Розанов Василий Васильевич

1856-1918

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Василий Васильевич Розанов

Мыслитель и публицист

Розанов Василий Васильевич (2.05[20.04].1856—5.02.1919), писатель, мыслитель, публицист, литературный критик. Родился в г. Ветлуга Костромской губернии. Закончил историко-филологический факультет Московского университета в 1882. Преподавал историю и географию в гимназиях Брянска, Ельца и Белого. Учениками Розанова в Ельце были С. Булгаков и М. Пришвин. В 1893 переезжает в С.-Петербург, где поначалу работает в Управлении Государственного контроля. В это же время начинает печататься в журналах «Русский вестник», «Русское обозрение», «Вопросы психологии и философии», а с 1899 становится одним из сотрудников в русской патриотической газете «Новое время». Был участником и одним из руководителей петербургского Религиозно-философского общества, откуда был исключен по указанию масонской организации, ложа которой была создана в этом обществе Мережковскими.

Творческая деятельность Розанова началась в 1886, когда вышла в свет первая его книга «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания». Книга успеха не имела, и Розанов от философии обратился к критике и публицистике. Вторая книга Розанова, принесшая ему известность, — «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Опыт критического комментария. С прил. двух этюдов о Гоголе» — вышла в С.-Петербурге в 1894. В книге отразилась любовь Розанова к великому писателю и мыслителю, автору «Братьев Карамазовых», учеником которого Розанов продолжал считать себя в течение всей своей жизни.

Ранние статьи Розанова составляют содержание последующих 5 книг: «Литературные очерки» (СПб., 1899); «Религия и культура» (сб. ст., СПб., 1899); «Сумерки просвещения» (сб. ст. по вопросам образования, СПб., 1899); «Природа и история» (сб. ст., СПб., 1900); «В мире неясного и нерешенного» (сб. ст., СПб., 1901). Семейному вопросу посвящена книга «Семейный вопрос в России» (т. 1—2, СПб., 1903). Главная тема последующих книг — христианство и вопросы церковной жизни: «Около церковных стен» (т. 1—2, СПб., 1906); «Русская церковь. Дух. Судьба. Ничтожество и очарование. Главный вопрос» (СПб., 1909); «Когда начальство ушло… 1905—06» (СПб., 1910); «Темный лик. Метафизика христианства». СПб. 1911; «Люди лунного света. Метафизика христианства» (СПб., 1911); «Л. Н. Толстой и русская церковь» (СПб., 1912).

В 1912 выходит книга Розанова «Уединенное», о которой Н. Бердяев сказал, что она «навсегда останется в русской литературе». Вслед за этим выходит книга «Опавшие листья. Короб 1» (СПб., 1913) и «Опавшие листья. Короб 2» (Пг., 1915), представлявшие наряду с «Мимолетным» (опубликовано впервые в 1994) вершину русской эссеистической прозы.

Одна из последних книг Розанова, вышедшая незадолго до его смерти, — «Апокалипсис нашего времени» (№ 1—10, Сергиев Посад, 1917—18).

Все написанные Розановым книги и статьи проникнуты одной мыслью — мыслью о судьбе России. «Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное, — признавался писатель и тут же добавлял: «Но глупые дети все растратили. Это русские». С другой стороны, как бы отвечая тем, кто упрекал Россию в нецивилизованности, Розанов категорически утверждал, что Русский Народ более чем цивилизован, он — культурен, ибо за его плечами более чем 1000-летняя духовная культура: «Русский Народ и при безграмотности или малой грамотности есть уже культура, ибо культура — не в книжках, а в башке. Культура — в совести, душе, правде, Боге».

Народ Русский, писал Розанов, это народ с державным инстинктом, сознающий, что он «построил Царство» терпением и страданием, как мужик, солдат и поп. И разрушать свою работу никогда не станет.

Государство Розанову представлялось силой, которая «ломает кости тому, кто перед ним не сгибается или не встречает его с любовью, как невеста жениха». Вот почему единственный порок государства — это его слабость: «Слабое государство не есть уже государство, а просто его нет».

История России XIX в. казалась Розанову «сплошным безумием». Это безумие заключалось в том, что все общество «чихало и хихикало», когда негодяи гонялись с пистолетами, ножами и бомбами за престарелым Государем, когда Россия, в сущности, отступила перед «гнуснейшими самозванцами» — самодовольным Желябовым, его любовницей Софьей Перовской, «заблудившейся гулящей девчонкой» Верой Фигнер и др. «Со времен декабристов, — приходит к выводу Розанов, — Россия была вся революционна, литература была революционна… И, конечно, падала Монархия весь этот век, и только в феврале это кончилось».

И все началось с неблагородного хрюканья, когда пришел разночинец. Пришел со своею ненавистью, пришел со своею завистью, пришел со своею грязью… И грязь, и зависть, и ненависть имели, однако, свою силу, и это окружило его ореолом мрачного демона отрицания; но под демоном скрывался просто лакей. Он был не черен, а грязен. И разрушил дворянскую культуру от Державина до Пушкина».

По-своему рассматривал Розанов и вопрос о социальной справедливости. Для него он был вопросом о 9 дармоедах из 10, а вовсе не о том, чтобы отнять и поделить между всеми: «Ибо после дележа будет 14 на шее одного трудолюбца; и окончательно задавят его. “Упразднить” же себя и даже принудительно поставить на работу они никак не дадут, потому что у них “большинство голосов”, да и просто кулак огромнее».

Что касается т. н. демократии, то она, по Розанову, имеет «под собою одно право, хотя, правда, оно очень огромно… проистекающее из голода… О, это такое чудовищное право: из него проистекает убийство, грабеж, вопль к небу и ко всем концам земли. Оно может и вправе потрясти даже религиями». В том же случае, когда демократия начинает морализировать и философствовать, она обращается в мошенничество: «Тут-то и положен для нее исторический предел».

Как бы подводя итог своим размышлениям о демократии, Розанов писал в авг. 1917: «Демократия обманула Россию, и Россия теперь оставляет демократию. А если это больно, то надо было думать не теперь, когда больно, а когда плакала Россия, когда кричал Керенский и тоже плакал; когда “ребятушки” наши братались и потом сдавались, а “рабочие” оставляли Россию без паровозов, без вагонов, без ремонта, очень хорошо зарабатывая на общем бедствии».

Говоря о широком распространении в России материалистических и атеистических доктрин, Розанов заявляет, что сущность XIX столетия — в «оставлении Богом человека». Ни к чему хорошему, это, разумеется, привести не могло, и век двадцатый подтвердил правоту этого розановского пророчества.

Считая христианство нежнее, тоньше, углубленнее язычества, Розанов подчеркивал, что именно в грусти человек — естественный христианин, а в счастье он естественный язычник. Вот почему Христос открывается тому, кто способен страдать и плакать: «Кто никогда не плачет — никогда не увидит Христа. А кто плачет, увидит его непременно. Христос — это слезы человечества, развернувшиеся в поразительный рассказ, поразительное событие».

Евангельский дух, считает Розанов, это дух светлой радости, дух прощения, примирения и любви к людям, дух открытости и душевной щедрости. Это дух народов, которые, едва восприняв первые впечатления жизни, назвали себя «светлыми», «arioi» … «Небесная радость, которая слышится в Евангелии, склоняется к земной радости, которой проникнута арийская жизнь…»

Христианская религия, писал Розанов в статье «Место христианства в истории», есть своего рода нравственный закон, которым следует руководствоваться в жизни и который нельзя связывать с наукой, ибо, каковы бы ни были наши знания, Нагорная проповедь Спасителя останется вечной правдой, к которой мы не перестаем прибегать, пока не перестанем чувствовать горе и унижение, пока останемся людьми.

Однако Розанов был не просто христианином, он был православным, считавшим, что Православие в высшей степени отвечает гармоничному духу, но в высшей степени не отвечает потревоженному духу. Православное мироощущение, по его словам, есть подлинная веселость без вина и опьянения, удивительная легкость духа без какого бы то ни было уныния. Вот отчего прп. Амвросий Оптинский и Иоанн Кронштадтский неизменно бывали светлы, радостны, жизненны, а с уст их слетали шутки и прибаутки. Вот отчего прп. Серафим Саровский обращался к людям со словами «Радость моя».

Душа Православия, подчеркивал Розанов, в даре молитвы, тело его — обряды, культ. Вот почему тот, кто любит Народ Русский, не может не любить церкви: «Потому что Народ Русский и его церковь — одно. И только у русских это — одно».

Сущность молитвы, по Розанову, в признании своей ограниченности во времени и пространстве. Молитва порождается сознанием своей греховности, своего ничтожества, совершенной примиренностью души со всеми людьми, жаждой Божьей помощи, надеждой и верой в чудо этой помощи. Вот почему религиозный человек выше мудрого, выше поэта, выше победителя и оратора: «Кто молится — победит всех, и святые будут победителями мира».

Розанов был убежден, что не может быть подлинной духовности без веры в бессмертие. При этом в отличие от Достоевского он говорит не об идее бессмертия, не о чувстве бессмертия, порождаемом любовью: «Душа не умирает в смерти тела, а лишь раздирается с телом и отделяется от тела. Почему все должно быть так — нельзя доказать, а видим просто все, и знаем все, что — есть».

Розанов был солидарен с П. Флоренским о том, что нельзя найти Христа вне Церкви, ибо Христа вне Церкви нет: «Именно Церковь пронесла Христа от края и до края земли, пронесла “аки Бога”, без колебания, даже до истребления спорящих, сомневающихся, колеблющихся».

Вспоминая о своей жизни, Розанов признается, что он не сразу пришел к осознанию роли Церкви в человеческой жизни. Он вспоминает, что прежде любовался ею, восхищался, соображал, оценивал пользу и лишь в зрелом возрасте почувствовал, что Церковь нужна ему: «Нужно мне — с этого начинается все. Церковь основывается на “НУЖНО”. До этого, в сущности, и не было ничего». Именно в Церкви обретается та самая божественная правда, кою взыскует душа русского человека. И, обращаясь к кротким верующим старушкам, Розанов призывает их: «Старые, милые бабушки — берегите правду русскую. Берегите: ее некому больше беречь».

Высоко оценивая православное духовенство, которое блюдет душу народа, Розанов считал, что невозможно осуждать его, ибо это ведет к гибели народа и человечества.

Великая задача, над которой трудились духовенство и Церковь в течение 900 лет, заключалась, по мнению Розанова, в «выработке святого человека, выработке самого типа святости, стиля святости; — и благочестивой жизни». В этом смысле русский святой есть глубоко народный святой, одержимый великой любовью к людям. Без этой любви не бывает русского святого человека.

Подлинный прогресс, по Розанову, это не технический прогресс, который хотя и необходим, но ничего не дает душе человеческой. «Душа в нем не растет. И душа скорее даже мается в нем». Настоящий прогресс, и в этом Розанов не сомневается, осуществляли Серафим Саровский, Амвросий Оптинский: «Но мы не умели выслушать. И никто не мог понять. “Выпрямила” — сказал впечатление от Венеры Милосской Г. Успенский. Ну, мы северные жители. Серафим и Амвросий тоже “выпрямили” душу русского человека, но “выпрямление” выше русских мучеников не поднималось».

«Болит душа за Россию» — эти слова могли бы стать эпиграфом к творчеству Розанова, ко всем его размышлениям о судьбе Отечества на рубеже XIX—XX вв., когда оно было поражено ядом разрушительного нигилизма, революционного демократизма и импотентного либерализма.

«Кто любил Англию, называется Питтом, — с горечью констатировал Розанов в “Мимолетном”, — а кто любит Россию, называются “патриотами”, черносотенниками, зубрами. А между тем, продолжал он, «открыть Россию, ее достоинство, ее честь — это гораздо труднее в 19…, в 1856—1910, нежели было в 1492 открыть Америку». Будучи убежденным, что честь России вовсе не мифическая вещь, что открытие и признание ее делает русского человека истинно русским, Розанов искренне ненавидел тех, кто ругает и презирает свою родину. Самым отвратительным персонажем в русской литературе был для него Смердяков, «подлец-приживальщик», утверждавший, что Россия — одно лишь невежество, что Россию нужно завоевать французам с тем, чтобы он, Смердяков, смог бы в Париже открыть парикмахерскую. Не случайно, что этот лакей «с гитарой» казался Розанову подлинным дьяволом, бесом «в смокинге», более страшным, чем все демоны «в плаще и сиянии».

«У нас нет мечты своей родины, — к такому выводу приходил Розанов, видя в этом главную причину бед и несчастий России. — У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза «Chere France», у англичан «Старая Англия». У немцев «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия». Как же не удивляться, что всякий русский с 16 лет пристает к партии «ниспровержения государственного строя».

Только доучившись до шестого класса гимназии, — вспоминал Розанов о своем детстве, — узнал, что «был Сусанин», и «сердце замирало от восторга о Сусанине, умирающем среди поляков… И очень многие гимназисты до IV класса не доходят: все они знают, что у человека 32 позвонка и не знают, как Сусанин спас Царскую Семью… Потом университет. У них была Реформация, а у нас нечесаный поп Аввакум. Там — римляне, у русских же Чичиковы. Как не взять бомбу, как не примкнуть к партии «ниспровержения существующего строя».

Вслед за Достоевским, призывавшим к самоуважению, Розанов утверждает: «Мы не уважали себя. Суть Руси, что она не уважает себя». Подлинным заклинанием, стихотворением в прозе звучат слова Розанова о том, что счастливую и великую родину любить не велика вещь. «Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно, когда наша “мать” пьяна, лжет, и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от нее… Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, — тот будет “русский”, кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого».

Розанов много размышлял о сущности русской идеи, подчеркивая при этом, что русская идея заключается в тайной жажде правды, любви и добра. Для автора «Опавших листьев» и «Мимолетного» воплощением русской идеи был прп. Серафим Саровский, призывавший к стяжанию Духа Святого и прп. Амвросий Оптинский, также видевший путь к Богу в смирении, вере, послушании.

Русская идея у Розанова — это идея единства духа и плоти, души и тела, мысли и чувства, Церкви и личности и всех вместе — с Богом. Мечта о целостности человеческой личности порождалась у него неприязнью к христианскому аскетизму, европейскому рационализму и утилитаризму, разрывом между духовным и физическим началом.

И, наконец, русская идея для Розанова проявлялась в светлом радостном и гармоничном православном жизнеприятии с его пронзительным чувством природы, Родины, чувством «строгим, сдержанным, неречистым», представляющим одно «великое горячее молчание» и целомудренную застенчивость.

В статье «Возле русской идеи»… Розанов, размышляя о мысли Бисмарка относительно женственности русского национального характера и мужественности «германского элемента», якобы предопределяющего рабскую подчиненность России, заметил, что, хотя муж есть глава дома, хозяйкою его обыкновенно бывает жена. Куда шея захочет, туда голова и поворачивается, гласит народная мудрость. Вот почему миссия России в европейском христианском сообществе заключается в том, чтобы «докончить» дом, строительство его, подобно тому, как женщина «доканчивает» холостую квартиру, когда входит в него «невестою и женою» домохозяина.

Женственное начало, уступчивость, мягкость, по словам Розанова, обладает необыкновенной силой, это своего рода «овладение, приводящее к тому, что не муж обладает своей женой, но она обладает своим мужем». Одну из особенностей русского национального характера Розанов видел в том, что русские, беззаветно отдаваясь чужим влияниям, сохраняют в самой «отдаче» свое «женственное я»: непременно требуют в том, чему отдаются, — кротости, любви, простоты, ясности; безусловно ничему «грубому», как таковому, русские никогда не поклонились, не «отдались»… Напротив, когда европейцы «отдаются русскому», то отдаются самой сердцевине их, вот этому «нежному женственному началу», т. е. отрекаются от самой сущности европейского начала, вот этого начала гордыни, захвата, господства. «Русские принимают только тело, но духа не принимают. Чужие, соединяясь с нами, принимают именно дух».

Русский Народ, по Розанову, призван к идеям, чувствам, молитвам, но не к господству. Именно в этом видел писатель ответ Бисмарку и кайзеру Вильгельму, утверждавшим, что славяне с их женственным началом являются лишь материалом, удобрением, почвой для «настоящей», «высшей» нации (Германии. — Ю. С.) с ее высоким историческим призванием.

Продолжая развивать мысли своего духовного наставника Достоевского, Розанов утверждает, что основной «русский мотив» — это мотив жалости и сострадания, который не исчезает даже тогда, когда русский человек (вроде странного идеалиста 40-х Печорина) переходит в католичество. Не случайно Печорин, став иезуитом, сделался «братом милосердия» в одном из ирландских госпиталей.

Сущность «русского социализма» Розанов видел в его первоначальной женственности, т. е. в расширении «русской жалости», сострадания несчастным, бедным, неимущим, что и отличает его от социализма европейского, в основе которого «жесткая, денежная и расчетливая идея (марксизм)».

Не случайно, что в дарвинистском учении, говоря словами Розанова, русских людей привлекало больше всего то, что оно способствовало умалению гордыни, заставив человека происходить вместе с животными и от них: «Русское смирение и только. Везде русский в “западничестве” сохраняет свою душу… и ищет в неясном или неведомом Западе, в гипотетическом Западе, условий или возможностей для такого высокого диапазона русских чувств, какому в отечестве грозит кутузка».

Если Достоевский говорил о простодушии как отличительной особенности русского национального характера, то Розанов называет это свойство благодушием: «Слава Богу, все спасает русское благодушие. Везде подсолнухи — и отлично. Везде деревня — и прекрасно… И наконец я могу сказать: “Провалитесь вы, мессианцы, с вашим Карлом Марксом и Энгельсом”… Спасение, и реальное, действительное России, наконец, — нашей матушки Руси, которая правда же вам матушка и отечество — заключается в том, чтобы, сняв шляпу перед всем честным народом, сказать Плеханову, сказать кн. Кропоткину, сказать Герману Лопатину, сказать благородному Дейчу: “Всю-то мы жизнь ошибались. И завели мы тебя, темный и доверчивый народ, — завели слепо и тоже доверчивые русские люди, — в яму. Из которой как выбраться — не знаем. А только ты уж прости нас, грешных. Все делали по доверию к этим западным звездочетам, вместо того чтобы смотреть под ноги и помогать нашей слабой Руси делом, словом и помышлением”».

Все эти высказывания Розанова выдержаны в типично славянофильском духе, который чувствуется и на страницах мн. др. его сочинений. «Славянофильство нельзя изложить в 5-копеечных брошюрах…Славянофильство непопуляризуемо. Но это — его качество, а не недостаток. От этого оно вечно. Его даже вообще никак нельзя “изложить”. Его можно читать в его классиках. Научиться ему. Это культура».

Особое внимание Розанов уделял еврейскому вопросу, считая его важнейшим вопросом всемирной истории. В своей книге «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» Розанов раскрывает тайны иудейских ритуалов, умертвляющих христианских детей. Исследовав убийство Андрея Ющинского, Розанов делает вывод, что мальчик стал «жертвой ритуала и еврейского фанатизма», имевшего для иудеев высший религиозный смысл. «Как мало мы знаем еврейство и евреев! — делает вывод из своего исследования Розанов. — Мы ведь совсем их не знаем. Как они умело скрывают под фиговым листом невинности силу громадную, мировую силу, с которой с каждым годом приходится все больше и больше считаться».

Ю. Сохряков

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Вернуться на главную страницу В.Розанова

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС