Андрей Тесля

2010 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

А.А. Тесля

К ИСТОРИИ «И. Р.»

П.Н.Савицкий, Н.С. Трубецкой, П.П. Сувчинский.

Инициалами "И.Р." была помечена брошюра Н.С. Трубецкого "Наследие Чингисхана: Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока" (Берлин, 1925).

Издатель и комментатор писем Н.С. Трубецкого к П.П. Сувчинскому, Сергей Глебов, отмечает: "Существуют различные интерпретации этого псевдонима: как вторые буквы имени и фамилии Н[И]колай Т[Р]убецкой и как аббревиатура слов "Из России". Тот факт, что П.С. Арапов впоследствии тоже пытался пользоваться этим псевдонимом, говорит в пользу второй версии"[1].

Между тем, ответ содержится в самих публикуемых С. Глебовым письмах Н.С. Трубецкого. Во-первых, Трубецкой уже в самый разгар работы над текстом не желает давать ему широкое распространение в эмиграции. В письме от 6 февраля 1925 г. он пишет:

«Пожалуйста, на обложке сборника № 4[2] не пишите “готовятся к печати «Чинг[ис-хан]», «Нац[ия] и Лич[ность]» и т[ак] д[алее]”. По разным соображениям, о которых я Вам напишу подробнее, я хочу выпустить «Чинг[ис-хана]», а м[ожет] б[ыть], и «Нац[ию] и Лич[ность]» анонимно или под псевдонимом» [С. 293].

Более подробно Трубецкой излагает свои мотивы в письмах от 23 февраля и 15 марта:

 «Я более всего склоняюсь к тому, чтобы на обложке Временника ни о той, ни о другой моей готовящейся к печати брошюре не упоминать. Тут не только известный суеверный страх перед подобного рода обещаниями, но и соображения по существу. О “Наследии Чингисхана” я могу уже судить, потому что оно почти уже готово: если эта брошюра вообще будет одобрена Вами и П[етром] Н[иколаевичем Савицким], то еще большой вопрос, не нужно ли будет ее вообще скрыть от широкой публики. Так, как она у меня до сих пор выходит, она может иметь известный агитационный успех, но может и сильно повредить нам. Обращение с историей в ней намеренно бесцеремонное и тенденциозное, так что для серьезной исторической критики она представляет собой весьма удобное поле и может послужить легко уязвимым местом. Можно было бы застраховаться с этой стороны, заявив в предисловии, что написана она не-историком по специальности и представляет из себя только мысли, подлежащие ее разработке специалистов. Но это сильно ослабит ее агитационное значение» [письмо от 15 марта 1925 г. С. 297].

В упомянутом выше письме от 23 февраля 1925 г., Трубецкой отмечает: «при писании все время имею в виду тех новой формации офицеров, о которых рассказывал Кас[аткин][3]. […] …В диаспоре это произведение вообще нужно показывать поменьше, только доверительно, из рук в руки, для внутреннего употребления ячеек; главным же образом предназначается оно для тех кругов, о которых говорил Кас[аткин], а им мое имя может повредить. М[ожет] б[ыть], до напечатания даже отправить один экземпляр Кас[аткину]» [С. 294, 295]. Т.е. новая работа Трубецким уже довольно рано начинает рассматриваться в перспективе ее распространения в СССР, в кругах, сочувствующих евразийству[4]:

«…Хотя в ней есть критика большевизма, но, в общем, отношение к советской власти скорее доброжелательное, а это в эмиграции будет использовано против нас. Писалась она совершенно не для эмигрантской публики. Я бы здесь, за рубежом, пустил бы ее только по ячейкам, т[ак] сказ[ать] “на правах рукописи”.

[…] Есть там одно место, которое все никак не вытанцовывается: это поношение старого режима, которое надо сделать так, чтобы ясно было, что большевизм (в смысле официального курса коммун[истического] правительства) есть продолжение недостатков старого режима, и потому является недостаточно революционным, а подлинно революционным является только наше дело. Тут должна быть демагогия. Очень трудно» [письмо от 15 марта 1925 г. С. 297, 298].

В связи с адресатом данной публикации, Трубецкой рассматривает ее не как авторское произведение, но в качестве обращения евразийской группы, причем приноровленного к особенностям читателя, раскрывающего далеко не все и не всегда в таком виде, как оно имелось в виду самими евразийцами:

«Посылаю Вам, наконец, законченного мною “Чингисхана”. Не торопитесь печатать: сначала прочитайте, обдумайте. Покажите кому-нибудь, (напр[имер], Карсавину). Пошлите копию П[етру] Н[иколаевичу Савицкому]; м[ожет] б[ыть], следовало бы также запросить мнение Касаткина?» [письмо от 28 марта 1925 г. С. 301].

Итак, суммируем причины, заставившие Н.С. Трубецкого скрывать свое авторство:

(1) недовольство работой, на его собственный взгляд содержащей как ряд ошибок, так и «демагогии»;

(2) опасение критики со стороны историков-профессионалов при сознании, что работа представляет немало удобств для такого рода критики. Данные опасения в особенности обостряются в связи с приходящимся на этот момент пиком конфликта с А.А. Кизеветтером, когда речь уже идет о третейском суде и т.п. (письмо к П.П. Сувчинскому от 15 января 1925 г.);

(3) особенности адресата – работа пишется в расчете на советского читателя, что заставляет прибегать к косвенным формам объяснения своих взглядов, иначе – чем желалось бы – расставлять акценты и т.д. Эмигрантский читатель, не знающий и не принимающий в расчет этих моментов, опять же рисковал неправильно понять позицию автора – а, следовательно, и неверным образом интерпретировать цели и смысл евразийского движения. Учитывая напряженные отношения евразийцев со значительной частью интеллектуальной элиты русской эмиграции, вполне можно было опасаться и сознательного перетолкования текста.

В письме от 28 марта Трубецкой предлагает Сувчинскому на выбор два псевдонима: «либо Н.Т., либо “С.А. Пиентисатов” (sapienti sat). Знающие меня, разумеется, догадаются. Но я бы все-таки не хотел ставить своего имени под этим произведением, которое явно демагогично и с научной точки зрения легкомысленно» [С. 301]. 11-го апреля Трубецкой возвращается к вопросу о псевдонимах: «“Н.Т.” слишком ясно и лучше что-нибудь другое. На “С.А. Пиентисатов” я не настаиваю. Если придумаете что-нибудь получше, – валяйте. Только, пожалуйста, чтобы “не так легко было отгадать”, как говориться в армянских загадках» [С. 303].

Когда «Наследие Чингисхана» появилось из печати, Трубецкой был взбешен – книга, предназначенная для СССР, а в эмиграции планировавшаяся к распространению только в узком кругу, оказалась выброшена на массовый рынок. 25 апреля Трубецкой пишет П.П. Савицкому письмо, едва не прервавшее и навсегда охладившее их отношения:

«Я заявляю, что последний раз попался на удочку. Больше я ничего писать не буду. Уже и прежние мои писания были испорчены и рассироплены разными оговорочными вставками, часто без моего ведома, и теперь с моим писанием распорядились не только помимо моего ведома, но и против моей ясно и определенно выраженной воли. Я не хотел давать эту брошюру, и согласился дать ее только после того, как ряд поставленных мной условий был принят. Я не мог предположить, что это была ловушка (ибо одно из двух: или это – ловушка, или непростительно легкомысленное отношение к делу). Чтобы впредь подобные случаи не повторялись, я просто больше ни одной строчки для печати не даю. Обходитесь без меня» [С. 313].

В постскриптуме, сдерживая гнев и возвращаясь на деловой лад, Трубецкой ищет пути смягчения нанесенного ему удара:

«Для ослабления того удара, который нанесен нам фактом появления брошюры ИР на книжном рынке, считаю необходимым срочно принять меры к изъятию книги из продажи (скупить ее всюду, где она имеется); 2) пустить слух, что она написана человеком, живущим в России, и, вследствие этого, “по понятным соображениям вынужденного скрывать свое имя” [выд. нами – А.Т.]; 3) намек на это (а м[ожжет] б[ыть] и прямо соответствующую фразу об авторе брошюры) включить и в предполагаемую заметку Хроники» [С. 313 – 314].

Следующее письмо Сувчинскому Трубецкой пишет только 4 июля, в ответ на примирительное обращение первого, и вновь обращается к вопросу о брошюре и псевдониме:

«Я продолжаю сердиться, но Вы, по-видимому, не поняли, на что именно я сержусь. Сержусь я не на то, что брошюра вообще вышла, а на то, что ее пустили в мануфактуру[5], несмотря на то, что я просил этого не делать и пустить ее только в Аргентину[6]. Авторство скрыть будет очень трудно. Уже гр[афиня] Капнист писала моей жене, что все много говорят о какой-то брошюре ИР, и что думают, что она подписана не первыми, а вторыми буквами имени и фамилии автора. Жена написала ей мою версию, но самый факт показателен» [С. 314].

На основании вышеизложенной переписки, на наш взгляд, можно прийти к следующим твердым выводам:

(1) первоначально Трубецким рассматривались два варианта псевдонима – «Н.Т.» и «С.А. Пиентисатов»;

(2) первый вариант был отвергнут из-за его излишней «прозрачности», на втором Трубецкой не настаивал, оставляя за Сувчинским выбрать какой-либо иной вариант, менее очевидный, чем «Н.Т.»;

(3) проблема сокрытия авторства посредством псевдонима на момент подготовки брошюры и ее печати не особенно волновала Трубецкого, поскольку предполагалось, что распространяться она будет подпольно, в союзе, и в круг эмигрантских дискуссий не войдет;

(4) Сувчинский, вероятный автор псевдонима «И.Р.» (несколько усложненной версии «Н.Т.»), нарушил все планы Трубецкого, выпустив брошюру на эмигрантский рынок;

(5) в этих условиях скрыть авторство оказалось почти невозможно – но Трубецкой, пытаясь по крайней мере ослабить указания на свое авторство, предлагает версию с автором, живущим в России; что позволяет предложить альтернативную расшифровку псевдонима: «И[з] Р[оссии]».

Что касается попыток использовать данный псевдоним П.С. Араповым, то он мог, в частности, поддержать подобным образом версию Трубецкого, либо пытаться воспользоваться некоторой популярностью, приобретенной «Наследием Чингисхана» в части эмиграции.

Примечания

[1] Глебов, С. Евразийство между империей и модерном: История в документах / С. Глебов. – М.: Новое издательство, 2010. С. 290. Далее ссылки на страницы этого издания даются прямо в тексте.

[2] Имеется в виду 4-й выпуск «Европейского временника», выходившего в Берлине под наблюдением и итоговой редакцией П.П. Сувчинского.

[3] Касаткин – псевдоним Опперпута Эдуарда Оттовича, одной из ключевых фигур операции «Трест». [См.: Флейшман, Л. В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать / Л. Флейшман. – М.: НЛО, 2003]

[4] В существовании значительного и развивающегося советского подполья, сочувствующего евразийцам, последние были убеждены операцией «Трест», проводившейся ОГПУ в 1922 – 27 гг. (евразийское направление разрабатывалось в рамках данной операции с 1924 г.)

[5] Кодовое обозначение эмиграции.

[6] Кодовое обозначение России.

* Автор - к.ф.н., доц. каф. «Философии и культурологии» ТОГУ (Хабаровск).

Далее читайте:

Трубецкой Николай Cергеевич (1890-1938), лингвист, филолог, историк, философ.

Трубецкой Н.С. Европа и человечество.

Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. (см. оглавление).

Трубецкой Н.С. Об истинном и ложном национализме.

Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС