|
|
Владимир ТЫЦКИХ |
|
2010 г. |
Форум славянских культур |
РУССКОЕ ПОЛЕ |
|
|
|
Владимир ТЫЦКИХЗасекиII. КУЛЬТУРА – ЭТО МЫ САМИКУЛЬТУРА… 1. Совокупность достижений человечества в производственном, общественном и умственном отношении… 2. То же, что культурность. Человек высокой культуры…5. Высокий уровень чего-н., высокое развитие, умение. К. производства. К. голоса у певцов. Физическая к. К. речи. С.И. ОЖЕГОВ. Словарь русского языка. Москва, «Русский язык», 1983.
БОЛЬ И НАДЕЖДА У Владимир Даля – определение короче ожеговского. «КУЛЬТУРА ж. фрнц. обработка и уход, возделывание, возделка; || образование, умственное и нравственное; говорят даже культивировать, вм. обрабатывать, возделывать, образовать ипр.» Четырёхтомный словарь русского языка даёт более широкое толкование. Культура включает в себя совокупность достижений человеческого общества в производственной, общественной и духовной жизни и подразделяется на материальную и духовную. Есть ещё «Совокупность таких достижений в определённую эпоху у какого-л. народа или класса общества». Например, социалистическая культура, буржуазная и т.д.. «Общность археологических памятников определённой эпохи…» – тоже культура. Допустим, трипольская или культура эпохи майя. Далее читаем: «2. Уровень, степень развития какой-л. отрасли хозяйственной или умственной деятельности… 3. Наличие условий жизни, соответствующих потребностям просвещённого человека… 4. Просвещённость, образованность, начитанность…» Есть ещё 5-е, 6-е и 7-е, но в данном случае эти значения мы можем опустить. Уже очевидно, что у данного понятия очень широкий смысл. Почему приходится так подробно говорить о культуре, что заставляет нас именно сегодня столь тщательно и как можно более полно определять её содержание? Недавно один из лидеров популярного во Владивостоке литобъединения «Серая лошадь» ничтоже сумняшеся, не чувствуя ни малейшей неловкости, публично заявил, что культура это, вообще, всё, что бы ни делал человек. И публично продекларировал своё отношение к культуре, вспомнив слова известного сподвижника бесноватого Адольфа: «Когда я слышу слово «культура», рука тянется к пистолету». Вообще, цитирование в подобном контексте фашистского идеолога русский может себе позволить, только изрядно одичав и перестав быть русским. Увы, случай, по нынешним спятившим временам, отнюдь не эксклюзивный. Если отсутствие идеологии – тоже идеология, то отсутствие культуры культурой быть не может. Отсутствие культуры есть бескультурье и ничем иным не станет никогда. Вольное толкование этого фундаментального человеческого понятия исходит либо от врагов культуры (стало быть – от врагов человека, если мы считаем его существом духовным), либо от спящего ума ленивых. Таким макаром последние пытаются подвести под свою интеллектуальную, а боле того – нравственную ущербность успокоительно-оправдательную «философию». «Культура – это усилие… Дармовой культуры не бывает». Это – Юрий Нагибин, человек весьма неоднозначный, но в данном случае он совершенно прав. Будет уместно ещё раз заглянуть в наш четырёхтомник, явно солидарный с Нагибиным: «Если у начинающего художника есть талант, профессиональные навыки, вкус и культура, то стремление к законченности приведёт его к подлинному мастерству. В. Яковлев. О живописи». Но культура необходима не только художнику, добавим мы для себя. И вот вопрос, от сегодняшнего ответа на который прямо зависит будущее. Может ли культура (подлинная, вся) существовать исключительно в качестве элемента товарно-денежных отношений, в качестве субъекта рынка? Судомодельный или авиамодельный кружок (дорогонькое, между прочим, занятие); кружок вязания или вышивания; фотографии или рисовальный: зарплата руководителей-преподавателей; здания, помещения: непротекающая крыша, свет, тепло; необходимый инструментарий и поделочный материал… Откуда на всё это брать деньги? Из карманов бедных (их сегодня гораздо больше, чем богатых) родителей? А если – в маленькой, совсем маленькой деревне? Их, таких деревенек, правда, и осталось уже немного, так, может, изведём последние, а пока изводим – вернём в забытую дикость, пусть крутят быкам хвосты и не дёргаются? Как, где заработают себе на бубны и кухлянки корякские школьники, решившие научиться танцам своих дедов? Как разжиться кокошниками и сарафанами народному хору из далёкого горнотаёжного села? Кто, на какие шиши будет исследовать и, главное, оберегать (ведь разрушаются, разрушаются и временем, и людьми!) бохайские городища в уссурийской тайге и древние петроглифы в Сикачи-Алане на берегу Амура? Как оборонить от вандалов Владивостокскую крепость с её столетними фортами и подземельями, с её уникальными орудиями и вечно прекрасными видами на море и сушу, которые закрывает, теснит, погребает под собой бездушный «градостроительный бизнес»? Как оградить от сдатчиков металлического лома кладбищенские надгробья... Что творится со старинными домами, историческими районами в малых и больших городах России, с реликтовыми усадьбами, с архитектурными памятниками?! Кажется, мы пошли войной на историю, на нашу память о прошлом. А культура, прежде всего, и есть – историческая память народа. Физкультура – тоже культура! Не говоря уже о здоровье… Огромный вопрос, превращённый нашим свободным демократическим государством в тяжелейшую проблему!.. Сегодня культуру заставляют зарабатывать не только себе на прокорм, но и на пополнение бюджета всех уровней, который, между прочим, благополучно разворовывается чиновниками, как бы они (чиновники) ни старались бороться с собственным казнокрадством. «…современная культура – инструмент принудительного уничтожения духовной жизни. Никакой романтики – сразу к делу. А в центре устремлений – только материальное, денежное и проч. Зачем на радио «Культура» в каждый выпуск новостей (то есть много-много раз за день) объявляют курсы валют?! Допустим, это привычное обезьянничание космополитов. Но, скорее всего, идёт целенаправленное и продуманное зомбирование «интеллигентного населения» (кто же ещё слушает «Культуру»?!): всё имеет цену, бытие определяет сознание. Массовое искусство было рождено когда-то не заботой «о народе» (дать в условиях роста населения быстро и много «духовной пищи», чтобы насытить города и веси), а стремлением заполучить побыстрее прибыль. Это был чисто коммерческий проект. И с того времени целые нации послушно расплачиваются убиенными душами своих сограждан за «стеклянные бусы» культколонизаторов.». (Лидия Сычёва, «Эх, славяне!..») Участник всех наших автопробегов отец Андрей ведёт понятие «культура» от слова «культ» – культ православного Бога, культ Христа. В беседе с автором книги «Мир нашему слову» Татьяной Каширской, повествующей о пятых дальневосточных Днях славянской письменности и культуры, отец Андрей поясняет: «Когда разговор идет о культуре, я всегда уточняю, что она от слова «культ». У нас в России – культ Христа. Это основа, на которой развивается духовная культура. Мы говорим о красоте, подразумевая именно духовную красоту человека. Смотришь порой и удивляешься: куда люди бегут, торопятся все блага земные получить? Но ведь эти блага ржавеют, гниют, моль их ест… При этом люди несут духовные убытки, теряют своих детей, теряют самих себя…». Спасительные для души, подлинно вечные ценности, в которых всё более нуждается современный технократический человек, чтобы оставаться именно человеком, делаются сегодня почти неразглядны для него – за безбрежном океаном масскульта, в зазеркалье сочинённых отвязанными «творцами» параллельных миров. А раз человек не может разглядеть главное, он становится равнодушен ко всему остальному – даже к самому себе. Очень точные наблюдения Л. Сычёвой: «…живём мы в мире, искажённом информацией, под завалами ненужных сведений и слов. В культурном мусоре эпохи. Перекормленные информацией, мы часто не имеем сил, чтобы разгрести насыпанный над головой «холм» культпродукта и окинуть мир собственным оком. Сконструированная обстоятельствами «нелюбопытность» дорого обойдётся нам и нашему будущему… Искусство отображает не жизнь, а лишь душу художника… У нас была советская власть, следила за «вкусом», давала неплохое образование. Почему же «вкус» так быстро обрушился? А всё дело, кажется, в том, что властвовала эпоха безбожия. Именно потому, когда пали внешние советские скрепы, внутренний «вкус» не удержался на должном уровне». Здесь к месту и Капитолина Кокшенёва: «Человек не в человеке, но только в Боге полностью избывает свою боль и обретает надежду». Не в человеке – тем более не в вещах, человеком сделанных, за которые сейчас кладут свой живот и свою бессмертную душу новоявленные наши богачи. Кажется, написано прямо для них: «…жизнь – штука таинственнейшая. В общем-то всё устроено на соплях. Вся наша жизнь. Всё эфемерно. Кроме того, что вечно и неэфемерно. Это Бог»*. Автор, рассчитывая на лучшее понимание, должен, наверное, сказать о своём личном восприятии культуры. Для меня культура и в самом широком смысле, и в любой из возможных более узких её трактовок есть категория нравственная. В отличие, скажем, от стоящего рядом с ней образования, современные стандарты которого в отношении нравственности опасно индифферентны. И, конечно, культура почти всегда очень далеко отстоит от масспопкульта вкупе с шоу-бизнесом, которые под неё нагло рядятся. В русской жизни сегодня больше чем достаточно поводов для огорчения. Но, может быть, самая большая боль сейчас – боль за культуру. -------------------------------------- * С. Соловьёв. Интервью «Теленеделе», № 33 2009 г.
В СЛУЖАНКАХ ОНА УМРЁТ
…пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. (1-е к коринфянам. 13. 1,13)
В 2002 году тогдашний ректор Морского государственного университета имени Невельского – человек, редчайший среди управленцев всех уровней, обладающий истинно государственным умом и, что гораздо важнее и реже, совестью и профессиональной честностью, Вячеслав Иванович Седых писал в книге «Наше будущее сидит… за партой?»: «Образование, наука, культура – институты, фундаментальные по своей сути, – как оказалось, очень хрупки и очень зависимы. Прямо и – в ещё большей степени – опосредованно влияя на экономику, степень развития государства и общества, определяя в конечном итоге уровень жизни народа, они, однако, не могут самостоятельно формироваться, всецело обеспечивать свои нужды и находятся, образно говоря, на коротком поводке у той самой экономики, у того самого общества, которым призваны служить. Отношение к образованию, науке и культуре со стороны государства и общества есть отношение их к самим себе в ближайшем и отдалённом будущем». Седых и его единомышленники пытались спасать эти фундаментальные основы от угрозы уничтожения… тем самым государством, будущее которого более всего зависит от их нормального развития. Близко знавший профессора Седых, по роду своей работы достаточно посвящённый в его миропонимание, могу твёрдо сказать, что Вячеслав Иванович оценивал ситуацию много резче, чем это могло прозвучать в книге человека, находящегося на определённой государственной должности, – в тех, по крайней мере, условиях, в каких мы жили тогда и живём теперь. Он вынужденно выдавал желаемое за действительное: «В XXI веке отпала необходимость доказывать, что составляет основу развития цивилизации. Для всех, кто склонен размышлять о серьёзных вещах, приоритет образования, науки и культуры очевиден. Теперь… государство осознало, что изначально определяет его развитие. Во всяком случае, государственные институты, представляющие в России образование, науку и культуру, совершенно недвусмысленно говорят об этой триаде как о фундаменте нашей экономики». Если бы это было так, то есть если бы «государственные институты» не просто «недвусмысленно говорили», но должным образом действовали, и Россия следовала бы этому принципу на практике, Седых мог бы не писать своей книги. Однако он пишет, не скрывая тревоги: «…теперь государство заявляет о том, что оно решило вернуться в эту область, о необходимости государственного регулирования, в связи с чем разрабатываются планы и определяются конкретные сроки, создаётся, в частности, концепция модернизации образования. Как и положено в демократическом государстве, данная концепция подвергается «всестороннему анализу» и «всенародному обсуждению». Но у многих специалистов есть опасения, что эта работа заведомо формальна и проводится «для галочки». В планах реформирования образования, во всех дискуссиях, обсуждениях остаётся на заднем плане самое главное: фундамент. И все наши благие намерения останутся лишь благими намерениями, все проекты, сколько бы мы ни говорили умных слов, как бы страстно ни призывали к революционным преобразованиям, рухнут, если мы, решая глобальный вопрос, будем ограничиваться частностями и не разберёмся в самих корнях проблемы. Не разберёмся основательно в устойчивости, если такой термин возможен, развития фундамента: образование, наука, культура. Никто нынче как будто не опровергает этот тезис открыто, не пытается доказать, к примеру, что фундаментом развития общества и государства являются административные усилия местной власти или волевые решения правительства, а вовсе не образование, наука и культура. Беда в том, что на словах мы это признаём, но на практике забываем и пытаемся строить наш дом вверх ногами, во всяком случае, без учёта поведения фундамента, без должной заботы о его укреплении». Вячеслав Седых был тысячу раз прав, когда писал о «благих намерениях», «умных словах» и «страстных призывах к революционным преобразованиям», и в то же время видел, что на самом-то деле наше общество «развивают» именно «административные усилия местной власти» и «волевые решения правительства, а вовсе не образование, наука и культура»… В жизни современного общества ничто не происходит случайно и само собой. Сомнительный ЕГЭ (единый государственный экзамен), от которого по всей стране идёт гуд и зуд, мытьём и катаньем навязанный реформаторами-образованцами вопреки многолетним всероссийским протестам, конечно, никакая не случайность. И, конечно, совсем неслучайно оказалось позабыто-позаброшено ГИФО. Ну кто, правда, скажет, что это такое? Расшифруем аббревиатуру: ГИФО – государственное именное финансовое обязательство. О нём почти десять лет назад, сразу, как в концепции образовательной реформы появился этот термин, писал Вячеслав Седых: «Идея социально привлекательна. В теории. Ибо непонятно, как её реализовать практически. Просматривается настойчивое, можно его назвать и навязчивым, стремление свести дело преимущественно к возвратным якобы субсидиям (желающим получить образование малообеспеченным гражданам – В.Т.), которые непонятно кому, кем, как, на какие сроки и за чей счёт будут выдаваться». Не один Седых видел: наши разрушители заманивали народ в очередной обман, чтобы вскоре благополучно запамятовать о загадочном и чудесном ГИФО – право, кому нужны лишние траты? Нет, и здесь не было никаких «благих» намерений! Всё выстраивалось таким образом, чтобы получить именно тот результат, который мы имеем сегодня. «Фундамент» уже недвусмысленно причислен к сфере услуг. Узаконен и соответствующий термин: образовательные услуги. В 2009 году Анатолий Уткин высказал свою точку зрения на означенную тему в «Литературной газете». Его статья называлась «Догнали и перегнали» и имела очень впечатляющий подзаголовок «Американское школьное образование как предпосылка кризиса в экономике и урок для наших реформаторов». Автор, в частности, ссылался на журналиста «Нью-Йорк Таймс» Томаса Вридмена, полагающего, что богатство и благоденствие в век глобализации возникают в странах, которые преуспевают в трёх сферах: 1) создание современной инфраструктуры; 2) принятие эффективной образовательной программы, при которой знания служат общеполезному обновлению общества; 3) разработка продуманной налоговой политики, обоснование инвестиций, поддержка научных исследований. И: «главное – наличие вдохновляющего руководства». По мнению А. Уткина, которое трудно оспорить, Америка во всех трёх приведённых сферах «испытывает сложности». Я позволю себе продолжительную цитату – уж очень принципиальную мысль она содержит: «Если в других индустриально развитых странах создавалась единая общеобразовательная система школьного образования со стандартным расписанием, то в вольнолюбивых Штатах богач учил своих детей лучше, чем наёмные рабочие. Это неизбежно отразилось на социальном аспекте образовательной системы. Элита училась осуществлять новации, дети наёмных рабочих шли работать на конвейере. Знания распределялись соответствующим образом: творческие начала в богатых школах, примитивные начальные знания в обшарпанных школах бедняков. …нашим реформаторам, переделывающим российскую жизнь по американским лекалам, хорошо бы обо всём этом подумать». То же самое происходит с культурой. В сознании наших законников и «авторитетов» от культуры «услуги» её стоят в одном ряду с услугами, скажем, парикмахеров. Это видно и по тому месту, которое отведено в «культурных» программах, допустим, на телевидении многоликим модельерам, дизайнерам, мастерам по покраске ногтей, причёсыванию волос, приготовлению чего покушать. И не важно, кому услужать – людям, собачкам, кошечкам… Лишь бы денежки платили. Вот и вся нехитрая индустрия «культурного строительства» в обществе потребления. Все постперестроечные годы российская печать – и специальные издания, и общедоступная периодика – плачет, вопит, стучится в деревянные головы и мёртвые сердца чиновников: нельзя так, вы ничего не создаёте, вы ничего не реформируете, вы только уничтожаете то, что было! Васька слушает, да ест. И это, похоже, правильно. Ведь так всё и замышлялось. В капиталистическом обществе имеет шанс быть услышанным только то, что интересно капиталу. Мы, вы, они, народ – ничто, ноль без палочки, бесконечно малая величина, которой можно пренебречь. Вместе со всей этой культурой, с этой попрошайкой, не способной заработать на жизнь… Ну как объяснить этим кошелькам, что культура и искусство, подлинная культура и настоящее, без подделок, искусство – не те вещи, на которых надо зарабатывать?! Ну как им вбить в голову это: «Искусство, конечно, бессмысленно и бесцельно, но это Божий хлеб для души» (С.Соловьёв)? Нет, в голову не вобьёшь – тут нужна именно душа. …Вдруг подумаешь – а не загнул ли ты, браток, лишнего, не возвёл ли напраслину на ясный свет по обидной малости своего дела и слабости слова своего: не так уже всё, может быть, плохо-то, как тебе привиделось ненароком, а? Подумаешь и станешь казниться за торопливые приговоры и уныние без причин – на самом деле, грех великий. Да ко времени услышишь голос человека, брата твоего, брата старшего, мудрого, которому доверяешь больше, чем самому себе, а он – о том же: «Как повсюду одинаково отношение к матушке-культуре! Словно чей-то приказ выполняют наши добрые чиновники. Да, верно, приказ и есть. Что ещё осталось у России кроме культуры? Отними её, и мы развеемся по ветру. Никакого оружия не надо будет»*. Ему вторит Валентин Непомнящий: «Пресловутый «план Аллена Даллеса» по уничтожению «мешающей прогрессу» России изнутри (за невозможностью уничтожить её снаружи), план, предполагавший длительную, ювелирную, нудную работу по разложению нашего менталитета, опрокидыванию нашей системы ценностей, ниспровержению вековых идеалов, – детская игрушка по сравнению с нашей «реформой образования», которая всё то же самое сделает одним махом – притом что время «уже пошло»»**.
--------------------------------------- * Валентин Курбатов – из письма Владимиру Костылеву. ** Валентин Непомнящий, «Речь не о Пушкине», «Литературная газета».
ВПЕРЁД, ФИГЛЯРЫ !
Разумеется, экономика и здесь – главный (если не единственный) законодатель. Экономика именно капиталистическая. Всё что ей надо, пусть ещё поживёт. Остальное – лишнее, чем быстрее от него избавишься, тем быстрее пойдут дела. Вот и эта несчастная культура – многого хочет, а на что она нужна? Капитолина Кокшенёва. «…в избыточности есть разница качества: переизбыток «внутреннего» сегодня всё чаще мешает (высокий уровень образования в России не нужен для будущего разделения мирового труда, высокая культура мешает своей излишней ответственностью и серьёзностью). Вообще проблема переизбыточности просто нагрянула к нам во всей своей трагедийности и шаржевости одновременно: переизбыток души в человеке глушится пьянством, переизбыток образования – реформами, переизбыток культуры – фиглярами и подельщиками». Столице вторит глубинка. К гуманитарию из Москвы К. Кокшенёвой присоединяется «технарь» из Владивостока В. Седых. В работе «Приоритет преобразований: не навреди» в 2005 году он пишет: «Появились и получили распространение среди реформаторов тезисы о «перепроизводстве» специалистов с высшим образованием, необходимости не только сокращения их количества, но и снижения уровня подготовки. Наиболее радикальные умы настроены на то, чтобы изъять из процесса обучения и национальную культурную традицию, и нравственные ориентиры. Потому что для человека, который должен представлять собой «экономическую функцию», – это лишние и обременительные знания. Возможно, чистое потребительское общество в таких «излишествах» не нуждается. Но вряд ли оно сможет сохранить своё человеческое лицо». Это ущербное для развития интеллектуального потенциала страны и губительное для нравственного здоровья общества направление «государственного строительства», учинённое то ли не очень умными, то ли абсолютно бесстыжими рыночниками, продолжает сохранять угрожающую динамику. Несмотря на всё более очевидные и в немалой мере уже необратимые потери, которые несёт та же самая экономика и от которых страдает народ России. Проблему не замечают те, кому выгодно её не замечать, кто, по сути, и создаёт эту головную боль для страны и народа. Причём, что особенно опасно, не только для народа, живущего ныне, но в гораздо большей степени – для грядущих поколений. К. Кокшенёва говорит о спасительной традиции в искусстве (конечно, и в жизни вообще) и одновременно констатирует «усекновение главного в Традиции» (именно так – с большой буквы! – В.Т.) – отказ «видеть и признавать в традиции сверхценность». По Кокшенёвой, «Традиция – это всегда больше, чем требуется настоящим временем, но без неё время рассыпается в прах». Очевидно, поэтому сегодня «Что-то существенное сломалось, будто сам человек уменьшился». Придётся признаться, что я бы это сравнительно всё-таки оптимистическое «будто», как ни прискорбно, убрал, доведись мне редактировать замечательную во всех отношениях книгу Капитолины Антоновны «Русская критика». Человек ныне и в самом деле уменьшился, чего уж тут сомневаться, – уменьшился без всяких «будто». И уже «само время болит в человеке», и «Истреблённые роскошью и истреблённые нищетой стоят теперь у барьера в новой истории России, как прежде стояли друг против друга насилие и несвободная свобода». Это «стояние у барьера» «истреблённых роскошью и истреблённых нищетой» ради безопасности и домогильного покоя первых надо бы свести к полному уничтожению вторых. Да вот беда: это невозможно не просто потому, что невозможно в принципе, но и потому, что без них всё-таки красиво не проживёшь и элементарно не прокормишься. Приходится терпеть существование этих низкосортных, этого презренного быдла! Но всеми «материальными и идейными» воздействиями, конечно, укреплять статус-кво, всячески оборонять разделение прав и возможностей, пытаясь отдалить от себя опасность, которая при таком раскладе никуда никогда, как показывает исторический опыт человечества, не способна исчезнуть. Примочек, коими пытаются как-нибудь размягчить неизлечимые коросты на здоровом теле самого продвинутого (поскольку, наконец, свободного и окончательно демократического!) общества, великое множество, и всё время появляются новые. Издательство Polit. ru задаёт очень интересный по трактовке (и показательный) вопрос: «Существует мнение, что в здоровом обществе поэты / художники не нужны. При разумно организованном разделении труда, красотой должны заниматься специалисты, и потребности современного человека в «прекрасном» вполне удовлетворят архитекторы, дизайнеры, модельеры, визажисты, редакторы иллюстрированных журналов, торговцы антиквариатом и т.д.?» Тут всё так интересно, аж страшно! Разумное разделение труда, видимо, предполагает, что кто-то всю жизнь моет горшки и чистит клозеты, тогда как избранные на персональных лайнерах ездят «работать» по куршевелям. Специалисты «по красоте», нетрудно догадаться, на все времена ухватили монопольку на это дело и держат за всевечный образец самого главного, никем ни за что не заменимого господина-товарища типа Швыдкого. И, конечно, человека «вполне» удовлетворяют подлинные «знатоки» красоты. Торговцы (пусть и антиквариатом, но чем они сутью своей отличаются от торговцев, допустим, породистыми собаками – тоже специалисты, понимающие в своём товаре, отнюдь не лишённом красоты?). Симптоматично: Polit. ru берёт в кавычки опорное слово: «прекрасное»… Слава Богу, у нас ещё есть, кому ответить на подобные вопросы. Послушаем православного поэта и учёного Юрия Кабанкова: «…того «здорового общества», о котором – в рамках политико-экономических доктрин – мечтает «интеллигентный обыватель», в нашем падшем, расщеплённом мире быть не может…. А «при разумно организованном разделении труда», как писал в дневнике 1930 года М. Пришвин, мы все будем приговорены к определённой функции, «каждый в отдельности, ничего не понимая в целом». Задача же «видимой» красоты в этом мире – споспешествовать сердечному пониманию, «внимания-в-себя» Целого. Как вам лозунг на одном из бесчисленных конвейеров «мисс-красоты»: «Красота спасёт мир»? Достоевский уж не единожды в гробу перевернулся… Икона как эстетический предмет интерьера или даже выставочный экспонат – это красота?.. Есть такие непреложные законы – наряду с физическими, – как то: нельзя использовать «на потребу» то, что выше тебя – «сему служить должно»; иначе – «сбой программы», фрагментация, аберрация и аннигиляция восприятия и понимания…» В сегодняшней России «сбой программы, фрагментация, аберрация и аннигиляция» – буквально во всём. И вот уже некая почти юная особа очень гордится тем, что знает несколько иностранных слов типа «маркетинг» и «менеджмент», хотя и успевает прогореть в «бизнесе». Не стесняясь, не скрывая своего глупенького имени, особа заявляет через (конечно же!) интернет всему (конечно!) миру: она опять будет добиваться своего богатства и счастья в системе сетевых продаж, но никогда не унизится до положения рядовой ларёчницы или школьного учителя (выделено мной – В.Т.). Приехали? Фу на них, на ларёчницу и учителя!.. ТРОЯНСКИЙ КОНЬ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ
«Реформа образования – ещё одно, весьма убедительное доказательство того, что у нас по-прежнему слово и дело расходятся очень далеко… Ведущие экономисты «от власти», политологи и политтехнологи не устают повторять: поднимется рыночная экономика – появятся средства для лучшего обеспечения социальной сферы, в том числе и высшего образования. Но это чудовищная ошибка – относить науку и образование к социальной сфере. Они являют собой фундаментальную, базовую отрасль экономики России… Нам… с завидным упорством, достойным лучшего применения, со всех высоких трибун твердят о том, что госполитика направлена на развитие экономики и повышение благосостояния народа. Увы, красивым речам пока трудно найти подтверждение в повседневной жизни… получается, что бесконечные реформы – это миф, который применяется для прикрытия безнравственности и асоциальности властных структур». Если в 2002-м году Вячеслав Седых в первой своей работе, посвящённой проблемам образования, ещё констатировал признание государственными структурами фундаментальности отрасли, то спустя три года, в 2005-м, он никаких иллюзий на этот счёт читателю уже не оставляет. Проходит ещё четыре года (бывали времена, когда за четыре года страна выполняла грандиозные пятилетние планы развития, не просто удивлявшие, но потрясавшие весь мир). Словесная риторика изменилась, а беды остались прежние. Мы только получили бессчётные новые и каждый день получаем самые свежие свидетельства этих бед. Питерский коллега Вячеслава Седых, тоже профессор и доктор технических наук, Андрей Степанов на страницах журнала «Ректор вуза» (№ 5, 2009) оповещает: «…два поколения сомалийской молодёжи не получили образования… Государственные институты разрушены, на территории Сомали действуют отдельные конкурирующие банды-кланы». У статьи сколь образное, столь и оскорбительное для нашей великой страны название: «Сомалийский синдром» в российском образовании». «Упаси, Господь, Россию от подобной участи! – взывает А. Степанов. – Но тенденция «развалить и растащить» ощущается и у нас. А для этого нужно ослабить экономику, лишить её квалифицированных кадров, реформируя систему образования, расшатать социальную общность. В начале XX века порыв «гегемонии пролетариата» порушил культуру труда и цивилизованной жизни. Социалистический эксперимент середины века не довели до конца из-за человеческого стяжательства и дефицита интеллектуальной прослойки (опять упущенные возможности). И, наконец, в конце XX века опять произошла делёжка собственности, стрельба. Многие оказались на кладбище, остались отморозки в цепях на толстых шеях, беспредел олигархического капитализма, гламурная пена «рублёвского разлива». Народ поделился на три части: торгующая, охраняющая, надзирающая, и очень быстро формируется «коррумпирующая» из госслужащих. Рабочих и крестьян минимум. Наиболее заняты те, кто добывает и перевозит сырьё, других специалистов не требуется, так как инновационный путь развития нуждается в инвестициях с большим сроком окупаемости, что невозможно в нашей неустойчивой экономике. И при социализме, и в «новой» экономике мы делаем одну и ту же ошибку: не используем предприимчивость, смекалку и работоспособность широких масс, которые могли бы сами себя прокормить и страну поднять, опираясь на свою образованность и обученность». Сегодня ясно видно: рынок, если он не является контролируемым государством и обществом средством роста экономики страны и повышения жизненного уровня населения, а становится самоцельной, самодавлеющей «священной коровой», в лучшем случае равнодушен ко всякой экономике и ко всякому жизненному уровню. Такой рынок исправно, по-собачьи преданно прислуживает самым эгоистическим интересам капитала. При этом по-прежнему «Ни традиции.., ни сомнительность нововведения с точки зрения профессиональной и просто человеческой нравственности, ни даже экономическая сторона дела в расчёт не берутся» (В.Седых, «Наше будущее сидит… за партой?») И со всей определённостью можно говорить: власть в России, начиная с верховной, действует настолько неразумно с точки зрения интересов экономики и подавляющего большинства населения страны, что эти действия кажутся если не безнадёжно глупыми, то абсолютно бессмысленными. Достаточно открыть любое, совсем необязательно революционное издание, – если в нём хоть чуть-чуть присутствует правдивая информация, мы непременно увидим примеры неблагополучия практически во всех отраслях хозяйства, во всех сферах человеческой деятельности. И – буквально – крики отчаяния! Президент Союза транспортников России В. Ефимов обращается от имени всех транспортников страны к Председателю правительства РФ: «…вместо решения… жизненно необходимых проблем, страну втягивают на 5-10 лет в новый виток не вполне обоснованных реформ. Если наши специалисты считаются одними из лучших в мировом сообществе, если нас устраивает система такой подготовки и если мы готовы заказывать таких специалистов, софинансировать затраты, почему нам навязывают специалистов, которых мы не заказываем и в которых нет потребности в транспортных системах?». Обращение подписано 19 февраля 2009 года – кажется, на него необходимо реагировать немедленно: слишком жгучий, слишком назревший вопрос ставится в нём. Подчеркнём особо – речь идёт о самочувствии и перспективах одной из немногих ещё не поваленных на спину отраслей производства и хозяйства, в ощутимой мере определяющих положение дел во всей России! Но проходят месяц за месяцам, проходит полгода и больше – опять вспоминается глас вопиющего в пустыне. Между тем «Исполнительный министр образования и науки принял «социальный заказ» верхнего олигархического эшелона и приводит все уровни образования в соответствие со сложившимся и внедряемым образом жизни: – школу придавить Единым государственным экзаменом; – среднее профессиональное образование разогнать; – высшее опустить до уровня бакалавриата; – вузы сократить и коммерциализировать, посадить на семейный бюджет; – полное профессиональное образование под маркой «магистратуры» оплачивать предприятиям; – военное образование укрупнить и сослать не периферию, где прапорщики будут читать лекции по устаревшим конспектам». (Андрей Степанов). И каков результат? Только один из многих сногсшибательных (ведь в самом деле сногсшибательных!) итогов: «…остатки преподавательского состава мечутся между вузами, собирая зарплату на «прожитие» ...и приближается «сомалийский синдром» (А. Степанов). Ну, казалось бы, где тут логика? Чем объяснить живучесть подобной глупости и вроде бы очевидной полной бессмысленности? Однако не так всё просто (или, наоборот, всё не так уж сложно). Смысл тут есть, о нём тоже пишет Андрей Львович Степанов: «…а вокруг ходят алчные риелторы в охоте за вузовскими зданиями» (подчёркнуто мной – В.Т.). Вожделенный капитализм открывает нам своё прекрасное личико! Приватизация! Вот подлинная цель реформаторов. Расхватав, присвоив, не раз уже поделив и переделив почти всё, они никак не могут успокоиться. Образовательную систему существенно пощипали местами, но ещё не растащили до конца. Вся наша школа, и высшая со всеми уровнями профессиональной, и общеобразовательная, теснейшим образом связана с наукой и культурой. Реформы образования и прямо, и опосредованно влияют на состояние культуры. Беспокойство, которое возникает в связи с этими реформами, тем сильнее, что сама отечественная культура как особая отрасль и прежде всего её материальная база последние пару десятилетий активно «погружаются в рынок», то есть целеустремлённо и безжалостно уничтожаются.
БОГ В ДУШЕ, А В ХРАМАХ – БАТЮШКИ…
И надо, конечно, заступиться за церковь. Она ощутимо страдает от некоторых прихожан. Одна из глав в книге Александра Дворкина* «Афонские рассказы» посвящена этой теме и названа соответственно: «Как мы мешаем людям приходить в Православие». Дворкин рассказывает о двух своих друзьях-знакомых, англичанине и американце, принявших православие. О том, какие с ними случились истории, когда они впервые вошли в церковь. Англичанин был первый раз в нашей стране, ещё в СССР. «Был конец лета, Москва казалась почти пустой. Мой знакомый бродил по улицам, смотрел по сторонам и всему радовался. Вдруг он увидел православный храм с приоткрытой дверью. А ведь в то время большинство московских храмов (как и во всей стране) были, что называется, недействующими. Англичанин зашёл в дверь и натолкнулся на полную даму в синем халате, моющую пол. Она стала сердито на него кричать, тесня его к выходу. Языка он не понимал совсем и чем вызвано её раздражение, уразуметь не мог. По-русски он знал всего три слова и решил употребить сразу два из них. «Христос воскресе!» – воскликнул он, широко улыбаясь разгневанной даме. «Нет!» – отрезала она, выпихнув его на паперть и хлопнув дверью ему в лицо. Это было третье тогда известное ему русское слово». С американцем нечто похожее вышло в Америке, в Сиэтле. Привлечённый незнакомой архитектурой храма, он заглянул в него из любопытства, когда шла служба. «Внутреннее убранство этой церкви поразило его своей необычностью. Всё пространство посередине было пустым – столь привычные скамейки отсутствовали. Впереди мерцало тусклое золото стены из священных изображений. Они были повсюду – на стенах, на специальных подставках, но стиль их был ему совершенно непривычен. Молящихся в храме он вообще не заметил – может быть, там и было несколько человек, но они не запечатлелись в его памяти. Невидимый хор (очевидно, он размещался наверху) пел странные, совершенно неземные мелодии. Прошёл бородатый священнослужитель в странной парчовой накидке, кадя весь храм по окружности. Но, не смотря на эту пустоту,
------------------------------------ * Александр Леонидович ДВОРКИН род. в 1955 г. в Москве. С 1977 г. по 1991 г. жил в США. Окончил Нью-Йоркский университет (бакалавр по специальности «Русская литература»), Свято-Владимирскую православную духовную семинарию (кандидат богословия). В 1988 г. защитил докторскую диссертацию «Иван Грозный как религиозный тип» (Фордхемский университет в Нью-Йорке; руководитель протопресв. Иоанн Мейендорф). Работал в Отделе религиозного образования и катехизации Московского Патриархата. 1993-1999 г.г. – профессор церковной истории Российского Православного университета. С 1993 г. возглавляет Информационно-консультационный центр (с 2003 г. – Центр религиоведческих исследований). Ныне – профессор, зав. кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, вице-президент международного института по изучению современного сектантства «Диалог-центр», член Совета директоров Европейской Федерации Центров по изучению деструктивного сектантства (FECRIS). мой знакомый явно ощутил Божественное присутствие в этом храме. Так он стоял, не зная, где он находится – на небе или на земле, как вдруг он заметил древнюю старушку. Тяжело опираясь на свою палочку, она зашла в храм и направилась к иконам. Поцеловав ту, которая была помещена на центральном столике со скошенной крышкой, старушка стала прикладываться к изображениям, висевшим на стенах храма. Видно было, что ходить ей трудно, но она продолжала свой многосложный паломнический путь. Обойдя все иконы, старушка направилась прямо к моему знакомому, одиноко стоявшему посреди пустого храма. Когда она подошла вплотную к молодому человеку, тот широко улыбнулся ей и хотел было поздороваться, но она довольно ощутимо ударила его своей клюкой по ногам и сказала с резким русским акцентом : «Это моё место!». Знакомые Александра Дворкина, и англичанин, и американец, потом, тем не менее, покрестились, стали православными христианами. Увы, далеко не всегда подобные истории имеют столь благополучный исход. Мне уже приходилось писать (в очерке «Сигнальные костры») о священнике из Чугуевского прихода, к которому люди могут попасть (а могут и не попасть) лишь по записи после собеседований с его доверенными. Точь-в-точь, как попадали (или не попадали) в старые времена, когда он работал в райкоме партии. Совсем недавно весьма характерную историю довелось услышать от старожила одного приморского города. В ответ на просьбу объяснить суть православного праздника настоятель одной из церквей вошёл в неукротимый гнев и прогнал просителей от себя со словами: «Идите вон, устраиваете здесь бесстыжее шоу!». История сама по себе нелицеприятная, но ещё хуже, что изгнанные из храма люди боятся даже рассказывать о ней и просят не называть своих имён. Участники этой истории уже несколько месяцев звонят и пишут мне, чтобы я ненароком не раскрыл их инкогнито. Вспоминают, как пытались публично, в том числе через прессу выразить своё отношение к некоторым не совсем привлекательным поступкам священнослужителей, но, цитирую, «ничего это не дало, кроме личных неприятностей». Не уступает Чугуевке с означенным городом (неназванным мной по выше изложенной причине) и Владивосток. Священник одного из главных храмов приморской столицы прихожанам и прихожанкам, только окончившим школу, категорически не советует (запрещает!) поступать на учёбу даже на отделение религиоведения и теологии: «С тебя и молитвы хватит!». Это требует каких-нибудь комментариев? Мы должны безропотно всё принимать и терпеть или имеем право высказать свои недоумения отдельным служителями церкви? Вопрос считается настолько деликатным, что его обсуждать или хоть как-то осмысливать не пристало. А ведь от некоторых церковников церковь страдает никак не меньше, чем от иных воинствующих атеистов. Стало быть, вера наша и, как следствие, наш народ тоже немало претерпевают. Недавно совсем. Приходит старый знакомый – батюшка, с которым мы несколько лет весьма, думаю, плодотворно сотрудничали. Критикует «отдельные места» в отдельном моём произведении. Ставит диагноз – порнуха. Категорически требует срочно всё исправить. Правда, не знает (или не говорит), как. Судя по тону и несгибаемости суждения, мне следовало догадаться – лучше всего сжечь книги. Я ему: кто определил, что это порнография? Он мне: я сам пять раз прочёл и с таким-то вот батюшкой посовещался, и секретарь в епархии с нами согласна. Я ему: есть разница между церковью и литературой, художественное произведение и проповедь – не одно и то же. Церковь стоит против греха, но это не значит, что не пускает грешника на порог. А литература этот грех диагностирует. Так вот выходит, что среди людей встречаются грешники, и художник пишет живых людей, он не может из них делать картонных ангелов, иначе он не художник. Претензии за эти греховные, как вам кажется, сцены или сюжеты надо предъявлять не писателю, а жизни, которую искусство отражает со всех сторон. Он мне: это безнравственно, это преступление, вы растлеваете души, я вот вашу книгу прочёл, мне понравилось в основном, но отдельные страницы я просто вырвал – вдруг они детям попадутся на глаза? Я ему: извините, вы, вообще, классическую литературу немножко читали? В тысячах произведений тысячи страниц «про это» – по степени откровенности и живописности я к ним даже приблизиться не могу. Может, нам сначала сжечь (тут я перечислил много имён, даже великих, и книг, в том числе всемирно известных, – каждый читатель может составить свой список) – сначала, говорю, сжечь их, а то ведь ненароком тоже на глаза детям попадут – ведь книг-то этих во всех библиотеках навалом? Он мне: нет, вы обязаны!.. мы не можем… мы не допустим!!. вы не имеете права, и мы с вами не будем!!!... Я ему: простите, но, в конце концов, цензуры у нас нет! Он мне: однако вы должны!.. Я ему: извините, я в делах церкви мало понимаю, потому ни советов вам дать не могу, ни оценок. Но в литературе, мне кажется, немножко разбираюсь. Не уверен, что ваш приговор справедлив. Может быть, обратиться всё-таки к профессиональным экспертам за помощью, а так мы дальше обмена мнениями не двинемся, поскольку вы, очевидно, любые отступления исключаете, а меня, признаюсь, в своей правде не убедили. Очень бы хотелось, говорю, чтоб вы прочитали Юрия Поликарповича Кузнецова, он великий русский поэт, много сделавший для нашего возвращения к христианству, к православию – больше, может быть, чем все знакомые мне батюшки, но у вас бы, наверное, к нему вопросы возникли. Кузнецов признался неслучайно: «Моя поэзия – вопрос грешника». Сказано, наверное, от имени всех писателей… Он мне: … Что-то, вижу, шибко известное, даже до боли знакомое. Не сразу, не без труда, но, в конце концов, определил, вспомнил: батюшка со мной разговаривает, как когда-то секретарь парткома, а то даже сам секретарь партийной комиссии перед вынесением очередного фитиля с занесением в учётную карточку. Я уже этого в своей жизни навидался и натерпелся на все годы вперёд, так что долго беседовать в таком тоне был не очень расположен. Строгий мой наставник, учитель мой литературный скоро ушёл, хлопнув дверью, всем видом давая понять, что теперь я враг – враг ему лично и враг Русской православной церкви. Стало очень жалко батюшку: вон чего по телеку круглосуточно обрушивают на всю беззащитную страну, что смотрит стал и млад, и против чего батюшка, очевидно, не возникает, поскольку понимает, как это было бы смешно и наивно, а тут вот захотел порядок навести, да я почему-то не внял и не дал православному исполнить его высокого долга… Садись и пиши вслед за Александром Дворкиным вдогон главе «Как мы мешаем людям приходить в Православие» главу под названием «Как мы выгоняем людей из Православия». Но я пока повременю «выгоняться» – батюшки, они приходят и уходят, а Господь наш, Иисус Христос, остаётся. Дело, конечно, не в церкви, не в православии – дело в людях, в их воспитании, в их культуре. Недостаток этой культуры мы ощущали всегда. И в нашей литературе (как, впрочем, и «не в нашей» тоже) существуют многочисленные символы такой «культуры» и впечатляющие образы её носителей. Увы, со временем никак не утрачивают «связи с жизнью» ни почти весь Салтыков-Щедрин, ни половина Гоголя, ни хорошая часть Чехова, ни булгаковское «Собачье сердце», ни шукшинское «Что же с нами происходит?», ни «Прохор семнадцатый» вместе с некоторыми «другими» Гавриила Троепольского… А Пушкин? И с этой темой нам одного Александра Сергеевича на сто лет вперёд хватит… Объяснимо, что среди священников, сословия по сути заново нарождающегося, есть люди, которым недостаёт культуры, и надо, наверное, сказать тем, кто, ощутив в них преграду, остановился перед входом в храм: идите дальше, не останавливайтесь, не иссушайте сердце своё сомнениями, вдруг увидев частность, желающую закрыть собой Целое. Возвращаемая вера ещё не укрепилась в нас, а образование уже опасно раздрызгали! В Дальневосточном государственном университете на отделении теологии и религиоведения преподаёт (бывшая выпускница этого отделения!) молодая дамочка. «Вы – личности! Наплюйте на всех! Будьте тем, кто вы есть! Требуйте, требуйте уважения к себе! Будьте буддистами, баптистами, юристами, что понравится, тем и будьте!». Это – что? Глупенькое заигрывание, дешёвенький популизм, смешная жажда популярности? Природное слабоумие или хорошо осознанное предательство? Предательство, прежде всего, по отношению к тем студентам, которых это чудовище научает жизни. «Будьте и требуйте»! А если они ещё никем не успели стать? Не сумели? Станьте личностью – вот к чему их надо призывать, вот чему их надо научать в первую голову. А когда станут – они без всяких идиотских призывов решат все остальные вопросы. И профессиональный выбор сделают, и в вере, надо полагать, определятся. И требовать будут прежде всего с себя. И без уважения не останутся, но хватит ума – не станут внушать его нахрапом, а честно заслужат делом. Беда – эту воительницу ведь никто теперь не остановит, пока сама куда-нибудь не смоется или не помрёт. Вторая беда, много большая, – она себе и продолжателя сыщет, выпестует идейного наследника, который, как водится, «достойно продолжит великое дело»! Мы катастрофически быстро утрачиваем главный критерий, определяющий подлинность культуры. Нравственность. Культура душеполезна. Всё остальное – её антипод. Были времена: с этой бедой, воинственной малокультурностью, всё же пытались бороться. Государство в целом, культурные учреждения и учебные заведения в частности, творческие союзы, общественные организации и т.п.. Сейчас, кажется, культуре брошен последний вызов, брошен прежде всего именно государством. Создаётся устойчивое впечатление от происходящего в последние два десятилетия: культура должна быть уничтожена. Было время: церковь нуждалась в поддержке культуры, но культура, сама находящаяся под плотным идеологическим колпаком, мало чем могла помочь. Сегодня не просто поменялся характер эпохи – эпоха сменилась. Теперь, чтобы как-нибудь (лучше всё-таки – по совести!) жить, надо меняться нам всем. И помогать – каждый каждому. А для этого желательно друг друга понять, а коль не получается понять – хотя бы не давить, не учить уму-разуму силком, не командовать и не выказывать превосходства, даже если оно и вправду есть. Представляется странным, что церковь и культура, которые порой невозможно (и не нужно!) отделять друг от друга, могущие и должные существовать в двуединстве и вместе способствовать строительству народной души так же, как строительству народной жизни, часто оказываются в необъяснимом и опасном противостоянии.
ЧТО ОСТАВИМ ПОТОМКАМ?
Этим, отнюдь не праздным, вопросом задаётся в ежегоднике «Сихотэ-Алинь–2008» заведующая отделом краеведческой библиографии Приморской государственной публичной библиотеки имени М.Горького Нина Иванцова. Она уловила характер нашего окончательно революционного времени, на знамени которого, кажется, написано незабвенное ильф-петровское: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». «У меня приморская глубинка, не имеющая своего летописца, – не может скрыть беспокойства Нина Семёновна, – вызывает чувство тревоги и желание каким-то образом воздействовать, прежде всего, на библиотекарей. Именно они могут объединить творческие силы города или района вокруг библиотеки, собрав учителей истории и географии, историков-исследователей, краеведов, профессиональных писателей, других творческих личностей в различные клубы по интересам. Библиотекари могут поставить перед ними задачу по изучению белых пятен и восполнению имеющихся пробелов, издавать небольшие поэтические сборники, проводить различные чтения…, на которых могло бы прозвучать слово летописцев малой родины». Да ведь и мы – о том же! Ещё лет двадцать-тридцать назад вопрос не стоял столь остро. Периодика была внимательна к событиям и людям, действительно достойным, чтобы их знали и помнили. Планы книжных издательств непременно включали в себя историческую и краеведческую литературу… Давно нет в крае государственного издательства. Многочисленные СМИ живут рекламой и продажей печатных площадей всем, кто желает и может их купить. Им не интересны люди сами по себе, им не нужны какие-то там исторические летописи – нужны «бабки»… Дни славянской письменности и культуры замыслены прежде всего для решения этой задачи – пробудить интерес к истории и культуре, организовать людей для борьбы (без целеустремлённой, повседневной борьбы уже ничего существенного не сделаешь!) за восстановление неискажённой исторической памяти, за сохранение всего богатства культуры, веками накапливаемого народом. Казалось бы!.. Как там, у М. Кундеры? «Клара не возражала мне, и мы провели ночь в счастливом взаимопонимании». Увы, это у Кундеры. У нас с взаимопониманием местами что-то как-то немножко не так. В основном, попробуем согласиться, без проблем, но местами, да, выходит не очень складно. В который раз приходится напоминать себе: русская судьба, конечно, прежде всего, – в руках русских людей. Мы сами себе и угнетатели, и угнетённые, сами себе губители и спасители. Нет ничего глупее и вреднее убеждения, что судьба наша решается какими-то другими дядями в ближнем или дальнем дворе, а сами-то мы ничегошеньки с ней поделать не можем. Спасём культуру – спасём себя. И вот я хочу задать вопрос тем, кто после шести проведённых на дальневосточной земле праздников славянской письменности и культуры продолжает не просто стоять в стороне от них, но с завидной настырностью пытается вставлять палки в колёса автопробега. Вы против чего возражаете? Против Дней культуры? Против Дней именно славянской культуры? Против такой формы их проведения? Или против нашего в них участия? Мы готовы быть гостями. Сделайте так, как мы, и – отойдём в сторону. Сделайте лучше нас – мы обрадуемся и большими буквами везде напишем: в Приморском крае в такой-то раз проходят Дни славянской культуры, которые потрясающе организовали… эй, кто там, назовитесь! Назовитесь, выйдите вперёд, мы потеснимся, мы пропустим вас, мы вообще уйдём – забудьте, не вспоминайте нас никогда! Только, пожалуйста, проводите Дни славянской культуры. С 24 мая по 6 июня – каждый год в любую погоду. Ау! Куда вы попрятались, вы, которые кричите за спиной или шипите за углом? Вы живы? Отзовитесь!.. Пятнадцать лет назад в Театре кукол, где отмечалось 85-летие Павла Васильева, на сцену выскочил раскалённый человечек и, перечислив свои великие звания, забрызгал слюной в микрофон: у него де… украли Павла Васильева! А «эти», организовавшие юбилейный вечер (Приморский фонд культуры, краевая Приморская и городская Московская организации Союза писателей СССР…), ни много ни мало – негодяи, такие сякие – хуже не бывает! И побежал по кабинетам краевой власти возмущаться: лишь он, подлинно и неповторимо талантливый, единственный настоящий член Союза писателей, имеет право, только ему следует доверять все культурно-литературные дела! Есть такие – всю жизнь куда-нибудь бегают. Стучать и требовать. Прогибаться и просить. Наш герой до сих пор занимается любимым делом. А Павлу Васильеву совершенно незаметно исполнилось и 90, и 95 лет. В этом году – уже 100. В городе, где впервые были напечатаны стихотворения великого русского поэта, официальное писательское сообщество о Павле Васильеве как-то не очень и вспомнило… Они встречали нас несколько лет подряд, что называется, хлебом-солью. То есть бутербродами с колбасой, чаем с конфетами, словами и улыбками – слаще всяких конфет. И вдруг… «Знаете, никого собрать невозможно. Не идёт народ на вас. Надоело одно и то же». И, конечно: «управление культуры запретило с вами работать». Если народ не идёт, что запрещать-то? Нечего запрещать, всё само собой кончено… Придумайте что-нибудь простое и ни для кого не обидное! Предполагаете, мол, в этот день побелить потолок или полы перестелить. А лучше, конечно, сказать правду: мы вас лично не очень любим, да ведь никто никого и не обязан любить, так что не обижайтесь. Здоровому человеку понятно – при таких делах обижаться не на что, насильно мил не будешь. Насчёт «одного и того же», скажем честно и без напускной скромности, – враньё. Мы ни разу нигде не повторились. Ни в чём. Каждый год – обновлённые экипажи: одни уходят, другие приходят. Жанры – разные. У музыкантов – репертуар меняется. У композиторов – обязательно новинки. У бардов – всегда непременно что-то новое. Всё, как говорится, эксклюзивно,– любая встреча единственная, не похожа на все предыдущие. Это вообще – наш принцип. Да ведь и аудитории всегда другие, а если одни и те же люди приходят на встречи, значит, их позвал интерес – на праздник культуры и письменности за шесть лет не привели силком ни одного человека! «У нас отмечается День защиты детей, мы заняты»… До сих пор Кирилл и Мефодий неплохо вписывались и в День библиотек, и в День пограничников, и в День защиты детей. И во всех прочих городах-весях вписываются по-прежнему. Говорят, даже очень удачно. Но здесь, может быть, кто-то вмешался? Маг и экстрасенс, никогда нас не видевший, иначе придумал бы другие доводы для отказа, не такие смешные. Но, видать, человек в авторитете или начальник непререкаемый… Да, повторим, до сих пор нас и здесь очень хорошо принимали – и отпускать не хотели по окончанию встреч. Не похоже, что лукавили. Без чаёв обошлись бы, без лишних слов, и мы бы всё без слов почувствовали... Ноябрь 2008-го. Письмо по электронке: «Вы поэт? Возможно, мы с вами встречались в (N) в библиотеке». Долго не знал, что делать. Встречались, не встречались – ни подтвердить, ни опровергнуть. А положительно ответить на вопрос «Вы поэт?» как-то надо ещё смелость иметь. Пушкина иногда читаю… Но ничего не бывает просто так. Не стёр письма и – пришло время… «14. 04. 09. Добрый день! мы… опять готовим дни культуры. В этом году, как в прошлом, они пройдут по двум маршрутам. Хотелось пригласить Вас на новую встречу, но директор… отказалась от сотрудничества с нами, объяснив своё решение тем, что мы надоели, и на встречу никто не придёт. Возможно, нам удастся организовать (проездом) творческую встречу в другой аудитории. Если Вам интересно – сообщу…» «15. 04. 2009. Здравствуйте…! Для меня просто шок это ваше сообщение. Как это нам не интересно? Мы здесь варимся в собственной каше. Лично для меня та встреча в библиотеке была прикосновением к настоящему. Хотя в библиотеку в тот день я попала совершенно случайно. Даже можно сказать, по-наглому пролезла. И нисколько не жалею. Это было очень здорово! Конечно же, мне интересно. Буду рада новой встрече…С уважением… На всякий пожарный, чтоб снова не потеряться, мой эл. адрес… и телефон…». «16. 04. 2009. Спасибо на добром слове. Работать у вас мы всё равно будем. Не будет лишней помощь в том, чтобы собрать аудиторию. Ваши коллеги говорят, что народ у вас не очень лёгок на подъём. Мои помощники выйдут на Вас с нашими нуждами, если не возражаете». «16. 04. 2009. 05-07. Здравствуйте... Чем смогу помогу. Не знаю, я, наоборот, думала, что наши легки на подъём, как никто другой. Просто информация не до всех доходит по каким-то причинам. Я Вам писала, что на встречу попала случайно. Это где-то «вытянуть» мероприятие или поработать «свободными ушами» нас приглашают. А пообщаться с вами вживую… Не дай Боже ещё прогресс какой пойдёт. Я могу поговорить с директором... У нас добрые отношения. Подумаем, как вам помочь, пусть выходят Ваши помощники на меня». «16. 04. 2009. 05-15. Аудиторию собрать совершенно реально. Могу на учебные заведения выйти. Только держите меня в курсе событий. Удачи!.. Возможно, зал более достойный пробьём для встречи, ну и все прочие преимущества. До свидания». Всё состоялось. Как мы хотели. Даже лучше. Вместо одной встречи – три. И народу везде – вдвое, втрое больше прежнего… Говорят, на наших встречах были особые гости. Кто-то входил, когда уже всё начиналось, садился в глубине зала, тихо досиживал до конца и молча удалялся, стараясь себя не обнаружить. А на следующей встрече появлялся снова. Мы видим в этом хороший знак. Мы забыли всё, что нам может мешать. Где это было, кто какую роль играл в этой истории… Не случайно здесь нет названия населённого пункта, нет фамилий. Давайте работать! Мы равны перед Богом и перед жизнью, равны друг перед другом, и никто никому ничего не должен. Если только – все и каждый – не должны своей земле, своей истории, своей Родине.
«КОСМИЧЕСКИЙ СОРБЕНТ», или «ПИСАТЕЛИ В ШОКЕ»
Целое произведение: «Хранит Россия древний ген… / Как много в ней живет народов! / Она космический сорбент / Для новой человеческой породы». Отрывок: «…Смотри в глаза правде, покуда ты в силах. / Сломался? Вставай, собирай по частицам / Своё уничтожено рваное тело. / Ведь это не дело и мне надоело». Пол-отрывка: «гостиница что надо… услуги все здесь рядом». На десерт – фантастически поэтическая рифма: «прилавки – китаянки». Согласимся же: неповторимый образец! Пол-отрывка с образцом созданы вдохновением профессионального поэта. То бишь члена Cоюза писателей. Всё процитированное напечатано в альманахах «Литературный Владивосток», «Живое облако» и в «Литературной газете Приморья». Издания редактируются не рядовыми членами СПР* и СРП**, но многократными лауреатами и даже почётными гражданами, каких теперь стало, по сравнению со строгими
---------------------------------- * Союз писателей России. ** Союз российских писателей
советскими временами, числом поболе, ценой помене. Беда моя – тщательное чтение. В этом пробеге читал несколько книг сразу. Одна книга – дорога, которой мы ехали. Вторая, третья, пятая – те, что нужны для выступлений перед читателями-зрителями. Ещё одна – прихваченный в путь по совету доброго знакомого альманах. Он сам не прочёл до конца. Хотел выбросить. «Но, – сказал, – знаешь, книги выбрасывать рука не поднимается, почитай, что твои коллеги пишут, и уж сам реши, что с этим делать…». Читаю. Выбрал широко неизвестного романиста. Отрывок из чего-то эпического… Не подряд. Вообще-то, обычно начинаю с начала и – дальше, так сказать, без купюр. Но тут всё-таки дорога. Короткий привал – открыл наугад. «…Чугунов не ощущал этих проявлений природы…» «…запудрить мозги такому матёрому волку вряд ли удастся...» «…мысли, словно молнии, вспыхивают в мозгу…» «…О чём задумался? – прожевав кусок сочной телятины и запив охлаждённой минералкой, вор тяжёлым, въедливым взглядом попытался влезть Виталию в душу…» Все-таки пришлось выбросить… Ну как доказать, что «ощущать эти проявления природы» и запудривать «мозги такому матёрому волку», и «мысли, словно молнии, вспыхивают в мозгу», и «тяжёлым, въедливым взглядом… влезть... в душу» – далековато от художественной литературы, зато близко к уже пережёванной жвачке? Нет, не докажешь… Очевидно: литература – отнюдь не всё то, что где-то напечатано или вброшено в интернет под её именем. Возникает, так сказать, проблема идентификации. Она требует развитого литературного вкуса – подобно тому, как в музыке необходим музыкальный слух. Как раз с этим у нас становится напряжённо. Не то чтобы людей со вкусом стало меньше, просто мы влетели в эпоху победившего дилетантства. Сокрушительный непрофессионализм, смешной и наглый одновременно, правит бал везде и во всём. «Некоторые писатели… и что-то начали негатив воспринимать в центральных газетах, допустим, «Российский писатель», литературный (?), поэтому диагноз у всех этих читали там… и позабыли, почитали эту газету, конечно, все писатели в шоке. Почему? Потому что это просто неправда. И ответ был дан. Писательской организацией, их тоже там литературку и там ваши все организации, и буквально я «Российский писатель» получил, это интервью*, а так сказать, те, кто писал… Это было решение того, что написано в «Литературной газете». Конечно, это очень печально, это очень некрасиво сделано.
------------------------------- * Член правления писательского союза, автор многих романов, не выдающееся по грамотности письмо, которое трудно назвать обыкновенной газетной статьёй, относит к жанру интервью, демонстрируя бесстыдную профессиональную наивность.
Литератор так не поступает. Так не делается. Если ты хочешь что- то добавить, ты приди сюда, чтоб писать, что… Прежде, чем печатать,…что правда вот это и это, что допустимо… Поэтому негатив набирает обороты, злые, чумные, рабочие обороты набирает, выясняется, что очень тяжелое время, я уже вам об этом говорю, вчера в 10-15 минут сложилось такое… Поэтому не знаю, завтра-послезавтра мы будем в этом помещении, потому что мы платим деньги за аренду, мы заплатили, коммунальные услуги все заплатить, а это деньги очень большие. И вот я специально привёз – целая пачка у меня, с которыми обращался … в управление культуры, управление города, инспектору, представителю президента. А так вот – «мы вам ответим», но конкретно до сих пор ничего нет. Поэтому мы тоже держимся, тоже работаем, тем не менее всё равно не пускают, хотя всё здесь напечатали… Сколько можно так продолжать… Как у них в регионе, как люди там выживают, и так далее, и так далее. Поэтому я вам скажу – наши писатели все…. Могу сказать, за последнее время… прошлый год, этот год ещё не закончился, поэтому я не буду говорить, а за прошлый год 37… когда встреч, семь песен и семь рифмованных, то есть особенно активно работает … погранично-полковничьих… По школам, по институтам. На кораблях в этом году не были. Зам. начальника по музыкальной работе*, так получилось, что я с ним … Поэтому вот такие встречи происходят, вот допустим, (?) Александр, у нас в литературе он уникальную книгу, замечательную книгу. Эта книга, такой книги нет, это просто энциклопедия, такой труд, огромнейший ------------------------------------ * Вероятно, имеется в виду начальник отдела культуры управления по воспитательной работе Тихоокеанского флота труд… Вот за книгу о Муравьёве-Амурском, вот он, Александр Михайлович … от Бориса Лапузина тоже получилась премия Арсеньева то же самое за работу». Какая прелесть! Это – речь руководителя писательской организации – то ли Приморской краевой, то ли Владивостокской городской – Александра Ткачука на торжественном собрании, посвящённом 60-летнему юбилею оной организации (я вынужден на всякий случай предупредить, что эта самая речь, как и все остальные речи на выдающемся по интеллектуальности форуме записаны – для надёжности – на нескольких дисках). Его уже можно считать бессменным и незаменимым – так долго Александр Алексеевич возглавляет местных толстых и пушкиных, которых, видимо, всем устраивает, в том числе и как трибун тоже, или, вполне вероятно, среди которых просто не нашлось никого лучше… А вот речь – там же и тогда же – важного московского гостя, одного из главных вождей Союза писателей Геннадия Иванова (к слову – литературные московские начальники у нас не были давным-давно). «Мне кажется, вообще, что-то мы в сторону пошли, давайте выбирать, я так понимаю, что общее собрание – оно и есть собрание, оно получилось, давайте все проблемы: я скажу, что я хочу, вы скажете, он скажет, что он хочет, мы начали работать – давайте говорить о всех, о самом больном, о самом… (?), о чём угодно, для этого необязательно выбирать там всех, председателя выбирать, назначать счётную комиссию и всё такое прочее. Давайте, вы уже начали работать. Если вы позволите, я скажу своё мнение. Ну, в России приморские писатели двадцать лет без копейки. Я не буду много говорить о том, о чём вы сами всё знаете, хотя, для начала, хочу сказать – для того, чтобы многое знать, что творится в писательской организации, почитайте газету «Российский писатель». Есть сайт российских писателей, который каждый день обновляется, каждый день идёт новая информация, я думаю, что для пожилых людей, может быть, трудно в Интернет выходить, но если кто помоложе есть, как-то сообщайте друг другу, что происходит, потому что там всё становится ясно, когда прочитаешь этот сайт российских писателей, становится ясно, какие писатели хорошо живут, какие плохо живут, у кого что происходит. В целом я скажу так, чем занимается Правление писателей России, вот именно занимается тем, прежде всего, что в эти трудные годы, когда власть считает, что писатели стали не нужны, а когда национальная идея – рынок, рынок, рынок, всё, что мы делаем – чтобы как-то организации писательские на плаву всё-таки держались, потому что, в принципе, могло всё это распасться, и каждый писатель работал бы сам по себе, или собирались бы в какие-то ячейки, как в (?) годы всякие разные. Мы пытаемся всё-таки сохранить организации и сохранить в единстве, как они остаются, и, в общем, пока получается, не смотря на то, что где-то происходят и расколы, например, вот какой же авторитет Валентин Григорьевич Распутин, и, тем не менее, организация не смогла удержаться в единстве своём, разделилась…» Завидный ум, потрясающее ораторское искусство!.. Разумеется, существует изначальная разница, иногда и разительная, между устной и письменной речью. Понятно, диктофонная запись не всегда чётко прочитывается, в расшифровке возможны неточности вплоть до подмены слов. Но даже неуклюже выраженная мысль, если она ясна самому говорящему, выскажи её устно или сформулируй письменно, всё-таки будет внятна слушателю и читателю. Что можно извлечь из приведённых писательских монологов, кроме чувства недоумения и глубокой тоски по чему-нибудь настоящему? Дорогие коллеги, не деградация ли это? Однако будем справедливы – писательские организации едва ли хотели столь печального развития событий. В стране поменялся режим, поменялась социально-экономическая модель – теперь сама страна другая, общество, люди – всё другое! Могли ли писательские организации в этих условиях сохранить вчерашний статус вместе с былыми достоинствами и прежним авторитетом? Вопрос риторический. Творческие союзы оказались не в силах проложить свой путь, обрести должную живучесть при желанной самостоятельности, в очередной раз подтвердив, что жить в обществе и быть свободными от общества нельзя. В новых условиях они оказались перед очень простым выбором: либо прекратить своё существование, либо, приспосабливаясь, пойти в услужение к власти. О чём, пусть несколько косноязычно, но очень определённо, и доложил приморским мастерам пера долгожданный высокий гость, приехавший поздравить коллег с юбилеем. «У нас в России очень много зависит от власти, может, даже и всё. Поэтому неправильно было в начале 90-х годов, Союз писателей России тоже в этом смысле, ну, тут Ельцина под суд, всё прочее, прочее, и некоторые писательские организации ушли из Союза писателей России, вообще не хотели с властью иметь никаких контактов. Но оказалось, что контакты всё-таки нужны, необходимы, без них никуда не пойдёшь, потому что миновала нас (?) с руководством федерального округа, мы проводим уже пятый (день-?) подряд дни российской литературы в Центральном федеральном округе, до 150 человек писателей приглашаем по всей России и едем то в Липецкую область, несколько дней выступаем, всякие разные мероприятия проводим... Псковская область, Белгородская область, Орёл, Рязань – везде, где мы проходим, во всём этом участвуем…». Интересно, сколько этот литчиновник получает за свои разговоры от власти, от которой зависит всё, в том числе, очевидно, и его чиновничья получка? И всё-таки: «Хранит Россия древний ген…». Даже непонятно, с чего же «все писатели в шоке»?.. Но есть, действительно, проблемы. До глубинки, ещё интересующейся литературой, доходят, по преимуществу, имена. Нет произведений. Может, они есть где-то, а до нас не дошли? С другой стороны, как же много такого, что облауреачивается, вписывается в многообразные шорт-листы, расхваливается модными говорящими головами, но не обязательно является литературой! Подражая «культурным центрам», литературно скудеет провинция. Многие люди с задатками быстро сходят с дистанции. Как только, согласно новомодным представлениям об успешности и претенциозности (почему-то претензия стала положительным свойством человека!), начинают думать о себе больше, чем о творчестве. Учиться перестают. А это как спорт: не стал ходить на тренировки – всё, баста. В литературе обязательно надо за кем-то тянуться. Иначе – завышенная самооценка и в итоге зависть, комплекс неполноценности, самопоедание. Бытование литературного сообщества – не внутрицеховое явление. Это отражение чего-то более значительного, всероссийско-всенародного, общегосударственного. Это опять – вопрос культуры, вопрос её присутствия и сбережения в нас самих, в наших умах и сердцах. Ибо культура больше нигде не живёт. И, конечно, это вопрос соответствия. Хорошо бы, чтобы каждый из нас оказался на своём месте, и никто не занимал чужого. Однако об этом можно лишь мечтать.
ДЕФИЦИТ МУЖЕСТВА ИЛИ НИЗКИЙ УРОВЕНЬ ОБОБЩЕНИЯ?
Извечный вопрос Отечества «Кто виноват?» не остаётся ли без ответа потому, что несколько неверно поставлен? Не пора ли нам спросить прямо самих себя – в чём виноваты мы? Ибо, как ни крути, а выходит: да, виноваты. 17 февраля 1992 г. из Пскова в Красноярск – Валентин Курбатов Виктору Астафьеву. «Зовут в Москву на пленум нашего полумёртвого союза. И мне бы и надо съездить – всё-таки командировку оплатят (а теперь билет до Москвы на поезде, как летом – в Красноярск) и надо бы поглядеть, что там с книжками моими про Распутина и Селиверстова, но боюсь: опять, конечно, брань пойдёт, суесловие, нарядная ложь со спекуляцией на «исстрадавшемся народе». Вообще жизнь как-то перекипела и пошла затягиваться тиной, заболачиваться. Устали все до равнодушия. Только писатели ещё покрикивают, заводят друг друга, но на них, кажется, никто уж и внимания не обращает – своих забот у людей через край…». Мудрые наши! Видят и предвидят. Видят сегодня, предвидят завтра. Виктор Петрович на Девятом – последнем – съезде Союза писателей СССР, когда кто-то из бывших братьев нагличал и буквально корчился в приступе русофобии, а кто-то (не большинство ли?) из наших наивно надеялись непонятно на что, – Виктор Петрович Астафьев вышел и сказал: прощальный съезд! Мы приехали на последнюю встречу – попрощаться. Печально сказал, но – внятно, отчётливо… Года два до этого и года три после я ещё ездил на все съезды и пленумы – всё на что-то тоже надеялся, чего-то спасал… Теперь читаю в «Российском писателе» письмо приморского, как он сам себя в этом письме рекомендует, «краевого писательского руководителя», адресованное «Главному редактору «Литературной газеты» Полякову Ю.М.; копии Председателю Союза писателей России Ганичеву В.Н., Сопредседателю Союза писателей России Куняеву С.Ю., Генеральному директору Союза писателей Секретарю Правления Середину В.Г.». Сразу чувствуется размах. И – опыт, уникальный, бесспорно, опыт. Ничего не напоминает, дорогие читатели, коллеги и не коллеги? Из какого это года? 1937-й вроде уж давно прошёл, а стиль…Да, стиль оказался живучим и потрясающе узнаваемым… Ну не будем о форме, попробуем разобраться по существу. Существо такое: «…вы печатаете порочащие нас вымышленные сведения». Вот уж воистину: умри, Денис, лучше не напишешь! Одно из «вымышленных сведений» – констатация исчезновения в Приморье краевой организации и появления вместо неё городской Владивостокской. Основание – вывеска на входе в местный Союз писателей. В опубликованном письме Александр Ткачук рассказывает, как краевые власти перестали помогать писателям и они, писатели, полагаясь на обещанную помощь города, «зарегистрировали городскую организацию по всем юридическим нормам». Так существует или не существует в Приморье краевая организация? Вот если существует – значит, я введён в заблуждение вывеской Союза писателей. Повесьте нормальную вывеску, и не будет «вымышленных сведений». А если не существует, то «вымышленные сведения» имеют место быть… в письме товарища Ткачука. «Наша писательская организация никого не объявляла исключённым» – утверждает далее «краевой писательский руководитель», уличая меня в следующем «вымышленном сведении». Но ровно через десяток строк читаем: «Несколько лет назад приморские писатели… решили вывести… этого господина из состава Приморского отделения Союза писателей». Ребята из «Российского писателя», что ж вам ещё надо-то? Неужели нюх совсем потеряли, не можете отличить праведное от грешного – ведь всё же более чем очевидно! Или вы не читаете того, что публикуете? Но дальше ещё лучше, хотя, казалось бы, лучше уже и некуда. Ткачук прямо припечатал меня к позорному столбу: «…он развалил нашу писательскую организацию настолько, что мне, когда меня избрали в 2000 г. краевым писательским руководителем, пришлось в течение нескольких лет буквально по крохам собирать, восстанавливать писательский коллектив». Буквально врёт «краевой писательский руководитель»! Во-первых, даже если бы всё было так, как он пишет, едва ли человек, хоть маленько понимающий, о чём он, собственно, пытается рассуждать, в каких, на самом деле, условиях оказались писатели с развалом Советского Союза, мог бы поставить в вину любому руководителю любой творческой организации беды, с которыми мы столкнулись после 1991 года. Во-вторых, лидер приморских вральманов маленько путает. В «Российском писателе» могли бы об этом легко догадаться, если бы потрудились вспомнить, что Ткачук у меня дела не принимал. Его предшественником был Лев Николаевич Князев. Я ушёл с должности 25 ноября 1996 года, в строгом соответствии с уставом, не предполагавшим избрание руководителя на третий срок. (Кстати, Ткачук командует уже девять лет. Устав переписали или чхать хотели на все уставы?). В 1996 году о «собирании» и «восстановлении» вопрос не стоял – организация находилась на краевом бюджете (как бы сегодня это ни показалось нашему заботливому Правлению фантастическим!), не имела ни рубля долгов, и весь «списочный состав» живо участвовал в её работе. В том числе Валерий Кузьмин из Уссурийска, Виктор Пожидаев из Чугуевки и многие другие товарищи, о существовании которых в Союзе писателей ныне напрочь забыли. При мне принципиально было невозможно, чтобы в организации голосованием решали вопрос, ставить или не ставить на учёт писателя, принятого в Союз не в Приморье, как это практикуется ныне. Мне трудно представить ситуацию, чтобы писательский штаб на улице Алеутской не мог хотя бы посчитать, сколько членов СП проживает во Владивостоке; чтобы девять лет «рулящий» организацией человек элементарно не знал имён-фамилий многих своих коллег; чтобы в писательском справочнике, изданном писательской организацией, отсутствовали не только некоторые уехавшие из Приморья или уже умершие члены СП, но и писатели, ныне здесь живущие и продолжающие работать… Странностям в нашей организации давно уже просто перестали удивляться. И вот этот Союз надо спасать? Как это можно, если он сам себя сжирает? Ну пусть бы провинция глупость свою выпяливала – в родимых пошехонях-тмутараканях этой глупости повсегда – большое количество и великое многообразие. Но ведь это же – «центр»! САМА МОСКВА! Если вы там, не видя и не слыша, что творится за Садовым кольцом или, в лучшем случае, за МКАДом, с очень творческой увлечённостью и страстью (а всё равно тоже как-то глупо) грызётесь за свои (или не свои уже?) переделкины, так не лезьте в устроители и решители дел державных! Молчите в тряпочку или сопите от натуги, собирая (или в очередной раз переделивая?) осколки обоих литфондов. Но, Бога ради, не дурите на всю Россию, не надо так незатруднительно простоту свою показывать, а то и впрямь можно подумать, что у нас страна дураков. Россия, она, конечно, смеётся, но и оглядывается на себя невольно – а вдруг я взаправду такая? Ведь это же писателя`, а как писателя` таки, чо тоды с других спрашивать?!. Коли кто желает попробовать навести порядок по всей Руси великой, пусть всё же разберётся в происходящем. Поизучает малость, кто есть кто, выслушает – хоть для приличия – все стороны. Да пусть хоть посчитает, сколько их, этих противных сторон есть, на самом деле, да хоть малость покумекает, чем они одна от другой отличны, и какая за что стоит-борется! А то ведь: кто громче стучит, перед тем двери отворяются; кто злее кричит, того и цитируют. Беспомощная политика, дорога в никуда. Потому что – а кто в попутчиках? Покажите своих заединщиков, единомышленников, товарищей своих по оружию – что они могут, что у них за душой и к чему они стремятся, умны ли, здоровы ли (тоже иногда – вопрос возникает)? Если пришлось выбирать меж кем-то и кем-то, так выбирайте по уму (в принципе, изначально, вам все должны быть одинаковы), а не вешайтесь на шею тем, кто ниже согнулся, а то даже и к ногам припал. Нет будущего у такого союза. И – такого – лучше бы его не было совсем. Потому как он дискредитирует, говоря по-русски, позорит само звание писателя. Те, кому это выгодно, стоят в сторонке и с радостью ручки потирают, знать не зная и знать не желая, что в союзах наших писательских всё меньше писателей, а всё больше – членов. Члены-то и кричат, всё борются между собой, всё чего-то делят, славу, наверное, премийки какие-нибудь… А писателей вроде и не слыхать – члены задолбали почти по всем краям-областям оставшейся у нас, но всё меньше принадлежащей нам Родины. Писательский союз (как все прочие творческие союзы) был детищем государства. Ныне государство ничего не делает для жизни этого союза – то есть, реально, делает всё против его жизни. Почему? Divide et impera. Настоящий творческий союз, объединяющий людей умных, честных, неравнодушных, да к тому же, в идеале, заслуженно известных, к которым прислушиваются люди, – неудобен, даже опасен системе, заботящейся об интересах лишь узкого круга избранных. Такой союз собирает и, объединяя, усиливает авторитет художников слова, умножает их возможности влиять на общественное сознание и, значит, заставляет власть, хочет она этого или не хочет, как-то всё-таки прислушиваться к голосу народа. Надо сказать прямо – такого писательского союза у нас сегодня нет. «Российский литератор», о котором так неуклюже говорил Ткачук на юбилейном собрании во Владивостоке, едва ли сильно способствует повышению писательского авторитета в стране. Издатели, люди из Правления СП РФ, очевидно, готовы тиснуть на страницах своего органа всё что угодно. Подхватить сомнительный слух, не разбираясь в объективности автора и правдивости сюжета. Сразу усиливаются подозрения: там у него, Правления, идут скрытые и явные войны со всеми подряд – и с «Литературной газетой», и с «Литературной Россией», и с «Роман-газетой»… И чего уж нам, безвестным и далёким, обижаться?.. Нет, обижаться не будем – спасибо скажем: и нас заметили, и даже прославили, как настоящих! Хотя – кто его сегодня знает-читает, «Российский литератор»? Досадно. С другой стороны – вот мне, например, члену Союза писателей (ещё СССР) с более чем двадцатилетним стажем, шесть самых трудных лет, когда всё в нашем писательском доме действительно разваливалось, бывшим членом правления Союза писателей России и ответственным секретарём региональной организации, какой интерес тратиться на подписку и пропаганду такого издания? Между тем, дорогим оппонентам стоило бы почитать мою статью в «Литературной газете», на которую так сильно обиделись ребята. Я там говорил о проблемах, по-моему, не местного значения – уж кому-кому, а Правлению союза они известны досконально. Было бы глупо утверждать, что у нас всё хорошо. При этом я никого не называл пофамильно. И едва ли виноват, что отдельные мои коллеги (зря они выстраивают «коллективку»!) узнали себя. Из двух организаций, из почти сотни членов писательских союзов (да плюс ещё пара сотен пишущих и публикующихся) узнали. И заявили об этом, не постеснялись, не догадались, как это выглядит. Высекли сами себя. Однако: что не нравится? Что в числе наиболее интересных литераторов-земляков я назвал немногих? «Ихних» не назвал? Всерьёз думают, что они все – выдающиеся. Смешно, но – думают. И требуют, чтоб так думали другие. Между тем, причина может быть и самая вульгарная – на перечисление полного списка наших великих (что-то возле сорока только в одной организации) потребуется места больше, чем для всей газетной статьи. Какие ещё претензии? Привычное уже – Тыцких развалил Союз писателей. А они его, то есть Союз писателей, спасли. А он, то есть Тыцких, за это клевещет на них, бедных-несчастных-беззащитных. Но если спасли – значит, было что спасать? И уж вторую пятилетку я к вам близко не подхожу – чем мешаю-то? Враньё наивное, такого в детском садике много бывает. Наглое – тоже подойдёт. А более всего, опять приходится повторить это слово, – глупое. Но я сомневаюсь в авторстве Ткачука. Это превращение Савла в Павла едва ли было ему по силам. Суть в другом. Он хоть и не выдающийся стилист и без посторонней помощи так складно сочинить, скорее всего, не смог бы, однако за помощью, разумеется, дело не стало. При всём при этом Ткачук, мне думается, не больной. А чтобы в одном абзаце написать «мы не исключали», а в другом рассказать, как именно исключение произошло, надо, конечно, иметь сильно изменённое сознание. Как бывший фельдшер, говорю: тут логика близка к шизофрении. А может, просто – страх? Писатели – тоже люди… Он ехал со мной в поезде «Новосибирск-Владивосток» – журнал «Сибирские огни» номер шесть за текущий год. На странице 118 у Зинаиды Кузнецовой в «Самоубийце» (одном из двух рассказов, напечатанных под общим названием «Гонзо-трип-репорт») обнаружил следующее: «…перед самым началом спектакля случился весёлый трэш – белетёрша бойко зашла в полный, спрессованный зал и скомандовала: – Ряд седьмой и восьмой боковые места – встать! По команде синхронно, со скотским выражением на лицах, встали два парня в серую полоску. Одинаковые, как сиамские близнецы… Через 20 секунд выяснилось, что это всё-таки их места. Это был косяк какой-то парочки, посягающей не на те стулья. Остаётся гадать, чего ж тогда полосатые, как два полудурка, вспрыгнули по команде. Мы можем только предположить, что они прошли подготовку в военном училище, где их каждый божий день заставляли драить сортиры собственными языками и питаться объедками со стола администрации учебного заведения, ползая у них в ногах и вымаливая десерт. Ну и, само собой, налицо результат длительного присутствия в роли мальчиков, которых дрочат, начиная с первого дня в школе. Страх этот остаётся с нами навечно, просачиваясь на работу и в собственную семью». Нет сведений – извинилась ли белетёрша перед бедными «сиамскими близнецами»? Скорее, и не подумала. Иначе автору пришлось бы очень удивиться и, конечно, написать подробности… Виктор Петрович Астафьев говорил: «Мера мужества – мера таланта». Ни прибавить, ни убавить. Да всегда ли дело в этом? Профессор Юрий Салин соглашается с Астафьевым: «…одним, большинству, не хватило мужества»,– но добавляет: «другим – уровня обобщения». Адекватный взгляд на мир доступен тем, кто не ведётся за частностями, хотя бы и очень выразительными, но обладает способностью к обобщению на достаточно высоком уровне. Пишущая братия сегодня выглядит как-то не очень убедительно, временами – просто жалко. Что это – дефицит мужества или низкий уровень обобщения? О мужестве, думаю, лучше помолчать. Насчёт обобщения… Надо всё-таки, чтобы «обобщалка» работала. Чем ещё люди могут руководствоваться в своих действиях (или бездействиях)? Не всё удаётся списать на страх или неспособность широко мыслить. Что остаётся? Маленькие интересы граждан, у которых более всего развит хватательный рефлекс, оказавшихся там, где должны быть люди совершенно другого уровня. Что самое интересное – эти граждане и имеют шанс преуспеть в дальнейшем. Именно этот психотип легче других адаптируется к рыночным законам. Собственно говоря, этот биологический вид (я бы назвал его нэпманским) для того и существует, чтобы создавать их, жить по ним и стоять на страже этих законов. И потом – они как-то легко и быстро размножаются, а там уже берут числом. Впрочем… Это ведь тоже – страх! Страх потерять, что имеешь, или не получить, чего хочешь. Так что формула Астафьева, кажется, универсальна. Мера мужества – мера таланта. Где нет таланта, там мужества не будет. И возникают проблемы с элементарной порядочностью. Потому что отсутствие таланта надо чем-то компенсировать.
ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ? Из всех искусств для нас важнейшим является кино. В.И. Ленин Александр Понкратов-Чёрный – актёр, которого нет нужды представлять российскому кинозрителю: «Вот говорят: кризис, кризис... Меня волнует не финансовый кризис. Я думаю всё время: а нет ли кризиса духовного? Страшно раздражают пошлость и неграмотность в новом российском кинематографе... Очень плохая драматургия. Примитивная, просто никакая режиссура. Это удручает, бесит. Хочется в запой уйти всякий раз, когда вижу такие фильмы. Думаю: «Господи, неужели мы такие глупые? Неужели в России мысли нет никакой?» Недоноски снимают сериалы. Я смотрю их – только слова произносят люди, ничего не играют. А про что кино? И этих бездуховных тварей величают творцами!» Сергей Урсуляк – кинорежиссёр, снявший «Ликвидацию». «Меня дико раздражают механические перемены плюсов на минусы. Человек, который всю жизнь ходил с красным знаменем, вдруг с хоругвью появляется... Мне кажется, сегодня правильная позиция – осознать, что это трагедия и одних, и других. Просто поставить точку и одинаково посочувствовать всем обманутым, всем попавшим в переплёт. Главное – посочувствовать собственной стране, которая на всех этапах делится «за нас» и «против нас» внутри самой себя.... В 1917 году очень многие порядочные люди были на стороне революции, как я сам в 1991-м был на стороне революции. Если бы мне сказали тогда, что будет, во что это выльется и как выродится... Но я был искренен в тот момент, как искренни были многие в 17-м году. Они знать не знали, что начнётся потом... Почитайте Толстого, Куприна. Вспомните Григория Распутина... Наконец, посмотрите сводки происшествий 1914-1916 годов. Это абсолютно проецируется на наше время – те же пьяные кутежи, то же вопиюще хамское отношение богатых к бедным. Это не могло не вызывать раздражения, как это не может не вызывать раздражение сейчас. Я сам в полном порядке, но вот сейчас снимал в провинции и вижу, как живут люди». Здесь всё понятно, и душа, измученная противостоянием своих со своими и не прекращающимся (сто лет, двести, триста…) братоубийством, жаждет – безоговорочно и спасительно – со всем согласиться. Но… Ах если бы Урсуляк, не принимая «механических перемен плюсов на минусы», сначала раздражался тем, что бывший преподаватель марксизма-ленинизма махом перелицевался в апологета подлинных – буржуазно-капиталистических, разумеется! – ценностей и свобод; если бы он сперва огорчился тем, что недавние скромные слуги народа в одночасье обзавелись многомиллиардными состояниями, а уж после – тем, что ходивший с красным знаменем вдруг появился с хоругвью… Тут незатруднительно увидеть признак новейшей революционности, которой дорогой наш современник воспылал в 1991 году, когда эта революционность не просто была разрешена, но стала предписываться властью, стала самой этой властью. И, осознав уже, увидев, «во что это вылилось и как выродилось», человек продолжает, сам того, возможно, не ведая, оставаться на баррикадах. С той, естественно, стороны, что ему роднее классово и идеологически. Так сказать, соответствует социально-экономическому статусу. Проще говоря – весу кошелька. Не дай Бог, придётся делать «бескомпромиссный исторический» выбор – почти ясно, каким он будет даже у такого (правда, очень уважаю!) выдающегося творца. А выбор становится неизбежен, когда прижимает к краю. …Учительница совращает учеников. Директор школы лишает жизни школьников. Милиционер расстреливает граждан – первых, которые подвернулись под руку. Другой милиционер останавливает автомобиль и убивает из табельного оружия водителя, мальчишку-одиннадцатиклассника. Что особенно впечатляет – при этом рядом с метким стрелком (одной пулей поражены двое, пассажирка – в реанимацию) присутствует парочка его коллег при исполнении… Это ещё не край? А вот уже один милиционер (в форме!) разряжает пистолет в других милиционеров (тоже в форме). Сын казнит родную мать. Труп расчленяет и топит по частям. Отец закалывает дочь (родную). Почти два десятка ножевых ранений. Режет-рубит свою кровиночку на части, с дружком зарывает по лесам-оврагам и садится на кухне выпить… Хорошо рисовал, хотел быть художником... Не край?! Такого не было. Такого не было в таком количестве. Если это демократия и свобода, зачем, скажите, пожалуйста, они нужны? Кому? Убитым детям… расчленённым матерям… изнасилованным школьникам… мёртвым, над могилами которых надругались?.. Только не надо о варварской России, господа хорошие! Это заставляет вспомнить старую русскую поговорку о воре, на котором горит шапка. Когда перекушавший в Москве красной и чёрной икры, а в Париже – устриц Виктор Ерофеев с мефистофельской улыбочкой заявляет, что «Под тонким культурным покровом человек оказывается неуправляемым животным», и добавляет: «Русский пример просто убедительней прочих!», он, очевидно, имеет в виду себя. Во всяком случае, для этого у самого апокрифичного телеговоруна от литературы есть все основания. Бесценные наши апокрифисты! Там, куда вы так подобострастно смотрите, эти радости начались раньше. Там гордятся экспортом революций. Далеко не только сексуальной, хотя и в ней – если честно – чего хорошего-то? Аборты у школьниц, бесплодие у студенток, спид – у всех подряд? Вы не согласны? Подождите чуть-чуть – майор образцовой армии любимой вами страны (как же не любить – самая сильная армия, самая наглая страна – ну кто им может перечить?!), военный психолог расстреливает сослуживцев – почти полтора десятка трупов и три десятка раненых. Подождите немного – американский безработный придёт в офис, откуда его уволили пару лет назад, и начнёт убивать людей, с которыми работал бок о бок. Повремените совсем маленько, и вам покажут лицо человека, весь дом которого завален трупами убитых им женщин… Вы скажете, что у нас тоже такое есть. Да, согласимся мы, но раньше этого было несравнимо меньше, а теперь – по мере утверждения в нашей жизни ваших идеалов и порядков, становится всё больше. Мы уже обогнали, или ещё только догоняем? Однако теперь не вызывает сомнения, что именно предлагаете вы России в качестве безальтернативного образца и единственного примера для подражания. Но революции, они – разные. Приходит время – и надо делать выбор. Если революция угнетённых и обиженных – для нормального человека выбор всегда один. На стороне революции. Если моя мама, очень добрая, никого в жизни не обидевшая, худого слова ни о ком не сказавшая, с болью сердечной говорила о человеке: «Ни стыда, ни совести», это был последний приговор и диагноз. Когда мама была жива, бесстыжие и бессовестные встречались редко. Сегодня… Посмотрите в телевизор – почти любую программу на почти любом канале. О многих ли – тех, которые там, на экране – можно сказать: вот человек с совестью, человек чести? Почему мы такие? Почему теперь (дай Бог ошибиться!) большинство из нас – такие?! Человек, у которого всё в «жизни идёт плавно» и «нет желания что-то перечеркнуть, поправить, совсем вымарать, пожаловаться…». Редкий человек. Уникально редкий, по нынешним-то временам. Сергей Соловьёв. Известный кинорежиссёр, выпускник (и преподаватель) ВГИКа, умница, жизнелюб, творец, достойный не только уважения, но и самой светлой зависти. Мы уже не раз его цитировали, и снова обращаемся к нему за помощью. Так бы хотелось вслед за Сергеем Александровичем сказать: «…у меня как-то нет неразрешимых, безответных вопросов к белому свету. Мне как-то более или менее всё ясно». Ура, хоть один нашёлся в нашем Отечестве, у которого всё замечательно! Однако – не будем торопиться. Послушаем дальше: «Но вот один мучительный безответный вопрос всё-таки есть: «Где взять денег на фильм?» Я в общем-то знаю, как ухитриться жить так, чтобы много зарабатывать. Но это в наших условиях вполне специфическая жизнь. Прежде всего бессовестная. И от этого жить так, чтобы много зарабатывать, мне как-то неохота. И с «успехом» тоже вопрос непростой. «Успешным» быть тоже как-то не очень хочется. Быть «успешными» сейчас очень любят учить в школе. «Встав на труп товарища, ты становишься на десять сантиметров выше…» Такая вот философия рыночного и всяческого другого успеха». Совпадает. С нашими наблюдениями, с нашим мнением. Почему мы такие? Вопрос отнюдь не безответный. Очень даже ясный и простой вопрос. Сергей Соловьёв: «…я не испытываю восторга от преобразований в нашей жизни, которые принёс отечественный капитализм… нынешнее лицо русского капитализма абсолютно античеловечно и бесперспективно. Никакое его будущее невозможно. Любое будущее связано с жизнью людей. А у нас впереди только жизнь денег… Российский олигархический капитализм создал целое кретинское направление «соревнования с Голливудом». Мы некоторое время снимали тут, в России, под задорными лозунгами вроде «Превратим Мухосранск в Лос-Анджелес!» Можно быть половиной кирпича, но нельзя быть кирпичом наполовину. Кто и где видел полдурака? Если дурак – всегда дурак конченый, и каждый дурак – дурак последний. Мне кажется, нет никакого «русского» капитализма. Капитализм и в Африке капитализм. Везде, конечно, у него есть свои «местно-национальные» особенности, но едва ли они меняют сущность. Мне, бывает, не очень нравится, когда я слышу или читаю слово «российский» вместо слова «русский». В данном случае (единственное замечание, которое хотелось бы сделать Сергею Александровичу) представляется справедливым, чтобы было наоборот. Всё-таки «российский» капитализм, наверное, точнее. …На рыбалке. Глубинка Приморья, Чугуевский район. Земля Дерсу Узала – места Александра Фадеева, Владимира Арсеньева, Ивана Басаргина… Костёр над рекой. Таёжники. Раньше корневали (искали женьшень), охотились, теперь только рыбачат. Один ещё работает, другой уже на пенсии. Раньше бы, наверное, мяска заварили, свеженины. Или ухи – тройной какой-нибудь... В котелке поспела каша. Рисовая. Работают ложками. Один другому – улыбается: – …Вся Азия ест, ты же в Азии живёшь. А чё с хлебом-то? Рис хлеб и есть. – Да дорогой рис-то. Я даже макароны с хлебом ем. – Да… Всё дорого. Сейчас только жизнь ничего не стоит. Жизнь дешёвая. – Не скажи! Вон какие деньги мы за лекарства платим! А ты говоришь… – Да я о другом. Русский язык такой… Жизнь как жизнь вообще, в целом, и жизнь как живой человек… Вот эта жизнь теперь ничего не стоит. За сигарету могут… Задумались, замолчали. И ложки в мисках по-другому скребут, не так аппетитно, как минуту назад… «Любое будущее связано с жизнью людей. А у нас впереди только жизнь денег»… Майкл Мур. Умный американец. И честный. Большая тоже редкость. Снимает документальное кино. «Я не верю в капитализм». Объясняет. Один процент (1%) населения обдирает всех остальных. Каждый шестой – в нищете. 40 млн – малограмотных… Это – в благополучной Америке, непосредственно в самих Соединённых Штатах, по чьим чертежам мы сегодня изо всех последних сил делаем свою жизнь… Джозев (Джозеф-?) Стигму (не знаю, правильно ли записал со слуха). «Капитализм – история любви, которая закончилась?» Что-то такое – и, возможно, без вопросительного знака… Эмоции, как положено в прагматическом обществе, подтверждаются арифметикой. Мировой кризис: 700 млрд долларов в экономику США вбрасывает (в основном через банки – понятно, это самое дорогое) в виде госпомощи господин Д. Буш. Одновременно – только в одном (очень известном и благополучном) городе аж семьсот семей изгоняются из жилищ, приобретённых по ипотеке. С банками расплатиться не успели, неожиданно остались без работы... Людей выгоняют на улицу, дома со всем содержимым опечатываются, закрываются-забиваются, начинают разграбляться. Б. Абама принимает дела, добавляет к 700 бушевским миллиардам сразу 100, потом ещё и ещё сколько-то... Откуда взяли, за чей счёт накопили? Своё дело знают. Уже после первой мировой у них в долгу оказался весь мир. Во второй мировой не самые пострадавшие от войны, они (кажется, единственные на планете?) опять шибко умножили капиталы. А в новейшие времена? Лишь самые богатые могут позволить себе жить не по средствам! США делают кредитором весь остальной мир. Берут (и всё время увеличивают) кредит, вовсе не собираясь его отдавать! Говоря простым, без мудрёностей, языком – всех дурят. И что интересно: в долгах как в шелках, хитромудрые янки скупают золото (мы в то же время почему-то меняем его на женские колготки). И – высший пилотаж: бесконтрольная печать «зелёных». Бумажками скупили и поработили мир. И поделились с этим миром своим кризисом. С нами – не в последнюю очередь. Так хотелось думать: не с нас началось, мы вроде не при чём, вроде как сбоку припёка… Однако там у них дела уже пошли на поправку, судя по сообщениям масс-медиа. Давайте хоть за братьев-американцев порадуемся! Сами-то пока ещё валимся вниз… Э, ребята!.. А как вы себе представляете глобальный мир? Вы хотели жить в капиталистическом раю? Так вы уже там живёте. «Мы не рабы – рабы не мы!» Уже не про нас. Мы все – рабы капитализма. Те, кто ещё понимает его природу, – выветриваются, вытесняются, изживаются временем и возрастом. Да, в общем-то, и что они могут? Остальные – безропотно, кое-кто даже с радостью – втягиваются, привыкают. Человек ко всему привыкает. Детский спортивно-патриотический клуб. Финансируется из бюджета. В клубе числятся с полсотни ребятишек. Фактически едва больше десятка. Такая маленькая потёмкинская деревня. Руководитель на работу не ходит. Трудовой коллектив – пенсионеры. Каждый расписывается в зарплатной ведомости за 15 тысяч. Получает 10. Разница – у бугра. Может, ещё с кем делится, кто ж его знает… Привыкли и к этому. Ну и что же, что дети? Подумаешь, святое дело! Да мы, в принципе, ничего не имеем против этих конкретных детей, но – жить-то надо… Если это капитализм, то он омерзителен. Капитализм, капитализм, можно не сомневаться. У нас он везде, снизу доверху, и все отрасли хозяйства, все структуры, все чиновные кабинеты, начиная с кремлёвских, суть капиталистические «производства». Всюду производятся скромные достояния и великие состояния. Любая служба, любое «исполнение обязанностей» стали «делом», «бизнесом». Средство личного обогащения, личной наживы. Милиция не охраняет, не защищает, не следит за порядком. Медики не лечат. Госслужащие не служат. А что вы хотите? Всем нужны деньги, и каждый – кто на что учился, кто где пристроился, там вертится и тем вертит. И при чём тут дети, чьи там дети, какие, скажите на милость, дети вообще?!. В наших краях последние годы на командные позиции выдвинулись нефтяники. Возможно, так совсем недавно командовали на Саяно-Шушенской ГЭС энергетики. Ю.А. Наумов, доктор геологии, член-корреспондент Международной академии наук экологии и безопасности, бьёт в набат. Да если бы только он один! Никто не слышит. Проект, осуществляемый на Дальнем Востоке, предусматривает строительство алюминиевого завода и терминала для перевалки (до 1000 судов в год) продукции нефтехимиков… в пятистах метрах от государственного морского заказника на берегу залива Восток, в зоне аж двух тектонических сейсмогенных разломов! Все «мероприятия», призванные выработать «подлинно научный» подход к вопросу размещения экологически опасных объектов, сводятся к формальному протоколу, содержание которого загодя предрешено… нефтяниками. Прежде всего – спецами «Роснефти» и «Омскнефтехимпроекта», по преимуществу заезжими, которым здесь не жить. Ничего не напоминает? А как часто вы смотрите голливудские фильмы?.. Русский остров. Лес вырубается, строится мост, возводятся корпуса будущего федерального университета. Но сначала здесь пройдёт АТЭС (Азиатско-тихоокеанский экономический саммит). Может быть, лучше бы устроить на острове природный парк, а побережье острова сделать доступной для владивостокцев зоной отдыха? Начинается уничтожение последнего в городе кусочка живой природы на сравнительно чистом берегу сравнительно чистого моря!.. Уже поздно, но можно было бы поспорить… Да ведь действительно – поздно. Однако – почему так? Расселяют посёлок Аякс, сносят дома, компенсация жителям – полтора миллиона рэ. Во Владивостоке за эти деньги ничего не то чтобы приличного, а пригодного для жизни не купишь. И – не менее страшно, потому что страшно несправедливо. Жители острова по сей день не могут приватизировать землю, на которой стоят их дома-огороды. Говорят, военные не отдают. Но никакие военные не смогли помешать приватизации береговой черты. Местным уже не выйти к морю почти по всему периметру Русского острова – повсюду стоят шлагбаумы и крепостные стены: частные владения! Это вот – как? Одни люди – можно всё, другие не люди – нельзя ничего. Ну и что, что вы живёте здесь сто лет, начиная с прадедушек-прабабушек?! Пришли настоящие хозяева – у них есть деньги, у вас нет, и никогда не будет. Значит, у них земля и море, а у вас – полная свобода. И чё вы за этот Русский остров?!. Наши люди уже везде: на Багамах и Канарах, в Греции и Испании!.. Теперь и до Русского очередь дошла, чё непонятно? Милый испанский сюжет. Туристы из России едут в автобусе вдоль побережья, застроенного особняками. Женщина-гид говорит по-русски. Очень грустно. И во взгляде как-то не видно особой любви к нашей стране и к нашим соотечественникам. – Это принадлежит такому-то россиянину… Здесь живёт такой-то ваш гражданин… То есть не живёт, но раза два был… А вон там, за тем новым высоким забором, совсем недавно появился новый хозяин, опять из ваших… Весь берег – не для испанцев… Она глубоко и печально вздыхает и пытается замолчать. Но не выдерживает: – Вы, русские, уже скупили небо Испании! А на Русском острове русские становятся бомжами… Ну что у нас за страна, что же у нас за государство такое: болтаем с утра до вечера, начиная от президента и премьера, о каких-то гарантиях и какой-то справедливости, такие насквозь правильные слова говорим, а дела-делишки между тем делаются самые постыдные! Если это капитализм, то он ужасен. Мы живём (что бы там ни говорили про «переходные периоды») в победившем капитализме. Поэтому мы такие и поэтому мы такими стали. Слава Богу – не все. Пока не все. Впрочем, а что из этого следует? Сергей Соловьёв: «Все любови изначально несчастны. И нужно мужество, чтобы это понять». Что теперь делать с любовью к Родине? Постараемся быть мужественными. Ничто иное нам сегодня не подвластно.
ЦЕНЗУРЫ НЕТ – ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЦЕНЗУРА?
«Нынешней «свободе печати» я имею основания не очень доверять. За книгу «Объективная наука и глобальные кризисы» я в 1998 году уволен с работы. Правда, официальная формулировка приказа гласила: «В связи с сокращением бюджетного финансирования…», – но особого секрета не было, почему именно меня затронуло сокращение. По причине отклонения от генеральной линии. Вот и с рукописью книги «Россия и русские» обратился я за спонсорской поддержкой в коридоры власти. И одно очень высоко поставленное лицо мне заявило: «мы не можем поддерживать мероприятия, направленные против нас. Ищите поддержку у оппозиции». То есть патриотические произведения они рассматривают как направленные против них. Разве это не цензура? В нынешней обстановке, когда ни у кого из честных людей нет денег, отказ в финансовой помощи равнозначен запрету на публикацию» (Юрий Салин, «За горизонтом»). По мнению ряда литературных критиков (могу подтвердить документально), именно из соображений идеологической цензуры главный редактор «Дальнего Востока» несколько лет назад уклонился от печати моей повести «Канайка», художественные свойства которой, по оценкам весьма известных и признанных профессионалов (тоже могу представить письменные свидетельства), вполне терпимы и не могли являться причиной для отказа в публикации. Эх, когда бы этим случаем всё ограничивалось!.. …Не ожидал, потому очень обрадовался. В «Сибирских огнях» вышли (с подачи Юрия Кабанкова, спасибо ему и редактору Владимиру Берязеву!) мои заметки «Сигнальные костры» – о Днях славянской письменности и культуры на Дальнем Востоке 2007 года. Печатали в трёх номерах (6-й, 7-й, 8-й) в 2009 году. Через полстраны журнал добирался с типичной для нынешних времён неторопливостью. Потому и обрадовался особым образом, когда в интернете на одном из ведущих литературных сайтов ещё до получения авторских экземпляров увидел свои «Костры» – начало и продолжение из 6-го и 7-го номеров. Однако буквально через пару дней обнаружил: из журнального текста (по сравнению с книгой уже соответствующим образом сокращённого, о чём с редакцией была предварительная договорённость) исчезли несколько солидных кусков. В том числе главы «Куда податься бедному русскому? – 1» и «Урок одного слова». Тех, кто произвёл усекновение текста, не смутило, что в книге и в журнальном варианте «Костров» пронумерованных глав под названием «Куда податься бедному русскому?» было три. В интернет-версии остались вторая и третья, а первая исчезла, что, конечно, у внимательного читателя вправе вызвать недоумение. Пытаюсь определить мотивы, подвигнувшие неведомых цензоров убрать именно эту главу. Цитата из Фёдора Достоевского: «Не будет у России… таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только Россия их освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!.. Долго, о, долго ещё они не в состоянии будут признать бескорыстия России...» ? Перечисление имён Х. Арендт, К. Фридриха, З. Бжезинского в ряду создателей «доктрины тоталитаризма», по определению российского историка Сергея Кудряшова, – «пугала для некрофилов»? Или упоминание их приспешников в Чехословакии, Югославии, Болгарии, Польше: В. Гавела, М. Джиласа, Ж. Желева, Л. Кулаковского? А может быть, добрые люди обеспокоились честным именем А. Яковлева – последнего главного идеолога ЦК КПСС и одного из первых национал-предателей СССР? Иных крамол в вырезанной главе, кажется, нет. Смысл «Урока одного слова» сводится к одной, в сущности, фразе: «Если из тысячи евреев девятьсот девяносто девять – жиды, это исключает возможность называть жидами всех без исключения. Точно так же, если из тысячи русских девятьсот девяносто девять дураки, никто не имеет права называть дураками всех». В ум не возьму, кто здесь приложил руку – еврей, который не согласен с тем, что евреи, как все нормальные люди, бывают разные, или русский, которому не нравится, что на тысячу русских всё-таки возможен один умный?.. Ещё вариант: в моих записках кто-то усмотрел «национальный вопрос»? Он, действительно, имеет место: меня волнует будущее моей культуры и судьба моего народа. Но если я что-то узнаю, думаю, пишу о немцах, поляках, англичанах или евреях, то делаю это отнюдь не ради их критики за их непохожесть на русский народ, а чтобы чему-то хорошему у них поучиться и от чего-то худого себя оградить. Разумеется, здесь необходим какой-то фактический материал для анализа и осмысления. Это предосудительно? Вообще: в нашей свободной стране можно говорить о том, о чём уже все знают? Политолог, специалист по национальной безопасности Татьяна Грачёва, в прошлом ведущий научный сотрудник Центра военно-стратегических исследований Генштаба Вооружённых сил России, пишет в книге «Святая Русь против Хазарии»: «Сейчас в мире существуют только две метафизических империи – Святая Русь и ожесточённо борющаяся против неё Хазария». В предисловии к книге, вышедшей по благословению Высокопреосвященного Вениамина, архиепископа Владивостокского и Приморского, в рязанском издательстве «Зёрна», читаем: «…нынешние американские, европейские, русские, кавказские и иные евреи – это этнические, кровные потомки кочевников тюрок-хазар, обращённые в VIII веке в иудаизм и образовавшие единую разноплемённую популяцию во главе с остатками иудеев колена Данова, изгнанных из Палестины и составивших олигархическую часть государства Хазарии… Но самое главное: практически все современные так называемые евреи – это духовные иудеи, не только не имеющие общих этнических корней с Богоизбранным народом Израиля, с его двенадцатью коленами, но никак не связанные и с самой землёй Палестины!» Историк, профессор Тель-Авивского университета Шломо Занд, опираясь на многочисленные работы исследователей, в том числе евреев (Артур Кестлер, Полак, Авраам Гаркави, Игнац Шифер, Сало Барон, Исаак-Бер Левинзон, Пол Векслер и др.), приводит массу аргументов в подтверждение принципиального тезиса Т. Грачёвой о происхождении еврейского народа, каким мы его теперь видим. Шломо Занд, в частности, цитирует Артура Кестлера: «…факт остаётся фактом: ощутимое большинство выживших евреев всего мира имеют восточноевропейские – а значит, возможно, именно хазарские корни. Если это так, то их предки пришли не с Иордана, а с Волги, не из Ханаана, а с Кавказа, когда-то считавшегося колыбелью арийской расы, и генетически состоят в более тесном родстве с гуннами, уйгурскими и венгерскими племенами, чем с потомками Авраама, Исаака и Иакова. Если это правда, то понятие «антисемитизм» утрачивает смысл…». Ш.Занд указывает также на родство евреев со славянскими народами, с которыми, по мнению Бен-Циона Динура (в 50-е годы израильский министр образования), связано «зарождение одной из крупнейших диаспор в мире, а именно еврейской общины в России, Литве и Польше» (Шломо Занд. «Хазарский исход»). Читаем далее у Т.Грачёвой: «…Потомки кочевников из варварских племён, принявших иудаизм и с ним культ поклонения золотому тельцу, они, в соответствии с религиозной идеей мирового господства, преследуют цели построения мирового Глобального каганата по своим, чуждым большинству народов, правилам. Хазария сегодня правит бал в мировой политике. Ей подчинены практически все правительства и парламенты мира… Хазария – это понятие, прежде всего, духовного мира, объединяющее в себе элементы иудаизма и сионизма; её верховный руководящий центр, формирующий «мировую закулису», материализован в нескольких, имеющих вековые корни, банкирских кланах, которые сконцентрировали в своей собственности бо`льшую часть мирового золота и, что важнее, добились права бесконтрольно печатать доллары, евро и фунты и тем самым управлять экономиками большинства развитых стран». С русским учёным Татьяной Грачёвой из России солидарен еврейский публицист из Израиля Исраэль Шамир: «Филосемитизм (вера в еврейскую исключительность и превосходство) стал религией Америки, а после 1989 года филосемитский нарратив активно имплантируется в России» (Исраэль Шамир, «Еврейские ручьи в русском море»). Почему эта тема сегодня может быть весьма интересна русским людям? И, может быть, не только русским? По крайней мере, трём славянским народам, которые действительно были когда-то единым целым, в отличие от народа еврейского, собранного, как выясняется, с бору по сосенке, стоило бы приглядеться к историческому опыту национального и государственного объединения. Очевидно: обретение единства возможно даже там, где его не было изначально. Увы, не менее очевидно: расколоться, раскатиться в стороны могут даже родные, кровные братья. Великороссы, малороссы, белорусы… Ведь раскатились, стали почти (или без всякого почти?) врагами… Сами раскатились или кто-то помог?.. Ну да это – другая книга. Мы сейчас – о свободе печати, свободе высказываний, свободе творчества. Значит, о демократии – равных правах, социальной справедливости и прочем таком, за что боролись. …В интернете появляется компромат на губернатора. Если он, в самом деле, преступник, его должны взять под белы ручки и отконвоировать куда следует. Если на честного человека возвели напраслину, значит, это клевета. За клевету закон предусматривает вполне конкретное наказание. Стало быть, публичное обвинение должно быть снято с соответствующими, тоже публичными, разъяснениями и извинениями, а клеветник найден и привлечён к ответственности по закону. Но ни того, ни другого не делается. Просто информация, появившаяся в паутине, тихо исчезает чуть ли не на следующие сутки. О чём следует думать в таком случае? О правде и законности, о защите достоинства честных граждан, даже и больших начальников – пожалуй, проблематично. Приходится вспомнить о цензуре. Удаление с сайтов информации подобного рода – это ни что иное как цензура. Причём характер её, её направленность весьма прозрачны – тут всё на виду, всё откровенно. Допустим, от неё как-то не очень страдают сайты для извращенцев, педофилов и прочих сексуально озабоченных, не говоря уже о простой матерщине и вульгарной чернухе-порнухе. Ну, а о том, что у нас нет цензуры в региональной периодике, гораздо легче контролируемой, чем интернет, даже смешно спорить… Я, вообще-то, за цензуру. Не за ту, идеологическую, которая была раньше. И не за эту, подленькую (тоже, между прочим, идеологическую, только идеология другая), которая властвует теперь. Я за цензуру, ограждающую общество, особенно молодых людей, от безнаказанного вранья. Нельзя допускать, чтобы «литература», «искусство», пресловутые – продавшиеся и потерявшие стыд – СМИ выпрыгивали из штанов, доказывая, какая человек мерзкая тварь. Это – неправда. Хороших людей больше. И в людях, в которых, нет спору, много понамешано всякого, всё-таки, в целом, больше нормы, чем патологии. Вся наша «пр-рьяпаганда» как раз и стремится вытряхнуть из человека человеческое и превратить его в подонка. Прежде всего надо, конечно, внушить как можно большему числу сограждан чувство неполноценности. Неважно в чём. И чувство вины. Неважно за что. Господи, да как же они стараются-то, эти несчитанные гозманы-урновы-новодворские, и как же, если смотреть все телепрограммы, их у нас всё-таки много! Ах, Валентин Яковлевич, дорогой Валентин Яковлевич, лучше бы вам этого не писать, а нам не читать – лучше бы никому этого не видеть! «…сейчас выкормлена такая армия подпевал, которая за полушку освистит не только собственную историю, а и папу с мамой, что на наших глазах ежедневно проделывают телевидение и армия бесстыдных газет и журналов» * Когда они есть, и Бжезинский не нужен… Беззастенчивое перевирание истории самоубийственно. А сегодняшняя история – это такая ложь, которой (что делать: во все времена – «социальный заказ»), при известной некорректности любой исторической науки к историческим фактам, до сих пор в России не было. Вот сравнительно простой и почти безобидный вопрос: наши потери в Великой Отечественной войне. Уж кто только не испражнялся на эту тему, а сюжет всё не сходит с экранов телевизоров, не исчезает со страниц газет и журналов! А как же?! Как же ещё лишний раз доказать, что мы народ варварский, ни на что не способный? А Победа наша – историческая нелепость, а полководцы могут быть только у НИХ, а у нас – исключительно «мясники», ради собственного садистского удовольствия завалившие передовую, счастливую, не нуждавшуюся в наших жертвах Европу трупами запуганных дикарей! Ведь на полном же серьёзе несут этот бред «историки», «комментаторы», «публицисты» и прочие «знатоки»! Понятно, когда – те, оттуда. Но ведь наши ни то что не отстают, а бегут взапуски, наперегонки и глядишь – обгоняют, ещё как обгоняют! Тут попробуй обойтись без глупого вопроса – да наши ли они? Ну кто вам, господа хорошие, мешает познакомиться с документами, узнать поточнее, как оно всё было в действительности – прежде, чем болтать несусветную чушь? Уж ежели шибко желаете найти кого-нибудь кровожадненького, так обратите внимание на Льва, к примеру,
------------------------------------- * Валентин Курбатов – из письма Владимиру Костылеву. Мехлиса, бывшего начглавпупра РККА, министра Госконтроля, а в 1941-42 гг. по совместительству зам. наркома обороны СССР. За ним козочку возили – чтоб, значит, молочко лечебное было, он молоко любил от козочки. И ещё – расстреливать любил. Командармов там всяких, даже командующих фронтами и так далее… Ну, правда, чё вы Льва Захарыча забыли, всё только у вас Жуков да Жуков? А Жуков, между прочим, воевал. А Мехлис, тем временем, инспектировал. А вы теперь вершите приговор, хотя в деле большинством из вас прочтено только то, что написано на обложке скоросшивателя… Вы в школе учились, арифметику помните? Давайте посчитаем. Теперь архивы рассекречены и даже вот книга вышла, в которой изложены факты. С документально подтверждёнными цифрами.* В Великой Отечественной (кому больше нравится – во второй мировой) войне советских людей погибло 26, 6 млн. (двадцать шесть миллионов шестьсот тысяч). Это – всего. Из них военнослужащих – 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. И на фронте, и – прикиньте, сколько! – в концлагерях. Немцы, конечно, к нам в плен тоже попадали. Но их там не сжигали в газовых камерах, не убивали, как на конвейере. И вот, вместе с умершими военнопленными, фашистская Германия потеряла 7 (семь) миллионов своих солдат. Без малого 18 миллионов наших – гражданское население, уничтоженное оккупантами! Врубаетесь, счетоводы? Семь и восемь с лишним миллионов – воинские потери сторон вполне сопоставимы, да ещё с учётом того, кто на кого и как напал. Тут, братцы кролики, надо очень хотеть, чтобы белое сделать чёрным. Но если к крови, более полувека назад пролитой в боях солдатами Родины, кто-то как бы подливает и подливает новую кровь, значит, это кому-то надо. Может быть, вот этому Ване Жевтову из-под Ивано-Франковска, о котором в начале года поведал интернет: «Украинец: Кости солдат мешают мне выращивать овощи Агентство MediaTopPING пишет: Гражданин Украины, житель города Коломыя Ивано-франковской области подал в городской суд Ивано-Франковска иск к правительствам России и Германии с требованием компенсации в 250 000 евро за "кости на приобретенном участке земли, мешающие фермерству". В 1944 году в районе Коломыи проходила кровопролитная Львово-Сандомирская операция армии СССР с целью освобождения Западной Украины и юго-востока Польши, потери обоих сторон составили около 540 000 человек. Приобретя в ходе приватизации в 2005 году земельный участок размером 2 га, находившийся во времена СССР в управлении совхоза, он
---------------------- * Г. Кривошеев, В. Андроников, П. Буриков, В. Гуркин. Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь: новейшее справочное издание. М., Вече, 2009. пытался возделывать его для выращивания овощей. Однако, по словам Жевтова, на глубине от 50 сантиметров в земле находятся кости погибших солдат. "Уже 4 года я ничего не могу вырастить. Я заплатил большие деньги, у меня огромная упущенная выгода за невыращенные и непроданные урожаи последних лет. Если кому-то нужны эти кости, они могут приехать и забрать их". Ранее найденные кости фермер отправляет в специально вырытую яму глубиной 2.5 метра, находящуюся за пределами его участка, под открытым небом. На вопрос корреспондента, не считает ли он такое поведение и, тем более, иск кощунственным, Иван ответил отрицательно "Нагубили народа, сволочи, а теперь нормальному человеку нельзя фермерством заняться". По данным издания, в ходе великой отечественной войны у истца погиб двоюродный дед. Сам истец называет свою политическую позицию "рационально-патриотической" 2 января 2009, Львов»…(скопировано из интернета и сохраняется в редакции первоисточника, хотя рука сама тянулась исправить: «обоих сторон» или «великой отечественной войны», написанной строчными буквами…). Конечно, приказом, постановлением враньё не запретишь и никакой цензуры против него не введёшь. Противостоять вранью могут только правда и закон. Правда, которой не перекрыт, что называется, кислород. То есть её просто должны слышать люди. Закон, который не оставляет без наказания – реального и неотвратимого – сознательной публичной лжи. Тем более – печатной. Тем более – размноженной через миллионы телеэкранов и радиоприёмников. Увы, у нас есть цензура, но цензура другая. Она, наоборот, закрывает общество от правды и позволяет вольготно себя чувствовать многочисленным разнокалиберным фантазёрам. Врать выгодно. Говорить правду – нет. Ну а истину искать просто очень долго. Поэтому врали будут врать, бесплатной правды никогда не скажут. И ни за что на свете не станут искать истину – что там за неё перепадёт или так сойдёт, а гешефт нужен здесь и сейчас. Нет, ничего такого они не станут делать, даже начинать не станут. Если будут у власти. А сегодня – их время, их власть. Власть радикальных либерал-демократов (интересно поразмышлять: как вообще спрягаются радикализм и демократия, суть которой, если верить её передовым бойцам, всеобщая свобода и уважение ко всем её проявлениям?!). Для полной победы демократии, разумеется, все средства хороши. Ходить на работу, получать за это деньги налогоплательщиков и плевать на их нужды – тоже средство достижения вполне определённых целей. Одновременно и политика, и некая форма вранья. Неправдивое время позвало под свои знамёна цинизм и бесчестье. Понятно, что единодушие, единомыслие ныне – явления ископаемые. В раздраенном, расколотом обществе княжить легче. Поэтому важно, чтобы всем и каждому было, что называется, фиг по деревне, два по селу. ...Чё, ваще, вы пристаёте? Политика ваще – дело, сами знаете, нечистое, грязное, прямо скажем, дело, так что идите себе с миром и не приставайте к приличным людям, у них и так забот полон рот!.. Государство, конечно, обязано заниматься политикой. Даже в отношении, к примеру, удоев молока, не говоря, тем более, о культуре. Иначе государству вообще делать нечего. И наше государство политикой как раз и занимается. Просто у него именно такая политика. И в отношении родного сельского хозяйства, и в отношении родимой многовековой культуры. Поэтому где-то в Поволжье, в Волгоградской или в Новгородской области фермер не может никуда пристроить шикарный урожай лука по три рубля килограмм. Мужику надо медаль дать, а ему лучок сгноили и пустили кормильца по миру. А лучок там и сям продаётся по тридцатнику. Привозной какой-нибудь, может, китайский, помятый в дороге и хранится скверно, но кому-то он приносит не очень трудные и не самые маленькие «бабки». Стало быть, всё другое – фиг, опять же, по деревне, два, как всегда, по селу!.. Давний – ещё по офицерской службе на Тихоокеанском флоте –мой знакомец сделал потрясное открытие-изобретение (есть патент!), позволяющее ни мало ни много – на четверть уменьшить расход мазута во всех топках, где он применяется. При неизменном «выходе калорий» – это какая экономия, какой бросок вперёд в нашей, почти непрерывно отапливаемой, северной стране?! Но – лупит по карману добытчиков, переработчиков, а главное – посредников и прочих продавцов углеводородного сырья, которые сами подсчитали и не скрывают того, что 15, минимум, процентов от всего сжигаемого мазута умыкается по дороге к топке всеми, начиная от производителей и кончая водителем бензовоза. Это ж какие прибыля` оседают в карманах добрых людей, разве можно от них отказаться нормальному человеку? Всё понимающий начальник некого могучего «тепло-и-энерго» посылает рационализатора-изобретателя-конструктора (у него уже и соответствующие агрегаты смонтированы и проверены в деле!) в безопасное место: «Здорово придумано, но так не вовремя! Я не хочу ходить на работу в бронежилете!» Радуйся, страна родная, мы так много можем и умеем, только не отвернули бы нам голову раньше времени да руки не забыли бы развязать для честного-то дела!.. Да, государство последовательно проводит свою политику, и политика его, что давно и очень даже хорошо видно, направлена против обыкновенного трудяги, против просто честного человека, и против собственно культуры, против правдивого, идущего из глубины народного сердца, писательского слова. Тут зело пригоден старый приём – держать и не пущать. Так что цензуры нет – да здравствует цензура! Ну-ка , давайте сайтик почистим… И – очень эффективно: кошельком их, умников, кошельком; нищетой их, бесштанных – пусть повыбражають, повыступають маненько, пока кушать не захотять и голодранством своим не едяться до отвалу! До полного, то есть, молчания или полной демократической перековки. Вообще-то, перековаться вовсе даже несложно. Надо просто понять окончательно и бесповоротно, в чём, собственно, она заключается, демократия. А как поймёшь – всё сразу станет по местам, и дальше без проблем – гуляй по-свободному со своей демократией. Только чужую – не замай! Консультация специалиста – руководитель Института проблем глобализации Михаил Делягин («Завтра была игра» – «Золотой Рог» 26. 12. 06.): «…партии «Справедливая Россия» и «Единая Россия» имеют серьёзную основу. У нас ведь и вправду демократия. Люди смеются над понятием суверенной демократии, не понимая смысла этого словосочетания. Это, действительно, особая демократия – для тех, у кого больше миллиона долларов. Они имеют право голоса, самовыражения, могут реально участвовать в политической борьбе. Правда и получать за это они могут тоже реально. Если будем смотреть на народ, то не увидим никого, чьи интересы выражали бы «Справедливая Россия» и «Единая Россия». Но если взглянуть на тех, у кого есть миллион, то увидим совершенно иную картину: правильную, тесную двухпартийную систему». Даже с таким мощным экспертом не хочется сразу соглашаться (надо же во что-то верить!). Мне почему-то кажется, что «Справедливая Россия» достойна иной оценки. Возможно, симпатичен её лидер. Сергей Миронов выглядит (по крайней мере, из нашего непосвящённого далека) одним из немногих (одним из очень немногих!) политиков, ещё не запачканных со всех сторон. Возможно, сказывается авторитет Вячеслава Седых, бывшего лидером партии во Владивостоке. Уж он-то, знаю точно, не из тех, о ком говорят «всё до сэбе!». Не кажется мне абсолютно верным, что «Справедливая Россия» специально создана для перехвата части электората КПРФ. Коммунисты уж больно тяжеловесны, это на них, вернее, на их формальных вождях и официальных лидерах, лежит вина за то, что идеи социальной справедливости будут долго возвращаться в Россию. И сегодня КПРФ столь неуклюжа, что масса людей, приверженных этим идеям, лучше не пойдёт никуда, чем идти к коммунистам. В общем, если бы лично мне припёрло выбирать, я бы выбрал партию Миронова-Седых. Мне кажется (недостаточная агитационно-пропагандистская работа партии или она всё-таки придумана для чего-то другого?): у «Справедливой России» ориентация социалистическая. Мне думается, что я бы даже мог войти в эту партию. Теоретически, по принципу – выбираем лучшее из худшего. И, конечно, если бы пригласили. После капээсэсного опыта по своей инициативе идти вообще никуда как-то не тянет. И, конечно, на меня уже повлияло рыночное время. Теперь ежели зовут, то зовущим приходится отвечать на вопрос: в каком качестве им нужен имярек, и какой его будет в этом интерес? «За идею» участвовать в массовке (всё равно – на баррикадах или в политтусовках) желающих мало. На «идейных», я заметил, даже товарищи по партии (по партиям, как, например, перебежчик Митрофанов) смотрят весьма иронично. Народ стал прагматиком, и никакая «идея» сама по себе теперь «не канает». В общем, лысым быть не хочется, особенно, если ты и так давно лысый.
СКУЧНЫЕ ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ НЕСКУЧНОГО ИНТЕРНЕТА
Случайно набрёл на сайт. Кажется, какие-то грани. Или просто грани, без «какие-то». Некто Илья Мильштейн. «Соловьев и совесть не рифмуются. Леонтьев, Семин, Шевченко – «ниже плинтуса». Скорбит по поводу временного ухода («ухода») Познера. Вспоминает с тоской Савика Шустера… Интернет – тридевятиликий Янус. Столько много хорошего и про себя можно открыть! Я, наконец, проведал, что вместе с адмиралом Геннадием Александровичем Хватовым, бывшим командующим Тихоокеанским флотом, зачал какую-то новую партию «Союз». А ещё – возмутился, что не позвали на некий «ураган» (ну ей Богу, не ведаю, с чем его едят!)… Хорошо иногда захворать, а то бы и не узнал многой испепеляющей правды о себе. Неведомый Гриша Фоменко. Комментирует мою мысль о том, что в литературе, в сущности, есть две – только две – литературы. Одна уходит корнями в жизнь, другая легко черпает из ранее написанного. Возражает: «Зона переходности просто огромна». Очень большое открытие! Какова «зона переходности» от Бога к дьяволу? Да ведь третьего-то не дано, вот в чём фокус! Важен вектор, важна присяга. К кому тяготеешь, к чему? За что, может быть, жизнь отдашь… Есть люди, которым ничего не втемяшишь. И такая вот ещё хреновина: обвиняющий в недемократичности, заскорузлости мышления, в алогизме часто сам впадает в крайне жёсткие формулировки, именно «чёрно-белые» оценки, и логика у него железная. Эта логика не размышляет, не пытается убедить, не (упаси Боже!) сомневается, а просто долбит по башке. Интересные братья-демократы. К примирению зовут. Но примиряться надо только на их кочке зрения. «Я – народ»! – это свободный демократ о себе. Народ, да… Тогда, конечно, надо примиряться. Против народа не попрёшь… А если всё-таки – не факт? Вдруг просто – диагноз? Не случайно этим «народом» всякий другой народ тут же и хоронится. Уже пролетариат сгинул, как не было. Уже вспомнили, что дворяне – это да!, а народ – всего лишь «чернь». Хоть бы новенькое что придумали. А то – плагиат ведь. Похититель света в России пример показал, не постеснялся назвать нас (вместе с этим «я – народ») быдлом. Чего уж теперь слова подбирать? Народ, известно, разный. Но чтоб его вовсе не было?.. Ты же его боль чувствуешь! Как же так: боль есть, а его самого – нет? «Я – народ» – в таком контексте надо ли комментировать? Народ – понятие непрерывно-тысячелетнее. Он в веках начинается и ни из одного «я» не состоит, а держится на чём-то общем-едином в каждом из нас (в ком оно есть). Что связывает времена и позволяет всем поколениям – ушедшим и грядущим – не пропасть навечно и бесследно. В социуме роль человека временна и конечна. Бессмертен он только в своем народе, и весь смысл его земного пребывания в том, чтобы не дать этому народу сгинуть. На небе – дело другое, но ты же сначала здесь живёшь, здесь и место себе ТАМ приуготовляешь. А здесь главное выходит – чтобы у отца был сын, а внук не чурался деда. И даже, наоборот, полагал себя обязанным помнить о нём и не противопоставлять его дело своему. Для этого нет нужды всем думать одинаково. Но очень нужно каждому признать за другими право думать по-своему и даже иногда ошибаться. Не надо клеймить и расстреливать инакомыслие, навязывая единственную для всех «истину» по избранному тобой образцу. Часто эта «истина» не тобой и изобретена, а просто навязана тебе. Присмотрись, мудрый ты наш, чьи сермяжные интересы она ублажает! Особенно, конечно, замечательно: всё, что до нас, – дерьмо и сплошная психушка; история – исключительно гебешники и душегубки; предки – полные придурки… Приобщать писателя (теперь лафа: в интернете все – писатели!) к чьей-нибудь правде и истине – дело пошлое и безнадёжное. Не только потому, что «единственная» правда и «окончательная» истина едва ли кому-то дались в руки. Художники, особенно почему-то именно либерально мыслящие, кичатся, что с чужого голоса не поют, да на практике этим занимаются если не все, то почти все – а как же, кушать-то надо! Но, по большому счёту, поэт прав, даже когда заблуждается. Его правота в честности. Рифмовка неколебимых истин – не его дело. Художественно убедительно выразить незаёмное – то, что выстрадано личной жизнью и персональным духовным опытом – вот задача. И тут непременно встанет вопрос – идёт художник от жизни или от чужих рассказов о ней? То есть опять же вопрос о двух литературах. Разумеется, тут – схема. Но при рассмотрении сложных явлений мы вынужденно прибегаем к схемам и условностям. Только не следует доводить до абсурда ни свои, ни чужие аргументы. Как много «я-народов» объявится, народ кончится. К этому и ведут с потрясающей прытью и самоуверенностью весёлые «художники», вездесущие разно-одинаковые гриши и ксюши. Получается! Пока… Ах, молодцы! Всё сказали. Окончательно. Наконец-то! А то мы убоялись бездны премудрости и так бы и остались в темноте, если бы не зажгли нам света чайльд-гарольды интернета. Нам остаётся выучить наизусть. И во веки веков никому уже ничего ни делать, ни думать не требуется. Только повторять попками последнюю на все времена фоменковскую истину и радоваться всеихней свободе. Не забывая, правда, потихонечку исполнять непосредственные обязанности «народа». Который на самом деле – чернь и быдло. (Спасибо, указали своевременно! Может, успеем и выводы какие сделать…). Господи, да всё давно сказано! Хотя бы Станиславского вспомните. Вы искусство любите или – себя в искусстве? Отсюда и прёт маниакальная неизлечимая категоричность. Нереально, чтобы двое одно и то же увидели одинаково. Но тут важная штука – предел многообразия. Когда разнообразие бесконечно, и количество «взглядов» равно количеству «глядящих», это распад. Полный и окончательный. Всё-таки что-то объективное существует, и здоровое умом большинство должно признавать приоритет за главным и вечным. Это не просто вразумляет общество, но единственно спасительно для него. А для общества больного (наше – как минимум столетний хроник) – целительно. Заметим: исцелять – значит делать целым. У поэта Протасова в новой книге верлибров есть вещи, которые будут здесь очень к месту.
ЛИЧНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ ничего не собираюсь доказывать просто этот невзрачный огрызок яблока мне показался несравненно изящней того червяка что победно глядит из его сердцевины
ЗАКОН ДЛЯ ПОДРАСТАЮЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ
с каждым днем тень от тебя становится чуть длиннее не спеши не так быстро помни что тень человека не должна быть больше самого человека
КУДА ОНИ ПОЙДУТ?
Единственное, первое и последнее на сегодня достижение «новой» России – умножение капиталов новоявленных супербуржуев, удивительно быстро разжиревших и всё продолжающих жиреть. При падающих самолётах и сваливающихся под откос поездах. При взрывающихся газоводах, горящих нефтепроводах и авариях на самых больших в мире электростанциях. Под вой сирен неотложек, мчащихся на очередное ЧП в ещё на закрытой шахте. Под свист пуль, которых не жалеют друг для друга все, что есть в Отечестве, спецназы и бандиты в горах Кавказа. На фоне беспримерного разбазаривания природы, ничем не прикрытого воровства общенародной собственности и земных недр, принадлежащих нам не больше, чем нашим внукам и правнукам. При позорном росте числа униженных бедностью и оскорблённых равнодушием и презрением государства «простых людей»… Что бы мы ни говорили о своих замечательных вождях и новейших потрясающих достижениях, что бы о том же самом и о самих себе ни говорили эти вожди, главный вопрос и прямой ответ на него всё остальное делает малосущественным и ставит на законное место. Вопрос предельно простой: как живут люди? Вы проработали всю жизнь и теперь не можете свести концы с концами? Чтобы купить лекарство и заплатить за квартиру, не хватает пенсии? Но вы же не один такой! Вон сосед – тоже отработал всю жизнь, да не просто отработал, а под землёй (в горячем цехе, на крайнем севере, в зоне вечной мерзлоты, на полюсе холода…). Ну какое, в самом деле, это имеет значение для нашей демократии? Ладно: старые люди – отработанный материал. А что же молодые? В конце 2004-го года читинский писатель (между прочим, автор нового и совершенно замечательного перевода «Слова о полку Игореве!) Михаил Вишняков писал Владимиру Берязеву, ныне директору журнала «Сибирские огни»: «Сейчас самое страшное – резко сокращают малые школы, а для подвозки в кустовые школы – ни машины, ни горючки, ни денег на запчасти, резину, з/плату водителя не выделяют. Мне, рождённому в крохотной деревеньке, Россия в лице государства дала школу, учительницу, библиотеку, чтоб закончил 4 класса при керосиновой лампе в родной деревеньке. А потом, при общей-то тяге к образованию, я и ходил пешком за 6 км в Халтуй в 5-ый класс, потом был какой-то интернат – 6-ой класс, потом уж семилетку-то надо заканчивать – жил за плату у родственников мясом, салом, картошкой, овощами. А там – РУ*, общежитие, кормёжка, завод, общежитие, вечерняя школа до 11 класса, а там – редакция районки. Это и было – шанс. Сегодня у миллионов детей из низов этот шанс отобрали. И куда они пойдут, без возможности выучиться даже на шофёра? Тюрьмы, малины, притоны, наркота, пустота. И всё это назвали сволочи из Кремля «реформой местного самоуправления». Очень точная оценка российской реальности дана Капитолиной Кокшенёвой, подлинно русским литературным критиком, и, что всегда было важно, а сегодня стало сверхважно, – честным и смелым человеком: «Словно чудовищной глубины ров разделил всю нашу жизнь: на одной стороне униженные, обиженные, оклеветанные и обделённые, на другой – жадные, наглые, уверенные приобретатели капиталов, воры на министерских постах и в больших чинах». Эйфория первых лет «свободы» прошла. Правда, которую говорили лишь отдельные проницательные соотечественники, начинает доходить до сознания обманутых победившей «демократией» сограждан. Обратимся к свидетельству учёных (профессор, доктор геолого-минералогических наук, член Союза писателей России Юрий Салин, «За горизонтом: портрет советской эпохи»): «Профессор М.И. Леденёв из ДальНИИрынка провёл социологический опрос. Из 200 студентов-экономистов и 30 экспертов-специалистов (уровня профессоров и крупных хозяйственных руководителей) абсолютное большинство считали будущее России благополучным («Конечно, придётся потерпеть и пережить трудности»), только трое усматривали страшную беду. Через два года повторный опрос выявил резкое, до диаметральной противоположности, изменение взглядов. Из 124 опрошенных студентов (до экспертов дело пока не дошло) 88 оказались пессимистами, 25 оптимистами и 11 воздержались (при первом опросе воздержавшихся не было). Значительное число молодых начинают понимать, что продолжение «курса реформ» ведёт нашу Родину к краху, что «как в Америке» у нас никогда не будет, что в Америке только потому и хорошо, что у нас и у большинства стран мира плохо». Если государство не ставит приоритетной задачей заботу о своих гражданах – какую задачу решает такое государство? Если государству просто наплевать на «низы» (подавляющее большинство населения), то
----------------------------- * РУ – ремесленное училище, готовило специалистов рабочих профессий. оно не нужно (такое), по крайней мере, этим «низам» – этому подавляющему большинству!.. Процитированное выше письмо Вишнякова заканчивается словами: «Вот и пиши стихи о природе, любви и т.д. в такой ситуации…». Но мы пишем. Именно потому и пишем, наверное, что ничего другого не остаётся. Именно потому и едем в эти свои автопробеги, что хоть так можем выразить своё сочувствие «детям из низов», от которых и сами-то ныне недалеко стоим. Есть, конечно, и какая-то надежда – без неё, надежды, вовсе уже ничего бы не было. Ни-че-го. С чем связана эта надежда, в общем-то смутная, неясная? С нашим сильно многообразным, противоречивым, но в чём-то самом главном очень убедительным историческим опытом. В условиях – географических, погодно-природных, геополитических; военно-исторических, как они испокон складываются для русских людей и шире – для российских граждан, мы давным-давно уже должны были сойти в мифологическое прошлое. Но мы существуем и до недавнего времени (века, по крайней мере, три) непрерывно определяли судьбы государств и народов в Европе, зачастую – во всей огромной Азии, а случалось – и в целом мире. Понятно, что такой народ, даже ежели он пальцем шевелить перестанет, – только сам факт существования такого народа вызывает возмущение этноэгоизма многих наций. Ничем другим не объединяемые, даже непримиримо враждебные между собой, они из временной выгоды или из пустейшего тщеславия могут в удобные моменты выстраивать против него общую стенку и вести всеми доступными, то есть не всегда благородными (скорее – всегда неблагородными) средствами настоящую войну. Особая подлость нынешнего исторического момента в том, что этим объединившимся антирусским (и антироссийским) силам буквально пошла в услужение наша политическая верхушка. А пуще того – весь новоявленный, по преимуществу тупой от природы, незаконно (преступно) рождённый «олигархиат», с которым всеразличные отечественные «начальники» так тесно сплелись, что уже и не разглядишь, кто где. Правители наши недальновидны, даже слепы. Нельзя так высокомерно игнорировать настроение большинства. Бесконечно обманывать, безнаказанно плевать в душу своим подданным не может ни одна власть, какой бы хитрой и умной она себе ни казалась.
О РОЛИ ЛИЧНОСТИ В КУЛЬТУРЕ
В человеческом мире, в его, так сказать, рукотворном интерьере и непосредственно в самом людском сообществе есть инструменты, есть какие-то составляющие, которые определяют самочувствие культуры и её возможности. К ним не в последнюю очередь относятся и собственно деятели культуры. Немало выдающихся личностей вправе гордиться (или – отвечать перед собственной совестью, а то и перед человеческим и Божьим судом) за личный вклад в новейшую историю нашей Родины, когда они, по признанию Александра Зиновьева, «Метили в коммунизм, а попали в Советский Союз». Возможно, из писателей, чей вклад в это «попадание» ещё придётся оценивать и переоценивать грядущим непредвзятым аналитикам, некого поставить рядом с нашим всемирно прославленным соотечественником Александром Исаевичем Солженицыным. Но можно ли образ мудреца-тираноборца, готового ради правды истории, во имя народного счастья на все мыслимые и немыслимые жертвы, считать абсолютно достоверным и соответствующим реальному лицу, каким был А. Солженицын? Тот же А. Зиновьев, писатель, политолог, философ, которого многие в СССР-России и за рубежом на протяжении нескольких десятилетий считали ведущим антисоветчиком и диссидентом, о главном труде признанного при жизни гением Солженицына заявил категорически: «Самой гнусной ложью является «Архипелаг ГУЛАГ». Прав или заблуждается Зиновьев, однако произведения и сама личность Александра Солженицына вызывают вопросы. Вот наиболее простые из них. Если не брать нескольких рассказов и, правда, весьма добротно написанной повести «Один день Ивана Денисовича», принёсшей автору первую, по-моему, самую честную славу, то к чему следует отнести всё творчество писателя в целом? Нет, речь не о смешении жанров, само по себе смешение жанров никак не предосудительно и часто приносит успех литературе. Здесь смешано то, что существует лишь порознь. Художественная литература, стоящая на творческой фантазии и зависящая не только от воображения, но и от авторской философии, от мировоззрения пишущего, – от всего того, что ещё недавно определялось понятиями «идейность-безыдейность». Историческая наука, фундаментом которой должны являться исключительно достоверные, то есть проверенные, неопровержимые факты и события, систематизированные и осмысленные с сугубой непредвзятостью, не допускающей бездоказательных авторских домыслов-вымыслов. Так кто он, Александр Солженицын – художник-сочинитель или объективный историк-исследователь? Сколько народу до конца дочитало многотомные произведения прижизненного классика? Если в огромной массе людей, мало, а то и вовсе не знакомых с творчеством писателя, «навеки» утверждается его «живой образ», не есть ли это результат внушения, когда свойства раскручиваемого «предмета» уже не имеют большого значения, а всё зависит от силы внушения? В чём причина нелюбви нобелевского лауреата Солженицына к нобелевскому лауреату Михаилу Шолохову – нелюбви столь неуёмной, даже слепой, что Александр Исаевич, вопреки общеизвестным и неопровержимым доказательствам, не захотел признать Михаила Александровича автором «Тихого Дона» и до конца жизни упёрто обвинял его в самозванстве и воровстве? Боюсь, окончательно прояснить для себя эти и подобные им вопросы, касающиеся далеко не только А. Солженицына, я не смогу и до конца жизни. Но рано или поздно узнаются истории, проливающие свет на то, что прежде было не видно… Наш человек летел из Америки в Россию, из Сиэтла во Владивосток. Рассказ его я привожу здесь практически дословно: – Петропавловск-Камчатский, Магадан, Хабаровск, конечный пункт назначения – столица Приморья. Во всех аэропортах приземление авиалайнера встречалось дружной атакой журналистов. Телекамеры, радиомикрофоны – интервью, пресс-конференции… Сначала самолёт был полный, постепенно салоны пустели. Пассажиры как будто рассеивались. Кто-то вышел уже в первом порту, в Анкоридже, кто-то в Петропавловске… Он возвращался с двумя сыновьями и супругой. Помимо семьи, российских и иностранных журналистов, сопровождавших вермонтского затворника, триумфально возвращающегося на Родину из изгнания, как он сам говорил – из вынужденной ссылки в США, в самолёте на подходе к Владивостоку из числа россиян осталось, может быть, человека три. Ещё немного – и лайнер начнёт снижаться. Подошла стюардесса. «Будет большая встреча, будут интервью, телевидение и радио, – сказала она. – Предлагаю вам выйти первыми: самолёт, думаю, в пределах часа будет стоять, и никто никуда не пройдёт, так что вам придётся ждать и выходить последними». Я с удовольствием последовал совету бортпроводницы,– продолжает наш человек. – Мне уже не казалось очень интересным увидеть, как Владивосток встретит Александра Исаевича, о чём его будут спрашивать, и что он будет отвечать. Весь полёт я наблюдал за ним. Интересно: такая глыба возвращается в Россию, я считал – из числа крупных писателей! Тем более, с творчеством его был знаком… Наблюдал восхищение его сыновей тем, как его повсюду встречают, какая красивая природа у нас, особенно на подлёте к Хабаровску и Владивостоку, их выраженное, тогда я считал, не наигранное стремление вернуться на Родину… Сдержанная реакция супруги… Достаточно напряжённое состояние самого Александра Исаевича. Всё это можно было увидеть и хорошо осмыслить: долгий путь, перелёт почти двадцать часов вместо положенных восьми или десяти. Это было связано с нештатными, сверх расписания, дополнительными посадками в Магадане, Хабаровске… Везде Александра Исаевича ждали, встречали, везде он выходил к журналистам, отвечал на вопросы… Самолёт принадлежал компании «Аляска-эйрлайнс» и должен был делать всего одну промежуточную посадку в Петропавловске-Камчатском… Долго летели. Он давал интервью, позировал перед камерами, но нельзя было не увидеть, как он напряжён. Мне это казалось естественным. И, конечно, появилось большое желание если не поговорить с ним, то хотя бы взять автограф. Историческое событие, нормально было бы оставить память о нём, засвидетельствовать, так сказать, документально. Вот, возвращаясь из командировки, посчастливилось совпасть с таким великим человеком! Я прошёл в салон, не помню, он летел в первом или в бизнес-классе, я летел экономклассом. Но зашёл к нему: охраны не было, нормально. Попросил Александра Исаевича… Мол, я, мои друзья и коллеги летим с вами из Сиэтла. Он, кажется, даже раньше где-то садился… Вот, говорю, не могли бы вы дать автограф? У меня газета была, кажется «Лос-Анджелес таймс» со статьёй или информацией: такого-то числа на родину возвращается опальный советский писатель, вместе с семьёй покидает Америку. Вот эту газету протягиваю Александру Исаевичу: не могли бы вы поставить свой автограф? Реакция была для меня обидной, я не ожидал такой реакции. Может быть, он очень нервничал, может, устал… Дословно ответ его был такой: «Если я на каждом клочке клозетной бумаги буду давать свой автограф, у меня просто на всё это ни рук, ни энергии не хватит». Может, он так выразил отношение к Америке, продемонстрировал свой русский патриотизм? Всё же газета не наша, на чужом языке… Но эта страна его приняла и пригрела… Он обязан ей своей мировой славой не меньше, чем своему отечеству… Как же так можно? Нет, Америка тут не причём… Однако у меня в тот момент не было времени думать об этом. Что оставалось: пожать плечами, сказать спасибо и оставить человека в покое? И вроде – такая малость, даже как будто не о чем говорить… Но, – рассказчик вздыхает и продолжает хотя и после недолгой, однако неприятной, тяжёлой паузы, – немножечко отражает внутреннюю культуру человека. Мне кажется, человек высокой культуры, аристократического воспитания, на что Александр Исаевич, конечно, претендовал, ни в такой, ни в какой другой ситуации не позволил бы себе так ответить своему соотечественнику, с которым он возвращается на свою родину, в которой будет жить и которую намерен обустроить. Кстати сказать, его идеи насчёт того, как обустроить Россию, не показались мне очень большим открытием. Ничего нового Александр Исаевич не сказал, практически все его «новации» заведомо раньше него были высказаны многими достаточно известными политологами. В том числе Ципко и Карагановым… Это было в 1994 году. Потом я не раз с доступным мне юмором рассказывал коллегам, как долго летел в одном самолёте с великим Солженицыным, как на последнем часе полёта перед Владивостоком попытался получить автограф у знаменитого русского писателя, летящего спасать Россию… Но я всегда думал и так думаю сейчас: в Солженицыне тогда проявилась не только нервозность, связанная с многолетней оторванностью от корней, от Родины, но и какая-то внутренняя обозлённость на мир вообще. Обиженный, обозлённый человек никогда никому не посоветует ничего хорошего. Будь и семи пядей во лбу, он едва ли способен оградить от беды своих близких, свою страну, свой народ. Доброта спасёт мир, а красота ей поможет. Но не обозлённость, не высокомерие. Они, мне кажется, более всего свидетельствуют о неуверенности человека в себе, в верности своих чувств, в правильности своих мыслей. А вы как думаете?.. Этот вопрос «А вы как думаете?» я переадресовываю читателям. Рассказ нашего человека, довольно близко знакомого мне уже не один год, я записал на диктофон, переложил на бумагу и дал прочесть и отредактировать автору. Он просил не называть имени-фамилии, и мне приходится уважать его просьбу. Историю о Солженицыне, о том, как великий борец за свободу и демократию, образцовый человеколюб и патриот летел из Америки в Россию, мне довелось слушать не однажды. Не зная этой истории, я бы не пришёл к рассказчику с диктофоном. Почему же мне подумалось, что эту историю надо взять для книги? Надеюсь, читатель сам ответит на этот вопрос. И, вполне вероятно, ему поможет сказанное, кажется, прямо для нашего случая епископом Феофаном Затворником: ««Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской», сказал Господь. Саддукеи – образец беспечности; фарисеи – представители людей, носящих лицо ревнителей. Те ничего не делают, а эти будто и хлопочут, но на деле у них ничего не выходит. У нас на них походят увлекающиеся идеями гуманности. Послушать, так только и речей что о благе народа, а народу никакого блага от этого не прибавилось, ибо только говорят, а не делают. У них гуманность напускная, показывают только вид, что имеют её, а в сущности это эгоисты. Речи не требуют жертв – ну, они и расточают их; а коснись дело до жертв, они и назад. Нынче почти все лицедеи; одни пред другими рисуются, как ревнители блага и особенно просвещения, и все остаются очень довольны когда успеют засвидетельствовать словом, что они действительно таковы. Оттого у нас коль скоро появится какое либо благотворительное начинание – толки подымутся повсюду, а дело всё-таки не спеется. Жертв от них не жди; им нужды нет до других, лишь бы их дела шли хорошо. Но бывает и так, что не ломая головы над планами облагодетельствования ближних, они жертвуют лишь бы отделаться. То и другое осудил Господь, а велел нам преисполняться искреннею любовию друг к другу, которая не любит рисоваться» (Феофан Затворник, Мысли на каждый день года по церковным чтениям из слова Божия). Самый сильный упрёк в данном случае может звучать так: имей совесть, сочинитель, как тебе не стыдно говорить о великом человеке, что он эгоист и не принёс никаких жертв, если он столько лет провёл в бесчеловечных условиях сталинских лагерей?! Что тут ответить? Мой отец прошёл фронт, всю войну до конца, а в тюрьме «за политику» сидел при Брежневе, во времена тихого «застоя», когда большинство сограждан могли без страха за себя и своих близких наслаждаться миром. А Александр-то Исаевич в лагерь попал с фронта, с войны, когда советским солдатам до Берлина ещё оставалось топать и топать, погибать и погибать… Всё-таки повезло: не в штрафники попал, а в зэки: пусть в лагере жизни нет, но и смерти немножко меньше, не так стреляют, как на войне… Если кому-то нелицеприятные слова о великом заботнике России покажутся несправедливыми, предлагаю подумать над тем, насколько справедливо по отношению к нашей стране и ко всем нам, в ней живущим, утверждение, что Хатынь сожгли… мы сами. Летом 2009 года по телевидению на всю Россию и, как минимум, эсенгевское зарубежье (я смотрел передачу в Казахстане) прошёл документальный фильм, в котором прямо заявлено: Александр Исаевич уверял, что Хатынь с заживо сожжёнными её жителями – дело рук НКВД. В жизни каждого народа есть чёрные дни; в истории нашей, как и любой другой, страны немало тяжёлых, непоправимо трагических страниц. Но как надо относиться к своему народу и к своей стране, чтобы, ничем не стесняясь, клеветать на них?
СЛОВО – ЛЮДЯМ, ЛЮБЯЩИМ РОДИНУ!
«Свободные ли мы с вами? – пишет литературный критик и учёный-гуманитарий Кокшенёва, заметим, много после того, как уехавший из несвободной, недостойной страны Александр Исаевич Солженицын вернулся для жизни и обустройства отечества в страну достойную и свободную. – Не тюрьма ли для нас современная культура, медленно (ой ли? правда – медленно? – В.Т.) разъедающая нашу человеческую цельность ядовитой кислотностью своего изощрённого зла или увлекающая наркотиком удовольствия?.. мы, «честные и добропорядочные граждане», живём в пространстве, где слова-бандиты, слова-лицемеры, слова-подлецы запросто «гуляют на свободе» – на улицах, в семье, в школе, на страницах литературных газет и даже патриотических сочинений… Многие ли понимают, что наши личные грехи превращаются в «родовую лямку», накапливаясь «из рода в род»?». Такой ныне получается расклад: русскому человеку не просто до смешного наивно, но, если от него хоть что-то зависит – преступно, а если ничто не зависит – самоубийственно думать, будто свобода сама по себе привела нас к этому краю. «Свобода» наша замечательно организована и строго целеустремлена. Тут идеально подходит формула: «Всё схвачено, за всё уплачено». «Общечеловеки и самооплёвники торжествуют, копеечники и наживатели тоже, а молодежь или развращена (в большинстве) до такой степени, которой не было, быть может, и в Содоме, или объята порывом великодушия и в этом порыве идёт бить и убивать свою мать Россию – до того сильны улично-социальные идейки, брошенные в нашу землю ещё 30 лет и давшие такие ужасные всходы». Приведённый текст извлечён из архива внешней политики Российской империи и впервые представлен «Литературной газетой» по осени 2009 года. Он принадлежит Фёдору Михайловичу Достоевскому. Валентин Непомнящий – светлый ум России, из тех немногих умов, которые ещё устояли перед заразой равнодушия, то есть не совершили предательства перед своим народом, перед его историей и культурой. Он смотрит снятую на «Казахфильме» картину Рустама Хамдамова «Вокальные параллели». «Это реквием по великой культуре, уходящей от нас туда, откуда она и явилась. И вместе с тем это плач по великой многонациональной распавшейся державе» – вот что говорит Непомнящий о фильме Хамдамова. И добавляет: «На картину с таким названием пойдёт только тот, кому «это нужно». Не пойдут ни владельцы игровых заведений, ни студенты и работники Высшей школы экономики, ни министры чего-нибудь – например, образования, – ни слесари-водопроводчики, ни тот олигарх, который как-то прилюдно заявил, что после чтения Достоевского ему захотелось разорвать книгу на куски». Господи, как мало у нас появляется теперь таких картин, таких произведений искусства, о которых можно сказать: «Фильм Хамдамова – явление не только и не просто казахское, но, может быть, в ещё большей степени – русское. Прежде всего в самом понимании культуры: её существа, призвания, её чести и достоинства, её роли в национальных судьбах; это русское понимание. Специфика России с её народом, который Вас. Розанов назвал «народом-художником», – эта специфика, помимо прочего, в том, что ведущая роль большой культуры, находящей свои идеалы в глубинах народной души и его же, народ, на этих идеалах воспитывающей, – что её главенство есть для России не прихоть, не роскошь, а хлеб насущный, условие существования. Иными словами – её, России, душа». Низко поклонимся Валентину Непомнящему за мудрость его и честность и, радостно дивясь схожести мыслей, дадим ему слово, ибо мало кто сможет сказать так: «Место, занимаемое Россией на Земле, исторически недавно получило на Западе название heartland. «Народ-художник», населяющий «сердечную область» нашей планеты, признаёт «центром», своего рода солнцем своей истории, национальных судеб не царя или полководца, а поэта, писателя, «деятеля культуры»!.. Мне уже приходилось говорить и писать о том, что всемирно известное явление под названием «русские мозги» имеет природу не этнобиологическую, а культурную, гуманитарную, и цитировать Эйнштейна: «Достоевский дал мне больше, чем математика, больше, чем Гаусс!» Характерные для «русских мозгов» высота точки обзора, широта горизонтов, смелость и неожиданность поворотов – всё это в родстве с русской культурой, в частности литературой: с высотой её точки отсчёта ценностей (проще говоря, с высотой идеалов), широтой и свободой взгляда на мир и человека, смелой, порой парадоксальной диалектикой, любовью и стремлением к гармонии… Вот на эту-то нашу особость, непохожесть – в глазах многих чуть ли не «идиотскую» (от названия романа Достоевского) – и совершается в течение уже двух десятилетий покушение. Если высокая русская культура, вместилище и выражение нашей ментальности, голос народной души, так и останется выброшенной на коммерческую панель, если она окончательно перестанет быть доступной всему народу в его повседневном быту (эту задачу когда-то выполняло – и блистательно – советское радио), окончательно приобретёт статус пышного гала-мероприятия…с его заоблачными ценами и микроскопическими тиражами, – если всё это будет продолжаться, тогда высокие идеалы, которыми Русь жила на протяжении столетий, вывернутся наизнанку, точнее вниз, – и вместо «русских мозгов» мир получит «русскую мафию». Впрочем, название это скоро окажется анахронизмом, ибо не будет России – будет что-то другое, и довольно жуткое. Произойти это может исторически очень быстро». В телеящике – постыдное откровение на всю страну. Не знаю, кто она, Ольга Нагибина, но помню дословно её фразу, произнесённую с уверенностью, не оставляющей сомнений в том, что так теперь думают многие: «Не люблю людей творческих профессий. Мне нужен успешный муж». По нынешним временам успешность – синоним платёжеспособности. Что может остановить этот процесс разрушения народной души, кто способен остановить унижение и уничтожение народа? Как-то надо попросить замолчать, надо, чтобы они перестали изгаляться над русским словом, все эти матерщинники и круглосуточные хохмачи, всяческие секс-символы и суперуспешные «хозяева жизни». Трудно, невозможно возразить профессору Салину: «Телевидение – самое страшное оружие массового уничтожения из всех когда-либо применявшихся. И выступить против тотальной, подавляющей телевизионной мощи гораздо страшнее, чем броситься грудью на пулемёт». Немногим лучше и нынешнее радио. Утром после Дня подводника еду на машине. Время 8-40 – 8-45. Включил приёмник. Одна из размножившихся радиостанций, возможно, какая-нибудь местная, не зафиксировал. «Обмани ближнего, ибо не обманешь его, он обманет тебя и возрадуется». Вне связи с чем-нибудь предыдущим и последующим… Вот, дурачок, думал: может, вспомнят о подводниках… Всё-таки Владивосток – столица Тихоокеанского флота, откуда, в частности, начинались и подводные силы страны… Однако ничего не делать – смерти подобно. Такой неожиданный случай: честная передача на центральном российском телеканале порадовала впервые за несколько лет – один из бывших интеллектуалов прямо сказал о русофобии внутри и снаружи России. Почему-то этот человек на нашем телевидении всего лишь редкий и случайный гость. А как было бы хорошо вместо заносчивого всезнайки и малограмотного балабола Дмитрия Быкова на телеэкране увидеть настоящего учёного-филолога и, что немаловажно, патриота Капитолину Кокшенёву! Пусть бы пришёл на смену Виктору Ерофееву Виктор Верстаков, а кресло министра образования предложили бы не блатному питерцу с вечно перекошенной брезгливостью (не к своему ли народу?) физиономией* а никому не ведомому, но преданному своему делу и радеющему за свой народ школьному учителю… Пусть, наконец, применят к редакторам особенно распоясавшихся газет и журналов все существующие законоположения, начиная с закона о недопустимости проповеди национального превосходства и разжигания межнациональной розни, пропаганды насилия и всяческих человеческих язв! Боже мой, если бы хоть государственные СМИ перестали популяризировать безвкусицу и пошлость во всех искусствах, начиная, конечно, с искусства слова! И прекратили бы шельмовать патриотизм. Может, тогда бы и настоящий писатель Зоя Прокопьева с выдающимся романом «Своим чередом» была отмечена уважаемыми литературными премиями, которые из года в год попадают (или падают) в одни и те же руки и кошельки? Может быть, тогда бы в школьные программы по литературе включили бы не преувеличенного, просто до неприличия раздутого И. Бродского, а, допустим, Дмитрия Кедрина и Павла Васильева?.. Отнюдь не беспричинно всенародно любимый Вячеслав Тихонов незадолго до кончины говорил о том, что он не боится слова «Патриотизм» и видит его с большой буквы. Очень верно сказал другой великий актёр и гражданин Александр Пороховщиков: «Пропаганда должна быть в руках тех людей, которые любят свою Родину».
---------------------------------- * Знает ли господин Фурсенко, что находящиеся под его министерским попечением российские студенты требуют от родителей денег на взятки преподавателям со словами: «Я что, учить буду, когда все остальные платят?!».
|
|
СЛАВЯНСТВО |
|
Славянство - форум славянских культурГл. редактор Лидия СычеваРедактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
