ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Тайна Катыни
Выстрелы из прошлого
В сентябре 1992 г. в архиве Президента РФ (бывшем архиве ЦК КПСС) были
найдены сверхсекретные документы, из которых следовало, что на основании
решения Политбюро ЦК ВКП(б) в 1940 году сотрудники НКВД СССР расстреляли 14
552 пленных польских офицера, полицейских, разведчиков и др. из Козельского,
Осташковского и Старобельского лагерей для военнопленных, а также 7305
польских заключенных, содержавшихся в тюрьмах западных областей Белорусской
ССР и Украинской ССР.
14 октября 1992 г. копии этих документов с большим ажиотажем были
предъявлены польской и российской общественности. После этого многие решили,
что под запутанной и противоречивой историей Катынского дела проведена
окончательная черта и что историческая правда, хотя и с полувековым
запозданием, наконец-то восторжествовала.
Надо заметить, что ряд фактов свидетельствует о том, что часть польских
военнопленных была действительно расстреляна органами НКВД СССР. Но не
меньше давно известных и вновь открытых фактов убедительно свидетельствуют о
том, что в урочище Козьи Горы, рядом с местечком Катынь (под Смоленском),
поляков осенью 1941 г. расстреливали и немцы.
Вернемся в далекий 1943 г, когда 13 апреля «Радио Берлина» сообщило о
найденных в Катынском лесу захоронениях 10 тысяч польских офицеров, которые,
как утверждали нацисты, были уничтожены большевиками. Дело о расстреле
польских офицеров на территории СССР получило название «Катынского». По
указанию Гитлера «Катынским делом» занимался лично министр имперской
пропаганды Геббельс. Польское правительство в эмиграции поддержало немецкую
версию, и 16 апреля 1943 г. с соответствующим коммюнике выступил министр
обороны Польши генерал М.Кукель.
В ответ 15 апреля 1943 г. Совинформбюро обвинило в катынском преступлении
нацистов, объявив, что польские военнопленные «находились в 1941 г. в
районах западнее Смоленска на строительных работах и попали со многими
советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских
палачей летом 1941 года» (Катынь. Расстрел. С. 448).
В январе 1944 г. в Козьи Горы на место захоронения расстрелянных польских
офицеров выехала специальная комиссия под руководством академика
Н.Н.Бурденко, которая подтвердила заявление Совинформбюро от 15 апреля 1943
г. Комиссия установила, что «до захвата немецкими оккупантами Смоленска в
западных районах области на строительстве и ремонте шоссейных дорог работали
польские военнопленные офицеры и солдаты. Размещались эти военнопленные в
трех лагерях особого назначения, именовавшихся: лагерь № 1-ОН, № 2-ОН, №
3-ОН, на расстоянии от 25 до 40 км на запад от Смоленска». Осенью 1941 г.
военнопленные поляки были расстреляны в Катынском лесу «немецко-фашистскими
захватчиками» (Катынь. Расстрел. С. 515).
Однако попытка в 1946 г. закрепить выводы комиссии Бурденко решением
Международного военного трибунала (МВТ) в Нюрнберге и окончательно закрыть
тем самым катынскую тему не имела успеха. В неблагоприятном для СССР итоге
рассмотрения «катынского эпизода» большую роль сыграли два обстоятельства.
Во-первых, время рассмотрения вопроса о Катыни в трибунале роковым образом
совпало с началом «холодной» войны, идеологию которой в своей знаменитой
речи в Фултоне сформулировал 5 марта 1946 г. бывший премьер-министр
Великобритании У.Черчилль. В ситуации нарастающей враждебности в отношениях
между Западом и СССР советский обвинитель полковник Ю.Покровский, отвыкший
от реальной состязательности в судебных процессах и не ожидавший серьезных
политических подвохов от недавних союзников по антигитлеровской коалиции, по
выражению западных журналистов, выглядел «жалко».
Вторым важным обстоятельством явилось то, что незадолго до рассмотрения «катынского
эпизода» польское эмигрантское правительство распространило среди участников
Нюрнбергского процесса и журналистов «Отчет о кровавом убийстве польских
офицеров в Катынском лесу» (более 450 стр.), подготовленный польским юристом
В. Сукенницким и активным участником поиска поляков в СССР М. Хейтцманом. В
этом документе вина за катынское преступление возлагалась на СССР (Катынский
синдром. С. 193).
Вопрос о Катыни в Нюрнберге рассматривался 1—3 июля 1946 года. Советские
свидетели повторили уже давно известные из Сообщения комиссии Бурденко
факты. Немецким же свидетелям при явном попустительстве председателя
трибунала удалось формально опровергнуть или поставить под сомнение целый
ряд небрежных утверждений советских прокуроров (к примеру, немецкий 537-й
полк связи ошибочно именовался в советских документах «537-м строительным
батальоном», оберст-лейтенант (подполковник) Аренс — «обер-лейтенантом
Арнесом» и т.д.
Сыграл свою роль и серьезный правовой просчет комиссии Бурденко, которая
обвинила немецких военнослужащих 537-го полка связи во главе с
оберст-лейтенантом Аренсом непосредственно в расстреле польских пленных.
Тогда как, с формально-юридической точки зрения, их следовало обвинять лишь
в пособничестве такому расстрелу.
Эти мелкие, на первый взгляд, ошибки и неточности дали основания членам
трибунала от трех западных держав выступить единым фронтом и, вопреки
протестам члена МВТ от СССР генерал-майора юстиции И.Т.Никитченко, исключить
«катынский эпизод» из окончательного текста приговора.
Однако такое исключение ни в коей мере не означало, как это демагогически
пытаются утверждать сторонники польской версии, автоматического оправдания
Германии или косвенного обвинения СССР в катынском преступлении. До
настоящего времени юридически в массовом расстреле в Катынском лесу 11.000
польских военнопленных осенью 1941 г., согласно статьи 21 Устава
Нюрнбергского Международного военного трибунала, обвиняется руководство
нацистской Германии.
Впоследствии поляки-эмигранты издали на Западе ряд книг, в которых
утверждалось, что преступление в Катыни совершили сотрудники НКВД. Эту
позицию в 1952 г. отстаивала известная комиссия Палаты представителей
американского конгресса («комиссия Мэддена»). В 1970 г. позицию американских
конгрессменов поддержала английская палата лордов (Подробнее см.: Катынь.
Расстрел. С. 441—442).
В начале 1980-х катынская тема и события 1939 г. заняли важное место в
идеологической борьбе «Солидарности» против коммунистической власти Польши.
Через несколько лет Катынь стала общепольской национальной проблемой, на
гребне которой «Солидарность» рвалась к власти. Продолжение замалчивания
катынской темы и связанных с ней событий 1939 г. официальными властями
Польши и СССР становилось нетерпимым.
Необходимо заметить, что советская официальная точка зрения на ситуацию 1939
г. была закреплена в так называемой исторической справке «Фальсификаторы
истории» (1948 г.) Принудительное единомыслие, господствующее в странах
соцлагеря до конца 1980-х годов, предлагало только одну точку зрения,
которая не давала ответ на ряд важных для граждан Польши и Прибалтики
вопросов. Поэтому весьма популярной точкой зрения для многих стала другая,
формируемая в разговоре за столом на кухне.
К сожалению, уход от всесторонней оценки острых конфликтных ситуаций
продолжает доминировать и в официальной историографии современной России.
Несмотря на то, что за последние годы выяснилась масса новых исторических
подробностей и существенно изменились аргументы оппонентов, российские
власти по ряду спорных исторических проблем («сентябрьская кампания» РККА
1939 г., «советская оккупация» Прибалтики и др.) продолжают использовать
устаревшую аргументацию, забывая, что способствуют формированию новых «качиньских»
в сопредельных государствах.
Более того, оценка многих спорных исторических ситуаций, в основном, отдана
на откуп историкам «необольшевистского» толка, для которых главное полностью
разрушить все представления о прежнем мире, а потом… Российское руководство,
занятое решением повседневных проблем, пока не сочло нужным уделить должное
внимания спорным историческим проблемам.
Аналогичная ситуация сложилась и к 1987 г., когда, по предложению главы
польского государства генерала В.Ярузельского, была создана двусторонняя
комиссия историков СССР и Польши по вопросам истории отношений между двумя
странами и, прежде всего, по катынскому вопросу. Однако по вине советской
стороны, комиссия работала крайне медленно и неэффективно. Это позволило
польской стороне взять инициативу в свои руки.
В результате в 1988 г. члены двусторонней комиссии, польские историки
Я.Мачишевский, Ч.Мадайчик, Р.Назаревич и М.Войцеховский, провели так
называемую «научно-историческую экспертизу» сообщения специальной комиссии
Н.Н.Бурденко, в которой они признали выводы комиссии «несостоятельными» (Катынь.
Расстрел. С. 443). Никакой внятной реакции советских историков и официальных
властей на польскую экспертизу не последовало. Это означало первую победу
польской позиции в Катынском деле. Говорить после этого о выводах комиссии
Н.Бурденко считалось «плохим тоном».
Несколько ранее, в декабре 1987 г., в ЦК КПСС была направлена записка
«четырех» (Шеварднадзе, Яковлева, Медведева, Соколова) по катынскому вопросу
в связи с намечаемой поездкой летом 1988 г. Горбачева в Польшу. Предлагалось
обсудить записку на Политбюро ЦК КПСС 17 декабря 1987 г. и «внести ясность в
«Катынское дело». Однако по неизвестным причинам вопрос был снят. Об этой
записке упоминает бывший консультант Международного отдела ЦК КПСС В.
Александров в своем письме от 19 октября 1992 г. в Конституционный суд по
«делу КПСС» (Катынский синдром, с. 262).
Руководство ЦК КПСС по поводу Катынского дела, вплоть до 1990 г.,
ограничивалось лишь пропагандистскими заявлениями. Наиболее серьезным
документом того времени стало постановление Политбюро ЦК КПСС от 5 апреля
1976 г. «О мерах противодействия западной пропаганде по так называемому «Катынскому
делу», в котором предлагалось дать «решительный отпор провокационным
попыткам использовать так называемое «Катынское дело» для нанесения ущерба
советско-польской дружбе» (Катынь. Расстрел. С.571—572).
6 марта 1989 г. заведующий Международным отделом ЦК КПСС В. Фалин в своей
записке Центральному Комитету отмечает, что «Катынское дело будоражит
польскую общественность». Известна также записка Э.Шеварднадзе, В.Фалина и
В.Крючкова в ЦК КПСС от 22 марта 1989 г. «К вопросу о Катыни», в которой
отмечается, что: «По мере приближения критических дат 1939 г. все большую
остроту принимают в Польше дискуссии вокруг так называемых «белых пятен»
отношений с СССР (и Россией). В последние недели центр внимания
приковывается к Катыни.
В серии публикаций… открыто утверждается, что в гибели польских офицеров
повинен Советский Союз, а сам расстрел имел место весной 1940 г... эта точка
зрения де-факто легализована как официальная позиция властей». В заключение
предлагалось «сказать, как реально было и кто конкретно виновен в
случившемся и закрыть вопрос» (Катынь. Расстрел. С. 576—577. Фалин.
Конфликты в Кремле. С. 344).
В советское время катынская тема была закрытой даже для членов Политбюро и
секретарей ЦК КПСС. Пытаясь сломать завесу секретности в катынском деле,
В.Фалину удалось добиться разрешения работать в фондах закрытого Особого
архива и Главного управления по делам военнопленных и интернированных
историкам Ю.Зоре и Н.Лебедевой. В.Парсаданова, как член двусторонней
советско-польской комиссии, в Особом архиве уже работала. Это дало свои
результаты.
В исследовании «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских
отношениях» отмечается, что «весомым доказательством роли НКВД в уничтожении
поляков в 1940 г.» явилось совпадение очередности фамилий при «выборочном
сравнении списков-предписаний на отправку пленных из Козельского лагеря в
УНКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни в немецкой
«Белой книге», которое обнаружил военный историк Ю.Зоря (Катынский синдром.
С. 291).
Действительно, совпадения в последовательности нескольких фамилий
военнопленных из этапных списков 1940 г. немецкому эксгумационному списку
1943 г., выявленные Ю.Зорей, производили сильное впечатление. Однако выводы,
сделанные Ю.Зорей, не могли быть обоснованными в принципе, так как порядок
расположения фамилий эксгумированных трупов в официальном немецком
эксгумационном списке изначально не соответствовал порядку извлечения этих
трупов из могил в Козьих горах.
Совершенно не рассматривалась Ю.Зорей версия о том, что для успеха
фальсификации Катынского дела немецкие эксперты просто обязаны были
«подгонять» результаты своей эксгумации под этапные списки на отправку
польских военнопленных из Козельска. Вполне вероятно, что подобные списки
могли быть обнаружены немцами в архивах захваченных лагерей с поляками под
Смоленском или легко восстановлены путем элементарного опроса находившихся в
лагерях польских военнопленных.
Более того, источником этих списков могла быть сама польская сторона.
Известно, что в 1941-42 гг. этапные списки на отправку военнопленных из
Козельского лагеря были восстановлены ротмистром Юзефом Чапским на основании
рассказов польских военнопленных, попавших в 1940 г. из Козельска в
Грязовецкий лагерь НКВД СССР, а оттуда осенью 1941 г. — в армию Андерса.
Делая свои выводы, Зоря также не учел того элементарного обстоятельства, что
совпадения в списках должны были неизбежно возникнуть и в случае расстрела
польских военнопленных немецкими властями! Ведь расселение по жилым баракам
и формирование рабочих бригад весной 1940 г. шло по мере реального
поступления военнопленных в лагеря «особого назначения» к западу от
Смоленска, что обусловливало сохранение тех компактных групп, в составе
которых они ехали по этапу. Захватив лагеря, немцы, большие любители
порядка, вероятно, предпочли не менять четко налаженную систему. Поэтому,
кто бы ни расстрелял пленных поляков — сотрудники НКВД весной 1940 г., или
нацисты осенью 1941 г., на расстрел польских военнопленных должны были вести
практически теми же группами, в составе которых они ехали по этапу, спали в
бараках и ходили на работу.
При таких обстоятельствах любое случайное или закономерное совпадение
последовательностей из нескольких фамилий в списках с одинаковой
очевидностью косвенно свидетельствовало как о возможной вине в расстреле
поляков НКВД СССР, так и о возможной вине немцев (документы Политбюро из
«закрытого пакета» в то время не были известны). Однако в 1990 г. не вполне
корректные выводы Ю.Н.Зори стали одним из основных аргументов при
установлении виновности сотрудников НКВД в расстреле польских военнопленных.
Другим косвенным доказательством вины советских органов госбезопасности в
бессудном расстреле тысяч польских граждан считаются документы конвойных
войск об этапировании поляков из лагерей для военнопленных в областные
управления НКВД. Историк Н.С.Лебедева выдвинула гипотезу, что термин
«исполнено» в шифровках областных управлений НКВД о прибытии этапов пленных
поляков означал «расстреляны». По ее мнению, начальник Калининского УНКВД
Токарев, посылая шифровки зам. Берии Меркулову «14/04. Восьмому наряду
исполнено 300. Токарев» и «20/IV исполнено 345», информировал о расстреле
300 и 345 польских военнопленных (Катынь. Пленники. С.561, 564).
Данная гипотеза опровергается тем фактом, что начальник Осташковского лагеря
Борисовец после каждой отправки в распоряжение Калининского УНКВД очередного
этапа с живыми поляками направлял шифровки Токареву «10 мая исполнено 208.
Борисовец», «11 мая исполнено 198. Борисовец». Это означало, что из
Осташковского лагеря в адрес Калининского УНКВД отправлено 208 и 198
военнопленных поляков (Катынь. Расстрел.. С. 142). Так что термин
«исполнено» означал как подтверждение прибытия этих этапов, так и отправку
этапов военнопленных или заключенных. Возможно, он имел еще какое-то
значение, но подтверждения этому нет.
Кстати, на документах НКВД, касающихся судьбы одного из основных
«свидетелей» расстрела поляков в Катыни Станислава Свяневича, оставшегося в
живых по указанию Наркома внутренних дел Берии, также есть отметка
«Исполнено» (Катынь. Расстрел. С 131,132),
Однако на основании изложенных выше косвенных и не вполне корректных гипотез
заведующий Международным отделом ЦК КПСС В.М.Фалин в своей записке от 23
февраля 1990 г. «Дополнительные сведения о трагедии в Катыни» сообщил
М.С.Горбачеву, что советские историки (Зоря Ю.Н., Парсаданова В.С., Лебедева
Н.С.) обнаружили в фондах Особого архива и Центрального государственного
архива Главного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального
Государственного архива Октябрьской революции неизвестные документы и
материалы о польских военнопленных, позволяющие «даже в отсутствии приказов
об их расстреле и захоронении… сделать вывод о том, что гибель польских
офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова» (Фалин.
Конфликты. С. 346. Катынь. Расстрел. С. 579-580).
Эта записка во многом предопределила решение М.Горбачева о том, чтобы, без
тщательного и всестороннего расследования обстоятельств Катынского дела,
признать «вину органов советской госбезопасности за массовое убийство»
польских военнопленных. Большое влияние на решение Горбачева оказало то, что
весной 1990 г. в ходе подготовки официального визита в Советский Союз
тогдашний руководитель Польши генерал В.Ярузельский поставил категорическое
условие, что он приедет в Москву, если будут названы виновники катынского
преступления («Пшеглонд» («Обозрение») №16 за 18.04.07).
Это условие было выполнено. 13 апреля 1990 г., в день встречи М.Горбачева и
В.Ярузельского, в газете «Известия» появилось официальное «Заявление ТАСС о
катынской трагедии» с признанием вины «…Берии, Меркулова и их подручных» за
гибель примерно 15 тысяч польских офицеров (Катынь. Расстрел. С. 580—581).
В.Ярузельскому был также передан «корпус катынских документов из Особого
архива» (Катынский синдром. С. 295)
Жертва Горбачева, как, впрочем, все, что он делал, оказалась напрасной.
Отношения с Польшей не улучшились, наоборот, польское руководство получило
прекрасную возможность усилить давление на СССР. Польша, имеющая перед СССР
и Россией не меньшие грехи, чем они перед Польшей, всегда занимала в
исторических спорах активную наступательную позицию, которая обеспечивала ей
преимущество в польско-советских, а впоследствии — польско-российских
отношениях.
Наиболее объективно поведение польской стороны было изложено в записке (№
06/2-223 от 29 мая 1990 г.) членов Политбюро ЦК КПСС А.Яковлева и
Э.Шеварднадзе: «О наших шагах в связи с польскими требованиями к Советскому
Союзу».
В записке говорилось: «Польская сторона, освоившая за эти годы методику
давления на нас по неудобным вопросам, выдвигает сейчас группу новых
требований, нередко вздорных и в совокупности неприемлемых. Министр
иностранных дел К.Скубишевский в октябре 1989 г. поставил вопрос о
возмещении Советским Союзом материального ущерба гражданам польского
происхождения, пострадавшим от сталинских репрессий и проживающим в
настоящее время на территории Польши (по польским оценкам — 200—250 тыс.
человек)… Цель этих требований раскрыта в польской прессе — списать таким
способом задолженность Польши Советскому Союзу (5,3 млрд. руб.)».
Далее в записке А.Яковлев и Э.Шеварднадзе предлагали выдвижение встречных
исков к Польше. Политбюро ЦК КПСС 4 июня 1990 г. согласилось с этими
предложениями, но иски так и не были предъявлены, а польский долг СССР
бесследно исчез.
24 сентября 1992 г. произошло событие, в корне изменившее ситуацию в
Катынском деле. В этот день в архиве Президента РФ был «случайно» (?)
обнаружен и вскрыт «закрытый пакет № 1» по Катыни. Документы, хранившиеся в
пакете: решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., письмо Берии Сталину
№ 794/Б от «...» марта 1940 г., письмо Шелепина Хрущеву Н-632-ш от 3 марта
1959 г. и др., подтверждали ответственность советского руководства за гибель
польских военнопленных. С этого момента «Катынское дело» приобрело
совершенно иное звучание. Вина СССР в гибели 21.857 польских военнопленных
стала считаться абсолютно доказанной.
Двумя годами ранее, нежели был обнаружен «закрытый пакет №1», 22 марта и 6
июня 1990 г. прокуратурами Харьковской и Калининской областей были
возбуждены уголовные дела, которые Главная военная прокуратура (ГВП) 28
сентября 1990 г. объединила в единое дело №159 «О расстреле польских
военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД
СССР в апреле — мае 1940 года».
В 1992 г. при Главной военной прокуратуре России по уголовному делу № 159
начала работать комиссия экспертов, заключение которой, подписанное 2
августа 1993 г., представляло последовательно изложенную польскую версию
катынского преступления.
Эксперты пришли к выводу о безусловной вине предвоенного советского
руководства за расстрел польских военнопленных весной 1940 г. Сам расстрел
был квалифицирован «как геноцид» и «тягчайшее преступление против мира,
человечества» (Катынский синдром. С. 491—492).
Руководство ГВП, а затем и Генеральной прокуратуры РФ с указанной выше
квалификацией катынского преступления не согласилось. Постановление о
прекращении уголовного дела № 159 от 13 июля 1994 г. было отменено и
дальнейшее расследование было поручено другому прокурору (Катынский синдром.
С. 491).
21 сентября 2004 г., после 9 лет повторного расследования, уголовное дела №
159 было вновь прекращено. Большинство материалов по делу засекречены, вина
довоенного советского руководства за расстрел польских военнопленных была
подтверждена, однако было отвергнуто утверждение польской стороны «о
геноциде польского народа». Главная военная прокуратура также не нашла
оснований для признания репрессированными граждан Польши. Уголовное дело в
отношении бывших советских руководителей, виновных в смерти польских
военнопленных, было прекращено в связи с их смертью.
Польская сторона не согласилась с «российской интерпретацией катынского
преступления», прежде всего, в плане отрицания версии о «геноциде польского
народа» и нежелания российской стороны признать расстрелянных поляков
«жертвами политических репрессий». 22 мая 2007 г. Московский городский суд
отказался рассматривать просьбу российских правозащитников о реабилитации
жертв катынской трагедии.
Польша сложившуюся ситуацию пытается использовать как повод для перевода
катынской проблемы под юрисдикцию международного права. В итоге возможно
повторение «правовой ситуации по Косово», в которой сербы были необоснованно
обвинены в геноциде албанцев, не говоря уже об удовлетворении исков к России
польских родственников жертв катынского преступления.
В марте 2005 г. польский Сейм принял резолюцию, в которой назвал катынское
преступление «бесчеловечным убийством военнопленных» и реализацией
совместного плана III рейха и Сталина по уничтожению польской элиты, а также
самых достойных и патриотичных польских граждан». Резолюция была направлена
российскому правительству с требованием признать «геноцидом расстрел
польских офицеров cотрудниками НКВД у деревни Катынь в Смоленской области в
1940 году». Как отмечали польские политологи, подобное требование впервые
появилось в официальном польском документе (Лента.Ру. 23 марта. 2005).
Завершая краткую историю «Катынского дела», необходимо заметить, что на его
развитие особое влияние оказали пять событий. Это: нацистская
пропагандистская кампания 1943 года по поводу массовых захоронений польских
военнопленных в Козьих Горах, немецкая эксгумация этих захоронений в том же
1943 г., «научно-историческая экспертиза» сообщения специальной комиссии
Н.Бурденко1944 г., осуществленная в 1988 г. польскими историками
Я.Мачишевским, Ч.Мадайчиком, Р.Назаревичем и М.Войцеховским, «случайное»
обнаружение в декабре 1991 г. и в сентябре 1992 г. документов Политбюро и
НКВД из «особого пакета №1» и 14-летнее расследование Главной военной
прокуратурой РФ уголовного дела № 159 «О расстреле польских военнопленных из
Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле — мае 1940
г.». Рассмотрим их подробнее.
Владислав
Николаевич Швед. «Тайна Катыни». Москва. «Алгоритм». 2007.
Приобрести эту и другие книги издательства «Алгоритм» можно в
Интернет-магазине
www.politkniga.ru
Публикуемые фрагменты книги и сопутствующие материалы приложений
предоставлены автором и книгоиздательством.
Далее по теме читайте:
Катынь, "Катынское
дело" - место расстрела польских
офицеров в 1941 г.
Швед В.Н. Ещё раз о записке Берия.
Мухин Ю.
Антироссийская подлость.
Научно-исторический анализ. Расследование фальсификации Катынского
дела Польшей, Генеральной прокуратурой
России с целью разжечь ненависть
поляков к русским. Москва, Форум, Крымский мост, 2003.
Вторая мировая
война (хронологическая таблица).
Владислав Швед (авторская
страница).
|
