан II (1564-1576). Правление сына Фердинанда в целом лежало в русле преемственности его отцу. Однако личность самого властителя во многом содействовала наметившимся при Фердинанде процессам компромисса, иногда даже в радикальном духе. Необычайное своеобразие Максимилиана вызывало споры уже при его жизни и стало предметом дискуссий историков сегодняшнего дня. Суть проблемы коренится в явных симпатиях будущего императора к протестантам и лютеранству, проявившихся еще в молодости и резко диссонирующих со взглядами дяди, отца и собственных сыновей. Если старая католическая и краеведческая австрийская традиция в общем не уделяла его портрету заметного внимания, считая Максимилиана слабой, подверженной колебаниям натурой, то в свете кардинальных переоценок последних десятилетий образ его вызывал гораздо больший интерес. «Самым убедительным, — пишет Э. В. Цееден, — представляется новый взгляд, усматривающий в императоре представителя безразличного к догме эразмиано-гуманистического христианства» [Zeeden, ZG. S. 141]. Близким к этому мнению видится суждение Хорста Рабе: «По всей видимости, он (т. е. Максимилиан. — А. П.) в гораздо большей степени склонялся не к ярко выраженному антикатолическому протестантизму, а к, так сказать, предреформационному христианству в гуманистической окраске — в совершеннейшем отличии от своего отца» [Rabe, RG. S. 320]. В свою очередь Генрих Лутц считал возможным говорить о Максимилиане как фигуре переходной, свойственной новой эпохе, стоявшей между религиозным противоборством и толерантностью. В лице Максимилиана в структурах Империи рождались силы, способные выбрать «третий путь» согласия и компромисса, что было очень важно на еще зыбкой почве Аугсбургского согласия. Император «стремился осуществить всеобщую христианскую Реформацию и установить благочестивое согласие религий в немецкой нации» [Lutz, RG. S. 70]. Истоки правительственного курса Максимилиана следует искать в его юности. Уроженец Вены (род. в 1521 г.), будущий император оказался с первых лет жизни совсем в иной ауре, нежели его отец. Если Фердинанд был близок испанской католической традиции, то его сын с самого начала тяготел к немецкой и достаточно умеренной в конфессиональном смысле почве Вены. К моменту совершеннолетия Максимилиана Реформация пустила довольно глубокие корни в Австрии, найдя сочувствие и сторонников не только среди дворянских семейств, но и горожан. Влияние лютеранства отразилось и на ближайшем окружении принца: среди воспитателей его встречались люди, едва скрывавшие лютеранские симпатии. Следствием стало формирование терпимой и любознательной к протестантизму натуры. Напротив, последующее пребывание Максимилиана в Мадриде, где он знакомился с испанским укладом и должен был воплощать на деле не слишком теплую дружбу двух родственных ветвей Габсбургов, способствовало лишь развитию отрицательных эмоций. Вернувшись домой, Максимилиан не считал нужным скрывать своего сочувствия к протестантам. Он дружил с умеренными католиками из своего окружения, завязал оживленную переписку с лютеранскими княжескими дворами и в 1557 г. с публичным скандалом перестал отправлять причастие. Огромное влияние на него оказывал надворный духовник Пфаузер, сам бывший конвертант. Отречение Карла и готовившееся избрание самого Фердинанда естественно актуализировали вопрос скорейшего избрания приемника нового императора. Но стойкое нежелание сына согласиться с основополагающими догматами католицизма и отречься от протестантских друзей сильно накаляли обстановку в семье, как, впрочем, и в отношениях с католическим духовенством и апостольским престолом. Папа откровенно отказывался согласиться на коронацию еретика, а сам Фердинанд в сердцах даже заявил, что вообще не ударит пальцем о палец в хлопотах за сыновнее наследство, если тот не откажется от богомерзких заблуждении. Споры с отцом шокировали современников. Однажды в минуту крайнего раздражения отец даже бросил: «Пусть так пусть твой Лютер прав, пусть я отправлюсь в ад вместе со всей римской церковью и святым престолом, но даже тогда я не стану сторонником этого мерзкого еретика!» Лишь в феврале 1562 г. в Праге после долгих проволочек принц дал убедить себя в необходимости и неизбежности правильного следования римскому вероучению. Он остался формальным католиком, но в глубинах своей души всегда сохранял симпатии к лютеранам. Возглавив Империю, Максимилиан последовательно продолжал основные линии в политике отца. В отношении имперских учреждений это выразилось в столь же стойком желании опираться на мнение рейхстага как высшего сословного форума (четыре созыва 1566,1568,1570,1575) и повысить авторитет имперского камерального суда, ставшего после 1555 г. главным судебным органом по конфликтам на религиозной почве. Оба учреждения демонстрировали устойчивость и компромисс. Относительная стабильность в концерте имперских князей позволила Максимилиану попытаться реорганизовать военно-административные структуры Империи. Темой военной реформы был озадачен Шпейрский рейхстаг 1570 г., на котором император по предложению Лазаря фон Швенди выступил с инициативой запрета вербовки наемников в имперских землях и военной службы за рубежами Империи. Полагая, что практика наемничества истощала военные ресурсы, Максимилиан и Швенди хотели организовать общеимперские контингенты, комплектовавшиеся на основе территориально-окружной системы под эгидой местных имперских чинов. Однако рейхстаг провалил проект не столько из-за опасения роста военной мощи Габсбургов, сколько по причине существенных финансовых расходов, а также поскольку предложения короны, по мнению чинов, ограничивали их сословную свободу. Внутреннее развитие Империи характеризовалось еще меньшим риском скорого распада Аугсбургской системы, чем в предшествующие годы, но являло перспективно весьма опасные противоречия. Как при Фердинанде, так и на протяжении всех лет правления Максимилиана протестанты постоянно выдвигали требование полной свободы религиозного вероисповедания. Поскольку речь не шла уже о компромиссе в вере, надежды на который развеялись в 1557 г., а предполагалось лишь свободное отправление всех узаконенных в Аугсбурге конфессий, то вновь неизбежно возникал вопрос «духовной оговорки». Максимилиану уда[1]лось на Аугсбургском рейхстаге „ 566 г. парировать требования лютеранских князей вернуться к этой проблеме. Весьма эффективным средством стало манипулирование фактором кальвинизма, особенно после введения кальвинистского вероисповедания в Пфальце в 1562-1564 гг., пугавшего лютеранских ортодоксов новым расколом. Играя на неразрешимых с точки зрения богословия противоречиях между евангелическими и реформатскими сословиями, Максимилиан мог использовать раскол единого протестантского фронта. Но здесь же крылись источники нового обострения. Одним из них становился впервые заявленный радикализм Пфальца, где после введения кальвинизма курфюрст Фридрих III Благочестивый (1559-1576) видел будущее не только в правовой легитимации своего выбора на уровне Империи, но и в динамичной политике, призванной подкрепить Пфальц надежными союзниками в Нидерландах, во Франции и в рейнских землях Империи. Активность Пфальца была естественной реакцией гейдельбергского курфюрста на блокаду со стороны евангелических князей. Но она же угрожала вывести пфальцский фактор за границы имперского политического поля. С другой стороны, наметилось дистанцирование от Вены баварских Виттельсбахов в лице Альбрехта V, особенно после фактического роспуска Ландсбергского союза и осуществления в Баварии с 1566 г. поэтапной рекатолизации на всех уровнях, что контрастировало с компромиссной политикой Максимилиана. Разумеется, отход от более тесного партнерства с Баварией не был равнозначен глубокому расколу в протестантских рядах, но в совокупности все эти тенденции угрожали ослаблением имперского контроля и влекли изоляцию императора. Однако в целом Максимилиану удалось овладеть положением. Главными партнерами короны, как и раньше, оставались умеренные лидеры немецкого протестантизма, прежде всего Саксония (Август I) и Вюртемберг (Христофор I). Опираясь на них, император находил подспорье в протестантском лагере Империи. Главным полем столкновений оказался рейхстаг в Аугсбурге в 1566 г. Созывая имперский форум, император, помимо всего прочего, желал показать силу Гейдельбергу, заставив его вернуться в правовое русло Аугсбургского мира. Аргументом Максимилиана был очевидный кальвинизм пфальцской Реформации, только что введенной курфюрстом Фридрихом III, что вступало в противоречие с нормами 1555 г. Большинство католических и евангелических князей соглашались с мнением императора, и над Пфальцем нависла реальная угроза имперской опалы. Но в решающий момент Август Саксонский вместе с курфюрстом Бранденбурга, не желая дальнейшей опасной эскалации, поддержал мнение пфальцских уполномоченных, признав Гейдельбергскую Реформацию родственной Аугсбургскому вероисповеданию, за исключением пункта о евхаристии. Вполне возможно, и сам Максимилиан не желал открытого разрыва. Ценности внутриимперского мира, столь дорогой ценой осознанные в предыдущие годы, перевешивали необходимость строго правовой акции. В любом случае, однако, Саксония выступала главной нейтральной силой, что вынуждало Венский двор в дальнейшем прислушиваться к мнению правившего в ней Дома Веттинов. В итоге окончательно оформился важнейший с точки зрения имперской политики треугольник Саксония— Пфальц—Бавария, в пространстве которого теперь решалась судьба внутреннего согласия в Империи. Одновременно Максимилиан находил более или менее приемлемый компромисс с протестантизмом в на[1]следственных землях (разрешение евангелического культа для дворян и их подданных в Верхней и Нижней Австрии в 1568 г. и Брукская ассекурация 1571 г.), что позволяло Империи сохранять единство сил прежде всего в борьбе с турецкой агрессией на юго-востоке Империи. Кроме того, после весьма нелегких испытаний, вызванных попытками Испании подавить нидерландское восстание в 1568-1570 гг., Максимилиан стабилизировал отношения со своим двоюродным братом. Положение для Филиппа осложнялось еще и тем, что после смерти своего единственного на тот момент наследника по мужской линии дона Карлоса (1568) и кончины третьей жены короля Изабеллы Валуа он оказывался перед перспективой передачи в будущем испанской короны Венским Габсбургам. Согласно Бургундскому договору 1548 г., Максимилиан выступал единственным законным претендентом. Положение Империи — и европейское и внутреннее — в год смерти императора было более прочным, нежели в 1564 г Последовавшая тогда же кончина Фридриха III Пфальцского избавляла от слишком беспокойного партнера, а восшествие на престол его преемника Людвига VI, вернувшего на несколько лет Гейдельберг в лоно лютеранства, исключало Пфальц из числа активных контрагентов имперского престола. Максимилиан оставлял своему наследнику, старшему сыну Рудольфу, которого успел короновать римской короной в 1575 г шансы на мир по меньшей мере еще на десять лет. Естественно, улучшение было бы немыслимо без относительной солидарности большинства имперских князей. Огромную роль здесь играло поколение правивших тогда территориальных властителей, поколение эпохи Аугсбургского мира, чьи представители были либо сверстниками, либо старшими современниками Максимилиана. Несмотря на конфессиональные различия, большинство из них прекрасно понимало ценности и цену достигнутых в 1555 г. соглашений. Вероятно, общее мнение хорошо вы[1]разил тогда курфюрст Бранденбургский Иоганн Георг (1571 -1598), однажды заявив: «Лучше хранить ветхое здание Империи, чем разрушить его». Правление двух ближайших наследников Карла V бесспорно содействовало внутреннему упрочнению имперских структур. После острых коллизий реформационных десятилетий, долгого отсутствия, зачастую буквального, фактора сильной и авторитетной имперской власти теперь после 1555 г. наметились тенденции к улучшению позиций короны, к успешному функционированию главных имперских институтов и к обретению относительной стабильности в рядах княжеской элиты, вынужденной воспринимать решения 1555 г. с объективной данностью. В то же время сами императоры не расставались с идеями общехристианского согласия, созвучными с гуманистическими традициями позднего средневековья. Затаенная мечта в будущем увидеть Империю и Европу в лоне одной Церкви не только роднили Фердинанда и Максимилиана с Карлом, но и сообщали огромный позитивный импульс к правительственной деятельности этих монархов, выражавшийся в попытках установить компромисс меж[1]ду конфессионально враждебными имперскими сословиями. Цитируется по изд.: Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола. 1555-1648. СПб., 2002, с. 63-68. Далее читайте:Исторические лица Австрии (биографический справочник)
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |