ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
ЗАПИСКИ ПРАВОСЛАВНОГО
МИССИОНЕРА
ЗАРЯ МОЕЙ ЖИЗНИ
В забытой тетради забытое слово.
Я все прожитое в нем вижу опять:
Но странно, неловко и мило мне снова
Во образе прежнем себя увидать ...
А.Н. Майков.
- Молись, дитя! Тебе внимает
Творец бесчисленных миров.
И капли слез твоих считает,
И отвечать тебе готов
И.С. Никитин.
Когда я обращаю свой взор в далекое-далекое
прошлое и вспоминаю пору раннего детства,
мне всегда кажется, что я настежь открыл
окно ранним теплым, солнечным утром.
Воспоминания детства ослепительно ярки, и
распахнувшийся в памяти мир чист, сверкающ,
заманчив, словно омытый летним дождем сад.
Родился я в 1885 году, 9 ноября (ст. ст.), в г.
Вятке в исконно русской, православной семье.
Мои прадеды и деды по отцовской линии были
русскими воинами в различных чинах и
званиях. Они верой и честью, не за страх, а за
совесть, служили любимому Отечеству, были
участниками войн против иноземных
захватчиков, не раз нападавших на Русь, а
также освободительных войн за избавление
братьев-славян от турецкого ига.
Мой отец и его братья были первыми в нашей
родословной, получившими среднее и высшее
военное образование. Я вспоминаю своего
отца, Александра Александровича, в
должности чиновника Котельнического
батальона, квартировавшего то в Вятке, то в
Казани. Впоследствии Котельнический
батальон, в связи с его столетием, был
преобразован в Свияжский полк, где отец и
мой единственный брат Иларий прослужили до
1917 года.
Отец принимал участие в русско-турецкой
войне 1877-1878 годов, а также во всех
последующих войнах. В боях он неоднократно
был ранен и контужен, имел орденские боевые
знаки отличия. Скончался отец в 1921 году в
Вятке в чине статского советника* в
отставке.
Брат мой Иларий по окончании реального
училища обучался в Московском Алексеевском
военном училище. После его окончания был
произведен в офицеры и служил в Свияжском
полку, где, помимо воинских качеств, проявил
себя моралистом. Несмотря на офицерское звание,
он читал солдатам лекции о пользе и
значении нравственности, выражающейся в
уважении к человеческому достоинству, в
личной моральной устойчивости каждого
человека. Он убедительно говорил о вреде
курения и пьянства; предостерегал от
пагубных последствий неустойчивых в
нравственности людей, от разврата,
разнузданности и от всевозможных
наркотических злоупотреблений.
Проводились эти лекции с одобрения
начальников не только в полковых ротах, но и
в учебных заведениях, на фабриках и заводах;
его приглашали в другие города и селения
Поволжья. У брата было много последователей
и друзей среди различного контингента
людей, различных сословий, ценивших в нем
заботливое отношение к человеку. Некоторые
из них здравствуют и в письмах ко мне поныне
и с особенной любовью вспоминают его
дорогое имя.
Для меня он не только брат, но и близкий
друг, с которым мы с детских лет жили в
дружбе и любви (разница в возрасте у нас
была всего один год).
Мы очень многим обязаны нашей незабвенной
матери. Она научила нас уважать и любить
людей, быть полезными для общества и Родины
на том поприще, которое мы изберем, вступая
в самостоятельную жизнь.
О себе знаю, что родился я хилым,
болезненным ребенком. Еще с младенческого
возраста неоднократно бывал при смерти.
Однажды, в столь критический момент, для
меня был даже приготовлен гробик, но волею
Божиею я выжил.
Мои первые воспоминания связаны с
посещениями кафедрального собора. Помню,
меня, тогда еще совсем маленького, водили в
церковь бабушка или мама. Мы шли по тенистым,
тихим улицам. Над нами голубело небо, а над
городом протяжно, гулко плыл колокольный
благовест. Под каменными сводами собора, в
мерцании свечей и разноцветных лампад, мою
впечатлительную детскую натуру восторгали
богослужебные обряды, умилительное пение
архиерейского хора и служение самого
архиерея. Неудивительно, что, будучи
мальчиком, я часто в нашей детской комнате
изображал священнослужителей, совершал «службы»,
устраивая себе подобие архиерейской мантии,
митры и облачения.
Меня и брата с детских лет приучали
молиться по утрам и на сон грядущий. Стоя в
детской комнате на коленях перед образом,
озаренным светом лампады, я молился вслух
так: "Боженька, сделай меня архиереем...
Боженька, дай здоровье маме, папе, брату
Ларичке, крестной бабушке и... моей собачке
Ландышке..." Такова была моя наивная
детская молитва.
Однажды, когда я был уже шустрым
мальчуганом, бабушка повела меня на
архиерейское богослужение в Вятский
мужской монастырь. Какой-то неземной
восторг охватил мою душу, еще не
искушенную житейской мудростью, когда я
вместе с бабушкой в конце литургии подошел
к благословляющему архиерею поцеловать
святой крест.
Владыка Варсонофий*1, указывая на меня,
спросил:
- Кто это?
- Мой внук, - ответила бабушка.
- Он будет архиереем! - предрек Владыка.
- Куда ему, такому озорнику! - незлобиво
возразила она.
- А я тебе говорю, - повторил епископ
Варсонофий, - он будет архиереем.
Этот знаменательный диалог вспомнился
мне с особенной яркостью в связи с тем, что в
этом, 1961, году исполнилось 45 лет моего
архиерейского служения. Но тогда, на заре
моей жизни, в годы безмятежного детства,
мальчишеской резвости, это утверждение
прозвучало странно...
Как-то, будучи еще совсем глупыми малышами,
мы с братом нашли в детской комнате спички.
На беду в это время никого из взрослых
поблизости не было. Мы начали поджигать
бумагу, затем деревянные игрушки. Все, что
попадало нам на глаза, мы предавали огню,
бросая горевшие предметы на сундук,
стоявший у стены. Сами мы сидели на этом же
сундуке, восхищаясь огнем, и особенно
весело смеялись, когда пламя поднималось
выше нас. Когда дым начал расходиться по
всем комнатам, прибежал денщик отца,
вытащил нас из огня и принялся тушить пожар.
Вернувшиеся отец и мать побранили нас, но не
били, а поставили в угол на колени. Это
наказание считалось в нашей семье позорным
и поэтому действовало к исправлению.
В детстве мне почему-то казалось, что отец
любит моего старшего брата Илария больше,
нежели меня. Повидимому, в этом была доля
истины: перед моим рождением ему очень
хотелось иметь дочь.
Дни наших детских торжеств (именин,
рождения, пасхальных и рождественских
праздников) отмечались тем, что более
ценные подарки, например велосипед, футляр
с красками или разные складные деревянные
или металлические наборы, отец преподносил
брату, а мне обычно - серебряный пятачок. Мое
огорчение видели братик и мамочка, а потому
особенно нежно ласкали и утешали меня в
этот день.
Один раз отец подарил мне красивую
коробку, в которой лежали шоколадные шары и
кегли. Я был в восторге, а папу обнял с
детской радостью и горячо благодарил; затем
мы с братом весело играли в эту шоколадную
игрушку.
Что же касается матери, то ее отношение к
нам, детям, было всегда одинаковым -
ласковым, сердечным, ровным. Она терпеливо
прививала нам веру в Бога и любовь к ближним.
Несомненно, под ее влиянием Иларий стал
моралистом, просветителем народных масс, а
я вырос глубоко верующим человеколюбцем.
Умело, вдумчиво и сердечно воспитывали в
нас религиозные навыки обе бабушки (по
материнской и отцовской линиям). Одна из
них, моя крестная, была женой протоиерея
Евлампия, отца моей мамы. Другая - жена моего
дедушки со стороны отца - была родом из
солнечной Молдавии. Дедушка во время русско-турецкой
войны сражался в рядах воинов под
командованием прославленного российского
полководца А. В. Суворова, принимал участие
в штурме и взятии Измаила. По окончании
войны он женился на местной красавице-молдаванке
и вскоре привез ее в Вятку. Эта статная,
величавая старуха вспомнилась мне с
особенной яркостью летом 1956 года, когда я,
по благословению Святейшего Патриарха
Московского и всея Руси Алексия и
Высокопреосвященнейшего Бориса2,
митрополита Одесского и Херсонского,
совершал поездку и богослужения в городах и
селах Молдавии.
Детство мое проходило в скромной русской
христианской семье с прочными моральными
устоями, с переходящими из поколения в
поколение благонравными обычаями. Память
не оставила ни одного случая детской ссоры
или грубых споров среди родных. Бывало, если
мы расшалимся и ведем себя шумно, мама, как и
отец, никогда не бившая нас, произносила с
кроткой улыбкой:
- Ох, детки, как вы мне надоели со своим
шумом! Лучше бы вас не было!
Тогда мы оба ложились на разные диваны,
сложив на груди руки, закрывали глаза и
каждый объявлял маме:
- Я уже умер!
Мама, напуская на себя серьезный вид,
отвечала обычно:
- Ну, вот и хорошо!
И после этого мы уже долго не шалили.
Меня в детстве удручало неприязненное
отношение ко мне отца. Однажды, не вытерпев,
я спросил у мамы:
- В чем причина столь обидного отношения
ко мне отца? Она ответила, ласково
поглаживая мою голову:
- Иногда, к прискорбию, бывают случаи
раздражения отца или матери по отношению к
ребенку. Но это скоро проходит.
Мать была права. Много лет спустя, когда я
в 22-летнем возрасте принял монашество и в
сане иеромонаха из Казани добровольно
отправился на Камчатку, отец изменил в
лучшую сторону свое отношение ко мне. Он
стал неузнаваемо ласков и добр. Его письма
ко мне всегда были проникнуты глубокой
любовью, сердечным участием и вниманием.
Так же хорошо отец относился ко мне и
позднее, когда я приезжал в командировки в
тогдашний Петербург. В те недолгие дни
пребывания в родной семье меня умиляла
отцовская привязанность. Он ни на минуту не
отходил от меня и искренно горевал, если я
отлучался по делам на несколько часов. В
таких случаях отец стоял в задумчивости у
окна, с нетерпением ожидая моего
возвращения.
В чем была причина столь резкой перемены в
настрое отца, я до сих пор затрудняюсь
сказать. Что повлияло на него: то ли мой
постриг - весьма трогательный и
многозначительный обряд, на котором
присутствовали родители; то ли внезапное
решение посвятить себя полной лишений и
трудностей священнослужительской
деятельности на далекой, мало тогда
освоенной и обжитой, а мне почти
неизвестной Камчатке - не знаю. Но во всяком
случае я уверен, что эти знаменательные в
моей жизни события произвели полный
переворот в душе отца. Как военный он не
отличался особой религиозностью и заходил
в церковь два-три раза в год.
Закончу воспоминания детских лет
описанием нескольких моментов,
характеризующих основы формирования моего
характера. Я любил молиться за покойников -
близких и незнакомых мне. Достаточно для
меня было увидеть стоящий в церкви гроб с
усопшим, как я спешил окольными путями
узнать его имя и бежал затем в монастырскую
книжно-иконную лавку. Между прочим,
продавцы в ней, монахи, были моими друзьями.
Они доверяли мне некоторые товары в долг. Я
же со своей стороны добросовестно и
своевременно уплачивал его. В ней я брал или
небольшую иконку святого, по имени покойника,
или маленькое Евангелие, на оборотной
стороне которого писал Богу письмо. Я с
детской наивностью просил Всевышнего
простить грехи усопшего и меня, Колю, не
забывать в Своей милости.
Будучи совсем маленьким мальчиком, я
завидовал подросткам, которые прислуживали
в алтаре. Однажды во время богослужения мне
удалось пробраться в алтарь. Там я завладел
кадилом и с благоговением подал его священнику.
Это был один из счастливейших дней моего
детства.
Любил я нищих старух и охотно, с большим
усердием помогал им. С сердечным участием
слушал их рассказы о горестном житье-бытье.
Одна слепая старуха из чувства
благодарности за то, что я часто бывал ее
поводырем, говаривала:
- Даст Бог тебе, Миколенька, 100 лет жить и 100
рублей нажить!
При наступлении лета мама с нами, детьми,
переселялась в деревню, и мы жили общей
жизнью с крестьянами; мама вместе с ними
разделяла работу и дома, и в поле. Тогда я и
брат увидели бедную, горемычную жизнь и
тяжелый труд деревенского люда.
Впоследствии, став взрослым человеком и
осмысленно воспринимая жизнь, я понял, что
правильное семейное воспитание в духе
человеколюбия, а также героический дух моих
предков - защитников Родины - заронили в
сердце мое энергию и неугасимое стремление
облегчать участь страдающих от житейских
невзгод людей. Это облегчало мой путь
священнослужения во многих уголках нашей
необъятной Отчизны, а также за ее пределами.
Это укрепляет меня и поныне...
Примечания:
* По петровской Табели о рангах чин
статского советника принадлежал к V классу
и соответствовал воинскому чину бригадира,
то есть между генерал-майором (IV класс) и
полковником (VI класс).
Вернуться к
оглавлению
Далее читайте:
Нестор
(Анисимов Николай Александрович) (1884-1962), митрополит.
Епископ Нестор
Расстрел
Московского Кремля (документ).
Караулов
А. К., Коростелев В. В.
Арест экзарха // Русская Атлантида.
- Челябинск: 2003. № 11. - С. 11- 26. Караулов А. К. , Коростелев
В. В. Поборник церковного
единения (к 40-летию со дня блаженной
кончины митрополита Нестора) Караулов
А. К., Коростелев В. В. Экзарх
Восточной Азии // Русская Атлантида.
- Челябинск: 2003. № 9. - С. 17- 24.
|
