II Романовские чтения

2009 г.

РУССКОЕ ПОЛЕ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

II Романовские чтения

Нигметзянов Т.И.

Костромской государственный университет им. Н.А.Некрасова

Российско-германские отношения в правление императоров Николай II и Вильгельма II

Император Николай II. Э.-К. Липгарт. Холст, масло. 1900 г.

Развитие русско-германских отношений в период правления двух императоров Николая II и Вильгельма II окончательно привели Россию и Германию к войне. Такой же печальной была и судьба самих императоров, поскольку одним из итогов первого мирововго конфликта стало падение династий, которые представляли эти монархи.

В домах этих монархий представляли необходимость укрепления отношений между династиями и первоначально предпринимались попытки восстановить более тесные отношения, которые серьезно испортились в последнюю треть XIX века.

В 1888 году Николаю Александровичу исполнилось двадцать лет, и, хотя время женитьбы еще не наступило, Мария Федоровна уже думала о его семейном будущем. Ничего определенного долго не было. Она знала, что Германский император Вильгельм II после восшествия на престол в 1888 году первое время вынашивал абсурдный план женитьбы Цесаревича на своей сестре Маргарите.

Прусская принцесса не блистала красотой, но была молода и довольна умна. Однако это ничего не меняло. Антипрусские настроения Царя и Царицы были непреодолимы.

Сам цесаревич никогда не проявлял никакого желания связывать свою жизнь с костлявой Маргаритой.

С приходом к власти Николая II внешнеполитическая ориентация России не изменилась: союз с Францией и поддержание дружеских связей с другими державами. Особая роль отводилась Германии, экономическая и военная мощь которой росла год от года, а ее международное  влияние постоянно усиливалось. Берлин так же был заинтересован в политическом сближении с Петербургом. Вильгельм II пропагандировал идею о необходимости возобновит альянс двух монархий.

Иллюстрация с сайта http://www.piknick.ru/ 

Важнейшей задачей внешней политики России было поддержание равновесия на Европейском континенте. Не стремясь форсировать решение европейских дел царское правительство, тем не менее исходило из того,  что в случае распада двуединой монархии (Австро-Венгрии) Россия не может остаться в стороне от дележа «австрийского наследства»: ей была небезразлична судьба Галиции., польских и других славянских земель.

Предпосылки стабилизации отношений с Германией были связаны с торговым договором 1894 года. МИД России в отчете за этот год специально отметил, что заключение торговых трактатов с Греманией, а затем и с Австро-Венгрией значительно способствовало улучшение отношений с обоими государствами и упрочнению общеевропейского мира.[i] Витте попробовал воспользоваться благоприятным моментом, что бы вновь открыть германский рынок для русских займов. Однако в Берлине рассудили, что предоставлять заем без политических условий опасно, поскольку финансы могут пойти на вооружений, направленные против Германии.[ii] Негладко складывались торговые отношения, где попытки немецкой стороны «подновить» условия недавнего договора в свою пользу даже привели к «малой торговой войне», правда, быстро погашенной.

На этом неблагоприятном фоне наблюдались попытки правящих кругов демонстрировать стремление к дружеским отношениям, причем активно использовались династические связи. С русской стороны это объяснялось желанием сыграть на франко-германских и  англо – германских противоречиях, симпатиях дворянства и общности в польском вопросе. Германия стремилась перестраховаться в виду обострения противоречий с Англией, расшатать франко-русский союз и держать под контролем русско-австрийские отношения на Балканах. На практике скоординировать линии двух держав в известной мере удалось лишь на Дальнем Востоке. (совместная демонстрация 1895 года)  В вопросах же европейского равновесия интересы Германии и России расходились, а на Ближнем Востоке усиление германской экспансии вызывало все большее недоверие подозрительность в Петербурге.[iii]

В ходе заграничной поездки 1896 года Николай II посетил Германию. Немецкие политики ожидали, что царь и сменивший умершего Лобанова Н.П. Шишкин будут просить поддержки в вопросе Черноморских проливов. Однако никаких обращений в этом вопросе с русской стороны не последовало. Российские политики возбудили совсем другой вопрос – о потерях, которые несет сельское хозяйство их страны от германской торговой политики. Статс-секретарь по иностранным делам и сам кайзер старались взвалить всю вину на сельскохозяйственный    экспорт американских государств. Вильгельм II даже предложил «сплочение всей Европы для борьбы против Мак-Кинли и против Америки и в общем оборонительном таможенном союзе, будь то вместе с Англией, будь то без нее, смотря по обстоятельствам». Впрочем, канцлер Х. Гогенлоэ  тут же дезавуировал этот проект, указав, что последствие его осуществления могут оказаться обоюдоострыми, вследствие чего «объединение Европы лучше отложить». [iv]

Триумфальный прием Николая II в Париже возбудил в Германии дискуссию о русско-французских отношениях.

В конце июля 1897 года (ст.ст.) Вильгельм II нанес ответный визит царю. Переговоры государственных деятелей двух стран касались широкого круга вопросов – торговых отношений, ближневосточного кризиса, политики в Китае. Высказав взаимные претензии в области торговли стороны пришли к заключению решать все спорные вопросы путем примирения. Германской идее своего рода «континентальной блокады» против Соединенных Штатов Витте противопоставил проект совестных таможенных мер против всех морских стран, включая Англию, но на это германские политики  не пошли, опасаясь англо-американского сплочения.  Когда три месяца спустя кайзер прислал записку «О необходимости образовать против САСШ торгово-политическую коалицию европейских государств», Витте дал о ней категорически отрицательное заключение и Николай II наложил резолюцию: «Дело сие предать забвению».[v]

Визит в Россию президента Фора, сопровождался открытым провозглашением союза двух стран, произвел в Германии тяжелое впечатление. Вероятно, чтобы как-то сгладить муравьевская дипломатия предприняла неуклюжий маневр. В сентябре 1897 года начальник Генерального штаба Обручев встретился с новым статс-секретарем Б. Бюловым Он передал ему сердечный привет от Муравьева и мнение министра, что главный враг обеих держав – Англия, против которой континентальным державам следовало бы заключить союз с целью поддержания статус-кво в Европе. Бюлов отклонил это предложение, и Вильгельм II одобрил его реакцию.[vi]

Легче удалось примирить, разногласия на Дальнем Востоке. Правда, когда в 1897 году Германия захватила Цзяочжоу, это вызвало кратковременную напряженность в ее отношениях с Россией. Но затем царское правительство предпочло не ссорится, а последовать примеру Берлина. В этой связи Николай II даже писал Вильгельму II, будто между двумя государствами «нет никаких политических трений» и их «интересы нигде не приходят в столкновение. Подтвердилась возможность если не сотрудничества, то параллельных действий двух держав на Дальнем Востоке. В дальнейшем именно это направление разрабатывалось германской дипломатией как наиболее перспективное в отношениях с Россией.

В августе 1901 года, во время данцигского свидания царя и кайзера, немало говорилось о «великом будущем» идеи континентальной блокады и  даже о союзе двух держав. Ради поддержки со стороны Берлина на Дальнем Востоке. Но никаких конкретных решений принято не было.[vii]

В сентябре 1901 Николай II при встрече в Спале с прусским принцем Генрихом, «откровенничая», заявил, что для строительства Сибирской железной дороги нужны французские деньги, вследствие, чего он не может разорвать сейчас же с Францией, как бы ему не хотелось сплочения монархических государств перед лицом революционного движения.

Эти две встречи явились своего рода подготовкой к свиданию Вильгельма II  в Ревеле, в июле 1902 года, послужившей демонстрацией русско-германского единения на Дальнем Востоке. От совместной декларации с Францией в Берлине решили отказаться, сославшись на опасность подтолкнуть Америку к альянсу с англо-японским блоком. Тем более германские политики акцентировали свою готовность поддерживать Россию в ее намерении перенести центр тяжести политики на  Дальнем Востоке. Вильгельм II обещал «кузену Ники» гарантировать  безопасность западной границы России и возможность послать Балтийский флот в Тихий океан. Предполагалось при случае предупредить Англию, что главы двух союзов, то есть Германия и Россия будут блюсти «интересы, общие континентальным нациям». При расставании кайзер не удержался от театрального жеста, послав приветствие «адмиралу Тихого океана» от «адмирала Атлантического океана».

В конце октября 1904 г. Вильгельм лично сочинил проект секретного договора с Россией. Суть соглашения заключался в реанимации союза трех императоров, который лично он и похоронил в 1890 г.

В России война с Японией обернулась революцией проект германо–русского соглашения был заморожен после того, как выяснилось, что французы получили о нем информацию. 6 февраля 1905 года Вильгельм направил Николаю послание с поздравлениями по поводу героического поведения его гвардии, затем давал кузену советы, как перестроить страну после военного поражения и революционного взрыва. По его мнению, следовало бы включить в состав Государственного совета наиболее выдающихся представителей земств.

Но уже в следующем послании у Вильгельма промелькнула мысль, что Россия это не Европа. Кайзер приблизил к себе выходца из Прибалтики Шимана. В начале века около пятидесяти тысяч прибалтийских немцев переехали в Германию, провоцируя антирусские настроения. [viii]

Поражение России в войне с Японией повлияло на процесс перегруппировки великих держав на мировой арене, способствовало выдвижению антагонизма между Германией и Англией на первый план. На Дальнем Востоке начали обостряться англо-американские противоречия. Все это побуждало Петербург заново  определить свою линию.

10/23 апреля 1908 года в Петербурге министром иностранных дел Извольским, германским послом и посланниками Дании и Швеции было подписано соглашение. В нем предусматривалось, что в случае возникновения угроз территориальному статус-кво  в регионе четыре правительства условятся о мерах по его поддержанию. Разъяснение меморандума, хотя и завуалированной форме резервировало за Россией возможность пересмотра статуса Аландских островов в будущем. [ix]

Балтийское соглашение представляло собой определенный шаг в развитии России не только с малыми странами региона, но и с Германией, хотя отнюдь не в главном   районе соперничества двух держав.

Однако улучшение отношений с Германией ограничилось только балтийским регионом. От идеи связать Берлин соглашением о поддержании статуса-кво на Балканах Извольский отказался, вероятно, сознавая ее нереальность. Казалось, больше шансов имела возможность урегулировать взаимные интересы Петербурга и Берлина на Ближнем  и Среднем Востоке. Переговоры о Багдадской железной дороге и позиция России в северной Персии велись в течении почти всего 1907 года, но преодолеть разногласия не удалось, и после выступления Англии с инициативой совместного обсуждения вопроса о Багдадской железной дороге дело было заморожено.[x] Между тем Германия активизировала экономическую экспансию в Персии и игнорировала непризнанное ею англо-русское соглашение об этой стране. В декабре 1907 года дошло даже до резких объяснений Извольского с послом Пурталесом и жалоб царя Вильгельму II на антирусские шаги германского посланника в Тегеране.

Резко обострилась обстановка в период Боснийского кризиса. Именно этот момент выбрала Германия для давно готовившегося выступления на стороне Австро-Венгрии 1 марта (ст.ст.) 1909 г. Б.Бюлов предписал Пурталесу заявить, что Россия должна признать «совершившиеся факты», т.е. аннексию, так как в противном случае «мы должны были бы, к нашему сожалению, отстранится и представить ход событий своему течению».[xi] Посол придал более воинственный характер заявлению. В ноте России предлагалось «использовать все имеющиеся  в ее распоряжении средства для влияния на белградский кабинет». Иначе «Германия может предоставить своей союзнице свободу действий».

Совет министров России собрался у царя, что бы обсудить вопрос о позиции страны в случае войны между Австро-Венгрией и Сербией. Поскольку представители военного и морского ведомств констатировали неподготовленность вооруженных сил к конфликту, решено было соблюдать строгий нейтралитет.

7 марта Извольский передал весьма любезный по форме, но уклончивую по существу ответ на ноту Пурталеса. В Берлине он был воспринят как «возмутительный отказ». Статс-секретарь по иностранным делам А. Киндерлен-Вехтер, поощряемый самим кайзером, составил новую весьма категоричную инструкцию для Пурталеса. Тем временем Вена объявила тревогу в войсках находящихся у границ Сербии.

В Петербурге решили использовать последнее средство, и Николай II по телеграфу просил кайзера удержать Эренталя. Но решительный призыв к монархической солидарности не возымел действия. Вильгельм II молчал выжидая ответ на ноту Пурталеса.

России пришлось отступить. Царь телеграфировал кайзеру о своем намерении последовать советам Германии.[xii]

Последствия для русско-германских отношений после Боснийского кризиса, оказались не благоприятными. Их расчет на переориентацию русской внешней политики в духе Союза трех императоров не оправдался. Берлин как бывало и раньше перестарался. Там не учли болезненной реакции России и лично царя на австрийский «обман» и германский «шантаж». Усилились тенденции для сплочения держав против Берлина и Вены.

В Берлине в первые дни после  Боснийского кризиса упивались одержанной победой. Посол Ф. Пурталес и личный представитель кайзера П. Гинце доносили об усилении прогерманских настроений в правящих кругах России. Ожидалось, что русская сторона проявит инициативу сближения. Вместе с тем вызывала  беспокойство антигерманская кампания в российской печати. Официозная «Норддейче Альгемайне Цайтунг»» выступила с опровержением «легенды» о давлении Германии на России в кризисные дни, утверждая, что «имел место лишь обмен мыслями», а советы Берлина имели дружественный характер. Официозная «Россия» подтвердила эту в известной мере выгодную царскому правительству версию. Но это выступление не возымело действия. Тогда кайзер обратился к Николаю II с письмом, призывая положить конец газетной кампании. Канцлер Б. Бюлов инструктировал Пурталеса переговорить с Н.В. Чарыковым и предложит ему опубликовать некоторые .

У Чарыкова родилась мысль использовать это настроение и заключить с Германией взаимовыгодное соглашение. Проект такого договора он представил царю.

В открытых статьях главным образом говорилось о присоединении к русско-австрийскому соглашению 1897 года о Балканах в качестве гаранта того, что Австро-Венгрия воздержится от каких-либо завоеваний на полуострове. Германия также обещала бы России поддержку в желательном для нее решении вопроса о проливах, помогла бы скорейшему сооружению Дунайско-Адриатической железной дороги и признала бы права России в Персии, вытекавшие из англо-русского соглашения 1907 года. За это Россия обещала развеять «легенду» о германском ультиматуме и соблюдать нейтралитет в случае нападения Англии на Германию.

Однако недавние события научили Николая II осторожности. Царь не спешил с одобрением проекта. Вместо этого он направил 7/20 мая направил ответ Вильгельму II, что «пресса- это одно из проклятий современности»и он уже говорил по этому поводу с Чарыковым. Далее он предлагал встретиться летом в Финском заливе.

Переговоры состоялись в финских шхерах 4-5(17-18) июня 1909 года. Они не оправдали надежд немецких политиков и опасений русских. Немцы полагали, что именно Россия, как сторона более заинтересованная в сближении, должна проявить инициативу, при этом они заранее исключали соглашение за счет Австрии. Извольский и Столыпин опасались неблагоприятных последствий для отношений Петербурга с Парижем и Лондоном.

В результате никаких конкретных предложений не последовало. В 1910 году германская дипломатия активизировала усилия достигнуть политическое соглашение с Россией. Такое же намерение проявляла Россия. К основному мотиву действий России – желания балансировать, прибавлялось и давление прогерманских настроений у части общества.

17 октября С.Д. Сазонов выехал в Германию. Уже на предварительной встрече в Берлине с Бетманом-Гольвегом и Кидерлен-Вехтером Сазонов обещал им забыть о боснийско-герцеговинском эпизоде и с большим, чем его предшественник, вниманием относится к пожеланиям германской дипломатии. Немецкие политики наряду с вопросами железнодорожного строительства в Османской империи и в Персии   коснулись блоковой политики. Они зондировали возможность соглашения, по которому Россия обязывалась бы не поддерживать антигерманскую политику Англии в обмен на обещание Германии не поддерживать честолюбивые устремления Вены на Балканах. Сазонов проявил готовность искать взаимоприемлемые решения в обоих направлениях, чем вызвал нескрываемое удовлетворение собеседников.

Но ранее, чем состоялись официальные и более обстоятельные переговоры в Потсдаме, Сазонов получил серьезное предупреждение от русского посла в Берлине, которые представил ему записку о положении и в Германии. В ней Остен-Сакен подчеркивал имперский характер в далеко идущие замыслы этой страны. В отношении России, доказывал он, Германия стремится использовать переходное время, пока наше главное внимание сосредоточено на внутренних реформах, чтобы умножить и закрепить свои мировые позиции. Посол подчеркивал что союз с Австро-Венгрией служит краеугольным камнем нынешней политики Берлина. Германия преследует две цели: во-первых, находит противовес против Англии, а, во-вторых, использует австрийское поступательное движение на Балканах в целях собственного проникновения на Восток.[xiii]

После этого Сазонов вел себя осторожно. Правда, он дал условное согласие на смычку железных дорог с Багдадской в Ханекене, но сопроводил существенными оговорками, в обмен на отказ Германии преследовать там политические цели. Сазонов сузил свои пожелания до посредничества Германии, в случае если потребуется урегулирование отношений с Веной. Переговоры было решено продолжить в Петербурге с Пурталесом.

Вернувшись в Россию, Сазонов не спешил с оформлением   соглашения. Напротив, Германия стремилась форсировать события и ослабить русско-английские связи. Стремясь подтолкнуть Сазонова, Бетман-Гольвег вступил в рейхстаге с заявлением, будто во время свидания, было условлено, что «оба правительства не примут никаких комбинаций, острие которых могло бы быть направлено против другой стороны». Но этим он только испортил дело. На следующий день, 28 ноября, Сазонов с согласия царя отклонил проект. Сначала он сделал  это в устной форме, а 1/14 декабря передал Пурталесу официальный ответ.

В начале 1911 года временная разрядка, наступившая после Боснийского кризиса, еще продолжалась, что не исключало, конечно, наличие  своих проблем и сложностей. Русскую дипломатию больше всего беспокоили трудные переговоры о Багдадской железной дороге и Персии, в которых приходилось, торгуясь с Германией, все время оглядываться на собственные торгово-промышленные круги, а также Англию и Францию.

В марте же осложнилась ситуация вокруг Марокко, что не могло не отразится на ходе русско-германских переговоров. В ходе этого кризиса Петербург занял позицию, в которой проявлялось желание избежать войны и не нарушить союзнические обязательства.

6/19 августа Нератов и Пурталес подписали давно готовившиеся соглашение по персидским делам. Это было компромиссное соглашение. Для Германии преимущественное значение имел политический эффект ослабления англо-русского согласия и морального воздействия сделки на Францию.

Соглашение о Персии и Багдадской железной дорогой было последним перед мировой войной большим маневром русской дипломатии с целью выровнять баланс ориентации путем улучшения отношений с Германией. Оно, как показали дальнейшие события, не имело долговременных последствий и не смогло переломить тенденции к сближению России с Англией. Но временный эффект его несомненен.

Новое обострение русско-германских отношений. В ходе Балканских войн в правящих и общественных кругах России зрело недовольство Германией, вызываемое неуклонной поддержкой Берлином притязаний Австро-Венгрии. Вероятно, с целью ослабить этот негативный эффект в конце 1913 года, немецкая дипломатия пошла на известное сотрудничество с Россией в подготовке реформ в армянских владениях турецкого султана.  Но одновременно ею был предпринят важный шаг в осуществлении своих планов на Ближнем Востоке, что резко ухудшило русско-германские отношения. Речь идет о посылке в Турцию новой германской военной миссии с небывалыми еще полномочиями, что было расценено в России как попытка установить контроль над Османской империей вообще и Босфором в особенности. Это произошло на фоне обострения русско-турецких отношений.

В такой обстановке известия о посылке в Турцию новой германской военной миссии произвели в Петербурге особенно сильное впечатление. Информация поступила в 20-х числах октября 1913 г. (ст.ст.), почти одновременно от посла в Стамбуле Гирса и от военно-морского агента Щеглова. Из нее следовало, что вопрос о миссии фактически уже решен.

Министр иностранных дел России обвинил немецкую сторону в недостатке дружелюбия и искренности и указывал, что ее акция возбудит в России серьезные опасения и подозрения. Он просил В.Н. Коковцова, возвращавшего из Франции через Берлин, в доверительных беседах с германским императором и канцлером просил о переносе командования из столицы. Вильгельм II и Бетман-Гольвег  заняли уклончивую позицию.

Вскоре германский поверенный в делах  Луциус ознакомил его с содержанием письма Бетман-Гольвег, которое заключало «вежливое отклонение наших представлений». Сазонов заявил поверенному, что дружба с Турцией важнее для нее хороших отношений с Россией.

30 ноября/13 декабря последовал разновременный устный запрос Англии, Франции и России великому визирю. Германская дипломатия решила использовать выступление Антанты в Стамбуле в своей игре. Помощник статс-секретаря Циммерман в резкой форме заявил русскому послу Свербееву, что правительство рассматривает этот демарш как недружественный акт.

Сазонов решил попробовать привлечь партеров к воздействию на Германию. Форин офис не возражал против любых действий, но не обещал заранее английской поддержки в случае вооруженного конфликта. Франция, напротив, в лице президента Р. Пуанкаре выразила готовность не уклонятся от обязательств возложенных на нее союзом.

Для обсуждения было созвано Особое совещание, под председательством Сазонова (31/13 декабря). В ходе обсуждения было принято решение воздержаться от вооруженного конфликта, и продолжать настояние на неприемлемости германского командования в Константинополе. Такое решение отражало осторожную позицию Коковцова.

В январе-феврале 1914 года русско-германский конфликт был с трудом улажен.Россия добилась только формальной уступки. Сандерс был формально назначен маршалом турецкой армии, в результате чего он освобождался от командования 1-м столичным корпусом. Сазонов писал позднее  «Воспоминаниях»» «Это новое назначение Лимана, очевидно, не уменьшало значение его, как высшего начальника турецкой армии и ,поэтому, и в новой своей смягченной форме было нам неприятно и невыгодно, но дальше достигнутого успеха нам нельзя было идти, без риска опасного обострения наших отношений к Германии».

Последствия Сандреса для внешней политики России и ее отношений с Германией были весьма серьезные. Один из выводов который был сделан в Петербурге, состоял в необходимости укрепления Тройственного согласия, и прежде всего англо-русского.[xiv]

Конфликт вокруг Сандреса это только самый яркий эпизод обострения русско-германских противоречий, наблюдавший в разных областях. Показателем напряженности стала «газетная война», вспыхнувшая в 1914 гг.

Боснийский кризис и эпизод с миссий Сандреса в конечном итоге и предопределил окончательно отход Петербурга от политики балансирования и выбор в пользу укрепления Антанты, и стал предтечей мировой войны.

[i] Игнатьев А.В. С.Ю. Витте – дипломат. М., 1989. – С.37.

[ii] Ерусалимкий А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. М., 1951 – С.208.

[iii] История внешней политики России. Конец XIX – начало ХХ века (От русско-французского союза до Октябрьской революции). М., 1999. – 96.

[iv] Ерусалимкий А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века.- С.С. 211-216.

[v] Фурсенко А.А. Борьба за раздел Китая и американская доктрина открытых дверей, 1895-1900. М-Л., 1956. – С.102-103, 209-215; Витте С.Ю. Воспоминания. – Т.2 – М., 1963. – С.121-124.

[vi] Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце XIX века. М., 1951, С.208.

[vii] Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895-1907. М.-Л. 1955. – С. 162-163.

[viii] Макдоно Дж.Последний кайзер: Вильгельм неистовый. М.,2004, с.431–432.

[ix] Игнатьев А.В. Внешняя политика России 1907 – 1914 гг.М., 2000, С.61

[x] Астафьев И.И. Русско-германские дипломатические отношения 1905 – 1911 гг.М., 1972, С.106

[xi] Игнатьев А.В. – С.92

[xii] История дипломатии. Т.II. С.671-672.

[xiii] АВПРИ.Ф. Канцелярия. 1910.Д.204. Л.73-75.

[xiv] Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991, С.148.

II Романовские чтения. Центр и провинция в системе российской государственности: материалы конференции. Кострома, 26 - 27 марта 2009 года / сост. и науч. ред. А.М. Белов, А.В. Новиков. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова. 2009.

Далее читайте:

Николай II Александрович, российский император.

Вильгельм II Гогенцоллерн (Wilhelm) (1859-1941), германский император и король Пруссии.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС