Е.В. Никольский |
|
2011 г. |
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Е.В. Никольский *Историософские аспекты российского патриотизмаВремя выхода из идеологических пут постсоветского периода и поиска ведущей национальной идеи, поставило остро актуальной проблему переосмысления и анализа понятийных единиц, по которым определяются основные направления педагогических процессов, формулируются идеи, цели воспитания подрастающего поколения. Одним из таких понятийных единиц является категория патриотизма. Этимология этого слова происходит от греческого patris - родина, латинского patria – отечество, синонимом которых является – Отчизна. Исход-ная форма pater – отец, patriсius - отец общества. Семантический анализ обсуждаемого явления изначально указывает на человеческий, индивидуаль-но-внутренний компонент в понятии «патриотизм», на генетически-преемственную заданность отношения человека к Родине, которая сегодня понимается в большей степени как место рождения. Слово «отечество» указывает на кровную также генетическую связь, но не столько с местом рождения, сколько с предшествующими поколениями соотечественников. Заметим, в этимологии слова патриотизм не просматривается то, что отношение человека к Родине должно носить характер любви. Однако в ХХ веке, а очевидно и гораздо раньше, патриотизм трактуется как «любовь к Родине, к Отчизне, к Отечеству». Соотнося с ними отношения отца и сына, этимологически в них присутствующие, можно утверждать, что любовь к своей Отчизне сочетает преданную сыновнюю любовь и всеобъ-емлющую любовь отцовскую, часто трудную, и эта любовь не исключает любви к другим странам и всему человечеству. Ф.А. Брокгауз, И.А. Эфрон (ЭС., 1907г.) указывают, что любовь к Отечеству вытекает «из сознания солидарности интересов граждан данного государства или членов данной нации». В СЭС (М., 1986., С.977) указывается, что любовь к Родине «одно из наиболее глубоких чувств, закреплённых века-ми и тысячелетиями обособленных отечеств». Там же высказано противоречивое утверждение (очевидно в русле марксистко-ленинской идеологии) что социалистический патриотизм интернационален (?), противоположен буржуазному национализму, космополитизму. То есть в любом случае понятие патриотизма связано как с понятием «любовь человека», так и с понятиями – «национальное территориальное образование», «государство». Проанализируем эти связи, в контексте лишь российского патриотизма. Патриотизм как любовь к Родине может быть разной, даже полярной. По словам святой матери Марии (Скобцовой): «… в мире существует две любви – берущая и дающая, и это распространимо на все виды любви – не только к человеку. Каждый может любить друга, семью, детей, науку, искусство, родину, свою идею, даже Бога – с двух точек зрения, … но не подлежит сомнению, что любовь ко всему существенному распадается на эти два вида любви. Можно похотливо (т. е. греховно – авт.) любить свою родину, стремясь к тому, чтобы она славно и победно развивалась, подавляя и уничтожая всех своих противников. Можно любить ее по-христиански, стремясь, чтобы в ней наиболее ярко был явлен лик Христовой Веры…» [1]. Оба вида любви существуют в большей или меньшей мере у каждого человека, как существа, с одной стороны социального, с другой инди-видуального. Лик Христовой Веры в отношении человека к Родине носит глубоко личный, глубинно сокровенный смысл, излучаемый изнутри или загнанный вглубь луч души света, возможно, лиричный - типа «любви к родным березкам, тополям, озёрам, нивам и полям», но чаще всего неосознаваемый, на уровне подсознания, мироощущения и чувств. Патриот видит в своей стране больше, чем видят другие. Он видит, какой она может стать, и в то же время он знает, что много в ней остаётся такого, что увидеть невозможно, так как это является частью величия нации и главных святынь, что, как и всё духовное, является сферой невидимого. Очевидно, что второй вид любви почти отсутствует в официально-государственном понимании патриотизма в поликонфессиональной России ХХ века. Однако патриотическая идея (идеология) без святости приводит, и неоднократно в истории приводила, как будет нами показано ниже, к кризису и в конечном итоге к своей диалектической противоположности – к интерна-ционализму и космополитизму. В разные исторические эпохи развития российской государственности патриотизм являлся следствием отражения своего времени, имел в качестве доминанты ту или иную свою черту. Действительно, в послетатаро - монгольский период (ХУ-ХУ1 века) роль рулевого в идеологии взяла на себя Православная Церковь, которая, отвергнув проект унии с Римским Папой, впала в культурно-духовный изоляционизм, который и стал ведущей чертой патриотизма того времени. Высшей точкой в таком аспекте стало сформулированное псковским старцем Филофеем учение о 111-тьем Риме, сугубо языческое по своему генезису. В итоге подобные настроения привели к возникновению старообрядчества, явления дегенеративного по своей социально- психологической сущности. Положение несколько изменилось в ХУ11 веке после смуты 1603-13 годов, когда главной составляющей внутренней политики царя Михаила Федоровича стала установка на нормализацию всех аспектов социальной жизни. Алексей Михайлович добавил к этому стремление к подражанию западноевропейским достижениям, что продолжалось при всех его преемниках. На волне непринятия «бироновщины», во время воцарения и царствования Елизаветы Петровны, а также её преемницы Екатерины Великой наблюдался расцвет национального чувства. Патриотизм приобрёл черты безоговорочного служения Отечеству, персонифицированного в лице государыни. В период правления романтического императора Павла Первого и его сына Александра 1 было характерно усиление нравственных аспектов, поиск моральных примеров, что также отразилось во взглядах на русский патриотизм, главной чертой которого были гордость за доблесть и благородство нации. Как известно, в 30-ых годах Х1Х века разгораются ожесточенные историософские споры, причиной которых было занижение со стороны влас-тей и Европы «этнической самооценки» русского народа. Обобщенно в них можно выделить два основных направления: западническое и славяно-фильское. Западники видели перспективы развития России в европеизации. Славянофилы же утверждали, что у России – свой особый, великий подаренный свыше путь, но главным их недостатком явилось искусственное занижение самооценки индивида, ошибочно названной ими смирением. «Philosophiscnes werterbucn» - авторитетный немецкий «Философский словарь» (М.,2003., с. 408), отмечает, что мировоззренческая система славянофильства возникла во второй четверти Х1Х века, в своем генезисе (и, соответственно, задачах) имела потребность преодолеть комплекс неполноценности в отношении опередившей Россию и славянские народы «…западной культуры, ибо отдельные представители этих народов старались определить миссию, предназначение славянского миро- и жизнепонимания, предписывая ему великие исторические задачи. Но вскоре они заняли нетерпимую позицию по отношению к западноевропейскому образу мышления («западничеству») и неортодоксальному христианству». Данные споры подвергли патриотизм расслоению, потере целостности взглядов на его сущность, потере идеала Родины, приобретению черт нетерпимости, несогласия, абсолютизации самобытного отличного как от европейского, так и от восточного пути развития России. В ответах на вопросы: «Как и за что любить свою Родину? За какие направления её развития? Каково назначение каждого гражданина в построении будущего своей страны?» не стало единства, кстати, которого нет и до сих пор. Начиная с реформ Александра Второго и вплоть до революций начала 20 века, отодвинувших как неприоритетные споры западников и славянофилов на задний план, развитие России стало проходить под лозунгами достижения достойной жизни для всех сословий и построения гражданского общества. Российский патриотизм стал носить еще более обособленный характер, приобрел черты таинственности, загадочности русской души, надолго ставшей непонятной как на Востоке, так и на Западе. Агрессивное навязывание патриотизма на рубеже Х1Х- ХХ веков, особенно в период первой мировой войны, привело к отрицанию «всего и вся», к нигилизму как умонастроению масс и к эгоизму, цинизму как личностных черт индивидов, наиболее ярких представителей, а то и лидеров общества и государства. Не случайно в этот период наблюдаются противоречащие патриотизму братания солдат по разные стороны фронтов, неприязненное отношение к церкви в связи с её огосударствлением, восприимчивость населения к массовым протестам, к революциям и т.д. Классический патриотизм стал анахроническим понятием. Хуже того: от патриотизма, составляющей которого является преданность исконным ценностям (месту, в котором вырос, монарху, братству, клану, семье и её членам и т.п.) попахивало царизмом, что считалось и считается недопустимым! Большевики изначально старались разрушить всё, что можно в данной сфере. Но первое поколение коммунистов сами были еще образованными людьми, и у них на многое руки не поднимались. Лишь после их истребления, начиная с 30-х годов, замалчивание и переписывание истории в угоду идеологии и моменту сегодняшнего дня стало нормой, которые окончательно выхолостили патриотизм. К концу ХХ века его классический смысл выродился в космополитизм внутри своей страны. В советское время стал культивироваться «новый», социалистический патриотизм, с классово-пролетарской, интернациональной составляющей, который приобрел прагматичность и функционально сводился к тому, что представители народа, молодежь, школьники должны любить свою возглав-ляемую большевиками и их вождем Родину, бороться с её угнетателями, ненавидеть её врагов, как внутренних, так и внешних. Родина в основном сводилось к месту обитания, проживания патриота, от которого требовалось неустанно думать о её процветании. Генетическая связь с предшествующими поколениями соотечественников изгонялась, а какое-либо проявление любви к ним было просто опасным. Место обитания, враги, угнетатели определялись представителями идеологии и власти. Причем в число врагов в некоторых случаях попадали – друзья, родственники гражданина, в том числе и близкие – члены семей, а то и сам гражданин. С началом второй мировой войны, когда И.В. Сталин открыл для себя, что люди не слишком хотели умирать за «пролетарский интернационализм», оказалось, что патриотизм – далеко не анахроническое понятие, как изначально пытались представить коммунистические идеологи.[2] Но и ненаправляемый, бесконтрольный и «безыдейный» патриотизм виделся нежелательным, а то и опасным явлением (ответная реакция власти на его проявления в действии – репрессии 1948-51 гг.). Была патриотическая парадигма, в которой всячески обкорнав патриотизм по меркам большевистской идеологии, «он был выдвинут на место новой гражданской религии в качестве альтернативы как христианству, с одной стороны, так и пролетарскому интернационализму первых двадцати лет советской власти – с другой. Знаменитый клич «За Родину, за Сталина!», с которым воины шли на смерть, принадлежит той самой новосозданной националистической и псевдорелигиозной парадигме» патриотизма [2], которая продолжала вяло существовать и в мирное время почти всю вторую половину ХХ века. Своеобразие политического, экономического и социального состояния жизни в России конца ХХ века состояло в ускоренной динамике общественного развития, столкновениями с новыми в целом негативными для человека явлениями такими как, национальная рознь, терроризм, безработица, беспокойство за своё будущее, сокращение продолжительности жизни, ухудшающийся генофонд страны и т.п. Патриотизм сохранялся в социально-бытовой сфере как мироощущение, как ценность ноосферы, духовная опора человека. Это воплотилось в том, что в советское время называлось традицией. Она охраняла человека, он мог на нее положиться, так как полагал, что находится в безопасности и стоит на правильных позициях лишь тогда, когда может сослаться на традицию. В конце 90-х годов XX века в России эта опора утратила свою силу, исчезла. Традиция стала представляться чем-то отжившим, чем-то исключительно вчерашним, свобода современного человека обернулась его безосновностью, его оторванностью от необходимого ему центра – Родины как источника бытия, о котором он часто не имел никакого представления, так как “жил на периферии самого себя”. Человек расфокусировался, раздвоился, расстроился, - думает одно, говорит другое, делает третье, т.е. острее почувствовал свою внутреннюю пораженность. В эти годы патриотизм самонивелировался. Идеологическая, социальная и гражданская составляющие советского и особенно постсоветского патриотизма, или их отсутствие порождали противоречия, разрушающие целостность личности и индивидуальную позицию человека, рассматривали его лишь как объект формирования и управления, доводя до кризиса его духовную составляющую. Известно изречение, принимаемое нами за абсолютную истину: «Без духовности человечество вымрет “как вымерли в истории подавляющее большинство когда-либо существовавших народов”.» [3] Поэтому, патриотизм как русскую традицию стремились как можно глубже и прочнее искоренить. Ибо она связана с русской самобытностью и такими нетерпимыми для антинародной политики власти и Запада жупелами как русская национальная идея. Отвлечемся от истории, перейдем к сегодняшнему Дню. Вполне зако-номерно, что в настоящее время постановка цели формирования патриотизма как любви к Родине, по меньшей мере, требует ответов на вопросы: «Что?», «Как?», «Зачем мы любим?» и «Кто МЫ по отношению к тому, что мы любим?». Ответы на эти вопросы в некоторой степени дают следующие стихотворные строки, посвященные России-Родине конца 90-х годов: Мы разорваны и расхристаны Из выстроенной выше ретроспективы, основных вех и выявления драматических ситуаций исторического развития российского патриотизма, можно увидеть, что сама по себе патриотическая идея как составляющая общественного сознания и миропринятия не самодостаточна. В самом деле, в философском плане она подчинена более глобальным доктринам и идеям, которыми являются …историческая уникальность, избранность России, её культурологическое своеобразие, геополитическое положение, с которым связаны евразийские доктрины - антизападничество и почвенничество (славянофильство); в политическом - приспособляема для нужд использования властью. Они же составляют «мифы [1] и рифы» российского патриотизма – исключительность, державность, агрессивность, нетерпимость, победность, изоляционизм, истерию, обособленность, неоднозначно-противоречивое отношение к прошлому, прагматизм, безоглядное стремление к лучшему будущему, абсолютность, непогрешимость и др. Раскроем указанные тезисы более подробно. Действительно, история России, пример того, где несколько поколений жили в устремленности к “светлому будущему” 1, постоянно отрекаясь от своих корней, прошлого и перечеркивая настоящее. «Светлое будущее» есть миф, понимание которого по А.Ф. Лосеву есть особая образно-рефлективная, социально-ментальная форма освоения сущего, имеющая, однако, самостоятельное бытие в своеобразном «мире идей». В XX веке едва ли не определяющее значение на социалистическую интерпретацию патриотизма оказало понятие социалистического гуманизма, обозначавшее, что человек с коммунистическим мировоззрением должен любить трудящихся и ненавидеть их угнетателей. Отметим, что словосочетание «социалистический гуманизм» по семантической в нем связке слов аналогично словосочетаниям «безводная река», «живой труп», «ночной день», «весёлая грусть» и т.п., является оксюмороном, в котором привлекательным является человековозвышающий смысл второго в нем слова, применяемое в советское время лишь как пропагандистский прием идеологического оболванивания людей. В социалистическом обществе понятие трудящийся, во всяком случае, с целью формирования массового сознания населения, чаще всего увязывалось лишь с одной частью народа – рабочими, людьми занятыми непосредственно в производстве материальных предметов. Следовательно, другие части населения, например творческая интеллигенция, служащие по классификации «трудящийся – не трудящийся» попадала в число лентяев, сидящих на шее рабочего класса, или в число его угнетателей. При таком раскладе ни в реальной жизни, ни в индивидуальном сознании невозможно воплощение идеалов подлинного гуманизма и патриотизма, находящихся в антагонизме с социалистическим гуманизмом, который был бесчеловечным не только на практике, загубившей в войнах и лагерях миллионы граждан, но и в мировоззрении. Социалистический гуманизм выражал бесчеловечность в своём идеале-коммунизме, нацеленном на благополучие всего общества в масштабах страны или человечества. Во имя этого идеала приносились человеческие жертвы, т.е. социалистические гуманизм и патриотизм осуществили себя в геноциде российского народа, используемые как средство созидания социальной системы. Отсюда невозможность синтеза социалистического патриотизма и представляющего собой базу для подлинного гуманизма - христианства, о которой писали многие философы и богословы – прежде всего священномученик Иоанн Восторгов1*,Антоний Храповицкий 2*,о.А.Мень и др. Наиболее емко и сильно антагонизм понятий социалистический патриотизм и гуманизм (собственно человеческое) выразил математик, философ и публицист патриотическо - державной позиции, академик И.Р. Шафаревич. Он писал: «Понимание социализма как одного из проявлений стремления человечества к самоуничтожению делает понятной его враждебность индивидуальности, стремление уничтожить те силы, которые поддерживают, укрепляют человеческую личность: религию, культуру, семью, индивидуальную собственность. С этим согласуется стремление низвести человека на уровень детали государственного механизма, доказать, что человек реально существует лишь как проявление неиндивидуальных сил – производства или классовых интересов». [ 4, С.321] В качестве значимого постулата оснований российского патриотизма отметим, что ведущей его идеологией является евразийская философия[2]. Критически размышляя о генезисе, истоках и сути этого философского течения, академик Д.С. Лихачев в одной из своих работ писал, что «ущемленная в своем национальном чувстве часть русских мыслителей и эмигрантов соблазнилась легким решением сложных и трагических вопросов русской истории, провозгласив Россию особым организмом, особой территорией, ориентированной главным образом на Восток, на Азию, а не на Запад. Отсюда был сделан вывод, будто европейские законы не для России писаны и западные нормы и ценности для нее вовсе не годятся».[ 5, C.358-359] «На самом же деле Россия – это никакая Евразия. <…> Россия – несомненная Европа по религии ….и по культуре». [5, C. 384] Рассмотрим основные концепты евразийства как философского течения, разрушающе влияющие на внутреннюю сущность российского патриотизма. 1. Выдвижение идеократической концепции государства. По мнению евразийцев, идеократия – надклассовое государство, подчиненное не интересам отдельной социальной группы, а некой высшей идее, ради которой происходит нивелирование, ущемление, а то и разрушение личностного начала. Таким образом, декларативное благо «выродилось» в реальное зло для конкретного человека. К сожалению, евразийский комплекс идей не утратил актуальности и ныне. Идеократическое государство для евразийцев – это государство, в котором идеология имеет приоритет над всеми остальными сторонами жизни. Более того, это государство, которое активно вмешивается (и даже контролирует) все стороны общественной жизни. То есть идеология имеет статус «Идеи – правительницы», которая объявляется высшей ценностью и которой подчиняется все остальное (в том числе, человеческие судьбы). Какой должна быть идея-правительница дан ответ в работах [7], [8], [10]. По сути, в случае идеократического государства, мы имеем дело с описанием типичного тоталитарного государства, кстати, одним из признаком которого и является устремленность в будущее. Как пишет Н.А. Бердяев, у евразийцев «государство объемлет все сферы жизни, и совершенное государство окончательно должно захватить все сферы жизни, организовать всю жизнь, не оставив места для свободного общества» [5] и свободного человека, что чревато девальвацией личности и социальным бунтом – явлениями в любом случае нежелательными. В этом ракурсе российский патриотизм всегда имел черты державности, победности, шовинистичности, не лишенных изоляционности, являлся надличностным образованием, лишенным создания условий для самореализации индивидуальности. Однако Д. С. Лихачёвым всевластие государства трактовалось как проявление зла в европейской (и соответственно, в русской) культуре. Из сказанного Д.С. Лихачевым «о характерных особенностях зла становится понятным, почему в европейской культуре зло проявляет себя, прежде всего в борьбе с личностным началом в культуре, с терпимостью, со свободой творчества, выражает себя в антихристианство, в отрицании всего того, в чем состоят основные ценности европейской культуры, которая несла в себе все три отличительные особенности, связанные с христианством: личностное начало, восприимчивость к другим культурам (универсализм) и стремление к свободе. <…> Поразительно, что атакам зла подвергались в русской культуре все ее европейские, христианские ценности: соборность, национальная терпимость, общественная свобода. Зло действовало особенно интенсивно в эпоху Ивана Грозного (она не была характерной для русской истории), в царствование Петра Великого, когда европеизация соединилась с закабалением народа и усилением государственной тирании. Своего апогея атаки зла в России достигали в эпоху Сталина и «сталинщины» [6,C. 366-369] Вполне закономерно, что сугубо евразийский образ «Великой Державы» - неизменная основа нашего воспитания при всех режимах – становится (если уже давно не стало) теперь нелепым и безнравственным, т.к. скрывает за собой противное христианскому (евангельскому и святоотеческому) духу стремление к превосходству. Отсюда российский патриотизм приобрел такую свою черту как исте-рическая победность (великодержавность) верхов и мазохистски патологи-ческое самоумаление низов. 2. Славянофильско - евразийский изоляционизм вытекает из первого концепта. В свете этой доктрины имперские амбиции и претензии на Духов-ное Учительство со стороны одного народа (или государства - !) всех других народов, на наш взгляд, беспочвенны и претенциозны. От них веет искусст-венно воскрешенным староиудейским мессианством. Не случайно периоды культурного расцвета в России наступали в период ослабления этих претезий на превосходство, т.е. в условиях сознательного приобщения к общехристи-анским и общечеловеческим основам цивилизации, сначала через Византию, а потом (с ХУ1 века) – через Западную Европу. И вполне закономерно присутствие в русской культуре таких феноменов, как Московский Кремль или Петербург, рожденных в содружестве с итальянскими, французскими и английскими мастерами. Следует отметить, что самые страшные трагедии в истории русского христианства (после–никоновский старообрядческий деградирующий раскол 1666 года и разгром православной церкви большевиками) произошли в условиях сознательно проводимой политики изоляции народа и государства от остального христианского мира. Возвращаясь к подлинным истокам традиционной для России религии, отметим, что опорой европейской (и русской в том числе) культуры академик Лихачев считал христианство – прежде всего потому, что оно внесло в европейскую культуру личностное начало. Это тем знаменательно, что проблема христианства была традиционно болезненной еще для основоположников евразийства. Так, например, Г.П. Струве открыто иронизировал над декларативным признанием Православия одним из устоев будущей «идеальной России»: «Как сочетать это с евразийской – а тем более туранской – природой «Российского мира», было секретом евразийцев». [11,C.44]. Л.Н. Гумилев обходил этот вопрос, трактуя религию только как выражение «негативного» или «позитивного» миросозерцания того или иного этноса (системы или антисистемы [12]). Д.С. Лихачев же, вслед за христианскими апологетами, прямо противореча секулярному экуменизму и евразийству, ставит именно христианство нравственно выше всех остальных религий, как единственную из них, «в которой Бог – Личность» [6, C.365], способная понимать и страдать. Второй аспект европейской культуры ее превосходство, - универсальность, т.е. восприимчивость к другим культурам. Ментальная ориентация на Европу, выявленная Д.С. Лихачевым отрицает евразийский изоляционизм, присущий российскому патриотизму и утверждает наличие в нём универсального личностного начала индивида, выражающегося в том числе и в святости. 3. Агрессивность, отсутствие толерантности. Как отмечалось выше, в истории России часто возбуждался агрессивный патриотизм – не миролюбивый, не духовный патриотизм, который присущ православию, а патриотизм, основанный на вражде, предполагающий наличие врага. Ненависть явилась ведущей силой бедственного и в определённые периоды истории уже почти исчезающего российского народа – все, что осталось от национальной силы и идеи. Сам момент самоидентификации построен на ненависти: русские считают себя русскими, потому что ненавидят – чеченцев, кавказцев или евреев. Поэтому российский патриотизм агрессивен, построен на чувстве национального превосходства: мы русские лучше – потому, что мы русские, потому что мы верующие, потому что мы православные, а православие есть истина. В евразийстве Человек всегда есть материал – материал для служения отечеству, причем не просто отечеству, а именно державе, империи, которая относится к человеку в духе маргинально (примитивно) - евразийского детерминизма: «где родился, там и пригодился». И каждый патриот готов пожертвовать собой, своими и чужими детьми ради государства, ради колоссальной империи только чтоб империя оставалась целостной. Потому убеждения патриота основаны не на чувстве собственной ценности, собственного достоинства, а на чувстве принадлежности к великой империи. Несколько утрируя, можно отметить, что в православной и параправославной среде ведущая неосознанная установка такова: «я - негодяй, но я часть великого народа!» Резонно встаёт вопрос: может ли быть великой та нация, где люди, уверовав в ложное смирение, не уважают самих себя? А, вообще, что такое православие в социально-философском смысле: по сути, это христианская (идущая от апостолов и святителей Христовых) духовно-нравственная культура, изрядно разбавленная многовековым националистически - изоляционистским пиаром. О таком понимании культуры писали многие русские прогрессивные мыслители от классических западников и Вл. Соловьёва до Марии Кузьминой - Караваевой (Скобцовой). Как уже отмечалось, в России патриотизм всегда был связан с искусственной обособленностью, агрессивностью, что зачастую приводило к нежелательным последствиям. 4. Отсутствие условий для проявления самовыражения. Примат коллективизма (ложно понимаемой соборности) над личностью, её правами и свободой. В евразийстве происходило подавление личности не только со стороны государства, но и со стороны коллектива. Н.А. Бердяев писал, что «исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен индиви-дуальному началу и всегда тянул личность вниз, всегда мешал ей выйти к свету, в мировую ширь. Коллективизм парализовал у индивидуальности чувство личной ответственности и делал невозможной личную инициативу. Коллективизм был (явлением) не новой, а старой жизни, остатком первобытного натурализма. Но многие коллективизм в России путали с духовной соборностью, с высшим духовным началом Братства людей. На этой основе идеализировали русскую общину и т.п. явления русской жизни. С русским коллективизмом связано и… отрицательное отношение к праву… Такое отрицание права есть знак ослабления личного самосознания, есть недостаток личного достоинства, есть погружение в безликий коллектив».[5, С.497-498] Это свойство в ХХ веке оказалось роковым для России, для развития её идеологии, национальной идеи (в. т. ч. для патриотичности, в составе которой, как раковая опухоль, процветала воинствующая безличность). В последние 20 лет процессы в российском образовании определяются современной социально-экономической и геополитической ситуацией, которая выступает как комплекс факторов, устанавливающих образовательные приоритеты в государственной политике. В условиях отсутствия четко сформулированной национальной идеи России, каким-либо образом представленной в нормативных документах, среди этих приоритетов всё более четко определяется и становится необходимой установление педагогических позиций по патриотическому воспитанию учащихся. Понятие патриотизма генетически гетерогегенное и переосмысляющееся в рамках нашей эпохи, требует формирования духовной среды, в рамках которой и могут быть поставлены обществом цели созревания патрио-тичности как черты личности человека в системе образования. Такой средой в ХХ1 видится российская культура, интегрированная в общеевропейскую и мировую, просвещение, возрождение духовного прошлого нашего народа, формирование уважения, благоговения к этому прошлому. Любовь к Отечеству – исходное, вложенное с рождения в каждого гражданина глубинное чувство, которое не надо специально взращивать – оно вызреет само при правильном воспитании, основанном на истинных ценностях, сопряженных с принадлежностью человека к национальной среде. Превалирующий в советское время милитаристки – военный акцент в воспитании патриотизма, связанный с поисками врага и подготовкой к отражению его атаки (военизированные игры-зарницы, смотры песен боевой славы с маршировкой, заидеологизированное противопоставление «мальчишей- кибальчишей» и «плохишей» и др.), меняется на подлинные ценности патриотизма. К ним относятся духовно - нравственный, культурно-исторический, личностный, гражданский аспекты, связанные с формированием уважения образовывающихся индивидов к своей стране и с формированием ответственности за свою страну, формирования умения мыслить, оценивать мир и себя в мире, умения быть внутренне свободным, а также необходимость развития способности принимать решения и действовать в соответствии с ними на различных этапах своего жизненного пути, в том числе и в органично присущих человеку поисках нравственных и иных Идеалов.
АННОТАЦИЯ В статье рассматривается этимология патриотизма, его национальные, государственные аспекты в их историческом формировании и развитии. В ней также выявлены своеобразие, специфика, хронология наполнения содержания понятия «патриотизм» каждой исторической вехи в соответствии с ведущими в них философскими течениями, идеями. Авторы анализируют влияние евразийства на общую сущность и частные проявления патриотизма в общественном российском сознании, и как их проявления в теории и практике воспитания.
Литература:1 Мать Мария Кузьмина-Караваева (Скобцова) Что такое церковность? Киев-Париж .,2007 С. 128 2. Дворкин А. Л. Иван Грозный как религиозный тип. Нижний Новгород., 2005., С.212-213 3. Наклеушев Е. М. Об «атомах» и «индивидах» или как может быть возрождена Россия./М., ж. «Наука и практика воспитания и дополнительного образования», 2006. -№ 2 - с.15 4.Шафаревич И.Р. Сочинения в 3 томах. Т.1.Социализм как явление мировой истории. - М., 1994.- 321с 5. Бердяев Н. А. Судьба России. М., 2004. С.495. 6 Лихачев Д. С. Избранные труды. СПб., 2006.C.274. 7. кн. Н. Трубецкой Об идее-правительнице идеократического государства // Евразийская хроника. Выпуск XI. Берлин. 1935; Теория государства. Париж. 1931 8. Савицкий П.Н. Подданство идеи // Евразийский временник. Книга третья. Берлин. 1923, 9. Алексеев Н.Н. На путях к будущей России. /Советская система и ее политические возможности. //Париж. 1927; 10. Алексеев Н.Н. Теория государства. Париж. 1931. 11.Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж. М., 1996. 12.Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.2002. Гл. XI. Параграф 69. Выбор совести. Примечания1 Согласно Л.Н. Гумилеву таково футуристическое ощущение времени. Здесь будущее признается единственно реальным, прошлое – окончательно ушедшим в небытие, а настоящее расценивается как преддверье будущего. При крайних степенях футуризма иллюзией представляется также и настоящее. Исследователь расценивает футуризм как негативное мироощущение, господствующее в (деструктивных аксиологически) антисистемах. В них футуризм отражается на содержании идеологии, которая объявляет существующий мир злом, прошлое – «проклятым», настоящее – подлежащим полному исправлению, либо иллюзией, от которой необходимо избавиться. Реализация целей антисистемы, т.е. декларативное торжество «справедливости», или уничтожение «зла», всегда отнесена к будущему. Одними из ярких примеров футуристического времяощущения явилось коммунистическая идеология в России или же идеи раннесредневековых манихейских (богомилы, катары и пр.) сект. В здоровом этносе футуризм встречается редко и воспринимается как чудачество. 1* Иоанн Восторгов [1864-1918] - идеолог христианской государственности в России, лицо близкое к патриарху Тихону, последний настоятель храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве, злодейски убит большевиками, канонизирован в 2000 г. 2* Антоний Храповицкий [1863-1936] – «патриарх изгнания», первоиерарх зарубежной православной церкви [2] По верному замечанию, высказанному мыслителем Николаем Бердяевым в его известной работе «Философия неравенства»: «Зрелое национальное самосознание будет у нас преодолением западничества и славянофильства, которые были связаны с нашим несовершеннолетием…» // Бердяев Н. А. Судьба России. М., 2004. С.495. Одной из ярких (но неудачных) попыток, сделанных в этом направлении, стало формирование евразийских доктрин, которые все же сохраняли генетическое родство с устаревшим и прогнившем к началу ХХ века славянофильством. * Е.В. Никольский – канд. филолог. наук
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |