|
|
 |
Переправа через Березину |
1812 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Переправа через Березину. Переправа через БерезинуЯ шел за толпой и вместе с ней остановился у холмика, где стояли жалкие деревянные домишки, часть которых пошла на постройку мостов и на подтопку бивачных костров. В этой скверной Студянке, название которой я узнал много позже, были император, его гвардия и остаток армии, за исключением 2-го и 9-го корпусов под начальством Удино и Виктора. Удино перешел на правый берег Березины, чтобы оттеснить армию Чичагова и облегчить нашу переправу; Виктор же удерживал преследовавшего нас Витгенштейна. Вся наша надежда была на эти два корпуса; только от них одних зависело наше спасение; оставшись на берегах Двины, они избегли бедствий, которые преследовали нас с Москвы; их военный строй и дисциплина мало пострадали, что они и доказали своим прекрасным поведением в боях 27 и 28 ноября. Но эти блестящие дни были последними: утомленные этим усилием, они не выдержали, оказавшись менее выносливыми, чем мы. Через два дня после этих славных дел расстройство 2-го и 9-го корпусов было таким же полным, как и во всей армии. Левый берег Березины и равнина, окружавшая Студянку, были покрыты массой людей, среди которых только силой пробивались еще вооруженные отряды кавалерии. Потоки этой толпы особенно теснились туда, откуда их прогоняли, и только с большим трудом и через много времени мне удалось добраться до Студянки и присоединиться к моим товарищам. Я нашел их в конце деревни расположившимися в овине, полном соломы, где мы нашли прекрасное убежище и вволю корма и подстилки нашим лошадям. Очень близко впереди нас весь день грохотали пушки. Но мы мало тревожились;
мы уже не могли взвесить опасность, и у нас даже не хватало энергии бояться.
Итак, ничто в течение вечера не помешало нам радоваться, что у нас такой
хороший бивак. С нами было несколько офицеров 4-го корпуса, и благодаря
прибавке их провизии к нашей за вечной кашицей последовала полная кастрюля
чаю, показавшегося нам превосходным, хоть и пришлось сахар заменить медом. Погода хмурилась, был пронизывающий холод, и снег падал хлопьями. Мы
спешили, насколько позволяло печальное состояние наших лошадей. Но наше
движение замедлилось густевшей толпой. Считая сначала, что это загромождение
произошло из-за какого-нибудь происшествия, мы остановились, ожидая его
конца, но новые толпы разрозненных людей стекались со всех сторон и еще
больше увеличивали тесноту. Движение прекратилось; все встали; препятствия
росли с каждой минутой. Прождав три четверти часа, мы решили двинуться, и
благодаря лошадям, расталкивающим и опрокидывающим бедных пешеходов, мы,
хоть и медленно, продвинулись вперед. Я ехал на маленькой польской лошади,
купленной мною еще по пути в Москву. У нее были такие хорошие мускулы, что я
взял ее, несмотря на ее маленький рост и на то, что ей не было еще и трех
лет; но она так ослабела от истощения при отступлении, что еле несла меня.
Поэтому мои товарищи скоро меня обогнали. Я продвигался на несколько шагов
только тогда, когда мою лошадь толкали шедшие сзади. Тут я очень жалел, что
попал в толпу, и мне очень хотелось из нее высвободиться. Но это было
немыслимо: сзади меня было уже столько же людей, сколько и спереди, и с
каждой минутой они прибывали. Один мост был назначен для повозок и лошадей, а другой — для пеших. Эта предосторожность, очень хорошая для организованных войск, была неприменима к толпе без начальства и руководства. Повозки, лошади и пешие шли по одной дороге; когда они приближались к мосту, то повозкам и лошадям переход воспрещался: хотели даже принудить их отступить. Это было невозможно, и скоро дороги оказались загроможденными. К несчастью, еще туман мешал сначала разглядеть мосты, и толпа ошиблась направлением; принужденная вернуться, она образовала своего рода отлив, который только увеличивал неурядицу.
Переправа через Березину, 28 ноября 1812 года. Крики несчастных, опрокинутых лошадьми, вызвали ужас. Он быстро распространился, достиг высшей точки, и с этой минуты замешательство стало ужасным. Каждый преувеличивал опасность и старался спастись силой. Прибегали даже к оружию, чтобы пробиться через эту толпу, которая могла только кричать и которая защищалась одними проклятьями. В этой ужасной борьбе каждый неверный шаг был смертным приговором: упавший уже не вставал. Я еще вижу, как бились несчастные, опрокинутые возле меня, их головы мелькали по временам среди толпы; их криков не слушали, они исчезали, и почва становилась выше от их трупов. Один из возвращавшихся кавалеристов проезжал рядом со мной. Я предложил ему несколько золотых, если он согласится вывести мою лошадь за повод из давки. «Мне достаточно спасать себя, а не браться за спасение других», — сказал он, даже не взглянув на меня, и продолжал путь, не обращая внимания на крики тех, кого давила его лошадь. Я понял тогда весь ужас своего положения, но не очень испугался, и хорошо, что я сохранил хладнокровие: я всецело положился на свою судьбу... С утра слышались пушки впереди нас, на правом берегу; Удино отражал Чичагова, которого опрокинула блестящая атака кирасир генерала Думерка. Но позади нас Виктору пришлось отступить перед превосходящими силами Витгенштейна. К 10 часам утра неприятель появился на высотах, господствовавших над мостами, и бой возгорелся с новой силой. Никто из бывших еще на левом берегу не спасся бы, если бы Виктор был опрокинут; к счастью, ему удалось до вечера сохранить позицию. Но как только враг заметил места переправы, он начал осыпать их пулями и снарядами, которые еще усилили царившие там смятение и отчаяние. Трудно вообразить то зрелище, которое представляла эта масса, и те стоны, которые вырывались, когда снаряд разрывался среди нее... Я убедился в невозможности пробиться и не пытался больше сделать это. Я ограничился тем, что старался охранить свою лошадь от слишком сильных толчков, которые могли бы ее повалить; я старался ободрить бедное животное ногами и голосом, когда чувствовал, что оно готово опуститься; если бы оно упало, нам обоим был бы конец... К несчастью, волею судьбы толчки постепенно повернули лошадь так, что она оказалась не головой, а крупом в направлении движения, и я очутился спиной к мостам. Более получаса был я в этом отчаянном положении, лишавшем меня всякой надежды; мне грозило быть раздавленным толпою, убитым пулей или попасть в руки русских и умереть от холода и лишений на снегу, как вдруг я увидел довольно далеко от меня старшего вахмистра моего полка, который старался пробиться при помощи своей силы и высокого роста. Это был Грассар... С большим трудом среди этой страшной суматохи докричался я до него, и он добрался до меня; у него не было больше ни лошади, ни вещей, и он был разлучен с товарищами; но силы у него были, и он предложил мне выбираться общими усилиями. Не без труда повернув мою лошадь к мостам, взяв повод в одну руку и саблю в другую, он начал проталкиваться вперед, отстраняя или опрокидывая все, что встречал. Я старался помогать ему, я еще вижу себя на своей бедной лошади, в руках у меня наполовину сломанная сабля, жалкое оружие, которое я с трудом держал. Конечно, мы подвигались, но как медленно, и сколько раз, оттолкнутые толпой, теряли мы в один миг то, что приобрели с таким трудом! Препятствия и происходивший от них беспорядок все больше и больше увеличивались; на опрокинутых людей, лошадей и повозки падали другие; толпа была слишком плотна, чтобы можно было разглядеть что-нибудь под нами, и я только по более или менее уверенной поступи лошади определял, шла ли она по земле или по трупам. Мы еще очень мало продвинулись вперед, когда по неуверенной поступи лошади я догадался, что нам встретилось новое препятствие; она старалась высвободиться и упала на бок, сила падения отбросила меня на несколько шагов в сторону, на обломки опрокинутого на дороге фургона. К моему счастью, благодаря этому фургону в этом месте не было такой давки;
иначе я тотчас был бы раздавлен. Я почувствовал грозящую мне опасность, и
усилием, на которое только инстинкт самосохранения сделал меня способным,
быстро поднялся и благодаря действительно необыкновенной случайности
очутился опять на лошади, без ран и ушибов. Это преграждение было, как я сказал, несчастным результатом предосторожностей, предпринятых, чтобы его избежать. Строгий приказ, который дали, был слишком хорошо исполнен отрядом отборных жандармов, которые с саблями наголо безжалостно отталкивали экипажи и кавалеристов. Я был уже некоторое время в таком ужасном положении, когда меня заметили понтонеры, которые день и ночь были заняты починкой постоянно портящихся мостов. Увидев артиллерийскую форму, эти храбрые люди помогли мне добраться до них, и наконец я мог перейти этот мост, который я видел уже в течение четырех часов, почти не надеясь достигнуть его. Какая тяжесть свалилась с меня, когда я его переходил! Испытанное мною ощущение похоже на то, что должен испытывать несчастный, идущий на казнь и дорогой помилованный. Я был на мосту почти один, так затруднителен был доступ к нему. Он почти касался воды, так что трупы, несшиеся по течению, задерживались среди льдин, шедших по реке. Множество лошадей, хозяева которых потонули, положив голову на мост, держались, сколько им позволяли силы; с одной стороны они занимали мост почти во всю длину. Когда с помощью понтонеров я добрался до места, какая-то маркитантка с ребенком на руках схватилась за хвост моей лошади, чтобы воспользоваться моей удачей, и только при выходе с моста я заметил, что оказал ей, не зная того, огромную услугу, и я никогда не забуду, как, расставаясь со мной, она трогательно сказала, что обязана мне жизнью своей и ребенка, и как настойчиво хотела поделиться со мной остававшимся у нее куском сахара. Я упрекаю себя в том, что принял его; ей он, наверно, был нужнее, но мне казалось, что она так счастлива, предлагая его, и этот подарок был настолько драгоценен в тот момент, что вряд ли многие на моем месте устояли бы. Мы со старшим вахмистром продолжали путь через болото, в котором очутились, по следам тех, кто шел впереди нас. Через два часа пути, уже темной ночью, он привел меня в маленькую деревню Зембин. Гриуа Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004. Далее читайте:Березина - сражение 14—16 ноября 1812 г. между французской армией и русскими войсками (Отечественная война, 1812). Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица). Литература по наполеоновским войнам (список литературы) Участники наполеоновских войн: | АБ | БА | ВА | ГА | ДА | ЕА | ЖА | ЗА | ИА | КА | ЛА | МА | НА | ОА | ПА | РА | СА | ТА | УА | ФА | ХА | ЦА | ЧА | Ш-ЩА | ЭА | ЮА | ЯА |Карты:Российская империя в 1-ой пол. XIX в. Вторжение наполеоновской армии в 1812 году Контрнаступление русской армии в 1812 году
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
