Андрей Тесля

2008 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Андрей Тесля

О МЕЛАНХОЛИИ МАНДАРИНОВ

(Рецензия на книгу Н.И. Полторацкой)

Полторацкая Н.И. Меланхолия мандаринов: Экзистенциалистская критика в контексте французской культуры / Н.И. Полторацкая. – СПб.: Алетейя, 2000. – 415 с. – (Серия: Gallicinium). – Тираж 1500 экз.

Работа посвящена рассмотрению французской экзистенциалистской критики 30-х – 70-х годов в перспективе последующего развития эстетических теорий. Автор – видный специалист по французской литературе XX в. Н.И. Полторацкая, известная своей монографией о творчестве Симоны де Бовуар[1].

Хотя работа заявлена как рассмотрение экзистенциалистской критики, преобладающее внимание в книге уделено творчество Ж.-П. Сартра. Периферийны упоминания о взглядах С. де Бовуар, М. Мерло-Понти, некоторых учеников Сартра; совершенно вне поля зрения оказались работы А. Камю, парой замечаний отмечены взгляды А. Мальро. Подобный выбор продиктован особенностями избранного ракурса рассмотрения – целью работы является рассмотрение экзистенциалистской критики по отношению к современной ей и, в первую очередь, последующей французской литературной критике и эстетической теории. Из этого вытекает и авторский выбор – поместить на передний план наиболее репрезентативную для французского экзистенциализма фигуру, по отношению и в перспективе которой рассмотреть влияния, отторжения, сближения и пересечения тем и подходов.

В методологическом плане Н.И. Полторацкая отказывается от преобладания традиционной причинно-следственной объяснительной схемы, отдавая предпочтение рассмотрению феномена в ракурсе синхронности, совпадения, со-положения в пространстве культуры. Иными словами, ее интересует скорее экзистенциалистская критика в контексте и экзистенциалистская критика как контекст для иных направлений теоретической мысли. В связи с этим Полторацкая целенаправленна избегает описательности, равно как и законченных объяснительных схем – работа подразделяется скорее на ряд тематических пластов, которые, в свою очередь, расслаиваются на целый ряд иных, ни один из которых не претендует на окончательность или даже внутреннюю смысловую законченность. Методологически заявку автора можно, вероятно, определить как опыт постмодернистского прочтения одного из пластов культурной истории, где разные техники анализа – начиная с психологического и заканчивая социологическим и философским – совмещаются без иерархического соподчинения.

Основанием для прочтения Сартра в перспективе настоящего, т.е. для самого Сартра – будущего – является и его собственная позиция перспективного рассмотрения, понимания из направленности к будущему, из становления, в противовес традиционному (и мало или недостаточно, по Сартру, объясняющему человеческий опыт) генетическому рассмотрению через обуславливающее прошлое.

К сожалению, авторская заявка куда более оригинальна (и потенциально плодотворна), нежели ее воплощение. Фактически работа оказывается ценной в плане ознакомления с литературной теорией во Франции с 30-х годов XX в. – стремление к глубинной интерпретации преимущественно остается не реализованным, некоторые разделы просто повисают в воздухе (вроде “проcветительских” §§ 1 – 5 гл. IV, посвященных «проблемам языка» в современной философии и лингвистике). Многократно процитированное и бесспорно удачное определение «экзистенциалистского времени» в литературе как «эры подозренья» (принадлежащее Натали Саррот), остается, как ни странно, не раскрытым, хотя к этому подталкивают и наиболее известные и представительные тексты Сартра. Смыл, ускользающий от сознания автора, его проецирующего/продуцирующего, непрозрачность сознания для него самого – тема, заявленная в самом начале работы ссылкой на Поля Рикёра:

«Благодаря Марксу, Ницше и Фрейду мы стали сомневаться. Вслед за сомнение в вещи мы подошли к сомнению в сознании. […] Трое названных мыслителей создали науку, рассуждающую о смысле, науку, несводимую к непосредственному сознанию смысла. Все трое попытались привести в соответствие свои “сознательные” методы расшифровки с “бессознательной” работой шифровки, которую один приписывал воли к власти, другой – социальному бытию, третий – бессознательному психическому. Различие между Марксом, Фрейдом и Ницше обусловлено только методом декодирования и пониманием процесса кодирования, который они единодушно признали бессознательным» (стр. 18).

Сартр, последовательно, а затем одновременно вдохновляясь тремя названными, стремился реализовать тотальный проект декодирования, требовавший совмещения, мобилизации одновременно ресурсов философского, литературного и научного понимания. Его сверхамбициозная задача в конечном счете вторична – разработка если не метода, то хотя бы достижения частных случаев подобного декодирования, целостного понимания. Завершая «Бодлера», Сартр одновременно констатирует и недостижимость поставленной цели и возможность ее частичной реализации:

«Таков в основных чертах потрет Бодлера. Впрочем, предпринятое нами описание уступает живописному портрету в том отношении, что описание разворачивается во времени, тогда как в портрете все дано одновременно. Лишь в акте непосредственного восприятия лица или поведения можно было бы почувствовать, что все черты, перечисленные здесь нами друг за другом, на самом деле образуют нерасторжимый синтез, так что любая из этих черт, выражая сама себя, в то время отсылает и ко всем прочим. Если бы мы хоть на миг увидели живого Бодлера, наши разрозненные замечания немедленно сложились бы в целостный познавательный образ; ведь непосредственное восприятие предмета приводит к его смутному, или, говоря языком Хайдеггера, “доонтологическому” пониманию, на рационализацию которого иногда уходят годы и которое, в своей синкретической нерасчлененности, содержит в себе главнее характеристики этого предмета»[2].

Проблема, тем самым, констатируется на уровне самой темпоральности – наша дискурсивная мысль развивается во времени, тогда как понимание присутствует в мгновении либо отсутствует целиком. Метафора – не преодоление проблемы, а обход ее, поскольку она вновь возвращает к тому, что следовало объяснить, мы понимаем здесь через серию уподоблений, несовпадений, перекрестье («слепое пятно») которых указывает на требующее понимания. Уильям Баррет отмечал:

«Сартр – это картезианец, который начитался Пруста и Хайдеггера и психологические изыски которого идут намного дальше, чем опыт философов XVII в. Еще важнее то, что он – картезианец, испытавший войну и террор в современном мире и оказавшийся поэтому исторически в совершенно ином отношении к нему»[3].

От картезианства идет ключевое для Сартра требование ясно и отчетливости – в первую очередь применительно к самому себе, к собственному сознанию. Сомнение, подозрение здесь аналогичны «методическому сомнению» Декарта, а язык (прозы, противопоставляемой поэтическому языку, почитаемому, но непринимаемому) в конечном счете обращен к миру, инструментален и пригоден. В конечном счете – при всем множестве отмеченных Н.И. Полторацкой интеллектуальных пересечений с постмодерном – Сартр фундаментально «несовременен» по отношению к постмодерну, поскольку «подозрение» для него – точка перехода (к иному «подозрению»), но не состояние, а «аутентичность»/«подлинность», при всей уникальности, абсолютна, высвечивая «неаутентичность»/«неподлинность» повседневности.

Примечания:

Далее читайте:

Андрей Тесля (авторская страница).

Обсудить этот материал можно в ЖЖ автора - http://mestr81.livejournal.com/

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС