Валентин СОРОКИН

2002 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Отстаньте от нас

КАГАЛ ВОЮЕТ

Часть первая

3. Ельцинская пятилетка

Все пять лет, которые как председатель Верховного Совета России и далее как президент России, впереди и позади Ельцина - только кровь и могилы, кровь и могилы. Ничего он не построил, прораб, ничего не прирастил к России, президент, а только слезы, только предательство и подвох: антирусский человек, антирусский обкомовец, антирусский цекист, антирусский президент, антирусский мальтийский рыцарь, Джучихан эпохи рыжебородого Чингиса...

Высокопоставленные негодяи, кровавые мерзавцы заварили кровавую кашу над русским народом, но огонь кровавый и кровавый дым их варева начал и самих загребать их под грозные кровавые крылья. Предательство - караемо. А колокольноголосые журавли русские долетят!..

Так скажите вы мне,

Из какого же края

Прилетели сюда

На ночлег, журавли?..

Но - беспокойно в Москве. Тревожно - в России. Даже днем на улицах и проспектах небезопасно: в любой миг может рвануть тайная бомба, в любую минуту - ссора, скандал, драка вспыхивает и ширится.

Напротив Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова - сбербанк, расположенный на проспекте Вернадского. Имена-то: Ломоносов и Вернадский!.. Где они? Посмотрели б на трагикомическую возню восмидесятилетних и старше счастливцев, одаренных указом Ельцина, счастливцев, еле, еле держащихся в очереди за гнилыми перестроечными рублями...

Инвалиды. Трудяги. На измятых пиджаках - густые колодочки от медалей и орденов. Батожки. Палочки. Костыли. Протезы. Лица морщинистые, угрюмые, злые, ничему не верящие, ничему давно не удивляющиеся: хоть в метро их взорви сейчас, хоть у Дома Советов расстреляй - бежать им некуда и незачем. Приехали.

Тихо. Приглушенное ворчание. И вздохи. Русские вздохи: от зеленого газона до луны полночной - вздохи моря, а потом - рокот моря, а потом - буря и ветер, буря и ветер... Как пробиться в Россию моим журавлям?

Гавриил Попов? Где он? Оказался самым умным среди наглых и бездарных реформаторов, а, может, не бездарных, а, наоборот, - очень талантливых разорителей, экономических мародеров, ограбивших и обесправивших русский народ? Вовремя сбежал? Вовремя увильнул с кровавой разбойной трассы пиратского набега на Россию? Но - не спрячется. Россия страна с хорошей памятью: она не забыла ни Троцкого, ни Бронштейна, ни Урицкого, ни Дзержинского, кстати, тоже крупного экономиста и классического уничтожителя русского православного народа, не забудет Россия и Гавриила Попова, прогрессивного мэра древней Москвы, того еще грека, среди ошеломленных греков, столкнувшихся с ним, тем еще греком...

Мало им расстрела, мало им казни над русским народом? Подавай им в частную собственность саму землю русскую? Мамаи, обкормленные русским страданием. Чингисханы, захлебывающиеся кровью русской.

Где Гавриил Попов? А Станкевич где? Чем занят сегодня Бурбулис? Говорят - вместе с Чубайсом генерала Лебедя шлифовали экономическими планами и разработками: неужели им все еще кажется, что они Россию не добили?

Вчера - метрополитен взорвали, убили невинных людей динамитом, когда такое случалось? Сегодня - Ельцин убрал трех опричников: Коржакова, Барсукова и Сосковца. Ельцин ли их убрал? Террористы ли метро взорвали? Не та ли, не то ли животное, Лох-Нессе, переворачивает русский уклад, взрывает поезда, останавливает бег русского часа, не то ли, не оно ли?..

Потрясающие времена: воздвигается памятник Есенину на Тверском бульваре в дни, когда русский народ подмят, оскорблен, отброшен от управления, да не от управления, а и от малого, символического, участья в управлении государством? Воздвигается памятник на Красной площади любимому в России полководцу, Жукову, в дни, когда на Красной площади копытохвостые мерзавцы орут, слюнявят, трясут бесьими задами, выкресты, распявшие Христа, правят карнавал в честь Бориса Ельцина, расстрелявшего русских в октябре 1993 года?

Храм Христа Спасителя вырастает. Плотников, бетонщиков, маляров, крановщиков и художников лично контролирует Лужков, соучастник убийства русских в Москве, казнитель русского восстания на площадях столицы.

Апрельская заря в сугробе

Запуталась и умерла...

Он предал Родину, как пропил

Свою рубашку из горла.

И ум его еще в тумане,

Торжественно-помятый вид:

Покачиваясь, на экране

Преступник нехотя стоит.

За ним - галдеж, обман вчерашний,

Прозападных сексотов лесть.

Стоит кретин у Спасской башни,

Дает понять толпе: “Я здесь! ..”

Мол, не убит я и не помер,

В глазах искрит стальная злость.

У ног - Попов, Гайдар и Боннэр

Грызут одну и ту же "кость ".

Классические демократы:

Сорят посулами в кредит

Ворвавшиеся в Кремль пираты,

А над пиратами - бандит.

Россия, беды и напасти

На нас ползут со всех сторон,

Венок в руках у новой власти

Не для твоих ли похорон?

Снега, снега и зори, зори,

Вот хлынули потоки с гор,

Да разметет гроза в просторе

Кровавый ужас и позор!

Еврейско-помощническое окружение Ельцина - ленинский интернационализм Ельцина, его антирусская сущность.

* * *

Вдруг очередь со старцами, осчастливленными указною подачкою из их же денег, частицы малой, мизерной, от уворованного у них Гайдаром, вдруг очередь, несмотря на указ Ельцина о подачке, сломалась и завибрировала, завосклицала хрипло:

- Хватай его, паразита!..

- Бей его, бандюгу приватизированного, бей!..

- Костылями, костылями!..

- Палкой, палкой его, по роже, по роже яичной его!..

Произошло это утром, к открытию сбербанка. Пока я разглядывал - кого хватают и лупят, в куче старцев, поймавших розовощекого хама за горло и давящих, наседающих на него, - оказался Егор Гайдар... Да, Гайдар, недавний наш премьер. Серый публицист, бездарный экономист, графоманский журналист, хотя и правдист, куда подбирались все-таки с талантом газетчики... А этот...

- В морду его, в морду!..

- Не уворачивай рыло, стервец!.. - старцы, восьмидесятилетние ельцинские счастливцы, атаковали и, было, подмяли сытого хряка... Но я внезапно ринулся в шипящую, хрипящую и воющую толпу, раздвинул обветшалых стариков и старух, свирепо сбившихся вокруг мордуна, раздвинул - и пленник вскочил на кривоватые короткие ножки, помидорный, с рассеченной губою и посиневшим яичным подбородком, побежал. Побежал, побежал, перепрыгнул через тротуар, присел да как закричит:

- Я не Гайдар!.. Я не Гайдар!.. Я русский человек!.. Я русский человек!.. И я не поеду в Израиль!.. Не поеду!..

Я приподнял его, подойдя. Он, исцарапанный стариками и старухами, трясся и, всхлипывая, объяснял:

- Бьют меня в очередях у сберкасс, принимая за Гайдара, а я не Гайдар. Я не еврей, я владелец небольшой прачечной вон там-а-а! - он указал на подъезд следующего здания.

Очередь же еще колыхалась, и посередке, в пекле гнева, вскинув костыль, материлась на лже-Гайдара клокочущая, как южнокурильский вулкан, старуха: - А я его когтёю по рылу, по рылу когтёю!..

Перед новым годом по Москве молва прошвырнулась: "Новые русские появились, новые русские появились!.." На старых русских квота заканчивается, новые русские плодятся, резвятся и на выгодные вакансии торгашески громоздятся. Уже новые русские поэты в Доме литераторов чирикают и кусаются, а новые русские шуты на сцене подвизаются: корчатся и хнычут, в русские недостатки тычут, на экраны устремляются, а тряхнешь их - щетинятся и огрызаются.

Шут Гиша, Задорнов Миша, харю умиляет, хвостом виляет, по телеэкрану хиляет: "Русский мужик дурак, кутила, батрак, русский Емеля потребитель хмеля, вопрется на печь, всхрапывая, державу стеречь!.." Рыжий Гиша. Ангинный, жилистоватый, вороватый. Заврался и зарапортовался:

"Русские не спортивные,

Толстые и примитивные,

Лучшие сыны российские

Мы, гиши аравийские!.."

И сучит по сцене Гиша. А мне зудят о нем: "Сын писателя-коммуниста, сын писателя-патриота!.." Где патриотизм? Где Родина? Смехунчик. Но шуты при Иване Грозном гнулись и кобенились. При Сталине и Брежневе они - шуты. И при Ельцине они - шуты. И Гиша, повизгивающий ненавистью к русским, на сцене - обыкновенный, банальный шут. Не сын писателя-патриота. Шут намалеванный. Засеменил, засеменил: "В Америке на космическом аппарате к Марсу мчат, а в России на электропиле зэки из зоны взреивают!.."

Пожалей Россию, казенный баловень, побочный вывертень, Туполев - зэк и Лавочкин - зэк... Судьба русского - наветы и камеры, пожалей, клоун, приглашаемый в гости к министрам. Новые дзержинские счахотились, а новые советские дни рыбаков и дни чекистов мы рождественскими елками вытесняем, и ты, новый русский шут, канешь. Не подражай Геббельсу и Шеварднадзе: "Русские ленивы!.." Не подражай. Вы Иисуса Христа у нас, настоящих русских, отобрали, но он с нами, не подражай Геббельсу и Шеварднадзе, шут! Русские древнее и яростнее легенды, а ты - новый егозливый кикиморник, спесью натренированный.

Давно, давно, еще до Хрущева, я любил Москву. Пусть она не всегда прибранная и справедливая, точная и гостеприимная, но любил: русская, великая, вечная! Так думалось о ней, так рассуждалось мне, рабочему с Урала, отдавшему свою молодость столице: зову ее, планам ее, указам ее. Дисциплинированный...

Вот и я в Москве живу, а толку? С утра - в очередях люди друг за другом следят: не пронырнул бы кто вперед них к прилавку. А в обед - эти же люди толкаются у буфетов: спешат перекусить - и к станку, к столу чертежному, за кафедру, за баранку, за перо. Да, Москва теперь - ад. И очереди для нас оберегаются реформаторами, сохраняются ими.

Привел Горбачев разноплеменное ворье в столицу, не вздохнуть: грызня, драки, обман. А что творят наши газеты? Телевидение - сплошь ненавистники русских: картавят - дразнят нас, поют - дразнят нас, имена и пословицы русские высмеивают. Бельма вытаращат, смачные губы растопырят, жирные хари напрягут: дескать, настоящие русские - рылья, накаченные их наглостью. Каково?

Но глубже, чем в иные дни, в иные торжества, телевизорщиков мутит и выташни-вает в подлинные русские праздники: например: в Новый год. Когда за Москвою березы горят белым светом, а в холмистых равнинах стада белых сугробов пасутся, и белый ветер летит от столба до столба, медленно переструнивая проводами. Родина, Россия, холмы твои убраны сверкающими коронами кустов, луга твои светлые не тронуты дремным одиночеством бедности. Свет и ветер. Ветер и свет!

В новогоднюю ночь наши души, снегом убаюканные, в светлой пурге пропадают: сил и терпения набираются под светлыми звездами. У русских впереди трудные времена. Русским никто не пособит, кроме Бога. А у Бога дел много и народов много: помни про то, да не запаздывай, русский, шагать уникальной стезею!

* * *

Максим Горький назидал: "Человек - звучит гордо!.." Да и только ли человек богато наделен чувствами и умением? Случалось ли вам, к примеру, за вороной наблюдать весною? В зиму ворона возле человека околачивается и выслеживает: картофелина выброшена, сухарик потерян, косточка, уворованная у собаки, досталась, ворона - кошка и кошка, от человека ни на вершок.

А весною? Весною, до гнезда, ворона как бы даже испаряется, нет ее, куда ты ни ткнись, истаяла. Но насторожись у окна, внимание направь на роскошную ель или на тульскую липу. Ворона зароется в изумрудные гривы влажных еловых веток и зырь, зырь - сухой сучочек. Ворона клювом, словно хирургическими клещиками, цап и зажала его. Зажала, веки смежила и башкою туды-сюды, туды-сюды. Сучочек - хрясь, а ворона мах - и гнездо лепить у соседа на липе. И липу выламывает тем же манером.

Кто ворону научил экономии? Не выламывает же она здоровые сучья. А собаки? Нередко - собаки семьями держатся: мать, отец, дети, внуки, даже дядьки и тетки заодно с ними племя блюдут. У меня, например, семь штук. И у каждого - дело. Старшая, тетка, она и бабка, она и мать, племя-то громадное, так тетка очень умная и очень суровая.

Шерсть на ней длинная, со вкусом ею расчесанная, рыжая масть. Ляжет тетка на кучу песка во дворе и руководит: гаф - отец и мать на промысел удалились, гаф - и внуки к последышу, манюсенькому щеночку, в прятки играть в конуру зашмыгнули. Визг из конуры - ликующий. А тетка на кучке песка - более сурово: "Р - р - р!.."

Кто ее учил организации производства и взаимовыручке? Природа. Это нас, русских, природа учит, учит, а мы: лови русского, держи русского, предавай русского! Ну и растеребили избу свою, дом свой русский скособочили и обнищили. Кто виноват? То - монголы. То - немцы. То - большевики. То - евреи. То - прорабы перестройки. То - черти, шуты гороховые. А русские - святоши? А русские - какие?

А что ворона о нас думает, русских? Что думает о нас тетка, собака, что о русских думает? Клади вину на себя, а гнев адресуй врагу. Ворона о нас, поди, ужасно думает, а собака, думая о нас, о русских, по ночам воет, как газом угорелая...

Мать-Россия, ты пестуешь

Славу славян,

Ярославна, идешь ты,

Над миром взлетая.

И цветения зрелостью

Вдрызг обуян,

Клен звенит золотой,

Рожь звенит золотая.

М а т ь

Я Россия, я сини

И солнышка сплав,

Отвечаю, едва

Позову я:

- А ну-ка!

- Святогор!

- Святополк!

- Святослав!

- Ярослав!

- Я Россия, я мать

У сынов и у внуков.

А сыны под водой,

А сыны над водой,

Да и внуков моих

Океаны качают.

Ярославна я,

Волос мой звень-золотой,

И меня далеко,

Далеко замечают.

Я в Гагарине нянчила,

Но не вражду,

Я в Матросове нянчила

Нежность солдата.

С императорской плахи

Я Разина жду,

С пугачевского Яика

Жду Салавата!..

Новогодний вечер я выдержал в Москве. А рано утром - в электричку и на деревню. Деревня моя подмосковная - Кресты. И, действительно - кресты: домишки время поистерло, выпотрошило и смело подчистую. Две, три, четыре избенки, а в них две, три, четыре бабушки доканывают недолю. Деревня...

Но деревня настоящая - без телевизоров и дикторов, особенно радостно - без дедов-морозов, снегурочек и юмористов-иронистов, озлобленных, как погребные мыши: будто их обязательно поймает хозяин и за порчу продуктов коту подарит.

Да и деды морозы - тоска несусветная! Стиляги. Борода русская, усы русские, тулуп русский, а задвигает челюстями - язык иностранный, картавый и необточенный, рашпиль бы: шепелявит и притормаживается на кривых зубах. О снегурочках я и откровенничать не желаю. Дед Мороз под руку берет ее, элегантно вести пытается, а она ловчит, чмокает его взасос, хамка панельная! Хлопнет чарку - скурвится и цокает:

"Харацо мне, харацо,

Ты схватил меня за цо?

Я и впрямь тебя зацокаю,

Замуцаю, кацо!.."

Не снегурочки, а эротичные кубышки-дикторши. Да, в деревне я, без телеэкрана. Липы в моем огороде большие, кудрявые - серебристые, серебристые, а рябины, тоже кудрявые, и тоже - серебристые, серебристые, и над макушками лип, седыми, седыми, над купами рябин, белыми, белыми - серебряные свечи елей, высоких и лапчатых, теплых от льющегося новогоднего света.

Белка, внезапная и верткая, как серебристая молния, сверкнет через ветку на ветку, ударит по синеве хвостом искристым - звон серебряный, тонкий и древний, просочится под сердце. Или колокола в Лавре проснулись? Русская молитва - зимние колокола... Избы - в снегу. Могилы - в снегу, давние, немые, а колокола: " У-у, о-о, э-э-х!.." Но кто им ответит? Семьсот лет назад монгольская конница прокопытила русский путь, а ныне - мертвое поле?..

Березы светятся и горят серебром. А сосны искрят и веют мохнатым инеем. Бабушки мои прогуляться вышли на улицу. А какая улица-то? Какая? Тропинка вдоль да мимо скособоченных и ослепших от горя и одиночества избенок. Избенки - старушки. А старушки - избенки. Уж так они похожи, так похожи - смерть русская.

Бабушка Пелагея ближе, ближе: - А ты слыхал, али не обращаешь внимания умного на телевизор, а?

- А чего телевизор, какой телевизор?..

- Фашизм русский идеть, фашизм русский идеть!.. И где его держали, прятали, русский фашизм? И кто его прятал? Бизнесмены, стал быть, а? Бизнесмены?

- Евреи! - присоединились к Пелагее остальные три старушки. Пелагея разбитная, а те замурзанные. У всех мужья в сорок первом уехали с фашистами воевать - не вернулись. У всех - ни детей не осталось, ни внуков. Вышли замуж, а родить не успели: проводили залеточек на фронт. А теперь? "Русский фашизм!" "Русский фашизм!.." Кому это надо? Кому? На русской нищете и русской беде зарабатывают доллары экранные боевики.

Похрустывает снег. Похрустывает. Поскрипывают утлые валенки на ногах бабушек. Поскрипывают. Висят на их плечиках изработанных ветхие пальтижонки. На головах шали ветхие накинуты. Фашистки русские на улицу в новогоднюю ночь вышли. Нет у них близких. Сироты. Женщины русские.

* * *

И пойди, и поезжай, и полети - нет русской деревни. Есть избы, скособоченные и слепые, тоскующие о сгибших, пропавших русских сыновьях, затерявшихся в кровавых безднах века.

- Че же, Василич, уништожать нас, вдов, собираются антихристы? Мы же, Василич, русские , а больше в деревне-то никогошеньки?..

Похрустывает снег. Поскрипывают валенки. Горят и серебрятся березы. Вздыхают заиндевелые сосны. Родина. Россия. На порог я возвращусь. Месяц в окно заглянет. Тишина кладбищенская в душу заползет - прости меня, Россия. Я виноват. Как я виноват!.. За бабушек - я виноват. За ослепшие избы - я виноват. За уродов Кремля и экрана - я виноват. За терпение русское - только я виноват. А кто, кто, ежели не я, виноват, кто?..

Мы упрекаем телевизионное начальство: Малашенко, Попцова, Сагалаева, дикторш, но они - пешки, двигаемые мастерами. А вот сами-то, мастера-то, порою ведут себя интереснее дикторш. Ну подулась Шарапова, мелкими шажками, как по коммунальной кухне, постукатила в студии, фыркая в сторону Зюганова, и что? Приказали ей.

А кто приказал фыркать и семенить Лужкову? Ну пригласил его Зюганов к сотрудничеству, если коалиционное правительство сложится, и зачем же зажимать подол и оповещать с экрана Лужкову всю Россию: "Неэтично!.. Они, коммунисты, хотят!..Они Ельцина хотят, да, Ельцина хотят свалить!.." А Вольский? Цековская затычка... Ленинец.

А Черномырдин? Тоже передник на бегу, в кухне, подвязывает: "Коммунисты пусть покаятся, покаятся!.." А Щербаков? Профсоюзный босс, бывший зампред Совета Министров СССР: "Ельцин не коммунист, он молчит, молчит, но как рыкнет - и готова победа!.." А генерал Лебедь: "Коммунизм нигде не прижился, нигде!.." А Жириновский: "Коммунисты меня в Болгарию не пустили!.. Коммунисты в постель забрались - за разводами супругов следили!.." Ленинцы, ленинцы, вчерашние члены КПСС, юристы и министры, что же вы натворили над Россией, над нами?..

О Явлинском и говорить нет охоты. Да и эти, что они смогут принести русскому народу и России? Что - получившие высшее образование, степени и звания, эти, занявшие, по рекомендациям райкомов и горкомов, должности и посты в СССР, что они принесут, эти вертлявые суки, нашприцованные несчастной русской кровью, кровью народа, который десятилетия назад очеловечил "звериный коммунизм". Обтесал его кайлом на Колыме, топором - на Соловках, мотыгой - в казахских степях, обтесал, дал ему нормальные черты, заставил его не стрелять, не казнить, а трудиться, сеять хлеб и ковать железо.

Потому и была уничтожена КПСС масоно-сионистами, оперевшимися на предателей Родины: Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе, Ельцина, Кравчука, Шушкевича и других негодяев, была уничтожена, поскольку перестала мешать народу, перестала сумасшедше грезить о несбыточном, а начала реально впрягаться в судьбу страны.

Пока еще кровавые шуты пляшут на русской академической сцене, пока еще они и бесчинствуют на экранах русских, пока они глумятся над могилами русскими, но мы высокую нежность твою, брат мой русский, восславим и стать русскую твою утвердим!..

Спит вода болотная в уремах,

А заря приподняла крыло

И цветущей кипенью черемух

Мне глаза на миг заволокло.

Я хотел бы в мире повториться,

Да нельзя - над нами вечный Бог,

Я хотел бы в жизнь твою влюбиться,

Но тяжел туман моих дорог.

Даже утром лиственно-зеленым

Тайна ожиданий нелегка:

Посмотри, опять с лебяжьим стоном

Движутся над нами облака.

Вот и под болотною водою

Тыщи лет лежит без перемен

Горевою глыбой золотою

Мертвое страдание измен.

Начинает песню удалую

Темный лес, приветствуя зарю,

Я тебя сегодня зацелую,

Завтра снова это повторю.

Нашу радость укрощает смута,

Ветер

гибельный

распятых лет,

Словно та черемуха кому-то,

А не мне роняет белый цвет.

И не надо, не надо Алле Пугачевой, вылинявшей от застаревших похвал и олифного крема, застить лик природы, вещий и несравненный, не надо.

Пелагея-то счастливая, счастливая: под Смоленском деревенька есть, тоже в четыре или в пять слепых изб, но обелиск в ней, на улочке возвышается, огромный, как в Москве на ВДНХ, памятник Гагарину, уносится в синее русское небо, печальное, печальное. А на постаменте, с фамилиями убитых в бою за деревню, тогда деревня-то была настоящая, в бою за деревню убитый он, ее, Пелагеин муж, значится. Счастливая.

Пелагея пятый десяток, ну каждый июль, ездит в ту деревню, ко дню рождения мужа угадывает. Могилка общая, братская, но фамилии аккуратно вычерчены и написаны золотом. Заскучала Пелагея сильно зимою, кинулась из-под Москвы к могилке, а в той деревне - бабушки. Снег замел обелиск. Хорошо видать, да не разгрести сугроба. И вернулась Пелагея к подружкам. А так ничего: летом - пожалуйста, цветочки посади, птичкам хлебушка оставь.

У второй бабушки, подмосковной, из группы Пелагеи, мужа расстреляли. Непокорный был. Попался. Расстреляли его следом за Зоей Космодемьянской, в первые стужные месяцы войны. Партизанил. Караулил оккупантов - нападал, отбирал пленных у них, картошку и фуфайки награбленные. Русская фуфайка да шинель войну выиграли. А чем, как ни фуфайкой в мороз укрыться? Расстреляли под Москвою, но могилки нигде нет. Тело, видно, увезли в Германию, гады.

А у третьей бабушки, подмосковной, из бригады Пелагеи, мужа фрицы живьем сожгли. Хулиганистый был. Израненного немцы схватили его на снегу, подличили, красавца, и давай плясать его заставлять под губную поганую гармонику. Он и плясал. Надоело. Плясал, плясал, да и, разгорячась, вырвал автомат у зачарованного фашиста. Вырвал и по казарме ихней разрядил. Уложил их.

Окружили, слышали наши, в каком то бараке его, окружили, в сетку завернули, бензином оплеснули, вспыхнул, как свечка. Место бабушка знает - возле Серпухова, да знать одно, а обозначить глазами и слезою - иное. Больно уж разухабистый был. Бабушка-то лучше других понимает, почему ее муж набросился на стервецов: что ему губная их слюнявая пиликалка, он сам на русской трехрядке играл.

1995 -1997

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС