|
К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011
Редакционный совет
Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ
|
Елена ЛАЙЦАН
Искусство воплощать сомненья
ИСКРА БОЖЬЯ
Не ново, повторюсь, увы, не ново,
Что Бог - Художник. Как-то, дня шестого,
Он в глину жизнь вдохнул и человеком
Нарек ее. Что чувствовал при этом
Всевышний? Может, радость? Без сомненья.
И толику скупого сожаленья.
Ведь после всех трудов и созерцаний
Еще немало приложил стараний:
Он из ребра Адама - плоть от плоти -
Вдруг Еву создал. Был Адам не против.
Вопрос - так почему же не из глины?
Ну... были у Всевышнего причины.
Не ново, повторюсь, увы, не ново,
Что Бог - Поэт. Вначале было Слово.
- Да будет Свет! – во тьме прогромыхало,
И день расправил плечи возмужало.
Бывало, что вносились исправленья.
Потоп - вот символ Гнева и Отмщенья.
Набросок Мира и Всемирной Саги
Он выбросил, как смятый лист бумаги.
Здесь, думаю, Господь погорячился,
Ведь, в сущности, сюжет не изменился -
Грешат поныне люди без зазора,
Забыв урок Содома и Гоморры.
Так вот, я повторюсь, увы, не ново,
Бог – Мастер прорисовок и рифмовок…
А также Гений тайны сотворенья:
Искусства воплощать свои сомненья.
СЕЗОН РАЗЛУК
Лето, окна нараспашку.
Бергамот, лимон, мелиса –
Чайный вальс на донце чашки.
Стрекоза, цветок ириса.
Теплых рук переплетенье,
Не нужны слова и взгляды.
Карнавал сердцебиенья.
А другого и не надо…
Сырость. Наглухо закрыты
Ставни и входные двери.
Нынче осень - фаворитом,
Нынче слезы на доверье.
Ты уходишь? Я не против.
Чайный вальс на донце чашки.
Только сердце колобродит,
Словно узник в каталажке…
Тихо. Снежные букашки
Облепили подоконник.
Чайный вальс на донце чашки.
Лишь заварник - белый слоник -
Дышит хоботом на руки,
Сердце в дрему погружая.
Пусть зима – сезон разлуки,
Все изменит ветер мая.
ПТИЧИЙ БОГ
Прижмусь спиной к могучему стволу.
Кедровый дух мое дыханье полнит,
Смыкаются над головою волны
Пушистых лап. Янтарную смолу
Смахну рукой, как детскую слезинку.
Смеются надо мной коры морщинки,
Ведь я подобна юному щеглу,
Что на неделе только оперился
И гимн весне поет в лесных кулисах,
Забыв печаль, у жизни на балу.
- Сойти с ума, нырнуть в безумство красок,
Что дарит жизнь от щедрости своей!
Купаться в нем, как в луже воробей,
Что щурится на солнце кареглазо!..
И в этот миг я птичью суть пойму.
Упившись бесшабашностью свободы,
Наперекор пройдохе кукловоду
Я в неизвестность, вопреки всему,
Как в омут с головой, нырну с разбега.
И пусть черкнет стрелою печенега
Моя судьба, и канет вновь во тьму -
Во мне сегодня птичий бог родился!
Веселый бог с прищуром проходимца,
Пернатый бесшабашный баламут.
ГЛИНТВЕЙН
Я смутно помню день,
Что был зачат в простуде.
Ты мне варил глинтвейн
В надтреснутой посуде.
Корицы аромат
С гвоздикою мешался.
Шарлаховый* гранат
Ты разломить пытался.
В тот день ты был мой «Спас»,
Испачкал соком руки
И мне шептал – «...сейчас
Жар сникнет, стихнут муки».
Я смутно помню день,
Как тень, театр «Кабуки».
И сладкий твой глинтвейн
И - вечность... до разлуки.
*Шарлаховый - один из оттенков красного цвета.
ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ
Пустые карты,
хлопоты пустые,
пустой, как чай, с подругой разговор.
В проемах окон одичалый двор,
где осень о веревки бельевые
запнулась
и поклажу растеряла:
лимоны листьев,
ягоды рябин,
букет из хризантем и георгин,
и у крыльца расплакалась устало.
Видать, и для нее прошли впустую
три месяца,
как три коротких дня,
и утомительна пустая болтовня
подруг-кукушек.
Впрочем, пусть кукуют,
бросают карты.
- Дальняя дорога?
Король трефовый,
дама, бубны, туз?..
Нет, снова хлопоты.
И ей невмоготу
от этого по-бабьи злого рока.
Фигуры – у окна и у порога.
Нахохленные плечи,
ветви рук,
в объятьях губ уснул сырой мундштук…
А хочется согреться.
До ожога.
МАХАОН
Звуконепроницаем
Снежно-чувственный кокон,
Будто необитаем
Мир под линзами окон.
Крылья смяты таврёны
Махаона до мая,
В полусне, полудрёме
Околдован он майей.
Согревай на ладонях,
Окликай – не ответит,
Сладок сон Махаона
В полутьме, полусвете.
На заснеженном ложе
Ждет он перерожденья.
Чтобы радужнокоже
Упорхнуть в Воскресенье.
ИВАН-ДА-МАРЬЯ
Им снился деревянный дом.
И в доме этом было тихо.
Лишь сосны под резным окном
Шептались томно с облепихой.
Искрилась скатерть белизной,
И еле теплилась лампада
В углу кумирни. Лик святой
Не отводил печально взгляда.
Томился паром чугунок,
Плыл хлебный дух над Златоречьем.
Свернувшись в шерстяной клубок,
Дремал Шишок за русской печью…
Эх, ла`ды, лa`дины, лады`-
Судьба устало смежит веки -
Не защитили от беды
Иван да Марью обереги.
Расправил огненны крыла
Над очагом ручной Агуня…
Сплела Купале Кострома
Венок венчальный накануне.
ОСЕНЬ ДЕМЕТРЫ
Ласкает локоны Деметры
Тень ивы в роще Персефоны.
Вдоль тела складочки хитона
Струятся, отдаваясь ветру.
Вплетает спелые колосья
В венок из трав и ягод зрелых
И дразнит резвых, белотелых
Наяд.
Но…
крик, многоголосье…
Лес зашумел, предупреждая:
- Лахесис* вытянула жребий
На радость мрачному Эребу…
На колеснице восседая,
Аид спешит...
А Персефона
Не внемлет голосу рассудка.
- Наверно, это чья-то шутка.
С Владыкой мертвых мы знакомы…
Его объятья – жар Вселенной!
Во взоре плещет пламя ада,
Вкус губ его сочней граната,
Пьянит и делает блаженной…
- Проснись, Деметра! – стонет ветер.
Проснись, дочь Кроноса и Реи!..
В саду все травы почернели,
И льдом покрылась на рассвете
Речная гладь. Дыханье смерти
Коснулось Фауны и Флоры,
Укутав в саван косогоры…
- О, Зевс, жену умилосерди!..
Но Мир уже не тот, что прежде…
Умолкло пение цикады,
Бесплодны пашни. Нет пощады.
Деметры темные одежды
Громоподобному укором
За подстрекательство к обману.
- Подобно древнему Урану
Ты дочь свою облек позором!
Тот в Тартар сбросил Многоруких,
А ты отправил в царство мрака
Свое дитя! Какие блага
Дарует Персефоне жуткий
Аид? Никто помочь не в силах
Моим страданиям и горю!
О, камень скорби под ногою,
Тебя слезами оросила
Сама скорбящая Деметра!..
Печали матери внимая,
Земля коробится от горя.
Голодным стонам эхо вторит,
Презрев мольбы об урожае.
Смягчился Зевс Тучегонитель.
Сквозь черный свод, по руслу Стикса,
На золоченой колеснице,
Покинув страшную обитель,
Спешит к Деметре Персефона…
Олимп возликовал:
- О, Гера!
Светлеет лик седой старухи!..
Играют стрелками сезона
На диске солнца величаво
Персты премудрой Адрастеи**.
И вновь Деметра молодеет.
Наяды щурятся лукаво -
Весенние ручьи, как слезы,
Омыли славную Элладу.
Очнулись фавны и дриады.
Неясной зеленью утесы,
Луга и пашни вновь покрылись.
Лоза несмело потянулась,
Теплу и свету повинуясь.
Разгладил жук слюду надкрылий.
Поют хариты в хороводах
Гимн Персефоне и Деметре.
Их голоса уносят ветры,
И вторят им журчаньем воды…
Во времена, когда еще Эллада
Училась юной поступи Весны,
Когда делилась гроздью винограда,
Ягненком, урожаем с бороны
С богами, что селились по-соседству
В лесной глуши, в журчании воды, -
Была пора безоблачного детства
Земли и Неба. Не было нужды
В Последнем Испытании – на веру.
Они так близко – Гея и Уран,
Океаниды, керы, ореады,
Громкоголосый Зевс, безумный Пан.
Под кипарисом пьяный Кой*** горланил,
Дарил объятья юноша Морфей…
Как сердце Прометея, билось пламя
О мрамор камнегрудых алтарей…
Но льет песок на дно вселенной время
И точит изваяния богов.
Исчезло героическое племя
Гиад, кентавров и немейских львов.
Как скорлупа раздавлен старый номос****
В тяжелых эпохальных жерновах.
И молятся в Коринфе по-иному,
Курится фимиам на алтарях
Другому богу. Наступила Осень,
А может быть, сакральная Зима.
Олимп когда-то был многоголосен,
А ныне у Сескосского холма
Лишь гомон птиц да шум ветвей оливы.
Молчит Сиринга, нет былых лимнад.
Не сходит божество миролюбиво
К Девкалиону в Локридинский сад…
Но вот сентябрь клином режет просинь,
Перечисляя всех по Именам.
И у Колодца Дев седая осень
Мистерией дождя напомнит нам:
- Ласкала локоны Деметры
Тень ивы в роще Персефоны.
Вдоль тела складочки хитона
Струились, отдаваясь ветру…
*Лахесис – мойра. Мойры в древнегреческой мифологии - три богини судьбы,
следящие за ходом человеческой жизни. Лахесис распределяет жизненные жребии.
**Адрастея (неизбежная, неотвратимая) - воплощение "законов Зевса,
божественных, надкосмических и внутрикосмических"; устанавливает круговорот
душ.
***Кой – титан первого поколения.
****Номос - греч. «nomos» имеет два значения: с одной стороны, это обычай,
установление, законоположение, правопорядок; с другой - пастбище, выпас. В
рамках античной натурфилософии - упорядоченность космически организованного
мироздания. Ныне номос - округ Греческого королевства.
АРМАГЕДДОН
Завидовали дьяволы в аду,
В раю дрожали боги от бессилья.
И надорвали бесы сухожилья,
И ангелы молились, как в бреду.
Земля-Армагеддон. Без запятых.
Кровавой мессой выжжено полнеба,
И от свинцовых слез старухи слепы…
У Смерти африканские черты.
Орлиный профиль и глаза лисы.
И вышит кровью крест на белом поле.
Огонь, клыки, глазницы. Смерь беспола.
Костлявые ступни ее босы.
- Где муж твой, Салимат, где твой жених?
Где твой браслет, очаг и твой ребенок?
- Был воздух, кумачом обремененный,
И нерожденный плод в пыли затих.
- Где сад твой, Салимат, и где вино,
Где хлеб твой, плащ и кров, и виноградник?
- Лозу спалил дотла железный всадник…
А чрево пусто… и обнажено.
- Где твой Георгий, смелый змеелов?
- Отныне и навек он - мой Убийца.
Дракон, тысячеглавый, многолицый,
Вкусивший соль и плоть моих отцов.
НОЧНЫЕ КАСЫДЫ
Ковыль чубатый непокорен
Сухой ладони ветра в поле.
Лиман с луной сегодня в ссоре,
И отраженье поневоле
Рождает сонмище причуд.
На бархат неба ночь-дикарка
Бросает пригоршню топазов.
И мнится – Млечный Путь – Матарха,
Артания из древних сказов,
А может, Самкуш ал-йахуд.
Земля вздымает грудь курганов
Фанагории и Тамани.
Касоги, греки и аланы,
Хазары, половцы, славяне
И прочий тороканский люд,
О вас сложил касыды ветер.
Ваш голос – голос водопадов,
Лик гравирован на фасете
Прибрежных скал и перекатов.
Здесь был последний ваш приют.
Арктур, в созвездье Волопаса,
Поныне здесь твоя орбита.
Мольбы и стоны Гермонассы
Вкусили храмы Афродиты,
Когда предали их огню.
Касожский князь, в закате славы,
Ты - сын зари, денницы алой,
В руках Храбрейшего Мстислава
Твое ли сердце замолчало?..
Лелеют камни тень твою.
Кавказ в младенчестве крестили
Андрей апостол, Византия.
Он – кровный брат сестре России
И во Христе и в Божьей Силе,
Скрепленный узами союз.
Страна серебряных медведей*,
Стихия вольных демиургов,
Ты – соль богатыря Редеди,
Кимеров, скифов и шапсугов**.
Твою мелодию ловлю
В эфирах горних на рассвете,
Что словно сабля режет небо.
- Кайса касар***, – уносит ветер
Казачий клич, и рвет свирепо,
И месит волны на юру,
И плещет ныне триколором
Над кутом в Керченском заливе…
Разбужен день кубанским хором,
Он поднимает торопливо
Над степью марево жары.
Легенды тают на ресницах,
Как сон, оставив послевкусье.
Касыды ночи по крупицам
Я отпускаю с теплой грустью,
Оставив в сердце их дары.
*Страна серебряных медведей - Артания, страна древних россов, когда-то
располагавшаяся в причерноморской зоне.
**Шапсуги (кавказск.) - западно-горские племена адыгской группы.
***Кайса касар – казачий призыв. «Кас» (режь), «касап» (разрублю) и «кайса
касар» (пойдем порубим). По казачьему преданию, название «казак» происходит
от слова «кайсак», которое сохранилось от казачьего призыва.
ОГОНЁК
Брошенный в пространстве огонек,
Где-то там, на перекрестках судеб.
А возможно, просто – уголек
В треснувшей от времени посуде.
В амфоре из греческих легенд
Теплится на дне, не обжигая…
Будто Бог покинул постамент.
Апполон, Ярило, Ра? Не знаю.
Просто он, наверное, устал
Быть то милосердным, то свирепым.
Бросил надоевший пьедестал
Для того, чтобы не править Небом.
Чтоб побыть обычным огоньком
В треснувшей от времени посуде.
Чтобы греть и восходить дымком,
Где-то там, на перекрестках судеб.
|
