Заговор 20 июля 1944 года

1944 г.

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Заговор 20 июля 1944 года

Дело полковника Штауффенберга

20 июля 1944 года

(Глава из книги Курта Финкера)

В четверг 20 июля 1944 г., около 6 часов утра, полковник граф фон Штауфенберг в сопровождении брата вышел из своей квартиры в берлинском пригороде Ванзее. Автомашина доставила обоих в город, где к ним подсел обер-лейтенант фон Хефтен. Затем они поехали дальше -- на аэродром Рангсдорф, где уже ждал генерал-майор Штифф, чтобы вместе отправиться в ставку фюрера. Самолет "Хейнкель-111", находившийся в распоряжении генерала Вагнера, стартовал около 7 часов утра. В портфелях находились две бомбы с бесшумными химическими взрывателями. Одну положил в свой портфель Штауффенберг, Другую взял Хефтен. Тем временем Бертольд фон Штауффенберг отправился в здания ОКХ на Бендлерштрассе.

Пролетев примерно 560 километров, самолет около 10 часов 15 минут приземлился в Растенбурге. Штауффенберг поручил командиру самолета быть с полудня готовым обратному полету в Берлин. На служебной машине Штауффенберг и его спутники отправились в ставку, фюрера. Здесь Штауффенберг доложил о своем прибытии коменданту. После завтрака сего адъютантом ротмистром фон Мёллендорфом Штауффенберг направился к генералу Фельгибелю, начальнику связи вермахта, посвященному в заговор. Затем Штауффенбергу пришлось еще решить один служебный вопрос с генералом Буле представителем Главного командования сухопутных войск (ОКХ) при Верховном главнокомандовании вермахта (ОКВ).

Около 12 часов Штауффенберг вместе с Буле явился к начальнику штаба ОКВ генерал-фельдмаршалу Кейтелю, чтобы еще раз обсудить с ним предстоящий доклад. Хефтен остался в приемной в том же помещении. Кейтель сообщил, что совещание, первоначально назначенное на 13 часов, переносится на 12 часов 30 минут ввиду визита Муссолини. Доклады должны быть краткими. Затем Кейтель сказал, что обсуждение обстановки состоится в предназначенном для этой цели картографическом бараке с деревянными стенами, усиленными бетонной обшивкой.

Когда до 12 часов 30 минут осталось совсем неумного, Кейтель вместе со своим адъютантом фон Фрейендом, Буле и Штауффенбергом вышел из кабинета, чтобы направиться в картографический барак, расположенный минутах в трех ходьбы. Но тут Штауффенберг сказал, что хочет сначала немного освежиться и переменить сорочку. В прихожей его ожидал Хефтен. Фон Фрейенд указал им свою спальню, куда Хефтен вошел вместе со Штауффенбергом, так как должен был: помочь однорукому полковнику. Им необходимо было остаться наедине, чтобы щипцами вдавить взрыватель бомбы, спрятанной в портфеле. Взрыв должен был произойти 15 минут спустя. Тем временем Кейтель уже протпел довольно далеко вперед. Пока оба они находились в комнате Фрейенда, Фельгибель соединился по телефону с бункером ОКВ и попросил передать Штауффенбергу, чтобы тот еще раз позвонил ему. Фон Фрейенд тут же послал обер-фельдфебеля Фогеля сообщить об этом Штауффенбергу. Позже Фогель рассказывал, что видел, как Штауффенберг и Хефтен что-то прятали в портфель, а на койке лежала куча бумаги. Очевидно, он помешал им уложить в портфель Штауффенберга обе бомбы. Вероятно, Штауффенберг, как следует предполагать, намеревался взорвать обе эти бомбы. Однако, как бы то ни было, фактом остается то, что Хефтен засунул сверток со второй бомбой в .свой портфель, а затем, покинув Штауффенберга, быстро вышел, чтобы позаботиться об автомашине.

По пути в картографический барак Штауффенберг несколько раз отказывался от предложения своих спутников понести его портфель. Вместе с уже проявлявшим нетерпение Кейтелем Штауффенберг несколько позднее 12 часов 30 минут вошел в картографический барак. Перед тем как войти, он громко, так, чтобы его услышал Кейтель, крикнул фельдфебелю-телефонисту, что ожидает срочного звонка из Берлина. В момент появления Штауффенберга на совещании генерал Хойзингер как раз докладывал о положении на Восточном фронте. Кейтель на минуту прервал его, чтобы представить Штауффенберга Гитлеру, который приветствовал полковника рукопожатием. Затем Хойзингер продолжал свой доклад.

Помещение для оперативных совещаний находилось в конце барака и имело площадь примерно 5 х 10 м. Его почти полностью занимал огромный столе картами, вокруг которого после прихода Штауффенберга и Кейтеля собралось 25 человек. Напротив двери имелось три окна -- из-за жары они были открыты настежь. Гитлер стоял у середины стола, лицом к окнам и спиной к двери. Стол представлял собой тяжелую дубовую плиту, положенную на две массивные деревянные подставки. Штауффенберг поставил портфель с бомбой у той подставки, которая находилась в непосредственной близости от Гитлера. Вскоре вслед за тем он доложил Кейтелю, что ему необходимо, переговорить по телефону, вышел из помещения и направился прямо к генералу Фельгибелю, где его уже ожидал с автомашиной Вернер фон Хефтен. "Ни один специалист не сомневался в том, что в помещении с толстыми ли или тонкими стенками предназначенная для этой цели взрывчатка... сделает свое дело до конца".

Тем временем Хойзингер продолжал доклад. Полковник Брандт, заместитель Хойзингера, желая подойти поближе к карте, задел ногой помешавший ему портфель Штауффенберга и переставил его по другую сторону подставки стола, подальше от Гитлера. Поскольку 'Штауффенберг должен был докладывать сразу же после Хойзингера, новее еще не вернулся, Буле вышел из помещения, чтобы позвать его. Однако телефонист сказал ему, что полковник ушел. Пораженный Буле вернулся в помещение.

В 12 часов 42 минуты -- Хойзингер как раз произносил заключительные слова -- бомба взорвалась. Штауффенберг, Хефтен и Фельгибель увидели пламя взрыва и были твердо убеждены в том, что Гитлер убит. Взрыв был такой силы, словно разорвался 150-миллиметровый снаряд, заявил позже Штауффенберг в Берлине.

Штауффенберг и Хефтен вскочили в машину, которая через минуты две остановилась у офицерского караула. Охрана сначала отказалась пропустить "их, но Штауффенберг сослался на вымышленный телефонный вызов и заявил, что имеет разрешение на выезд. У наружного поста с южной стороны обоих офицеров снова остановили. Однако Штауффенберг не растерялся и тут же позвонил ротмистру фон Мёллендорфу, который по телефону подтвердил дежурному шарфюреру СС* наличие разрешения на выезд. Чуть позже 13 часов Штауффенберг достиг аэродрома. По дороге Хефтен демонтировал запасную бомбу и выбросил ее. В 13 часов 15 минут самолет поднялся в воздух, и взял обратный курс на Берлин, где должен был приземлиться около 16 часов.

В течение почти. трех часов Штауффенберг был обречен бездействовать, и эти три часа оказались роковыми для предпринятого им дела. Что же произошло за эти три часа в Берлине -- центре заговора?

Взрыв в помещении для совещаний произвел большое разрушение: стол разлетелся на куски, потолок частично рухнул, оконные стекла были выбиты, рамы вырваны. Одного из присутствовавших взрывной волной выбросило в окно. И все-таки генерал Фельгибель, который должен был по телефону сообщить на Бендлерштрассе об удаче покушения, к ужасу своему, увидел: покрытый гарью, в обгорелом и изодранном в клочья мундире, опираясь на Кейтеля и. ковыляя, Гитлер выходит из дымящегося барака! Кейтель довел Гитлера до своего бункера и приказал немедленно вызвать врачей. Гитлер получил ожоги правой ноги, у него обгорели волосы, лопнули барабанные перепонки, правая рука была частично парализована, нов целом травмы оказались легкими.

Из числа участников совещания один -- стенографист Бергер -- был убит на месте; трое других -- полковник Брандт (как уже указывалось, заместитель Хойзингера), генерал Кортен, начальник штаба оперативного руководства ВВС, генерал-лейтенант Шмундт, шеф-адъютант вермахта при Гитлере и начальник управления личного состава сухопутных войск -- вскоре скончались от полученных травм. Генерал Боденшац, офицер связи главнокомандующего ВВС при ставке фюрера, и полковник Боргман, адъютант Гитлера, получили тяжелые ранения. Все остальные отделались легкими ранениями или же не пострадали.

Ознакомление с расположением лиц, находившихся в помещении, показывает, что убиты или тяжело ранены оказались почти исключительно те, кто стоял справа от подставки стола. Совершенно ясно: в результате того, что полковник Брандт переставил портфель с бомбой к правой стороне подставки стола, направление взрыва в значительной мере изменилось. Только так можно объяснить, почему Гитлер, который к тому же в момент взрыва столь сильно наклонился, над столом, что почти лежал на нем (он был близорук), остался в живых: Оправившись оттока, Гитлер и его окружение стали готовиться к намеченному на послеобеденное время визиту Муссолини в ставку Верховного, главнокомандования.

Увидев Гитлера живым, фельгибель от условленного звонка в Берлин отказался. Ведь по имевшейся договоренности он должен был сообщить, состоялось 'ли покушение или нет. Но такая ситуация, что после произведенного покушения Гитлер уцелеет, предусмотрена не была. Нерешительность Фельгибеля подкрепил Штифф, принявший решение, что ввиду этого государственный переворот начинать не следует и теперь надо лишь позаботиться о безопасности -- своей собственной и других заговорщиков. Так центр заговора в Берлине больше трех часов -- решающих часов! -- не получал никаких известий.

Через полчаса после покушения в "Волчьем логове" появился извещенный о происшедшем Гиммлер, который находился в своей ставке на озере Мауэрзее, и сразу же принялся за расследование. Он .потребовал от Главного управления имперской безопасности в Берлине присылки самолетом специалистов-криминалистов. Геббельс, который в это время был в Берлине, получил после 13 часов телефонное сообщение, что произошло покушение, но Гитлер жив. Затем всякая связь между Растенбургом и внешним миром на два .часа прекратилась. Гитлер приказал установить запрет на передачу любой информации из ставки. Это обстоятельство могло бы даже сыграть на руку заговорщикам, поскольку Фельгибель и без того имел задание не допустить никакой связи со ставкой.

В результате начатого Гиммлером расследования все серьезнее стали подозревать Штауффенберга: его поведение, а особенно внезапное исчезновение казалось теперь подозрительным и Кейтелю. Но пока еще никто из окружения Гитлера не предполагал, что речь идет не о покушении одного отдельного лица, а о начале предпринятой в более широком масштабе попытки восстания. А тем временем в ОКХ на Бендлерштрассе генерал Ольбрихт и его ближайшие соратники тщетно ожидали сигнала действовать -- телефонного звонка из Растенбурга.

Около полудня Ольбрихт послал майора Хайэссена к полицей-президенту Берлина графу Хельдорфу договориться о действиях полиции по захвату важнейших зданий и аресту нацистских главарей. Однако в крайнем возбуждении майор захватил с собой устаревшую карту. Но куда важнее было то, что Хельдорф отказался от самостоятельных действий полиции и заявил, что она начнет действовать только тогда, когда возьмет власть армия. У Хельдорфа В это время находился Ганс Бернд Гизевиус, агент германского абвера, который, как уже указывалось, сотрудничал с американской секретной службой.

Граф Хельдорф являлся старым нацистом; будучи в 20-е и 30-е годы одним из главарей штурмовиков, он основательно приложил руку к кровавому террору против антифашистов. Теперь он был подобен крысе, пытающейся спастись с тонущего корабля. Роль Хельдорфа 20 июля заключалась в том, что, ровным счетом ничего не делая сам, он отпускал циничные замечания насчет недостатков предпринятой операции и предоставлял действовать другим. Штауффенберг и прежде был о нем невысокого мнения.

Только в 15 часов 30 минут генерал-лейтенанту Типе удалое установить телефонную связь Бендлерштрассе со ставкой. Оттуда он получил лишь лаконичное известие о состоявшемся покушении, но жив Гитлер или мертв, сказано не было. Тогда Ольбрихт распорядился отдать около 15 часов 30 минут первые приказы о подъеме войск по боевой тревоге в соответствии с планом "Валькирия". Начальнику берлинского гарнизона генералу фон Корцфляйшу через офицера связи было приказано явиться на Бендлерштрассе для получения указаний. Подчиненного ему военного коменданта Берлина, участника заговора генерала фон Хазе, Ольбрихт известил по телефону о необходимости быть готовым к боевым действиям. Типе приказал сформировать отделение радиосвязи, которое должно было оборудовать радиостанцию в городской военной комендатуре.

Около 16 часов Штауффенберг и Хефтен совершили посадку в Рангсдорфе, полагая, что военный государственный переворот уже идет полным ходом. Хефтен позвонил на Бендлерштрассе и вызвал автомашину. Одновременно он подтвердил факт покушения и наверняка свершившееся -- по его убеждению -- уничтожение Гитлера. Теперь Ольбрихт и Мерц фон Квирнгейм форсировали введение в силу дальнейших приказов "Валькирия". В Берлине были подняты по боевой тревоге подчиненные фон Хазе войска: охранный батальон (отдельная часть силой до полка), гарнизон Шпандау, пиротехническое и оружейно-техническое училища супохутных войск. Командиры этих частей были вызваны для получения приказов в городскую комендатуру на Унтер-ден-Линден, 1. Здесь им были вручены заранее разработанные приказы занять определенные здания, министерства, казармы СС и транспортные узлы. Охранному батальону приказывалось оцепить правительственный квартал и взять Геббельса,

После 16 часов подполковник Бернардис начал поднимать по боевой тревоге войска, находившиеся вне Берлина: танковые училища в Крампнице и Вюндсдорфе, курсы усовершенствования танковых войск в Гросс-Глинйке, пехотное училище в Дёберице и унтер-офицерское училище в Потсдаме. Некоторые из этих частей должны были поддержать берлинские войска; другие занять радиостанции, перерезать основные магистрали и выступить против соединений СС. Принадлежавшая к охранному батальону охрана здания на Бендлерштрассе получила приказ Мерца фон Квирнгейма перекрыть все входы и выходы и оказать сопротивление в случае возможной атаки частями СС.

После получения первых известий и отдачи первых приказов Ольбрихт отправился к генералу Фромму (которому только что вручили донесение), чтобы информировать его о происходящем и по возможности привлечь к участию в перевороте. Объявив, что получил сообщение от генерала Фельгибеля, гласящее; Гитлер погиб в результате покушения, Ольбрихт предложил командующему армией резерва дать войскам кодовый сигнал "Валькирия" и тем самым приказать вермахту взять в свои руки всю исполнительную власть. Однако Фромм пожелал получить сообщение о гибели Гитлера лично от Кейтеля и около 16 часов 10 минут позвонил в ставку фюрера. Тем временем установленный Гитлером запрет связи был отменен, и Кейтель сразу же взял трубку. На вопрос Фромма он ответил, что покушение имело место, но сам фюрер лишь легко ранен. Затем Кейтель спросил, вернулся ли уже полковник Штауффенберг. Получив такую информацию, Фромм отказался ввести в действие план "Валькирия". А пока все это" Происходило, Мерц фон Квирнгейм от имени Фромма продолжал передавать войскам приказы "Валькирия".

Примерно в 16 часов 30 минут капитан Клаузинг принес на узел связи в здании на Бендлерштрассе текст-телеграммы с первым основным приказом. Поскольку телеграмма не имела пометок о степени срочности и секретности, офицер узла связи Рёриг отнес ее обратно Клаузингу. Спустя десять минут тот вновь вручил телеграмму Рёригу. Как показывал впоследствии Рёриг, первая фраза: "Фюрер Адольф Гитлер убит" теперь была зачеркнута ". Очевидно, после телефонного разговора Фромма с Кейтелем Ольбрихт потерял уверенность в этом. За период с 17 часов 35 минут до 21, часа 03 минут телеграмма была отправлена 20 адресатам. Основной приказ имел подпись генерал-фельдмаршала фон Вицлебена и передавал всю исполнительную власть командующим войсками, тем самым давая ими первыедирективы.

Около 16 часов 45 минут Штауффенберг вместе с Хефтеном вошел в здание на Бендлерштрассе и немедленно направился в кабинет Ольбрихта, чтобы доложить ему о ходе дел. На слова Ольбрихта о сообщении Кейтеля Штауффенберг возразил, что это -- маневр Кейтеля и ставки Верховного главнокомандования с целью выиграть время, и потребовал быстрых и решительных действий.

К этому моменту Век и другие заговорщики прибыли на Бендлерштрассе, где уже находился и генерал-полковник Гёпнер. Вызванному Ольбрихтом графу Хельдорфу, который явился в сопровождении Гизевиуса, было официально заявлено, что вермахт взял на себя всю исполнительную власть и таким образом полиция также подчинена ему. Век счел необходимым указать Хельдорфу на противоречивость сообщений, поступающих из ставки фюрера, и потребовал совместно занять определенную позицию в отношении происходящего, особенно на случай распространения вести, что Гитлер жив. Бек призвал всех присутствующих присоединиться к его точке зрения:

"Для меня этот человек мертв. И этим я и буду руководствоваться в своих дальнейших действиях. Мы не имеем права отступать от этой линий, иначе внесем смятение в наши собственные ряды. Неопровержимо доказать, что Гитлер -- именно он, а не его двойник -- действительно жив, ставка, сможет не раньше чем через несколько часов. А до тех пор берлинская акция должна быть закончена".

В 17 часов Ольбрихт в сопровождении Штауффенберга снова вошел в кабинет Фромма и сообщил ему", что Гитлер убит; это может подтвердить Штауффенберг. Между ними возник спор:

"Фромм. Но это же невозможно, Кейтель заверил меня в обратном!

Штауффенберг. Фельдмаршал лжет, как всегда. Я сам видел, как Гитлера выносили мертвым.

Ольбрихт. "Учитывая это положение, мы .дали тыловым командованиям корпусов сигнал "Внутренние беспорядки".

Фромм, вскакивая и ударяя кулаком по столу: Это -- чистейшее неповиновение! Что значит "мы"? Кто дал приказ?

Ольбрихт. Начальник моего штаба полковник Мерц фон Квирнгейм.

Фромм. Немедленно вызовите сюда полковника Мерца! '

Входят Мерц фон Квирнгейм. В ответ на вопрос он подтверждает, что без санкции Фромма дал тыловым командованиям армейских корпусов сигнал "Внутренние беспорядки".

Фромм. Вы арестованы. А дальше посмотрим, как с вами поступить.

В этот момент полковник граф Штауффенберг встает и ледяным голосом произносит: "Господин генерал-полковник, во время совещания у Гитлера я лично вставил взрыватель в бомбу. Взрыв .был такой силы, будто разорвался 150-миллиметровый снаряд. Никто в том помещении жив остаться не мог".

Фромм. Граф Штауффенберг, покушение сорвалось. Вам следует немедленно застрелиться.

Штауффенберг. Нет, этого я не сделаю ни в коем случае.

Ольбрихт. Господин генерал-полковник, наступил момент действовать. Если мы сейчас не ударим, наше отечество погибнет навсегда.

Фромм. Ага, значит, и вы, Ольбрихт, тоже участвуете в этой попытке переворота?

Ольбрихт. Так точно. Но я лишь примыкаю к тому кругу лиц, который возьмет на себя власть в Германии.

Фромм. В таком случае Объявляю всех троих арестованными!

Ольбрихт. Арестовать вы нас не сможете. Вы заблуждаетесь: истинное соотношение сил не в вашу пользу, это вы арестованы нами!"

Короткая рукопашная, и Фромма под угрозой оружия препровождают в кабинет его адъютанта. Однако охраняли Фромма столь великодушно, что позже ему удалось установить 'контакт с офицерами-единомышленниками.

Новым главнокомандующим армией резерва назначили генерал-полковника Гёпнера, который тут же надел принесенный с собою, мундир. Гёпнер представлял собою одну из самых нерешительных и двойственных фигур заговора. Теперь он с нетерпением ожидал прибытия нового верховного главнокомандующего вермахта -- генерал-фельдмаршала фон Вицлебена. Но отнюдь не для того,- чтобы вместе с ним со всей решительностью продолжать начатое дело, а прежде всего получить от него письменное подтверждение своего назначения. Вместо того чтобы .позаботиться о быстрой мобилизации войск, Гепнер проявил повышенное беспокойство о самочувствии Фромма и даже хотел было отпустить его домой, но натолкнулся на сопротивление Штауффенберга, Века и даже Гизевиуса. (Позднее он все-таки приказал принести Фромму вино и бутерброды.) Затем Гёпнер проинформировал офицеров отдела о "смерти" Гитлера и о принятых мерах. Но настойчивое требование Штауффенберга как следует "дать жару" командующим военными округами Гёпнер не выполнил и, хотя. и переговорил по телефону с Висбаденом, Штеттином и Штутгартом,, никаких энергичных указаний не дал. Как только из ставки фюрера поступили контрприказы, он сразу же проявил полную беспомощность.

Группа же молодых офицеров, напротив, активно участвовала в предпринятой акции. Обер-лейтенант Корде обеспечил охрану ворот: караул пропускал в здание только лиц со специальными пропусками; капитан Фриче контролировал вестибюль и прилегающие помещения (поскольку далеко не все сотрудники принадлежали к числу посвященных); капитан Клаузинг и лейтенанты фон Кляйст, фон Оппен, фон Гаммерштейн находились в распоряжении Ольбрихта и Штауффенберга в качестве офицеров для особых поручений. Однако другая группа офицеров занимала выжидательную позицию, не предпринимая, правда,-пока никаких контрмер. Некоторые из этих офицеров поначалу сорвали со своих мундиров эмблему державного орла со свастикой, а затем, всего через несколько часов, когда произошел решающий поворот, снова прикрепили его на грудь.

После 17 часов в здании на Бендлерштрассе появился обер-фюрер СС Пфифрадер и потребовал разговора со Штауффенбергом. На самом деле он имел задание Главного управления имперской безопасности незаметно арестовать Штауффенберга -- Гиммлер уже сообщил о нем из ставки как о предполагаемом преступнике. Но Штауффенберг приказал посадить под арест Пфифрадера вместе с сопровождавшими его двумя сотрудниками уголовной полиции. Так же поступили и с генералом фон Корцфляйшем, который хотя и явился на Бендлерштрассе, но поддержать начатую акцию отказался. Его преемником был назначен генерал фон Тюнген. Корцфляйш попытался бежать, но его схватили. Атмосферу, царившую на Бендлерштрассе, рисует Людвиг фон Гаммерштейн, которому фон Шверин приказал находиться в приемной Ольбрихта:

"Когда я вернулся на свое место в приемной, Ольбрихт позвал меня в свой кабинет и сказал, чтобы я оставался -здесь: в соседней комнате сидит генерал фон Корцфляйш -- пусть ни в коем случае не вздумает выкинуть какую-нибудь глупость. Минут через пять с криком: "Генерал удрал!" -- ко мне влетел адъютант -- пожилой подполковник для особых поручений фон дер Ланкен. Я бросился вслед,за ним, увидел бегущего через вестибюль генерала и крикнул охране: "Внимание, у выхода!" Там с надежным унтер-офицером стоял Кляйст. Он сразу же приставил к груди генерала пистолет, а потом подбежал еще один обер-лейтенант (Вендельштейн)... Корцфляйш повис у них на руках. Он был совершенно без сил.

Я весьма вежливо препроводил сего господина в предназначенную для него комнату; весь остаток вечера мне пришлось караулить его. Сначала он бушевал и орал, кому мы, мол, принесли присягу, но постепенно успокоился. Потом пришел его офицер-порученец -- совершенно ничего не подозревавший пехотный капитан -- выяснить, где же запропал его начальник. Ольбрихт направил капитана к нам. Тот сообщил, что полученные ими до настоящего времени приказы выполнены.

Теперь Корцфляйш уже больше говорил сам с собой, нежели с нами, распространяясь насчет своих заслуг на поле брани и на посту заместителя командующего войсками в Берлине. Он, мол, всегда выполнял свой долги командовал своими войсками наилучшим образом. Но на путч он: не способен, он просто не может пойти на это, да этого от него и требовать нельзя: ведь он солдат. Эту фразу он повторил несколько раз, а потом поручил мне узнать, что с ним собираются делать. Коли хотят продержать иск) ночь, пусть дадут постель. "Скажите генерал-полковнику, я заинтересован только в одном: отправиться домой полоть клумбы в своем саду!" Вот так: сначала бушевал насчет присяги, а потом вдруг захотел выпалывать сорняки".

Появление Пфифрадера в сопровождении, всего двухкриминалистов показывало, что в это время -- около 17 часов -- в Главном управлении имперской безопасности все еще полагали, будто речь идет об индивидуальном акте Штауффенберга, а не о государственном перевороте. В 17часов.30 минут все поднятые по тревоге в Берлине и его окрестностях войска. получили боевые приказы и частично уже находились на марше. Однако подход их задержался таким образом, что к данному моменту -- примерно через пять часов после покушения -- указанные в приказах пози< ции заняты еще не были.

Затем начал сказываться саботаж, имевший место на узле связи в здании на Бендлерштрассе. Передача телеграмм была задержана дежурным, офицером лейтенантом Рёригом, последовательность систематически дополнявших друг друга приказов "Валькирия" произвольно нарушена, в результате чего смысл их исказился. Когда же наконец их удавалось передать по телеграфу, их тут же объявляли не имеющими силы по телефону. На настойчивые требования Ольбрихта и Штауффенберга Рёриг отвечал ссылками на "технические трудности". В результате отдельные военные округа из цельного комплекса приказов получили всего лишь отрывочные указания и не. знали, что же им следует предпринять. Заговорщики упустили из вида необходимость посадить на аппараты связи надежных людей, убрав приверженцев Гитлера.

Около 17 часов 35 минут началась, как уже говорилось, передача .телеграммы с первым основным приказом.

В 18 часов в здании на Бендлерштрассе появились генералы Шпехт, Кунце и Штреккер, приглашенные на служебное совещание еще Фроммом. В кабинете Фромма Гёпнер разъяснил им обстановку. Шпехт -- . инспектор подготовки командных кадров, которого Ольбрихт до этого, несколько раз безуспешно пытался привлечь на свою сторону, -- и теперь отказался действовать заодно е заговорщиками. Отказался и Кунце, начальник отдела боевой подготовки. Их заперли вместе с Фроммом, но около 20 часов 20 минут им' удалось незаметно выйти из-под ареста.

В период после 18 часов 30 минут "командующим военными округами были отправлены второй основной приказ и -- правда, не полностью -- дальнейшие приказы: о захвате учреждений и транспортных узлов, аресте нацистских главарей, занятии концентрационных лагерей. Приказы эти, как правило, вызывали недоумение, наталкивались на нерешительность и колебания. Поскольку в заговор были посвящены лишь немногие командующие округов, осуществление отданных приказов большинстве случаев оказывалось иод вопросом; к тому же вечером стали поступать первые контрприказы.

В 18 часов 30 минут на Бендлерштрассе наконец поступило донесение о том, что правительственный квартал оцеплен тремя ротами охранного батальона. К 19 часам подразделения пиротехнического училища и оружейно-технического училища сухопутных войск заняли свои опорные пункты в Цейхгаузе и бывшем королевском дворце. Две ударные группы патрульной службы сухопутных войска 19 часов стояли на Унтерден-Линден (угол Вильгельмштрассе) в готовности атаковать здание министерства пропаганды и схватить Геббельса, Но основные силы еще не подошли; первые танки прибыли в центр города только около 19 часов 30 минут.

Полковник Глеземер, награжденный "Рыцарским крестом" начальник II танкового училища в Крампнице, задержал его подъем потревргеи подход танков, тем временем вместе со своим адъютантом капитаном Шауссом выехав вперед на Бендлерштрассе. Ольбрихт приказал ему ждать в состоянии готовности с основными силами танков у Колонны победы и обеспечить охрану Общевойскового управления сухопутных войск. Дальнейшие приказы он получит от Мерца. Когда позднее Глеземер отказался подчиниться этим поиказам; Меоцу пойшлдсь аоестовать егп. Опнако тот успел сообщить о создавшемся положении инспекции танковых войск. Ее начальник полковник Боль-бринкер, которому подчинялись все танковые училища, распорядился оттянуть танки на Фербеллинер-плац и известил Геббельса о происходящем в городе. Тем, временем, как мы увидим далее, Геббельс получил информацию и из других источников. Заявив о своем мнимом желании выполнять приказания Ольбрихта, Глеземер сумел ввести в заблуждение свою охрану и скрыться.

Подобная картина наблюдалась и при использовании танкового училища, находившегося в Гросс-Глинике. Уже упоминавшийся выше курсант Вальтер Харц сообщает: "20 июля 1944 г. нас снова вывели из казармы. Однако спустя некоторое время после полудня нам приказали немедленно вернуться в нее. Все происходило так же, как и в предыдущие дни, только гораздо медленные. Казалось, наши начальники воспринимают объявление тревоги как муштру; дело доходило даже до того, что отдельные курсанты, не принимавшие непосредственного участия в учениях, старались уклониться, несмотря на то, что, естественно, должны были быть готовыми к бою резервом на случай объявления "чрезвычайного положения". Пока мы еще ничего не знали о том, что же произошло в действительности в тот день. Мне полагалось быть наводчиком танка "T-IV", но меня назначили связным к нашему начальнику танковой инспекции майору Хауштайну (или Хапштайну), и я находился в его автомашине-вездеходе. Танки стояли довольно долго на шоссе, некоторые курсанты даже бросили их и отправились в казарму; более того, к вечеру офицеры-инструктора стали бегать по комнатам и собирать людей, поскольку уже "началось". Я и по сей день хорошо помню это, так как-в моей комнате один курсант, чтобы не участвовать в "учении", спрятался в стенной шкаф.

Точное время нашего выступления я сегодня назвать уже не могу, но было еще светло. Мы очень быстро двигались к Берлину... По дороге часто делали небольшие остановки, во время которых экипажи танков узнали, что в Берлине произошел путч эсэсовцев против Гитлера, что войска СС идут на Берлин и их надо разоружить. Любое сопротивление следует подавить силой. Новое кодовое наименование операции -- "Гинденбург". Затем танки рассредоточились группами в центре Берлина, заняли важные перекрестки или вокзалы. Сам я вместе с водителем ожидал в машине вблизи Бендлерштрассе. Мой майор, по всей видимости, находился там. Через некоторое время он вернулся весьма возбуждённый, но нам ничего о происходящем не рассказал, а приказал немедленно ехать к танкам. Я должен был передать командирам танков приказ к сбору или же обратному маршу. Таким образом, мы, курсанты, и тогда не знали никаких подробностей случившегося этой ночью. О действительных событиях нам сообщили только на следующий день -- разумеется, в официальной нацистской версии".

Вечером 20 июля никаких донесений о захвате Имперской канцелярии, министерства пропаганды, Главного управления имперской безопасности и прежде всего радиостанции все еще не было.

Оказалось, заговорщики вопреки настояниям Века отнеслись к захвату радиостанции так же, как и к любому другому заданию, вместо того чтобы. осуществить его особенно энергично и безукоризненно точно. Так получилось, что, хотя радиостанция в Кёнигс-Вустерхаузене и была захвачена, на пользу восстанию она использована не была, поскольку четких указаний не имелось. Наглядное представление о всей противоречивости возникшей ситуации дает. свидетельство бывшего унтер-офицера дислоцировавшейся в Потсдам-Недлице танковой разведроты Фрица Людвига, который 20 июля 1944 г. был дневальным по своей казарме:

"Примерно между 18 часов 15 минут и 18 часов 30 минут раздался телефонный звонок и был передан сигнал "Валькирия". Я был несколько испуган, так как знал, к чему ведет подобный сигнал: Караульный наряд решил: наверняка где-то на территории рейха высадился парашютный десант, который надо уничтожить. Ведь на ротных учениях нам всегда внушали, что "Валькирия" означает введение в бой. Я, вскрыл полученный в караульном помещении пакет, запер ворота и поднял по тревоге роту и командира роты. Как я уже подчеркнул, большинство наших ко.мандиров танков использов.алось для караульной службы. Я немедленно доложил о полученном сигнале, и мы были сменены курсантами.

Все дальнейшее происходило быстро и без помех. Получены боеприпасы, надето походное обмундирование, заправлены танки, и, думаю, около 19 часов мы уже двигались в направлении Потсдама. Перед этим был отдан приказ: танковой разведроте ставилась задача захватить радиостанцию в Кёнигс-Вустерхаузене и устранить -- если потребуется, силой -- эсэсовскую команду. Ситуация, само собою разумеется, была необычной, и мы задавали себе вопрос, что же,, произошло и что все это может значить.

Я являлся командиром танка и вспоминаю, что -- поскольку мы были учебной частью, а принять состояние боевой готовности по тревоге надо было быстро -- магазин своего автомата мне пришлось набивать патронами уже в пути.

Когда мы прибыли в Кёнигс-Вустерхаузен, все опять-таки шло быстро и без помех. Один взвод захватил радиомачты; несколько танков направили свои 20-миллиметровые пушки и пулеметы на здание радиостанции. Взяв на плечо автомат, я с несколькими командирами танков и радистами направился в здание. Мы разоружили эсэсовскую охрану и заперли ее в одном помещении.

Хотел бы подчеркнуть, что все это произошло без сопротивления и кровопролития. Что могла поделать -эсэсовская команда, вооруженная к тому же одними пистолетами, против столь превосходящих сил?

Работа радиостанции .продолжалась. Однако мы еще не очень ясно представляли себе, что все это значит. Правда, от населения мы услышали, что и в- Берлине какие-то беспорядки. Радиостанция прочно находилась в наших руках, и мы, солдаты, считали: не так уж важно, если кто-то из сопротивляющихся ска< зал что-нибудь в микрофон. Мы занимали сооружения радиостанций Кенигс-Вустерхаузен до утра 21 июля.

На ночь мы удобно устроились на виденьях нашей автомашины, слушали речи Гитлера, Геринга и еще кого-то, а потом отошли снова в направлении Потсдам - Недлиц".

Аналогично и сообщение обер-ефрейтора Вальтера .Кайрата о действиях пехотного училища Дебериц по захвату Радиоцентра на Мазуреналлее. "Спустя самое короткое время после объявления тревоги подразделения 4-го учебного батальона находились в полной боевой готовности. Было выдано' продовольствие для питания части на марше. Но выступление моторизованных подразделений пока задерживалось. Капитан Патцер сказал нам: "СС хотели убить фюрера, но мы должны двигаться на Берлин". Я входил в его ротную ячейку управления и должен был постоянно находиться поблизости от него... В пути капитан Патцер подробно разъяснил нам наше задание: силой занять Радиоцентр на Мазуреналлее, разоружить или уничтожить находящееся там охранное подразделение эсэсовцев... Бронетранспортеры, противотанковые орудия, тяжелые минометы и станковые пулеметы тут же были установлены на позиции. Сразу стали копать окопы-укрытия. Здание было оцеплено пехотой. Эсэсовская охрана оставалась на своем посту. Наш командир майор Якоб (кавалер "Рыцарского креста") начал переговоры с караулом у главного входа. Через некоторое время мы, капитан Патцер и его ячейка управления, вошли в здание череэ главный вход и немедленно блокировали находившиеся здесь телефоны. Майор Якоб и капитан Патцер, очень возбужденные, вошли в телефонную будку и в спешке неплотно прикрыли дверь, около которой стоял я. Я просунул голову в щель -- в тот момент мне было совершенно все равно, получу ли я за это нагоняй. Меня только удивило, что вопреки всем ожиданиям мы смогли войти в Радиоцентр без всякого применения силы. Теперь майор Якоб должен был набрать секретный номер генерала Ольбрихта. Но вместо этого он позвонил Геббельсу. Я собственными ушами услышал возбужденный голос Геббельса: "Боже упаси, вас, господин майор, вы ведете игру заодно с изменниками!" Якоб с побелевшим лицом вышел из телефонной будки и сказал капитану Патцеру: "Ну и свинью подсунул нам этот Штауффенберг, натворили бы мы дел!" Тем временем в здание вошла и рассредоточилась по нему вся 2-я кадровая рота. Командир батальона и капитан Патцер отправились к дежурному офицеру СС и разъяснили ему, что произошло недоразумение, а теперь Радиоцентр будет совместно с эсэсовцами охраняться ротой во имя фюрера. Эсэсовское подразделение спешно получило подкрепление. Как обер-ефрейтору мне дали четырех солдат, чтобы занять кабинет радиокомментатора Ганса Фриче. Если- Радиоцентр будет атакован какими-либо частями или же в него попытаются пройти какие-нибудь гражданские лица, их надо встречать вопросом: "За или против фюрера?" и при ответе "против" немедленно открывать огонь".

Оказалось, что, хотя захват радиостанций и был организационно хорошо подготовлен и с, чисто военной точки зрения проведен успешно, политического значения этой операции заговорщики не осознали. Отмечая это, мы затрагиваем причины провала всего дела и далее еще вернемся к данному важному вопросу. В 16 часов в ставку фюрера прибыл специальный поезд с Муссолини. Его встречали Геринг, Риббентроп, Дёници другие нацистские главари. Гитлер хвастался, что спасен волей самого провидения, которое тем самым явно предназначило его для решения еще более великих задач. Остальные усердствовали в проявлениях верноподданнических чувств. Около 18 часов Гитлер проводил своего гостя на железнодорожную станцию.

После отмены запрета на информацию и после отправки из Берлина первых приказов "Валькирия" в ставку стали поступать телефонные запросы командиров различных рангов. Постепенно здесь все определеннее складывалось впечатление, что развернулась гораздо более крупная, чем предполагали поначалу, акция. Около 17 часов Гитлер назначил рейхсфюрера СС Гиммлера вместо Фромма командующим армией резерва и приказал ему немедленно вылететь в Берлин: В 17 часов 30 минут Гитлер имел телефонный разговор с Геббельсоми поручил ему подготовить чрезвычайное сообщение. для радио, что покушение имело место, но сорвалось. Это чрезвычайное сообщение было в 18 часов 45. минут передано в эфир радиостанцией "Дойчландсзендер".

Весть о том, что Гитлер лишь легко ранен, усилила нерешительность среди командиров войск заговорщиков и в свою очередь замедлила, осуществление приказов "Валькирия". Полицей-президент граф Хельдорф и начальник имперского управления по уголовным делам Артур Небе, и без того не сделавшие до сих пор почти ничего для удачи заговора, теперь совсем отказались содействовать ему. Штауффенберга засыпали запросами. Он отвечал, что сообщение радио предназначено ввести людей в заблуждение, подчеркивал, чте армия взяла власть в свои руки, а приказы "Валькирия" должны быть выполнены. Поскольку тем временем Кейтел ьв ответ на телефонные запросы дал ряду командиров указание не подчиняться берлинским приказам, Щтауффенберг в 19 часов 15 минут распорядился о передаче всем военным округам и всем командующим войсками срочной телеграммы. Она опровергала заявления Кейтеля и требовала от командующих войсками решительных действий. Штауффенберг, поддерживаемый своими друзьями Ольбрихтом, Мерцем, Хефтеном и другими, был в эти часы движущей силой всей акции, он неустанно боролся за успех государственного переворота. Очевидец описывает один из тех многочисленных телефонных разговоров, которые вел в эти часы Штауффенберг:

"Телефонистка в приемной вызвала Штауффенберга к аппарату. Он бросился к телефону, схватил трубку, поданную телефонисткой: "Штауффенберг слушает.., Яволь... Да, все делается по приказу Бэ-дэ-Э**... Яволь... Остается в силе... Все приказы выполнить немедленно... Тотчас захватить все радиостанции и пункты связи... Любое сопротивление сломить силой... Вероятно, получите контрприказы из ставки фюрера... Они силы не имеют... Нет... Исполнительную власть взял на себя вермахт... Отдавать приказы неправомочен никто, кроме Бэ-дэ-Э... Поняли?.. Яволь... Рейх в опасности... Как и всегда в час наивысшей опасности, исполнительная власть принадлежит солдату... Да... Верховным главнокомандующим назначен Вицлебен... Назначение чисто формальное... Захватите все узлы связи... Ясно?.. Хайль!""

В 19 часов 30 минут -- в полной форме и с маршальским жезлом в руке -- -на Бендлерштрассе прибыл генерал-фельдмаршал фон Вицлебен. Он сразу же направился к Беку и имел с ним продолжительный личный разговор, в ходе которого подверг резкой критике недостаточность принятых до сих пор мер. Около 20 часов 15 минут Вицлебен покинул здание на Бендлерштрассе, дав тем самым понять, что считает акцию провалившейся, и вернулся в дом своего знакомого в Зеезе.

Вечером -- около 20 часов -- положение характеризовалось следующими фактами:

В Берлине и его окрестностях войска отрезали-правительственный квартал, удерживали в своих руках здание ОКХ на Бендлерштрассе и Радиоцентр на Мазуреналлее,а также захватили радиостанцию в Кёнигс-Вустерхаузене. Другие войска заняли позиции во внутренней части города -- у Цейхгауза, бывшего королевского Дворца, Колонны победы -- и ожидали дальнейших приказов. Третья часть войск еще находилась па подходе.

Однако ближайшие цели все еще достигнуты не были: министерства не заняты, Имперская канцелярия и штаб-квартира гестапо не захвачены, находившиеся в Берлине нацистские главари не арестованы, радиопередачи не прекращены, а сами радиостанции не поставлены на службу восстанию, СС не разоружены. Потеряно драгоценное время, когда противник еще ничего не подозревал. В своих тщательно разработанных планах Штауффенберг и Ольбрихт исходили из того, что войсковые части будут действовать быстро и точно, а это. в свою очередь в значительной мере зависело от позиции офицеров. Но здесь-то и таилось самое слабое место военного планирования.

Около 20 часов 15 минут майор Хайэссеи доложил, что операция в Берлине застопорилась. Охранный батальон медлит, а его командир майор Ремер находится у Геббельса. У полковника Егера, которому поручено арестовать Гебоельса, нет в распоряжении солдат для группы захвата. Дело прибимало роковой оборот. Наглядное представление о замедленном ходе военной операции дает сообщение офицера-связиста Герхарда Мерлендера, прибывшего в Берлин по требованию майора Тиле из потсдамской казармы войск связи:

"Майор Тиле представил меня своему брату генералу Тиле и дал мне следующий приказ. Фюрер убит. Сегодня в Берлине, на Унтер-ден-Линден, 1, создана взамен новая ставка во главе с полковником Штауффенбергом. Следует оборудовать там узел радиосвязи, я назначаюсь его начальником. Для этого я должен подыскать себе семь человек из числа моих тобари-щей офицеров-связистов, которые вместе со мной образуют радиоотделение. Затем майор Тиле в присутствии группы офицеров приказал выдать мне пистолет, а моим товарищам -- по карабину с двумя патронными сумками (около 60 патронов) и продовольствие на 2 дня. В заключение он назвал мне пароль: "...Только по приказу фюрера!" Я должен полудить грузовик и .немедленно отправиться на нем в центр города к дворцу кронпринца.

Подбор товарищей, получение оружия, боеприпасов, продовольствия и радиоаппаратуры, погрузка на автомашину, не оборудованную как подвижная радиостанция, а лишь имевшую брезентовый верх, -- все это заняло еще несколько часов. Только около пяти часов дня мы с большой скоростью помчались к Николасзее, а оттуда по гоночной автостраде и через Тиргартен и Унтер-ден-Линден к дворцу кронпринца. Повсюду мы видели установленные на углах улиц танки, а также группы солдат с пулеметами на всех важных площадях и перекрестках. Солдаты были в стальных касках и с винтовками за плечами. Часть их принад-леж-ала к армейским войскам, часть -- к эсэсовским. Тем временем мы принимали по радио противоречившие друг другу сообщения. Как сегодня помню: сначала мы услышали о неудаче покушения, затем сообщение майора Тиле об удавшемся покушении, потом снова радиопередачу о том, что Гитлер уцелел... Подъехав к дворцу кронпринца, я установил, что он окружен войсками, но войсками СС, в стальных касках и с оружием в руках. Перед подъездом залегло отделение эсэсовцев с одним или двумя пулеметами, готовыми открыть огонь. ,

Я вылез из машины и направился к главному входу. Эсэсовский командир в чине унтер-офицера или фельдфебеля спросил, куда я, иду. Я ответил: к полковнику фон Штауффенбергу. Чего мне от него нужно? Должен доложить ему о, своем прибытии. Пароль? "...Только по приказу фюрера!" В ответ эсэсовец крикнул: "Сюда не войдете, езжайте дальше и убирайтесь поживей!" Я настаивал на выполнении полученного мною приказа доложить полковнику фон Штауффенбергу. Эсэсовец заявил: у него приказ никого в здание не пускать. "Тогда я должен хотя бы поговорить по телефону с генералом Тиле!" Ответ; "Только неотсюда. Звоните откуда хотите!"

Напротив дворца кронпринца, на другой стороне Унтер-ден-Линден, я увидел будку телефона-автомата. Я бросился туда, чтобы вызвать потсдамскую казарму и поговорить с майором Тиле. Однако аппарат намертво молчал -- телефонная сеть повреждена. Вернувшись, я сказал товарищам, что позвонить не удалось. Мы несколько минут постояли, не зная, что делать, но тут эсэсовцы стали кричать нам, чтобы мы убирались восвояси. Никакого полковника фон Штауффенберга тут нет и никакого радиоузла здесь не требуется. После нескольких минут выжидания мы влезли в свой грузовик и поехали обратно в Потсдам. Когда мы добрались до своего барака, было уже 22 часа"".

Но главная причина провала переворота заключалась не только в неразберихе с отдачей приказов и замедленном темпе военной операции. Эти явления были лишь выражением политического характера заговора. Будь он иным, заговорщики приняли бы все меры для того, чтобы попытаться мобилизовать на решительные действия трудящиеся массы.

Руководители восстания в Берлине, как показывают все свидетельства, не имели достаточно надежных боевых групп для решения неотложных задач первого часа. Разве не дало бы им внезапное нападение на гестаповскую тюрьму Принц-Альбрехтштрассе или на лежащий прямо у ворот Берлина концлагерь Заксенхаузен сотни соратников по борьбе, обладающих ясным представлением о политической цели? Разве не должны были захваченные радиостанции беспрерывно передавать в эфир воззвания, извещения и разъяснения? Разве не следовало немедленно занять типографии, чтобы наводнить Берлин и его пригороды волной листовок с призывом к восстанию? И наконец, разве не было необходимо устранить Геббельса и других нацистских главарей и. немедленно передать весть об этом по радио? Однако всего этого только лишь выборочно названного здесь сделано не было. Это были яе просто "упущения", нет, в этом выразился характер самой акции. Заговорщики желали захватить власть с помощью военных, отдающих команды по телеграфу и телефону, без массового движения. Воззвания и призывы по радио были подготовлены, но обратиться с ними к народу руководители переворота хотели только после Того, как власть уже будет крепко находиться в руках вермахта. Полностью отойти от этой концепции не смог и Штауффенберг. Это объективно противоречило бы реакционным целям группы Гёрделера.

Поэтому вполне отвечает характеру я взаимосвязи событий то, что метко написал в своих воспоминаниях Фриц Зельбмай - в то время заключенный концлагеря Флоссенбюрг: "Весть о покушении на Гитлера в июле 1944 г. пришла к нам в лагерь с опозданием и прозвучала весьма невнятно. Разумеется, мы радовались этому сигналу о существовании заговора среди людей из самого близкого к нацистам слоя и проклинали неудачу покушения. Но когда я услышал, что руководителем заговора был Карл Гёрделер, которого я знал по периоду своей работы в Лейпциге как обербургомистра города и закоренелого реакционного чиновника, мне стало ясно, что ничего путного от этого пошедшего вкривь и вкось заговора ожидать было нельзя; просто погибло несколько хороших людей, принесших себя в жертву сомнительному делу".

Прежде чем проследить дальше события в Берлине, бросим взгляд на положение в .других военных округах и в оккупированных нацистами областях. Здесь реакционный характер заговора выразился еще отчетливее.

В Штеттине (II военный округ) все нацистская знать, НСДАП, местные власти и вермахт праздновали 20 июля десятилетие пребывания гауляйтера Франца Шбеде-Кобурга на его посту. Заместитель ...командующего армейским корпусом во II военном округе генерал Киниц, узнав между 18 и 19 часами о покушении на Гитлера, сразу сказал, что злоумышленники могут быть только из "партийных кругов", и .- тем самым вызвал в избранном обществе бурное возмущение. Начальник его штаба полковник Штаудингер между 17 и 18 часами получил оба основных приказа "Валькирия", но затем услышал сообщение по радио о неудаче покушения. Не Желая мешать Киницу во время празднования, он проинформировал его о полученных приказах только после 20 часов. Тем временем Киниц уже получил по телефону указание Кейтеля не выполнять берлинские приказы. Хотя генерал ' не предпринял ровным счетом ничего, гауляйтер и его окружение насторожились. Запасная- эсэсовская часть, располагавшаяся в предместье Штеттяна Немиц, изготовилась к обороне, установила проволочные заграждения и пулеметы. Около полуночи Киниц и Штаудингер особо заверили гауляйтера в своей лояльности.

В Дрездене (IV военный округ) в штабе роенного округа находился лишь дежурный офицер, который и получил первый приказ заговорщиков. Он сразу же вызвал в штаб всех находившихся в пределах досягаемости офицеров и одновременно известил гестапо. Заместитель командующего армейским корпусом генерал Виктор фон Шведлер, посвященный в заговор. лишь усилил охрану своего штаба и стал выжидать дальнейших событий. Тем временем поступили контрприказы Кейтеля. Вечером Шведлера и его офицеров вызвали на виллу гауляйтера Мучмана, там у них отобрали оружие и местный высший начальник СС и полиции фон Альвенслебен потребовал, чтобы они назвали имена "политически ненадежных" офицеров.

В Касселе (IX военный округ) начальник штаба полковник фон Плате получил первые приказы "Валькирия" около 19 часов 30 минут, хотя поступали они -уже с 18 часов. Он поднял по тревоге войсковые части и усилил охрану штаба. Заместитель командующего корпусом генерал Шеллерт, вернувшись в 21 час из служебной поездки, решил сначала посоветоваться с гауляйтером Кур-Гессена Герландом, однако затем все же подписал приказ об аресте трех имевшихся на территории военного округа гауляйтеров, в том числе и пресловутого Заукеля. Поднятые по тревоге части получили приказ действовать. Во Франкфурте-на-Майне они завяли почтамт, телеграф, главный вокзал и радиостанцию. Но трое гауляйтеров оказались "бесследно исчезнувшими". Тем временем из ставки фюрера начали поступать контрприказы, и около 22 часов 30 минут операция была прекращена. В сопровождении вооруженной охраны в штаб явился гауляйтер Герланд и потребовал отчёта в содеянном.

В Нюрнберге (XIII военный округ) несколько офицеров уже были готовы отдать приказ войскам действовать, однако сначала они запросили Штутгарт и Мюнхен, как. поступают там. Так Как там бездействовали, то пассивными остались и здесь.

В Мюнхене (VII военный округ) в заговор был посвящен начальник оперативного отдела подполковник Гроссер. Под предлогом учений на местности он сосредоточил у Штарнбергского. озера пехоту, танки и инженерно-саперные части. Однако, получив сообщение о попытке переворота, он ничего не предпринял. Гауляйтер Гизлер решил арестовать заместителя командующего армейского корпуса генерала Крибеля, посчитав его предводителем офицерского бунта. Крибель бежал в Аугсбург к швабскому гауляйтеру Валю и попросил у него защиты!

В Кенигсберге (1 военный округ) заместитель командира армейского корпуса в момент, когда из Берлина поступили первые приказы "Валькирия", находился на охоте, 1-й офицер штаба округа (начальник оперативного отдела) подполковник Эрдман был посвящен в заговор, но не предпринял никаких действий, хотя для ареста нацистского руководства гау был специально предназначен танковый разведывательный батальон. Узнав о покушении, гауляйтер Кох приказал сразу же поднять по тревоге отряды штурмовиков и подчиненную ему особую часть.

В Праге командующий войсками вермахта в протекторате Чехия и Моравия генерал Фердинанд Шааль получил первые приказы "Валькирия" примерно в 18 часов 30 минут. Он приказал привести войска в состояние боевой готовности, однако никаких мер против нацистских главарей и СС не предпринял. Со своей стороны государственный министр Карл Герман Франк поднял по тревоге войска СС. Шааль попытался заключить с закоренелым нацистом Франком соглашение, но контрприказы и здесь положили конец слабым зачаткам операции.

В других военных округах или районах, подчиненных военному командованию, за исключением Вены и Парижа, произошло весьма немногое или же не произошло ничего. В штабе группы армий "Центр" Тресков и Шлабрендорф, сгорая от нетерпения, ждали телефонного известия об удавшемся покушении. Но вскоре они услышали лишь сообщение по радио о том, что Гитлер уцелел. Они выжидали до тех пор, пока не прояснилась ситуация в Берлине.

Вскоре после 19 часов заговорщики на Бендлерштрассе установили телефонную связь с армейской группой "Север" в Прибалтике. Штауффенберг сообщил начальнику штаба, что военное и политическое руководство взяли на себя фон Вицлебен и Бек. Затем Бек передал группе армий приказ подготовиться к отходу в Восточную Пруссию. Таким образом, следует подчеркнуть, что первым приказом Бека войскам Восточного фронта был приказ об оставлении оккупированных областей. Начальник штаба группы армий позвонил около 19 часов 40 минут в ставку фюрера и при этом сказал графу Кильманзеггу: "Вы сами знаете, что это -- единственное разумное решение. Мы уже не раз докладывали об этом, но не можем подчиниться Беку, не узнав сначала, что же произошло". Гитлеровский подручный Кильманзегг распорядился указание Бека аннулировать.

Преобладающее большинство генералов и офицеров службы генерального штаба столь крепко связали себя с нацистской системой, что не были способны даже на формальное осуществление военных приказов, если знали или чувствовали, что приказы эти могли оказаться направленными против системы. Если прежде мы говорило, что командование вермахта принимало значительное участие в установлении и укреплении фашистской диктатуры, то теперь мы аналогичным образом должны сказать, что оно помешало государственному перевороту 20 июля 1944 г. и предало кровавой нацистской мести тех немногих генералов, которые были в оппозиции Гитлеру.

Подлинные зачатки настоящих действий имелись только в Вене и Париже.

В Вере (XVII военный округ) участниками заговора являлись полковник граф Марогна и капитан Сцоколль; они были лично знакомы со Штауффенбергом и Бернардисом. Около 18 часов сюда поступила телеграмма с первым основным приказом "Валькирия", в которой, однако, отсутствовала фраза "фюрер Адольф Гитлер убит". Начальник штаба, полковник службы генерального штаба Кодре, известил об этом отсутствовавшего командующего округом генерала барона фон Эзебека и распорядился насчет первоначальных мер. Положение было разъяснено остальным офицерам, и для охраны командования округа привлечены два взвода венского охранного батальона. Тем временем поступила еще одна телеграмма со вторым основным, приказом, предписывавшим захват определенных объектов и арест нацистских главарей. Кодре объявил общую тревогу по сигналу "Валькирия" и назначил на 19 часов совещание офицеров. Прибывший тем временем генерал Эзебек одобрил принятые меры, но потребовал запросить Берлин, так как тем временем были приняты по. радио сообщения о неудаче покушения. Кодре говорил по телефону со Штауффенбергом, тот подтвердил телеграмму и настаивал на быстрейшем исполнении приказов. Эзебек не был посвящен в планы заговорщиков, но, услышав, что Штауффенберг, которого он знал по 1-й легкой дивизии, -является одним из руководителей- операции, дал свое согласие действовать. Около 19 часов 20 минут собравшиеся офицеры ознакомились с обстановкой и со своими задачами. Все нацистские, эсэсовские и полицейские начальники получили приглашение прибыть к 20 часам на срочное совещание в штаб округа. Капитан Сцоколль, выступавший за немедленное приведение войск в боевую готовность, дал охране здания приказ не выпускать из него никого, кто не носит форму вермахта, в случае отказа повиноваться -- арестовывать, а при сопротивлении применять оружие. Когда приглашенные собрались (некоторые, в том числе гауляйтер фон Ширах, не явились), им зачитали телеграммы, а затем посадили под арест в разные комнаты, где подали вина и закуски. Комендант Вены генерал Зинцингер, имевший "Золотой почетный значок" НСДАП, взял на себя арест всех остальных .видных нацистских руководителей города.

Вплоть до этого момента никто из участвовавших не знал подробно, что же происходило в ставке Гитлера и в Берлине. Только когда после 20 часов была принята новая телеграмма с требованием назначить политического уполномоченного и в ней были названы имена бывших австрийских политических деятелей, возникли догадки, что дело идет о, политической акции. Несмотря на распространившуюся неуверенность, Эзебек и Кодре все же опирались на полученные приказы. Поднятые по тревоге части 117-й и 417-й дивизий находились на марше с целью захвата важных объектов. После нескольких телефонных переговоров с Бендлерштрассе раздался звонок от Кейтеля. Тот приказал отменить намеченные меры, и Эзебек отдал соответствующие приказания. Вскоре позвонил Штауффенберг: "Кодре, что случилось? Вы что, задумали спрыгнуть?" Кодре успел лишь ответить: "Только что звонил Кейтель", как связь сразу прервалась. Генерал Эзебек извинился перед арестованными и отпустил их на свободу. Но капитан Сцоколль все еще не хотел примириться с провалом и безуспешно пытался соединиться по телефону с Бендлерштрассе.

Как сообщает Отто Хартмут Фукс, который в это время за принадлежность к католическому движению Сопротивления находился в венской военной окружной тюрьме в Х округе он и другие заключенные вечером 20 июля, по существу, находились на свободе. Тюремщик, до того обращавшийся с ними особенно строго, вдруг стал необычайно любезен. Однако утром 21 июля их снова посадили, а тюремщик стал еще строже, чем прежде.

Наибольший размахи эффективность заговор приобрел в Париже. Уже после 14 часов полковник Финк получил в Париже по телефону из Цоссена шифровку о покушении -- на Бендлерштрассе это время о совершившемся покушении еще ничего не знали. Однако точная информация поступила только в 16 часов 30 минут в результате телефонного звонка Штауффенберга двоюродному брату Цезарю фон Хофаккеру, служившему подполковником в штабе главнокомандующего войсками на Западе и являвшемуся одним из руководителей группы заговорщиков во Франции. Хофаккер немедленно проинформировал командующего войсками во Франции генерала Щтюльпнагеля, вокруг которого спустя короткое время собралась группа посвященных офицеров. Штюльпнагель отдал заранее намеченные приказы: подъем по тревоге надежных войск, занятие важных зданий, арест офицеров СС И СД, прекращение радио- и телефонной связи между Францией и Германией, включая линии, соединяющие. с Берлином, захват парижской радиостанции. Около 18 часов 30 минут Штюльпнагелю позвонил Бек. Штюльпнагель подтвердил свое безоговорочное участие - несмотря на все же появившееся у него сомнение в гибели Гитлера. Одновременно он доложил Беку о принятых мерах.

Главнокомандующий войсками" на Западе генерал-фельдмаршал Клюге, в прошлом неоднократно соглашавшийся яа выступление против Гитлера, а потом снова отказывавшийся, около 18 часов 45 минут имел телефонный разговор с Беком, с которым его соединил Щтюльпнагель. Бек настойчиво призывал его присоединиться к акции. Но Клюге уже слышал сообщение о том, что Гитлер лишь легко ранен, и потому заявил Беку: ему надо сначала посоветоваться со своими офицерами, а потом он через полчаса сообщит о своем решении. Затем Клюге получил как подписанный Вицлебеном приказ о введении чрезвычайного военного положения, так. и телеграмму Кейтеля, запрещавшего выполнение приказов Вицлебена, Бека или Гёпнера. Из ОКБ ему было по телефону подтверждено Штиффом, что Гитлер не погиб в результате покушения. Если раньше Клюге колебался, то теперь он решил отмежеваться от заговора.

В 22 часа по тревоге был поднят для удара по СС и СД 1-й охранный полк. Атака на их казармы была назначена на 22 часа 30 минут.

Тем временем Штюльпнагель, фон Хофаккер, генерал Блюментритт, генерал Шпейдель и другие собрались в Ла-Рош-Гуйон у Клюге на созванное им офицерское совещание. Слово по поручению заговорщиков взял Хофаккер. Он попытался привлечь Клюге на их сторону, апеллировал к его чувству долга перед народом и нацией, напомнил о его прежних высказываниях против политики Гитлера. Но тщетно: Клюге отказался. Когда во время последовавшего вслед за тем совместного обеда Штюльпнагель в личной беседе рассказал Клюге об уже принятых мерах, тот пришел в ярость и потребовал отмены отданных приказов. Но генерал Блюментритт заявил: это невозможно, войска уже выступили. Штюльпнагель и Хофаккер снова настаивали на участии Клюге, но тот в ответ лишь орал, имея в виду Гитлера: "Да -- если бы эта свинья подохла!" Он тут же отстранил Штюльпнагеля от должности: "Переоденьтесь в штатское и исчезните куда-нибудь!"

В 22 часа 30 минут начался -- без ведома Клюге -- арест чинов СС, СД и гестапо в Париже. Хотя большинство участвовавших в этом армейских офицеров не были посвящены в заговор, они последовательно осуществляли приказы до конца, как только поняли, что приказы эти направлены против СС и гестапо: Точно так же, но в еще более ярко выраженной форме отнеслись к приказам солдаты. Когда военный комендант Парижа барон Бойнебург-Ленгсфельд, лично руководивший операцией по аресту, спросил одного солдата, что тот думает насчет происходящего, тот ответил: "Наконец-то взяли за жабры эту черную чуму. Теперь и мы скоро заживем спокойно". За короткое время было арестовано около 1200 чинов СС, СД и гестапо. Они не оказали никакого сопротивления, .только некоторым удалось бежать. Операция была предпринята столь неожиданно,- что вскоре пошел слух, будто бойцы отрядов французского Сопротивления, переодевшись в немецкую военную форму, совершили налет на штаб-квартиру гестапо в Париже. Парижская операция показывает, какие возможности в действительности имел государственный переворот даже при том, что он опирался только на некоторые войсковые части. Однако и на Западе основная масса солдат узнала о нем только тогда, когда он уже провалился.

Тем временем в Берлине свершался решающий поворот.

Пока охранный батальон поднимался по тревоге и приступал к оцеплению правительственного квартала, лейтенант Хаген, сотрудник министерства пропаганды, делавший для унтер-офицеров этого батальона доклад о политическом положении, около 17 часов 30 минут отправился к Геббельсу, поскольку принятые меры вызвали у него подозрение. Он высказал Геббельсу свое предположение, что происходит военный путч, в котором охранный батальон должен сыграть серьезную роль. Геббельс же, знавший о. покушении, но еще не умевший никакого представления о последовавших событиях, приказал немедленно вызвать к себе майора Ремера. Одновременно ' был поднят по тревоге, но пока оставлен в боевой готовности в своей казарме в Лихтерфельде эсэсовский полк личной охраны "Адольф Гитлер". Хаген известил Ремера, расположившего свой командный пункта городской военной комендатуре наУнтерден-Линден, 1, о путче против фюрера, а также проинформировал об этом всех офицеров, которых повстречал.

Ремер попросил у генерала фонХазе разрешения выехать к Геббельсу, но не получил его. Трудно понять, почему посвященный в заговор фон Хазе не приказал тут же арестовать Ремера: ведь желание поехать к Геббельсу по меньшей мере должно было вызвать у него подозрение. Так Ремер на собственный страх и риск в 19 часов оказался у Геббельса. Тот спросил его, является ли он убежденным национал-социалистом. Ремер заверил, что "на все 100 процентов стоит за фюрера". Тогда Геббельс по телефону соединил Ремера с Гитлером и тот лично приказал ему подавить, путч. До прибытия в Берлин Гиммлера Ремер подчинялся непосредственно Гитлеру. Он сразу выехал в комендатуру и возглавил контрмеры против заговорщиков.

В это время уже упоминавшийся Больбринкер остановил танковые части и задержал их ввод в бой. Ремер, по его собственным словам, в дальнейшем еще не раз побывал у Геббельса, информируя его о контрмерах.

Около 20 часов 30 минут главные силы охранного батальона по приказу Ремера сконцентрировались в саду геббельсовского дома на Герман-Герингштрассе, 20. Геббельс произнес речь, в которой поливал грязью "изменников", и объявил, что долг батальона -- подавить путч. Ремер заявил солдатам, что фюрер лично поручил ему сделать это. Вслед за тем Ремер. стал готовить атаку здания на Бендлерштрассе. Одновременно он послал связных во все" войсковые части, находившиеся в городе или на подходе к нему с требованием вернуться в свои казармы.

Когда около 21 часа по радио было сообщено, что вскоре выступит Гитлер (что еще больше увеличило смятение в лагере заговорщиков), войска уже собирались оставить центр города. В 21 час 30 минут последние танки покинули внутреннюю часть Берлина. Подходившие части были частично еще раньше остановлены поднятыми по тревоге эсэсовцами. Так, одно подразделение пехотного учебно-экспериментального батальона, подъезжавшее к Берлину, было задержано эсэсовцами на мосту Хеерштрассе в Шпандау (Штессензее) и отправлено назад.

Ольбрихт послал Кляйста к начальнику гарнизона города фон Хазе и к графу Хельдорфу, чтобы обеспечить присылку воинской части для защиты Бендлерштрассе, так как караулы охранного батальона по приказу Ремера оставили свои посты. "Хазе в комендатуре не оказалось, и создалось впечатление, что его штаб совершенно растерялся, а люди в полицей-президиуме держатся выжидающе. Хельдорфа на месте уже не было. Когда Кляйст возвращался через Бранденбургские ворота, он увидел, что эсэсовская охрана на Герман-Герингштрассе вновь вооружена".

В 22 часа 30 минут -- в то самое время, когда в Париже были успешно произведены аресты, -- Ольбрихту пришлось призвать находившихся на Бендлерштрассе офицеров самим взять на себя охрану здания. Для той группы офицеров, которая вела себя пассивно, это послужило сигналом начать со своей стороны Действовать так, чтобы потом их не сочли участниками теперь уже явно провалившегося Дела.

Тем временем в Берлине собрались нацистские главари: у Геббельса - Гиммлер и Кальтенбруннер, в здании Службы безопасности (СД) - Шелленберг и Скорцени.

Пока на Бендлерштрассе группа офицеров собирала силы для контрудара, заговор пережил свою последнюю вспышку. Около 22 часов 40 минут для охраны здания прибыла рота оружейно-технического училища-сухопутных войск. Но против нее были брошены подразделения охранного батальона. Обер-ефрейтор этого училища Гельмут Наке рассказывает: "Наша рота стояла во дворе, но тут подошла рота охранного батальона "Великая Германия", вооруженная, помимо всего прочего, станковыми пулемётами и противотанковыми пушками. Роте училища пришлось сложить оружие, ее оттеснили в угол двора и оцепили. Минут через 20 все стало ясно. Нам вернули оружие. В здании прозвучал пистолетный, выстрел; говорили, что это застрелился некий полковник Мерц (подразумевался Бек). Были созданы особые команды, у каждой двери поставили часовых". Сам Г. Наке как часовой у ворот получил, приказ "не выпускать никого из здания и стрелять без предупреждения. После смены караулу дали такую еду, какой мы не видывали за всю войну"

В самом здании в это время разыгрывался последний акт драмы. Около 22 часов 45 минут начальник штаба Штюльпнагеля полковник Линстов получил в Париже от Штауффенберга телефонное известие: все пропало. В 22 часа 50 минут группа офицеров и унтер-офицеров во главе с подполковниками Хербером, фон Хайде, Придуном и Кубаном и майором Флисбахом, вооружившись по дороге, ворвалась в кабинет Ольбрихта. В этот момент здесь находились в числе других Ольбрихт, Петер Йорк фон Вартенбург, Ойген Герстенмайер и Бертольд Штауффенберг. Полковника Штауффенберга и Хефтена обстреляли в коридоре; Штауффенберг был ранен. Затем в течение десятиминут в коридоре и прилегающих помещениях слышались крики, выстрелы, шум рукопашной схватки. Бек, Гёпнер, братья Штауффенберг, Ольбрихт, Мерц, Хефтен и другие заговорщики были схвачены; немногим, в том числе майору авиации Георги - зятю Ольбрихта, а также Кляйсту, фриче и Людвигу фон Гаммерштейну, во всеобщей неразберихе удалось скрыться. Как раз в это время рота охранного батальона, под командой обер-лейтенанта Шлее разоружала подразделение оружейно-технического училища и занимала все выходы из здания. Когда подполковник Кубан подошел к главному выходу, его уже остановил и хотел арестовать караул охранного батальона. На его вопрос: "За фюрера или против?" был дан положительный ответ, и недоразумение разъяснилось. Кубан сообщил часовым, что заговорщики уже- схвачены.

Около 23 часов 15 минут Фромм снова появился в своем кабинете и объявил Беку, Гёпнеру, Штауффенбергу и другим заговорщикам, что они арестованы. Хефтен поднял пистолет, чтобы выстрелить в Фромма, но Штауффенберг удержал его. Фромм приказал арестованным бросить оружие. Бек попросил оставить ему .пистолет для "личных целей". В ответ Фромм поторопил генерала поскорее привести свое намерение в исполнение. Приставив пистолет к виску, Бек выстрелил, но выстрел оказался несмертельным, а сам он рухнул в кресло. Немного погодя Бек слабым голосом попросил дать ему другой пистолет. Ему дали, но и второй выстрел не убил его. Тогда один фельдфебель "из сострадания" пристрелил потерявшего сознание генерала.

Тем временем Фромм предложил арестованным, если они желают, написать свои последние письма. Ольбрихт и Хефтен стали писать предсмертные строки своим женам. Фромм вышел из комнаты и спустя некоторое время вернулся в сопровождении нескольких офицеров охранного батальона. Он объявил, что созвал военно-полевой суд, который приговорил к смертной казни четырех офицеров: полковника Мерца Квирнгейма, генерала Ольбрихта, полковника Штауффенберга и Хефтена. При этом фамилии. Штауффенберга и Хефтена произнести вслух Фромм не пожелал.

Затем Фромм предложил Гёпнеру покончить жизнь самоубийством. Но Гёпнер ответил, что не знает за собой столь тяжкой вины, и дал увести себя в военную тюрьму Моабит.

Четверых приговоренных к смертной казни около полуночи вывели во двор на расстрел. Хефтен поддерживал ослабевшего от ранения Штауффрнберга. Место казни освещалось фарами военного грузовика. Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг погиб с возгласом: "Да здравствует священная Германия!"

Пули оборвали жизнь Штауффенберга накануне его 37-летия. К нему в полной мере относятся слова, сказанные его соратником Фрицем Шуленбургом в тот же самый вечер, незадолго до ареста: "Немецкому народу, видно, придется испить эту чашу до дна. Мы должны пожертвовать собою. Позже нас поймут".

Примечания

* Унтер-фельдфебель.

** Принятое сокращение от слов: командующий армией резерва (Der Befehishaber des Ersatzheeres).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС