|
|
Народный журнал |
|
|
|
РОМАН-ГАЗЕТА |
АДРЕСА И ЯВКИ2014 ГОДИСТОРИЯ РГАРХИВ РГДЕТСКАЯ РГМАГАЗИН РГ80-ЛЕТИЕ РГ
ДРУГИЕ ЛИТ. ПРОЕКТЫ: РОМАН-ГАЗЕТА"МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Роман-газета детская № 7, 2012Александр БондаренкоЮные герои Отечества
Подвиг милосердия(Мальчишки из села Аксиньино). Стояла поздняя осень памятного для России 1812 года. Совсем недавно по русским землям дважды прошли многотысячные войска «Великой армии» императора Наполеона. Этот венценосный полководец некогда заявил: «Война сама себя кормит», — и армия его, подобно полчищам саранчи, поедала и уничтожала всё на своём пути... Общая участь постигла и большое село Аксиньино, что было в Рославльском уезде Смоленской губернии. Впрочем, большим оно являлось раньше, а теперь осталось от него десятка полтора хат, да и те такие, что смотреть жалко: солому с крыш отступающие неприятели скормили своим голодным лошадям, все двери и ворота были сорваны и, как и все плетни и заборы, сожжены в кострах... Поодаль сиротливо стояла церковь, в которой также похозяйничали французы — все дома, которые были вокруг неё, сгорели... Народу в селе, конечно, тоже поубавилось. Из мужиков кто-то ушел в ополчение, кто-то подался в партизаны. В то время, пока французы тут проходили, бабы, старики да ребятишки, от греха и опасности подальше, спасались по окрестным сёлам да лесам — но всё равно, тогда от голода и болезней немало народу полегло, а некоторых и враги поубивали. Однако когда французы прошли обратной дорогой, спеша убраться из России восвояси, жизнь в Аксиньино стала помаленьку налаживаться, сельчане вновь возвращались на родное пепелище. Строиться заново народ пока ещё не начал, так что в избах разместилось по две и по три семьи, в жилые помещения превращали сараи, овины и прочие уцелевшие постройки... В один из дней ребятишек из села послали в лес нарубить хворосту. Это раньше можно в одиночку по дрова ходить, а теперь — только гуртом, потому как мало ли кого в лесу встретишь. Хотя была ещё осень, но снег уже лежал, так что ребята — им было от двенадцати до четырнадцати лет, и только Корнею, самому старшему, пятнадцать — взяли салазки, вооружились топорами и отправились за околицу. Разговор, конечно, был о французах — рассказывали, что некоторые из них ещё бродили по лесам... Конечно, как часто бывает, ребята хвастали напропалую, живописуя друг другу свои грядущие подвиги. — Да я, когда этого самого француза встречу, — рассуждал самый младший, Ермошка, — сразу подскочу, и его штыком — раз! А что? Я умею! Помните, когда тут наши проходили, мне солдат показывал, как штыком колоть надо... И я его, француза этого, тогда вот так штыком — раз! — А у тебя штык-то есть? — спросил Корней, и все ребята засмеялись, потому как никакого штыка у Ермошки отродясь не бывало. — Не, ребята! Когда француза встретим, его топором надо! — продолжил разговор Корней, когда затих смех. — Или дубиной по голове, чтобы топор басурманской кровью не поганить... Так шли они по лесной тропинке, рассуждая о своих грядущих подвигах и хвастаясь небывалой собственной храбростью, как вдруг из-за деревьев появился человек в оборванной синей шинели с красными эполетами на плечах, в высокой медвежьей шапке и с винтовкой в руках. Был он немолод, выглядел очень худым и измученным... Увидев ребят, он остановился. — Француз! — ахнул кто-то, и все остановились. Страха не было. Были растерянность и какое-то смущение: вид этого смертельно уставшего, измученного человека неожиданно вызвал в ребячьих сердцах дотоле незнакомые им чувства жалости и сострадания. Будь на его месте какой-нибудь здоровый молодец, ребята явно бы не струсили и воспользовались своим численным преимуществом, — но в этом нечастном, поверженном неприятеле они уже не могли увидеть врага... А тот вдруг закашлялся, прижимая ладонь к груди, и на глазах у него появились слёзы. Медленно, готовые в любую секунду броситься прочь, мальчишки стали подходить к незнакомцу, который стоял спокойно, не выказывая ни страха, ни враждебности. Свою винтовку с примкнутым штыком он поставил прикладом на землю и стоял, на неё опираясь. — Ну что, мусью? — наконец окликнул его Корней, как самый старший и самый смелый. Впрочем, о чём спрашивать, он не знал. Француз попытался улыбнуться и сделал движение, словно бы что-то положил себе в рот, и ребята сразу поняли, что он имеет в виду. — Кушать хочешь? Француз ничего не понял, однако когда мальчишки брали у него ружьё и патронную сумку, не сопротивлялся. Он сделал несколько шагов, но шаги эти были так тяжелы и неуверенны, что ребята подставили ему салазки и жестами показали, чтобы садился. Какой же был для мальчишек триумф, когда они, радостно крича и бегом, втащили в родное Аксиньино салазки с пленным! По пути решили, что отвезут басурмана в церковь, к отцу Варсонофию, который был в селе самый умный и знающий, и во всём разберётся... Хотя старенький сельский священник и не знал французского языка, но как-то понял, что пленника зовут Теодор Ренан, он гренадёр Старой императорской гвардии. На мундире гренадёра красовался крест Почётного легиона — высокая награда Французской империи. Пленника пригрели в церкви, накормили, и он довольно быстро прижился в селе... Когда же он научился немножко говорить по-русски, то объяснил, что во Франции у него никого нет, и возвращаться ему туда, наверное, незачем. Дядя Фёдор, как начали звать пленного мальчишки, оказался умелым механиком, который охотно брался за любую работу: он и водяную мельницу для всего села построил, и ребятам удивительные игрушки делал. На селе его стали уважительно звать Фёдором Степановичем — причём, почему «Степановичем», никто и не знал. Ну, так повелось! Одно только плохо было: кашлял француз довольно часто, и грудь у него болела — наверное, застудил, когда бродил по лесам, отступая из Москвы, куда завёл его Наполеон. Лет пять прожил Фёдор Степанович — французский гренадёр Теодор Ренан в селе Аксиньино, а потом тихо скончался от своей грудной болезни. Незадолго до смерти отец Варсонофий окрестил его по православному обряду. Когда француз умер, по нему плакало всё село, начиная от старенького священника, который искренне с ним подружился. Но больше всех, слёз не скрывая, плакали те самые молодые парни, которые осенью грозного 1812 года, будучи совсем ещё юными мальчишками, совершили очень непростой, но такой важный подвиг милосердия. ________________ 1 Да, да! (франц.)
|
|
ХРОНОС-ПРОЕКТЫ |
|
Главный редактор Юрий Козлов WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
