В.И. Ленин

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

В.И. Ленин

Полное собрание сочинений

СЕДЬМОЙ ЭКСТРЕННЫЙ СЪЕЗД РКП(б)

6—8 МАРТА 1918 г.

Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии 25)

8 марта

Товарищи, по вопросу об изменении названия партии, как вы знаете, с апреля 1917 г. в партии развернулась довольно обстоятельная дискуссия, и поэтому в Центральном Комитете сразу удалось достигнуть не вызывающего, кажется, больших споров, а мо­жет быть, даже почти никаких, решения: именно, Центральный Комитет предлагает вам переменить название нашей партии, назвав ее Российской коммунистической пар­тией, в скобках — большевиков. Это добавление мы все признаем необходимым, пото­му что слово "большевик" приобрело право гражданства не только в политической жизни России, но и во всей заграничной прессе, которая следит за развитием событий в России в общих чертах. Что название "социал-демократическая партия" научно неправильно, это уже также было разъяснено в нашей прессе. Когда рабочие создали собст­венное государство, они подошли к тому, что старое понятие демократизма, — буржу­азного демократизма, — оказалось в процессе развития нашей революции превзойден­ным. Мы пришли к тому типу демократии, который в Западной Европе нигде не суще­ствовал. Он имел свой прообраз только в Парижской Коммуне, а про Парижскую Ком­муну Энгельс выражался, что Коммуна не была государством в собственном смысле слова 26. Одним словом, поскольку сами трудящиеся массы берутся за дело управления государством и создания вооруженной силы, поддерживающей данный государственный порядок, постольку исчезает особый аппарат для управления, исчезает особый аппарат для известного государственного насилия, и постольку, сле­довательно, и за демократию, в ее старой форме, мы не можем стоять.

С другой стороны, начиная социалистические преобразования, мы должны ясно по­ставить перед собой цель, к которой эти преобразования, в конце концов, направлены, именно цель создания коммунистического общества, не ограничивающегося только экспроприацией фабрик, заводов, земли и средств производства, не ограничивающегося только строгим учетом и контролем за производством и распределением продуктов, но идущего дальше к осуществлению принципа: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Вот почему название коммунистической партии является единственно научно правильным. Возражение, что оно может подать повод к смешению нас с анар­хистами, в Центральном Комитете было сразу отвергнуто, потому что анархисты нико­гда не называют себя просто коммунистами, но с известными добавлениями. В этом отношении имеются всякие разновидности социализма, однако они не ведут к смеше­нию социал-демократов с социал-реформистами и с социалистами национальными и т. п. партиями.

С другой стороны, важнейшим доводом за перемену названия партии является то, что до сих пор старые официальные социалистические партии во всех передовых стра­нах Европы не отделались от того угара социал-шовинизма и социал-патриотизма, ко­торый привел к полному краху европейского социализма, официального, во время на­стоящей войны, так что до сих пор почти все официальные социалистические партии являлись настоящим тормозом рабочего революционного социалистического движе­ния, настоящей помехой ему. И наша партия, симпатии к которой в массах трудящихся во всех странах в настоящее время, безусловно, чрезвычайно велики, — наша партия обязана выступить с возможно более решительным, резким, ясным, недвусмысленным заявлением о том, что она свою связь с этим старым официальным социализмом рвет, и для этого перемена названия партии будет средством, наиболее способным достичь цели.

Дальше, товарищи, гораздо более трудным вопросом явился вопрос о теоретической части программы, о практической и политической части ее. Что касается до теоретической части программы, то мы имеем некоторые материалы, а именно: изданы были московский и петербургский сборники о пересмотре партийной программы ; в двух главных теоретических органах нашей партии: "Просвещении" , выходившем в Петербур­ге, и "Спартаке" , выходившем в Москве, были помещены статьи, обосновывавшие то или иное направление изменения теоретической части программы нашей партии. В этом отношении известный материал имеется. Намечались две основные точки зрения, которые, на мой взгляд, не расходятся, по крайней мере, коренным образом, принципи­ально; одна точка зрения, которую я защищал, состоит в том, что нам выкидывать ста­рую теоретическую часть нашей программы нет оснований, и это было бы даже непра­вильно. Нужно только дополнить ее характеристикой империализма, как высшей сту­пени развития капитализма, а затем — характеристикой эры социалистической рево­люции, исходя из того, что эта эра социалистической революции началась. Каковы бы ни были судьбы нашей революции, нашего отряда международной пролетарской ар­мии, каковы бы ни были дальнейшие перипетии революции, во всяком случае, объек­тивное положение империалистических стран, впутавшихся в эту войну, доведших до голода, разорения, одичания самые передовые страны, — положение объективно без­выходное. И тут надо сказать то, что тридцать лет тому назад, в 1887 г., говорил Фрид­рих Энгельс, оценивая вероятную перспективу европейской войны. Он говорил о том, как короны будут дюжинами валяться в Европе, и никто не захочет поднимать их, он говорил о том, какая неимоверная разруха станет судьбой европейских стран и как конечным результатом ужасов европейской войны может быть лишь одно — он выразился так: "либо победа рабочего класса, либо создание условий, делающих эту победу воз­можной и необходимой" . На этот счет Энгельс выражался чрезвычайно точно и осто­рожно. В отличие от людей, которые искажают марксизм, которые преподносят свои запоздалые лжеумствования, что на почве разрухи социализма не может быть, Энгельс понимал превосходно, что война всякая, даже во всяком передовом обществе, создаст не только разруху, одичание, мучения, бедствия в массах, которые захлебнутся в крови, что нельзя ручаться, что это поведет к победе социализма, он говорил, что это будет: "либо победа рабочего класса, либо создание условий, делающих эту победу возмож­ной и необходимой", т. е., следовательно, тут возможен еще ряд тяжелых переходных ступеней при громадном разрушении культуры и производительных средств, но ре­зультатом может быть только подъем авангарда трудящихся масс, рабочего класса, и переход к тому, чтобы он взял в свои руки власть для создания социалистического об­щества. Ибо, каковы бы ни были разрушения культуры — ее вычеркнуть из историче­ской жизни нельзя, ее будет трудно возобновить, но никогда никакое разрушение не доведет до того, чтобы эта культура исчезла совершенно. В той или иной своей части, в тех или иных материальных остатках эта культура неустранима, трудности лишь будут в ее возобновлении. Итак, вот одна точка зрения, что мы должны старую программу оставить, дополнив ее характеристикой империализма и начала социальной революции. Я эту точку зрения выразил в проекте программы, который был мною напечатан . Другой проект был напечатан тов. Сокольниковым в московском сборнике. Другая точка зрения выражена была в наших беседах, в частности — тов. Бухариным, в печати — тов. В. Смирновым в московском сборнике. Эта точка зрения состояла в том, что на­до либо совершенно вычеркнуть, либо почти удалить старую теоретическую часть про­граммы и заменить новой, характеризующей не историю развития товарного производства и капитализма, как делала наша программа, а совре­менную стадию высшего развития капитализма — империализм — и непосредствен­ный переход к эре социальной революции. Мне не думается, чтобы эти две точки зре­ния расходились коренным образом и принципиально, но я буду отстаивать свою точку зрения. Мне кажется, что теоретически неправильно вычеркнуть старую программу, характеризующую развитие от товарного производства до капитализма. Неверного в ней ничего нет. Так дело шло, так оно идет, ибо товарное производство родило капита­лизм, а он привел к империализму. Это общая всемирно-историческая перспектива, и основы социализма забывать не следует. Каковы бы дальнейшие перипетии борьбы ни были, как бы много частных зигзагов нам ни пришлось преодолеть (а их будет очень много, — мы видим на опыте, какие гигантские изломы делает история революции, и только еще у нас; дело куда как пойдет сложнее и быстрее, темп развития будет более бешеным, и повороты будут более сложными, когда революция превратится в европей­скую), — для того, чтобы в этих зигзагах, изломах истории не затеряться и сохранить общую перспективу, чтобы видеть красную нить, связывающую все развитие капита­лизма и всю дорогу к социализму, которая нам, естественно, представляется прямой, и мы должны ее представлять прямой, чтобы видеть начало, продолжение и конец, — в жизни она никогда прямой не будет, она будет невероятно сложной, — чтобы не зате­ряться в этих изломах, чтобы в периоды шагов назад, отступлений, временных пораже­ний или когда нас история или неприятель отбросит назад, чтобы не затеряться, важно на мой взгляд и теоретически единственно правильно будет старую основную про­грамму нашу не выкидывать. Ибо мы находимся сейчас только на первой переходной ступени от капитализма к социализму у нас, в России. История нам не дала той мирной обстановки, которая теоретически на известное время мыслилась и которая для нас желательна, которая позволила бы быстро перейти эти переходные ступени. Мы сразу видим, как гражданская война многое затруднила в России и как эта гражданская война сплетается с целым рядом войн. Марксисты никогда не забывали, что насилие неиз­бежно будет спутником краха капитализма во всем его масштабе и рождения социали­стического общества. И это насилие будет всемирно-историческим периодом, целой эрой самых разнообразных войн — войн империалистских, войн гражданских внутри страны, сплетения тех и других, войн национальных, освобождения национальностей, раздавленных империалистами, различными комбинациями империалистских держав, входящих неминуемо в те или иные союзы в эпоху громадных государственно-капиталистических и военных трестов и синдикатов. Эта эпоха — эпоха гигантских крахов, массовых военных насильственных решений, кризисов — она началась, мы ее ясно видим, — это только начало. Поэтому выбросить все, что относится к характери­стике товарного производства вообще, капитализма вообще, — мы не имеем основа­ний. Мы только что сделали первые шаги, чтобы капитализм совсем стряхнуть и пере­ход к социализму начать. Сколько еще этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем. Это зависит от того, когда начнется в настоящем масштабе ев­ропейская социалистическая революция, от того, как она легко, быстро или медленно справится со своими врагами и выйдет на торную дорогу социалистического развития. Этого мы не знаем, а программа марксистской партии должна исходить из абсолютно точно установленных фактов. Только в этом — сила нашей программы, которая через все перипетии революции подтвердилась. Только на этом базисе марксисты свою про­грамму должны строить. Мы должны исходить из абсолютно точно установленных фактов, состоящих в том, что развитие обмена и товарного производства во всем мире стало преобладающим историческим явлением, привело к капитализму, а капитализм перерос в империализм, — это абсолютно непреложный факт, нужно это прежде всего в программе установить. Что этот империализм начинает эру социальной револю ции, — это тоже факт, который для нас очевиден, о котором мы должны ясно сказать. На виду всего мира, констатируя этот факт в своей программе, мы факел социальной революции поднимаем не в смысле только агитационной речи, — поднимаем, как но­вую программу, говоря всем народам Западной Европы: "Вот то, что мы с вами выне­сли из опыта капиталистического развития. Вот каков был капитализм, вот как он при­шел к империализму, и вот та эра социальной революции, которая начинается и в кото­рой первая роль по времени выпала на нашу долю". Мы выступим перед всеми цивили­зованными странами с этим манифестом, который не будет только горячим призывом, который будет абсолютно точно обоснованным, получающимся из фактов, всеми со­циалистическими партиями признаваемых. Тем яснее будет противоречие между так­тикой этих партий, теперь изменивших социализму, и теми теоретическими предпо­сылками, которые все мы разделяем, которые в плоть и кровь каждого сознательного рабочего перешли: развитие капитализма и переход его в империализм. Накануне им­периалистских войн съезды в Хемнице и в Базеле дали в резолюциях такую характери­стику империализма, противоречие между которой и теперешней тактикой социал-предателей — вопиющее . Мы должны поэтому это основное повторить, чтобы тем яснее показать трудящимся массам Западной Европы, в чем обвиняют их руководите­лей.

Вот то основное, по которому я считаю такое построение программы единственно теоретически правильным. Отбросить, как будто старый хлам, характеристику товарно­го производства и капитализма — это не вытекает из исторического характера проис­ходящего, ибо дальше первых ступеней перехода от капитализма к социализму мы не пошли, и наш переход усложняется такими особенностями России, которых в боль­шинстве цивилизованных стран нет. Следовательно, не только возможно, но неизбеж­но, что в Европе эти переходные стадии будут иными; и поэтому фиксировать все вни­мание на тех национальных специфических переходных ступенях, которые для нас необходимы, а в Европе могут не стать необходимыми, это будет теоретически неправильно. Мы должны начать с общей базы развития товарного производства, перехода к капитализму и перерождения капитализма в империализм. Этим мы теоретически занимаем, укрепляем позицию, с, которой нас ни один, не изме­нивший социализму, не собьет. Из этого дается столь же неизбежный вывод: эра соци­альной революции начинается.

Делаем это мы, оставаясь на почве непреложно установленных фактов.

Дальше, нашей задачей является характеристика советского типа государства. Я по этому вопросу старался изложить теоретические взгляды в книге "Государство и рево­люция" . Мне кажется, что марксистский взгляд на государство в высшей степени ис­кажен был господствовавшим официальным социализмом Западной Европы, что заме­чательно наглядно подтвердилось опытом советской революции и создания Советов в России. В наших Советах еще масса грубого, недоделанного, это не подлежит сомне­нию, это ясно всякому, кто присматривался к их работе, но что в них важно, что исто­рически ценно, что представляет шаг вперед во всемирном развитии социализма — это то, что здесь создан новый тип государства. В Парижской Коммуне это было на не­сколько недель, в одном городе, без сознания того, что делали. Коммуны не понимали те, кто ее творил, они творили гениальным чутьем проснувшихся масс, и ни одна фрак­ция французских социалистов не сознавала, что она делает. Мы находимся в условиях, когда, благодаря тому, что мы стоим на плечах Парижской Коммуны и многолетнего развития немецкой социал-демократии, мы можем ясно видеть, что мы делаем, созда­вая Советскую власть. Народными массами, несмотря на всю ту грубость, недисципли­нированность, что есть в Советах, что есть пережиток мелкобуржуазного характера нашей страны, — несмотря на все это, новый тип государства создан. Он применяется не неделями, а месяцами, не в одном городе, а в громадной стране, в нескольких нациях. Этот тип Советской власти себя показал, если он перебро­сился на столь отличную во всех отношениях страну, как Финляндия, где нет Советов, но тип власти опять-таки новый, пролетарский32. Так это доказательство того, что тео­ретически представляется бесспорным, что Советская власть есть новый тип государст­ва без бюрократии, без полиции, без постоянной армии, с заменой буржуазного демо­кратизма новой демократией, — демократией, которая выдвигает авангард трудящихся масс, делая из них и законодателя, и исполнителя, и военную охрану, и создает аппарат, который может перевоспитать массы.

В России это едва только начато, и начато плохо. Если мы сознаем, что плохого в том, что мы начали, мы это преодолеем, если история даст нам возможность порабо­тать над этой Советской властью сколько-нибудь порядочное время. Поэтому мне ка­жется, что характеристика нового типа государства должна занять выдающееся место в нашей программе. К сожалению, нам пришлось работать теперь над программой в ус­ловиях работы правительства, в условиях такой невероятной спешки, что нам не уда­лось даже созвать свою комиссию, выработать официальный проект программы. То, что роздано товарищам делегатам, названо лишь черновым наброском , и всякий это ясно увидит. В нем вопросу о Советской власти посвящено довольно большое место, и мне кажется, что тут международное значение нашей программы должно сказаться. Было бы крайне ошибочным, мне кажется, если бы мы международное значение нашей революции ограничивали призывами, лозунгами, демонстрациями, воззваниями и т. д. Этого мало. Мы должны конкретно показать европейским рабочим, за что мы взялись, как взялись, как это понимать, это толкнет их конкретно на вопрос, как социализма до­биться. Тут они должны посмотреть: русские берутся за хорошую задачу, и если берутся плохо, то мы сделаем это лучше. Для этого как можно больше конкретного материала нужно дать и сказать, что нового мы создать попытались. В Советской власти мы име­ем новый тип государства; постараемся обрисовать его задачи, конструкцию, постара­емся объяснить, почему этот новый тип демократии, в котором так много хаотического, несуразного, что составляет в нем живую душу — переход власти к трудящимся, уст­ранение эксплуатации, аппарата для подавления. Государство есть аппарат для подав­ления. Надо подавлять эксплуататоров, но их подавлять нельзя полицией, их может по­давлять только сама масса, аппарат должен быть связан с массами, должен ее представ­лять, как Советы. Они гораздо ближе к массам, они дают возможность стоять ближе к ней, они дают больше возможности воспитывать эту массу. Мы знаем прекрасно, что русский крестьянин стремится к тому, чтобы учиться, но мы хотим, чтобы он учился не из книг, а из собственного опыта. Советская власть есть аппарат — аппарат для того, чтобы масса начала немедленно учиться управлению государством и организации про­изводства в общенациональном масштабе. Это гигантски трудная задача. Но историче­ски важно то, что мы беремся за ее решение, и решение не только с точки зрения лишь нашей одной страны, но и призывая на помощь европейских рабочих. Мы должны сде­лать конкретное разъяснение нашей программы именно с этой общей точки зрения. Вот почему мы считаем, что это есть продолжение пути Парижской Коммуны. Вот почему мы уверены, что, вставши на этот путь, европейские рабочие сумеют нам помочь. Им лучше сделать то, что мы делаем, причем центр тяжести с формальной точки зрения переносится на конкретные условия. Если в старое время было особенно важно такое требование, как гарантия права собраний, то наша точка зрения на право собраний со­стоит в том, что никто теперь не может помешать собраниям, и Советская власть долж­на обеспечить только зал для собраний. Для буржуазии важно общее прокламирование широковещательных принципов: "Все граждане имеют право соби раться, но собираться под открытым небом, — помещений мы вам не дадим". А мы го­ворим: "Поменьше фраз и побольше сути". Необходимо отобрать дворцы, — и не толь­ко Таврический, но и многие другие, — а о праве собраний мы молчим. И это надо рас­пространить на все остальные пункты демократической программы. Нам надо судить самим. Граждане должны участвовать поголовно в суде и в управлении страны. И для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это — гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство — партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами. Нашу заслугу мы видим в том, что мы стремимся к тому, чтобы помочь массе взяться за это самим не­медленно, а не учиться этому из книг, из лекций. Вот почему, если мы эти наши задачи конкретно и ясно выскажем, мы толкнем все европейские массы на обсуждение этого вопроса и на практическую его постановку. Мы, может быть, делаем плохо то, что не­обходимо делать, но мы толкаем массы на то, что они должны делать. Если то, что де­лает наша революция, не случайность, — а мы в этом глубоко убеждены, — не продукт решения нашей партии, а неизбежный продукт всякой революции, которую Маркс на­звал народной, т. е. такой, которую творят народные массы сами своими лозунгами, своими стремлениями, а не повторением программы старой буржуазной республики, — если мы это ставим так, то мы достигнем самого существенного. И здесь мы подходим к вопросу о том, следует ли уничтожать различия между программами максимум и ми­нимум. И да и нет. Я не боюсь этого уничтожения, потому что та точка зрения, которая

была еще летом, теперь не должна иметь места. Я говорил "рано" тогда, когда мы еще не взяли власти, — теперь, когда мы эту власть взяли и ее испытали, — это не рано .

Мы должны теперь вместо старой программы писать новую программу Советской власти, нисколько не отрекаясь от использования буржуазного парламентаризма. Думать, что нас не откинут назад, — утопия.

Исторически отрицать нельзя, что Россия создала Советскую республику. Мы гово­рим, что при всяком откидывании назад, не отказываясь от использования буржуазного парламентаризма, — если классовые, враждебные силы загонят нас на эту старую по­зицию, — мы будем идти к тому, что опытом завоевано, — к Советской власти, к со­ветскому типу государства, государства типа Парижской Коммуны. Это нужно выра­зить в программе. Вместо программы-минимум мы введем программу Советской вла­сти. Характеристика нового типа государства должна занять видное место в нашей про­грамме.

Ясно, что мы сейчас не можем выработать программу. Мы должны выработать ос­новные ее положения и сдать в комиссию или в Центральный Комитет для выработки основных тезисов. Даже проще: разработка возможна на основании той резолюции о Брест-Литовской конференции, которая дала уже тезисы . На основании опыта русской революции должна быть сделана такая характеристика Советской власти и затем пред­ложение практических преобразований. Здесь, мне кажется, в исторической части нужно заметить, что сейчас начата экспроприация земли и производства . Мы здесь ставим конкретную задачу организации потребления, универсализации банков, превращения их в сеть государственных учреждений, всю страну охватывающих и дающих нам об­щественное счетоводство, учет и контроль, проведенный самим населением, лежащий в основе дальнейших шагов социализма. Я думаю, что эта часть, наиболее трудная, должна быть формулирована в виде конкретных требований нашей Советской власти, — что мы сейчас же сделать хотим, какие реформы намерены провести в области бан­ковой политики, в деле организации производства продуктов, организации обмена, уче­та и контроля, введения трудовой повинности и пр. Когда удастся, мы дополним, какие шаги, шажки и полушажки мы сделали в этом отношении. Тут должно быть со­вершенно точно, ясно определено то, что у нас начато, то, что не доделано. Мы все прекрасно знаем, что громадная часть начатого нами не доделана. Нисколько не пре­увеличивая, совершенно объективно, не отходя от фактов, мы должны сказать в про­грамме о том, что есть, и о том, что мы сделать собираемся. Эту правду мы покажем европейскому пролетариату и скажем: это надо делать, — чтобы они говорили: то-то и то-то русские делают плохо, а мы сделаем лучше. И, когда это стремление увлечет мас­сы, тогда социалистическая революция будет непобедима. На глазах у всех совершает­ся империалистическая война, насквозь грабительская. Когда на глазах у всех империа­листическая война обнажает себя, превращается в войну всех империалистов против Советской власти, против социализма — это даст еще один новый толчок пролетариату Запада. Нужно обнажать это, обрисовать войну, как объединение империалистов про­тив социалистического движения. Вот те общие соображения, которыми я считаю не­обходимым поделиться с вами и на основании которых я делаю практическое предло­жение сейчас обменяться основными взглядами по этому вопросу и затем выработать, может быть, несколько основных тезисов здесь же, а сейчас, если это будет признано трудным, отказаться от этого и сдать вопрос о программе Центральному Комитету или особой комиссии, которой поручить, на основании имеющихся материалов и на осно­вании стенографических или подробных секретарских отчетов съезда, составить про­грамму партии, которая должна сейчас же изменить свое название. Мне кажется, мы можем осуществить это в настоящее время, и я думаю, что все согласятся с тем, что при той неподготовленности нашей программы в редакционном отношении, на которой за­стали нас события, сейчас ничего другого сделать нельзя. Я уверен, что за несколько недель мы можем это сделать. У нас достаточно теоретических сил во всех течениях нашей партии, чтобы в несколько недель получить программу. В ней, конечно, может быть много ошибочного, не говоря уже о редакционных и стилистических неточностях, потому что у нас нет месяцев для того, чтобы за эту работу засесть со спокойствием, необходимым для редакторской работы.

Все эти ошибки мы исправим в процессе нашей работы в полной уверенности, что мы даем возможность Советской власти осуществить эту программу. Если мы, по крайней мере, формулируем точно, не отходя от действительности, то, что Советская власть есть новый тип государства, форма диктатуры пролетариата, что демократии мы поставили иные задачи, что задачи социализма мы перевели из общей абстрактной формулы "экспроприации экспроприаторов" в такие конкретные формулы, как нацио­нализация банков34 и земель, — это и будет существенною частью программы.

Земельный вопрос придется преобразовать в том смысле, что мы здесь видим первые шаги того, как мелкое крестьянство, желающее стать на сторону пролетариата, желаю­щее помочь ему в социалистической революции, как оно при всех своих предрассудках, при всех своих старых воззрениях поставило себе практическую задачу перехода к со­циализму. Мы не навязываем этого другим странам, но это факт. Крестьянство не сло­вами, а делами показало, что оно желает помочь и помогает пролетариату, завоевавше­му власть, осуществить социализм. Напрасно приписывают нам то, что мы хотим на­сильно ввести социализм. Мы будем справедливо делить землю, с точки зрения пре­имущественно мелкого хозяйства. При этом мы даем предпочтение коммунам и круп­ным трудовым артелям35. Мы поддерживаем монополизацию торговли хлебом. Мы поддерживаем, — так говорило крестьянство, — экспроприацию банков и фабрик. Мы готовы помочь рабочим в осуществлении социализма. Я думаю, нужно издать основной закон о социализации земли на всех языках. Это издание состоится, — если уже не со­стоялось . Эту мысль выскажем конкретно в программе, — ее нужно выразить теоре­тически, не отходя ни на шаг от конкретно констатированных фактов. На Западе это претворится иначе. Может быть, мы делаем ошибки, но мы надеемся, что пролетариат Запада их исправит. И мы обращаемся к европейско­му пролетариату с просьбой помочь нам в нашей работе.

Нашу программу мы можем таким образом разработать в несколько недель, и ошиб­ки, которые мы сделаем, — их поправит жизнь, — мы их сами исправим. Они все будут легки, как перышко, по сравнению с теми положительными результатами, которые бу­дут достигнуты.

Краткое изложение напечатано 20 (7) марта 1918 г. в газете " Рабоче-Крестьянский Нижегородский Листок" № 55

Здесь печатается по изданию: Полное собрание сочинений т. 36

Далее читайте:

Ленин Владимир Ильич (биографические материалы).

В.И. Ленин. Политический отчет Центрального Комитета. 7 марта 1918 года.

Резолюция о войне и мире. 8 марта 1918 года.

Брестский мир 1918  г.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС