ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
УБИЙСТВО ГАПОНА
П.М. Рутенберг.
Часть II
Отчеты Центральному Комитету Партии С.-Р. о предательстве
и смерти Гапона.
ОТЧЕТ 3
Свидание в среду, 1 марта, в 12 часов дня,
на даче Питкинен в Териоках
У Гапона в комнате была его жена. Поэтому мы пошли в избу хозяйки. Начал
Гапон с того, что он теперь окреп духом, что хотя суд товарищеский или
общественный очень опасен, но он все-таки решается. Присяжный поверенный
Марголин взялся защищать его дело и уверен, что Гапона оправдают. Два суда
будут: коронный, против "Нового Времени" за клевету, и общественный,
которому он все расскажет.
— Марголин у меня спрашивал сказать ему по совести, взял ли я хоть часть
денег. Я ему дал слово, что не брал, ну ни полушки. Я ему все рассказал,
решительно все.
— Все?
— За исключением последнего, конечно. Гапона съежило от моего вопроса. Он
старался вернуться к прежнему разговору и тону и понемногу оживился.
— Марголин говорит, что наверное опрадают. Вся социал-демократическая
жидовская клика рада, потому что с моим падением они выигрывают. С.-р. тоже
нападают на меня. Рабочему делу это приносит страшный вред. На днях на
Балтийском заводе наши рабочие поранили шестерых социал-демократов. Я хотел
устроить новое 9 января, еще большее. Сорвалось!
Я свел разговор на сношения с Рачковским. Оказалось, что первые два свидания
с ним Гапон имел у Мануйлова на квартире. Речь шла исключительно об отделах.
Во время второго свидания, когда Мануйлов вышел из комнаты, Рачковский
сказал Гапону: "Этот Мануйлов — балда! С ним не следует иметь никаких дел".
Он дал Гапону нумер своего телефона и предложил воспользоваться им в любое
время.
{57} — На следующий день я спросил его по телефону:
"Как отделы?" Он ответил: "Для этого нам с вами надо повидаться лично".
Назначили свидание в ресторане. Тут он ко мне и стал подъезжать. А я тут же
подумал, сию же минуту: "Ты так, а я тогда вот как". Ну и сказал, что ничего
не знаю, но так сказал, как будто много знаю. Но я ничего не сказал, ни
единого слова. Я всегда говорил и теперь думаю, что, если бы кого-нибудь
предать, так самому себе должен пустить пулю в лоб. Разве я предатель?
Дурново даже сказал Рачковскому, что "ты, говорит, дурак. Разве ты не
видишь, что Гапон тебя за нос водит? Виделся с Рутенбергом в Москве и не
сказал тебе даже его адреса". Ни единого слова не сказал ему.
Я их надуть хотел, устроить новое, еще большее 9 января. Это верно. Что же
здесь предосудительного? У меня были широкие планы. Через Мануйлова
пробраться к Витте, через Рачковского — к Дурново. Он ведь мне предлагал, не
хочу ли я представиться Дурново. И я бы сделал дело. Забрался бы в берлогу и
одним взмахом уничтожил бы их всех. Сам бы убил Дурново. Ей-богу... сам.
Конечно, вовремя, в известный момент. А тут, значит, отделы, опирался бы на
массы. Я широко смотрел. Сорвалось! А жидовская клика ругает меня
предателем, провокатором, вором. Пусть докажут с документами в руках, кого я
предал, что украл. Комиссия Грибовского должна изображать прокуратуру. Они
должны составить обвинительный акт. Значит, взять на себя нравственную
ответственность за выставляемые обвинения. А материалу нет. Нету! (Смеется.)
А с правительственными чиновниками сношения имел: для пользы народного дела,
а сказать им ничею не сказал, ни единого слова. Я же тебе сказал, что
Дурново обругал Рачковского дураком. Даже адреса твоего им не сказал.
— А после того, как я у тебя был, виделся с Рачковским?
— Нет.
— Значит, после Москвы ты видел его один только раз?
— Да, только один.
Гапон сказал неправду. Вот почему. Он виделся с Рачковским 19 февраля, на
другой день после смерти Черемухина, рассказал ему результат свидания со
мной в Москве. Рачковский об этом и доложил Дурново, тот обругал его
дураком. Чтобы Гапон мог это узнать, он должен был видеть Рачковского еще
раз.
{58} История с адресом придумана неудачно. Адрес мой, т. е. место, где мы
встретились с Гапоном в Москве, стало известно полиции тотчас же. За мной
тогда же начали следить.
Ни Лопухин, ни Мануйлов не знают будто бы о том, что Гапон встречается с
Рачковским. Когда они спрашивали Гапона об этом, он отвечал, что больше с
Рачковским не виделся.
Перешли к делу.
Я высказал принципиальное согласие повидаться с Рачковским.
Это категорическое заявление было для Гапона неожиданным. Он как-то
завозился, что-то пробормотал.
— Никто не знает об этом. Если кто-нибудь из товарищей узнает, я рискую
головой. Не станут даже в объяснение со мной вступать, а просто пустят пулю
в лоб за сношения с Рачковским.
— Этого никто не узнает.
— Свидание должно быть в отдельном кабинете. Кроме него никто не должен
знать про мои с ним сношения.
— Конечно. Будь спокоен. До сих пор полиция никого из своих не выдавала.
Революционеры выдавали. Тихомиров, например, даже С-нов, говорят, выдавал.
— Ладно.
— Только ты не беспокойся. Полиция не выдаст.
— Конечно, не выдаст. Ей невыгодно. Никто к провокатору не пойдет.
— Ну да. А насчет денег как?
— Двадцать пять тысяч, как я уже тебе говорил. Наличными в пакете или
ассигновкой. За то только, что пообедаю с ним, узнаю, чего он хочет.
— Это хорошо. Надо все знать точно.
— Никакой слежки за мной чтобы не было.
— Само собой разумеется. Вот ты говоришь: двадцать пять тысяч. Если бы ты
рассказал про дело, которое у тебя на руках, можно было бы получить не
двадцать пять тысяч, а пятьдесят тысяч рублей.
—Двадцать пять тысяч только за то, что с ним пообедаю. Узнаю, что ему нужно.
Сказать ему в первый раз ничего не скажу. Надо будет подумать.
— Это верно. А то двадцать пять тысяч мало.
— Дешево себя не продам. Так и скажи ему. За все дело не меньше ста
пятидесяти — двухсот тысяч рублей.
— Это верно. Но ведь я сказал сто тысяч.
{59} — То ты, а то я говорю.
— Но вот что. Он ведь может сказать: дашь тебе двадцать пять тысяч рублей, а
ты его надуешь, ничего потом не расскажешь.
— Ты ему объясни: одним тем, что я приду обедать, я уже в ваших руках. Если
товарищи хоть что-нибудь узнают — мне крышка. Гарантия достаточная. А с его
стороны никакой гарантии. Я расскажу, а он денег не даст.
— Это верно.
— А ты что получаешь за то, что приведешь меня? — спросил я Гапона.
— Не знаю еще. Завтра поговорю.
Любопытный был вид у него. Растерянный, приниженный. Совсем не такой, как
когда он говорил о суде и широких планах. Некоторое время мы оба молчали. Он
ходил по комнате и думал.
— Видишь ли. Деньги большие. Могу я ему сказать определенно, что речь идет о
Дурново? — спросил Гапон.
— Я тебе доверяю. Но ты понимаешь, что сказать этого не могу.
— Конечно, сам видишь, что я ничего не спрашиваю. Ни фамилий, ничего. Сам
понимаю, что в таком деле иначе нельзя.
Решили: в пятницу 3 марта—свидание с Рачковским. Гапон предупредит его и
переговорит предварительно. Я пришлю завтра в 5 часов к Гапону. Он передаст
для меня записку, в которой будут: день, час, место свидания с Рачковским и
пароль, как пройти. Больше ничего. Я в указанное место и время обязательно
приду.
Характерное это было свидание. Когда Гапон рассказывает о суде, приводит
оправдания против газетных обвинений, он сознательно играет, играя,
увлекается и забывает, должно быть, про данные им Рачковскому "разъяснения",
про взятые им на себя "поручения". Он повторяет, очевидно, передо мной те же
"благородные" жесты, что и перед Марголиным, Симбирским и другими. А когда я
неожиданно напоминаю о Рачковском, горбится, смотрит исподлобья, с опаской.
Покуда не втянется в "деловой" разговор.
Прежде чем расстаться, он не забыл все-таки прикрыться "на всякий случай"
фиговым листом:
{60} — Главное, надо смотреть на вещи широко, не односторонне. Если, скажем,
дело какое-нибудь на мази, понимаешь, на мази, как у тебя, например, то
лучше им пожертвовать, чтобы получить большие средства и потом поставить его
еще больше и шире.
— Конечно.
Мы перешли в комнату его жены. Я уезжал в город позже их. Пришлось поэтому
просидеть с ними с четверть часа. Я чувствовал себя отвратительно в
присутствии этой простой, доверяющей Гапону женщины, очевидно любящей его.
Она не верит газетным разоблачениям. И к суду он обратился под ее влиянием.
Так я понял из ее слов.
2-го я послал к нему, как условились, с запиской. "Напиши результат
твоего свидания. М. 2 — III 1906".
В 5 часов его не застали дома. Сказали, что Гребницкий (Гапон) будет дома
только на следующее утро в 10 часов.
3 марта он передал мне несколько слов, написанных на моей же записке:
"Завтра (суббота) ресторан Контан 9 часов вечера. Спросить г. Иванова".
4 марта.
В ресторан Контана я приехал в субботу в четверть десятого.
В этот вечер у Дурново был бал.
Не раздеваясь, спросил лакея, где кабинет Иванова. Тот бросился сломя
голову, как и полагается в подобном учреждении, спрашивать.
Дверь в коридор была открыта. Я видел, как за дверью засуетились.
Раздевальный лакей вернулся на свое место и сказал: "Сейчас узнают".
Вслед за ним подошел к дверям обер-кельнер, оглядел меня, спросил, большая
ли должна быть компания. Я ответил: "Два человека".
— Сейчас спрошу.
Через минуту вышел высокий выхоленный молодой человек, спросил одеться.
Очень внимательно меня оглядел. Потоптался больше, чем это ему нужно было,
чтобы одеться, взбрасывая на меня глаза при каждом удобном случае,
осматривая меня через зеркало, одел свою дорогую шубу и вышел.
Вслед за ним из того же коридора вышел обыкновенный сыщик (так хорошо
знакомая фигура), всосался в меня глазами на ходу, так что они у него чуть
не вылезли, прошел в раздевальную, оделся и, выходя {61} на улицу, опять так
скосил глаза на меня, что мне его жаль стало.
Я обозлился, что заставляют ждать. Прикрикнул на лакея. Тот подошел к дверям
коридора не торопясь, оттуда вышел сейчас же и сказал: "Должно быть, такого
кабинета нет".
Я ушел.
Рачковский не рискнул встретиться со мною Но на всякий случай поставил
агентов "посмотреть и "обставить".
Ни арестовать меня, ни особенно грубо следить за мною в этот вечер, по моим
соображениям, не должны были. Для Рачковского, с его точки зрения, это было
бы невыгодно.
По заранее составленному плану я принял меры к тому, чтобы остаться без
"попутчиков".
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.narod.ru/
OCR Nina & Leon Dotan (02.2003)
ldnleon@yandex.ru {00} - № страниц.
Действующие лица:
Рутенберг
Пинхас Моисеевич (1878-1942), революционер, сионистский деятель.
Гапон Георгий
Аполлонович (см. биографические материалы).
Зубатов Сергей Васильевич
(1864 - 1917), жандармский полковник.
Кто делал две революции 1917 года
(биографический указатель).
Царские жандармы
(сотрудники III отделения и Департамента полиции).
Далее читайте:
Петиция рабочих и жителей
Петербурга для подачи царю Николаю II, 9 января 1905 г.
Гапон Георгий. История
моей жизни. «Книга», Москва, 1990. (Вы можете стаже скачать
файл в формате .FB2 для электронных книг -
gapon-georgij_gapon.zip).
Карелин А. Е. Девятое января и
Гапон. Воспоминания. Записано со слов А. Е. Карелина. «Красная
летопись», Петроград, 1922 год, № 1.
С.А. Ан-ский. Мое
знакомство с Г. Гапоном. С. А. Ан-ский (Семен Акимович Раппопорт). Собрание
сочинений. Книгоиздательское Товарищество "Просвещение". С.-Петербург, 1911-1913,
том 5. Из заграничных встреч.
Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков.
1928 г. Часть II Глава I. Покушение на Дубасова и Дурново. XI. (О
Гапоне).
Спиридович А. И. «Революционное движение в России». Выпуск 1-й,
«Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия». С.-Петербург. 1914 г.
Типография Штаба Отдельного Корпуса Жандармов. V.
1905 год. Гапоновское движение и его последствия. Третий партийный съезд.
Конференция меньшевиков.
Маклаков В.А. Из воспоминаний. Издательство имени Чехова. Нью-Йорк 1954.
Глава двенадцатая.
Революция в России 1905 - 1907
(хронологическая таблица).
Э. Хлысталов Правда
о священнике Гапоне "Слово"№ 4' 2002.
Ф. Лурье Гапон и
Зубатов.
|
