   |
| |
 |
Фридрих Энгельс |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
1894 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Фридрих Энгельс Статьи Фридриха Энгельса по военной историиАрмии Европы:
В России также принимались известные меры к созданию кадров на случай военного положения при помощи системы запасов, похожей в некоторых отношениях на прусскую систему ландвера. Но вообще русские резервы включают в себя такое ограниченное число людей и их так трудно собрать вместе из различных пунктов громадной империи, что уже спустя шесть месяцев после объявления войны англичанами и французами и еще прежде, чем раздался хотя бы один выстрел в Крыму, — сразу же выявилась необходимость покончить с этой системой и приступить к формированию новых корпусов, за которыми последовали дальнейшие новые формирования. Таким образом, в России нужно различать состояние армии в момент начала войны и армию в ее теперешнем состоянии. Русская армия мирного времени состоит из следующих частей: 1) действующая армия—6 линейных корпусов (№№ 1—6); 2) запасная армия—1 гвардейский корпус, 1 корпус гренадеров, 2 кавалерийских резервных корпуса; 3) специальные корпуса — Кавказский, Финляндский, Оренбургский и Сибирский; 4) войска внутренней службы — ветераны, внутренняя охрана, инвалиды и т. п.; 5) иррегулярные войска. Сюда же могут быть отнесены резервы, состоящие из солдат, находящихся в отпуску. Состав каждого из 6 линейных корпусов таков: он включает в себя 3 пехотных дивизии, из которых каждая имеет 1 линейную бригаду и 1 бригаду легкой пехоты, в каждой бригаде 2 полка, в каждом полку 4 линейных батальона; всего 6 бригад, или 12 полков, составляющих 48 батальонов, с одним батальоном стрелков и одним — саперов; итого 50 батальонов. Сюда же входит 1 дивизия легкой кавалерии в составе 1 бригады уланов и 1 бригады гусаров, каждая из 2 полков, или 16 эскадронов, всего 32 эскадрона. Артиллерия состоит из 3 пехотных бригад и 1 конной; всего 14 батарей, или 112 орудий; общий итог по каждому корпусу — 50 батальонов, 32 эскадрона, 112 орудий; весь итог по 6 корпусам: 300 батальонов, 192 эскадрона, 672 орудия. Гвардия включает в себя 3 дивизии, или 6 бригад, составляющих 12 полков (9 полков гренадеров и 3 карабинеров или легкой пехоты); всего 36 батальонов, так как полки гвардии и гренадеров имеют только по 3 линейных батальона. Сюда нужно присоединить еще 1 батальон стрелков и 1 — саперов и минеров; 3 кавалерийских дивизии (1—карасиров, 1—уланов и 1—гусаров), образующих 6 бригад, или 12 полков, всего 72 эскадрона кавалерии; 1 артиллерийскую дивизию в 5 бригад и 15 батарей (9 пеших, 5 конных и 1 ракетная); всего 135 орудий. Войска гренадеров состоят из 3 дивизий, или 6 бригад, составляющих 12 полков, или 36 батальонов пехоты, 1 батальона стрелков и 1 саперов и минеров. Этот корпус имеет также 1 кавалерийскую дивизию, куда входят 2 бригады (1 —-уланов и 1—гусаров) в составе 4 полков, или 32 эскадронов; артиллерия состоит из 3 пехотных и 1 конной бригады с 14 батареями; всего 112 орудий. Резервная кавалерия организована следующим образом: 1-й корпус: 3 дивизии (2—кирасиров и 1—уланов) в составе 6 бригад, или 12 полков; всего 80 эскадронов (48 эскадронов кирасиров, 32 — уланов). Имеется также 1 дивизия конной артиллерии, состоящая из 3 бригад с 6 батареями; всего 42 орудия, 2-й корпус: 3 дивизии (1 —уланов, 2—драгунов), или 6 бригад, что дает 12 полков, или 112 эскадронов (32 эскадрона уланов, 80—драгунов). Имеются также 2 эскадрона верховых саперов и понтонеров и 6 батарей конной артиллерии с 48 орудиями. Кавказский корпус включает в себя 1 резервную бригаду гренадеров в составе 2 полков, или 6 батальонов, 3 дивизии пехоты в составе 12 полков, или 48 батальонов, 1 батальон стрелков, 1 батальон саперов, 47 батальонов кавказской линии (ополчение), всего 103 батальона. Кавалерия состоит из 1 полка драгунов в 10 эскадронов. Артиллерии имеется 1 дивизия с 10 обыкновенными и б горными батареями; всего 180 орудий. Финляндский корпус содержит в себе одну дивизию в составе 2 бригад, или 12 батальонов пехоты; Оренбургский корпус состоит из одной дивизии, также в 2 бригады, но лишь из 10 батальонов; Сибирский корпус—из одной дивизии в 3 бригады, образующих 15 батальонов. Весь итог по всем регулярным войскам, находящимся под оружием в мирное время, может быть выражен следующей таблицей:
Войска для внутренней службы состоят из 52 батальонов внутренней охраны, 800 рот ветеранов и инвалидов, 11 1/2 эскадронов жандармов и 98 рот артиллерии. Эти войска едва ли можно включать в число действительных боевых сил страны. Иррегулярный войска, преимущественно кавалерия, делятся следующим образом:
Всего насчитывается 847 сотен (эскадрон в 100 человек каждый, от слова «sto» — сотня), 32 батальона, 26 батарей. Это составляет около 90 000 человек кавалерии и 30 000 пехоты. Но для чисто военных целей на западной границе могут быть использованы не более 40 000 или 50 000 кавалерии, некоторые батареи и ни одной пехотной единицы. Таким образом, русская армия в мирное время (исключая войска внутренней службы) состоит из 360 000 пехоты, 70 000 кавалерии и 90 000 артиллерии; всего 500 000 человек, кроме казаков, число которых изменяется в зависимости от обстоятельств. Но из этих 500 000 человек местные корпуса — Кавказский, Оренбургский и Сибирский — не могут быть использованы для какой-либо войны на западной границе империи; следовательно, против Западной Европы Россия не может двинуть более 260 000 человек пехоты, 70 000 кавалерии и 50 000 артиллерии, приблизительно с 1 000 орудиями, не считая еще около 30 000 казаков. Так обстоит дело в условиях мирного времени. На случай войны были приняты следующие меры: полный срок службы был установлен в двадцать, двадцать два года или двадцать пять лет, в зависимости от обстоятельств; но после десяти или пятнадцати лет (в зависимости от обстоятельств) солдаты отпускались домой, считаясь находящимися в запасе. Организация этого запаса выражалась в различных формах, но, как это обнаружилось теперь, отпускные солдаты входили в запасный батальон (четвертый батальон в полках гвардии и гренадеров, пятый — в линейных), запасный эскадрон или запасную батарею соответствующего вида оружия. По истечении пяти лет они переходили в кадровый (пятый или соответствующий шестой) батальон своего полка, кадровый эскадрон или батарею. Таким образом, предполагалось, что. призыв запаса усилит количество пехоты и артиллерии почти на 50%, а кавалерии — на 20. Этим запасом должны были командовать отставные офицеры, и кадры его, если не полная организация, были до известной степени подготовлены. Но когда разразилась война, все изменилось. Действующая армия должна была послать 2 дивизии на Кавказ, хотя они были предназначены для сражений на западной границе. Прежде чем англо-французские войска высадились на востоке, 3 корпуса действующей армии (3-й, 4-й и 5-й) были втянуты в кампанию против турок. Запасные войска действительно концентрировались, но требовалось чрезвычайно много времени, чтобы солдаты могли достичь назначенного им главного пункта, будучи рассеяны по разным местам империи. Наличие союзных войск и флота на Балтийском и Черном морях, равно как и колеблющаяся позиция Австрии, вынуждали более решительные меры: наборы были удвоены и утроены, и разношерстная масса собранных таким образом рекрутов совместно с запасными образовали четвертый, пятый, шестой, седьмой и восьмой батальоны; подобное же увеличение было произведено и в кавалерии. Таким образом, 8 корпусов гвардии, гренадеров и линейных вместо 376 батальонов стали насчитывать уже 800, в то время как на каждый эскадрон или батарею мирного времени были также прибавлены, по крайней мере, 1 запасный эскадрон или батарея. Все эта цифры, однако, выглядят более страшными на бумаге, чем в действительности, потому что вследствие продажности русских чиновников, дурного управления армии и огромных переходов, которые приходится делать рекрутам от их домов до сборных пунктов, а от сборных пунктов к местам расположения корпусов и отсюда к месту военных действий, — большая часть солдат выбыла из строя или обессилела еще ранее встречи с неприятелем. Кроме того, бедствия от болезней и потери в битвах за время двух прошлых кампаний были весьма серьезны, и поэтому мы не думаем, чтобы 1 000 батальонов, 800 эскадронов и 200 батарей русской армии заключали в себе в настоящее время более 600000 человек. Правительство, однако, не удовлетворялось вышеуказанными мероприятиями. С быстротой, свидетельствующей о том, что оно вполне осознало трудности собирания в одно место громадных масс людей из различных частей обширной империи, правительство, лишь только была закончена организация седьмого и восьмого батальонов, объявило мобилизацию ополчения. Это ополчение (militia, or opoltshenie) должно было быть организовано в виде дружин (батальонов) по 1 000 человек каждая, пропорционально числу населения той или иной губернии; на службу должны были итти 23 человека из каждой 1 000 мужчин, или почти четверть процента всего населения. В настоящее время ополчение призвано пока лишь в западных губерниях. Этот набор, производившийся среди населения в 18 000 000 душ, в котором насчитывается около 9 000 000 мужского пола, должен был дать около 120000 человек, — и эта цифра совпадает с русскими официальными отчетами. Не приходится сомневаться в том, что ополчение по своему качеству будет во всех отношениях ниже даже тех запасных частей, которые были сформированы недавно, но во всяком случае оно дает значительное добавление к военным силам России и, будучи употреблено на гарнизонную службу в Польше, сможет освободить для боевых действий большое число линейных полков. С другой стороны, на западную границу уже прибыло не только много казаков, но и значительное количество башкиров, киргизов, тунгусов и прочих монгольских частей. Этот факт показывает, насколько рано отдан был приказ об их отправлении на запад, так как, прежде чем эти войска могли прибыть в Петербург или на Вислу, многим из них нужно было потратить на передвижение свыше года. Так Россия напрягала свои военные ресурсы до самых крайних пределов и все же после двухлетней кампании, в течение которой она не потерпела ни одного решительного поражения, она не может насчитывать более 600 000 или самое большое 630000 регулярных войск с 100000 ополченцев и, может быть, 50 000 иррегулярной кавалерии. Мы не хотим этим сказать, что страна уже истощена, но для нас совершенно ясно то положение, что Россия после двухлетней войны не сможет сделать того, что сделала Франция после двадцатидвухлетней войны, и притом после полной гибели своей превосходной армии в 1812 г. Россия не в состоянии создать свежие войска в 300 000 человек и остановить, хотя бы, по крайней мере, на время, наступление неприятеля. Так велико различие в военной мощи между странами, из которых одна имеет густое население, а другая — редкое. Если бы Франция граничила с Россией, то 66000000 жителей России были бы слабее 38000000 населения Франции. Что 44000000 немцев представляют большую силу, чем 66000000 подданных православного царя, — в этом нет ни малейшего сомнения. Русская армия набирается различными путями. Большая часть солдат набирается путем регулярных наборов, которые происходят один год в западных губерниях Европейской России, а следующий — в восточных. Обычный процент набора — четыре или пять человек с каждой тысячи мужского пола («душ»), поскольку в русские переписи населения заносится лишь мужской пол, так как, согласно православным восточным верованиям, женщины не являются «душами». Солдаты, набранные в западной половине империи, служат 20 лет, набранные в восточной половине — 25 лет. Гвардия служит 22 года; молодые люди из военных поселений — 20 лет. Кроме этих наборов, обильный источник для рекрутов представляют дети солдат. Каждый сын, родившийся у солдата во время его пребывания на службе, обязан служить; это правило заходит так далеко, что государство претендует на детей, рожденных солдатскими женами, даже в том случае, если их мужья находились на другом конце империи в течение уже пяти или десяти лет. Эти солдатские дети называются кантонистами, и большинство их воспитывается за счет государства; из них вербуется большинство унтерофицеров. Наконец, на службу в армию присуждаются приговорами судов преступники, бродяги и другие ни на что не годные люди. Дворянин имеет право послать в армию своего крепостного, если последний не обладает телесными недостатками; и это же может сделать каждый отец семейства по отношению к своему сыну. «С богом, иди под красную шапку". («S'bogom, idi pod krasnuyu shapku»), т. е. иди в армию, таков обычный разговор русского крестьянина с непослушным сыном. Унтер-офицеры, как мы уже сказали, в большинстве своем рекрутируются из солдатских сыновей, воспитываемых в правительственных заведениях. С раннего детства подчиненные военной дисциплине, эти парни не имеют ничего общего с теми людьми, которых они впоследствии должны обучать и ими руководить. Они образуют класс, совершенно оторванный от народа. Они принадлежат государству и не могут существовать без него; предоставленные собственным средствам, они ни на что не способны. Поэтому продолжать жизнь под опекой правительства является их единственной целью. Чем является в русской гражданской службе низший класс чиновников, рекрутирующийся из детей тех же чиновников, то же самое представляют собой унтер-офицеры в армии: хитрость, низость взглядов, узко эгоистическое поведение соединяются с поверхностным начальным образованием, делающим их еще более отвратительными; тщеславные и жадные до наживы, продавшиеся душой и телом государства, они в то же время сами ежедневно и ежечасно продают его по мелочам, если это хоть сколько-нибудь может быть для них выгодно. Прекрасным образчиком этого типа является фельдъегерь, или курьер, сопровождавший г. де-Кюстина в его путешествии по России и так удивительно изображенный им в своем отчете об этой поездке. Эта категория людей, в гражданской и военной областях, главным образом и поддерживает ту громадную коррупцию, которая пронизывает все отрасли государственной службы в России. Все же нет сомнения, что если бы Россия отказалась от этой системы полного присвоения государством детей, она была бы не в состоянии найти нужное ей количество гражданских низших чиновников и военных унтер-офицеров. С офицерами дело обстоит, пожалуй, еще хуже. Воспитание, даваемое будущему ефрейтору или фельдфебелю, обходится сравнительно дешево; но воспитывать офицеров для миллионной армии (а такова именно цифра, для которой должны быть подготовлены русские кадры согласно официальным данным), это — вещь очень дорогая. Частные учреждения не делают для этого ничего или очень мало. Таким образом, все должно делать государство. Но ясно, что оно не в состоянии дать образование массе молодых людей, которые требуются для данной цели. Поэтому, в силу определенного морального давления, дети дворян обязаны прослужить, по крайней мере, пять или десять лет в армии или гражданской службе; семья, которая «не служила» в течение трех поколений, теряет свои дворянские привилегии и особенно право владеть крепостными, без какового права обширная земельная собственность в России не имеет никакой ценности. Таким образом, большая часть молодых людей поступает в армию в чине прапорщика или поручика, все образование которых состоит в беглом разговоре по-французски на самые обычные темы и в крайне небольших поверхностных знаниях из элементарной математики, географии и истории, причем все это носит цель одного лишь показа. Служба для них — тяжелая необходимость, которую они выполняют с непритворным отвращением, как своего рода длительный курс медицинского лечения; как только предписанный срок службы истекает или достигнут чин майора, они уходят в отставку и тогда заносятся в списки запасных батальонов. Что касается воспитанников военных училищ, то они также начиняются знаниями лишь для того, чтобы сдать экзамен, и даже в области чисто профессиональных знаний стоят далеко позади по сравнению с молодежью, обучающейся в австрийских, прусских и французских военных школах. С другой стороны, талантливые и прилежные молодые люди, увлекающиеся своей специальностью, настолько редки в России, что за них сразу хватаются, лишь только они проявят себя, будь то иностранцы или русские. Государство весьма щедро снабжает их средствами, чтобы они могли закончить свое образование, и дает им быстрое продвижение. Их показывают перед Европой как достижение русской цивилизации. Если у них имеется наклонность к литературным занятиям, они встречают всяческое поощрение, пока не переступают границ требований, поставленных русским правительством; эта группа как раз и дала то немногое ценное, что имеется в русской военной литературе. Но в настоящее время русские, к какому бы классу они ни принадлежали, еще слишком варвары, чтобы находить удовольствие в научных занятиях или в каком-нибудь умственном занятии (исключая интриг), поэтому почти все выдающиеся люди, какие имеются на военной службе, — или иностранцы, или — что значит почти то же самое — «остзейские» («ostezeiski») немцы из Прибалтийских губерний. Наиболее блестящим представителем этой группы является генерал Тотлебен, главный инженер в Севастополе, умерший в июле этого года от последствий ранения. Он безусловно самый знающий человек своего дела в настоящей осадной кампании, возьмем ли мы русский лагерь или союзников, но он — прибалтийский немец, пруссак по происхождению. Таким образом, в русской армии среди ее офицеров есть очень хорошие и очень плохие, но первые из них составляют бесконечно малую величину по сравнению с последними. Какого мнения русское правительство о своих офицерах, это ясно и безошибочно можно видеть из его тактических уставов. Этими уставами не только дается общий образец расположения бригады, дивизии или армейского корпуса, так называемая «нормальная диспозиция», которую командир может применять к местности и прочим обстоятельствам, но в них предписаны различные диспозиции для всевозможных случаев, в результате чего генералу не приходится уже что-либо выбирать и тем самым с его плеч снимается вся ответственность. Например, армейский корпус может по уставу быть построен пятью различными способами, и в битве при Альме русские действительно построились согласно одному из них — именно по третьей диспозиции — и, конечно, были разбиты. Эта мания делать абстрактные предписания на всевозможные случаи, оставляет так мало свободы действий для командира и до такой степени мешает ему использовать преимущества местности, что один прусский генерал, критикуя эту систему, выразился так: «Такая система предписаний может быть терпима лишь в армии, большинство генералов которой настолько глупы, что правительство не может безопасно вручить им безусловное командование или предоставить их собственному рассуждению». Русские солдаты являются одними из самых храбрых в Европе. Их упорство равно упорству английских и некоторых австрийских батальонов. Им свойственно то, что Джон Булль хвастливо приписывает себе, — они не чувствуют, когда их бьют. Каре русской пехоты сопротивлялось и сражалось врукопашную долгое время после того, как кавалерия прорвалась через него, и всегда легче было русских расстрелять, чем заставить бежать обратно. Сэр Джордж Кеткарт, который видел их в 1813 и 1814 гг. в качестве союзников, а в 1854 г. в Крыму—как неприятелей, с уважением свидетельствует, что они «недоступны панике». Кроме того, русский солдат хорошо сложен, здоров, прекрасный ходок, крайне нетребователен в пище и питье, питаясь кое-чем, и более послушен своим офицерам, чем какой-либо другой солдат в мире. И все же русской армии не приходится много хвастаться. За все время существования России русские еще не выиграли ни одной битвы против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. Даже при перевесе сил они всегда были биты другими армиями, исключая пруссаков и турок, но при Четати и Силистрии турки побили русских, хотя численно были слабее. Кроме всяких прочих недостатков, русские солдаты — самые неуклюжие во всем мире. Они не годятся ни для легкой пехоты, ни для легкой кавалерии. Казаки, составляющие главную массу легкой кавалерии, каковы бы ни были их положительные качества в известных отношениях, в общем являются настолько ненадежными, что вторая линия русских аванпостов, находящаяся перед неприятелем, располагается всегда позади аванпостов казаков. Кроме того, казаки совершенно не годятся для атаки. Что касается регулярных войск, пехоты и кавалерии, они не способны к легкому стрелковому бою. Русские, отличаясь подражательностью во всем, сделают, что им приказано или к чему их понуждают, но они наверняка не выполнят дела, если им приходится действовать на свою собственную ответственность. И действительно, последнего качества трудно ожидать от тех, кто никогда не был знаком с ответственностью и кто с одинаковой покорностью пойдет, если ему будет приказано, качать воду или сечь своего товарища. Было бы напрасно ожидать от русского солдата, чтобы он в своих действиях на аванпостах или в легких боевых схватках проявил быструю сообразительность французов или просто здравый смысл немцев. Что ему нужно, это — команда, ясная, отчетливая команда, — и если он ее не получает, тогда он хотя, может быть, и не обратится в бегство, но и не пойдет вперед, не сумеет действовать собственным умом. Кавалерия, хотя на нее тратятся большие средства и уделяется много внимания, у русских никогда не была отличной. Ни в войне против французов, ни в польских походах она не сумела отличиться. Пассивное, терпеливое и покорное послушание, характеризующее русских, вовсе не являются теми качествами, которые требуются в кавалерии. Основное качество кавалериста, это — «стремительность» (dash), но ее-то больше всего и недостает русским. Так, когда 600 английских драгунов со всей смелостью и отвагой настоящих кавалеристов стремительно бросились под Балаклавой на численно далеко превосходящих их русских, они промчались через всю русскую артиллерию, казаков, гусаров и уланов, пока не достигли густых колонн пехоты; только тогда англичане повернули обратно, но остается еще сомнительным, кто в этой кавалерийской операции заслуживает звания победителя. Если бы такая безрассудная атака была предпринята против какой-нибудь другой армии, то ни один из них бы не вернулся, так как неприятель охватил бы их с флангов и позади и просто отрезал бы их. Русские же кавалеристы ожидали противника, стоя неподвижно, и неприятель проскочил через них прежде чем они догадались привести в движение своих коней! Поистине, если можно привести какой-либо яркий пример против русской регулярной кавалерии, так именно этот факт. Артиллерия снабжается материалами неодинакового качества, но где имеются хорошие орудия, она выполняет свое дело хорошо. Она обнаруживает большую храбрость в бою, но ей всегда недостает сообразительности. Русская батарея, потерявшая своих офицеров, становится ни на что не годной; но и пока живы офицеры, она способна только занимать предписанные уставом позиции, хотя бы это и было абсурдом. Во время осады крепостей, когда требуются пассивное упорство и постоянная готовность подвергнуться опасности, русская артиллерия отличалась не столько точностью прицела, сколько исполнительностью долга и устойчивостью под неприятельским огнем. Это доказывается всей осадой Севастополя. Однако в артиллерии и инженерном деле встречаются как раз те образованные офицеры, которые выставляются русскими напоказ перед Европой и развитие таланта которых действительно поощряется. В то время как, например, в Пруссии наиболее способные люди, находясь на должностях младших офицеров, обычно натыкаются на препятствия со стороны своих начальников и всякие их предложения о введении того или иного усовершенствования порицаются как самонадеянные попытки к новшествам, — так что многие из них вынуждены были искать занятий в Турции, где они создали регулярную артиллерию, одну из лучших в Европе, — в России все такие люди поощряются и, если они в чем-нибудь отличатся, делают быструю и блестящую карьеру. Дибич и Паскевич сделались генералами — один, будучи двадцати девяти лет, другой - тридцати, а Тотлебен, в Севастополе, меньше чем в восемь месяцев продвинулся из капитанов в генерал-майоры. Русские больше всего хвастаются своей пехотой. Она отличается чрезвычайной устойчивостью и, будучи в линейном строю, или колоннах, равно как и находясь за брустверами, причиняет немало хлопот неприятелю. Но этим и ограничиваются ее положительные качества. Она совершенно не годится для легкой пехотной службы; так называемые егеря являются легкой пехотой только по имени и фактически единственную легкую пехоту в армии представляют восемь батальонов стрелков, прикрепленных к легкому корпусу; русские пехотинцы обычно плохие стрелки, ходят они хорошо, но медленно; их колонны обычно бывают построены так плохо, что их всегда можно разбить артиллерийским огнем раньше, чем они пойдут в атаку. «Нормальные диспозиции», от которых не могут отказаться генералы, весьма способствуют этому. Например, в битве при Альме британская артиллерия произвела страшное опустошение в русских колоннах задолго до того, как британская линия, также довольно неуклюжая, была построена, вытянута вдоль реки и перестроена для атаки. Но и к чрезвычайной устойчивости русской пехоты, которой так много хвастаются, нужно подходить довольно осторожно после того, как при Инкермане 8 000 британской пехоты, застигнутой на позиции, не вполне еще ею занятой, сопротивлялись в рукопашном бою против 15000 русских, наступавших на них в течение четырех часов и все время отражаемых при каждой новой атаке. Эта битва должна была показать русским, что они в наиболее любимой ими области нашли мастеров своего дела. Все попытки русских потерпели неудачу вследствие храбрости британских солдат, а также благодаря сообразительности и присутствию духа, которые были проявлены как младшими офицерами, так и самими солдатами. На основании этой битвы мы можем считать обоснованной претензию англичан, утверждающих, что они обладают лучшей линейной пехотой во всем мире. Обмундирование русской армии представляет почти полное подражание прусскому; снаряжение — крайне неудобное: через грудь крест-накрест идут портупея для штыка и патронные сумки, а также еще лямки, на которых держится ранец. Теперь, конечно, произведены некоторые изменения, но касаются ли они как раз этого, — мы не знаем. Ручное оружие очень неуклюже, и солдаты лишь недавно стали снабжаться пистолетами: русское ружье самое тяжелое и неуклюжее из всех существующих. Кавалерийские сабли дурного образца и плохо закалены. Относительно пушек (в Крым взяты новые орудия) пишут, что они очень хороши и превосходно обслуживаются; но однотипны ли они — это весьма сомнительно. Наконец, русская армия все еще носит на себе печать первых шагов распространения цивилизации в стране и поэтому обладает всеми невыгодами и недостатками подобных тепличных созданий. В малых войнах казаки являются единственной боевой силой, которой следует опасаться благодаря их активности и неутомимости; но пьянство и грабежи делают их весьма ненадежными для их командиров. В большой войне медлительность, с которой русские выполняют свои стратегические маневры, не внушает больших опасений, если только им не придется иметь дело с таким небрежным противником, каким проявили себя англичане прошлой осенью. В правильном бою русские будут упорными противниками для солдат, но не опасными для генералов, которые ведут на них наступление. Их диспозиции обычно бывают очень просты, основаны на предписанных «нормальных правилах», и их легко разгадать; в то же время недостаток сообразительности как со стороны генералов, так и боевых офицеров и громоздкость войск делают чрезвычайно рискованными с их стороны какие-либо сложные маневры на поле сражения.
Перепечатывается с сайта http://www.genstab.ru Здесь читайте:Энгельс Фридрих (биографические материалы)
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах: www.hrono.ru
|
