|
|
|
|
Валентин ЗВЕРОВЩИКОВ |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
|
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Валентин ЗВЕРОВЩИКОВБАССЕЙН- Что ж это вы, гражданин Крендель, на чердаке живёте что ли? Гриша Крендель, бомж с пятилетним стажем, виновато моргал глазками на участкового в надежде, что тот сжалится и уберет свет фонаря с его невыспавшейся физиономии. Фонарик был китайского производства, но и его хиленький луч все равно больно раздражал сетчатку глаза, так что потекли слезы. - Ну, не плачь, не плачь, в данном конкретном случае, ты, можно сказать, видишь перед собой семикрылого серафима. Вставай, проклятый брат, и дуй за мной. В углу чердака за кирпичным выступом в ворохе тряпья заворочалась Ника. Лейтенант обрадовался. - О, да у вас тут семья? Ну-ка, Гюльчатай, покажи морду. Вероника, несмотря на то, что вчера вечером отмечала день конституции, быстро сообразила, в чем дело, и привычно заканючила. - Товарищ лейтенант, ну, товарищ лейтенант, ну что мы вас сделали? Мы же не убийцы, не воры, - и вдруг запела высоким ломким голосом, - мы мирные люди и наш бронепоезд… - Харэ петь, граждане. Собирайтесь на выход. Или силу надо применить? Нищим собираться, только подпоясаться. Через десять минут Гриша и Вероника стояли у подъезда и ёжились на ночном промозглом ветру. В воронке уже сидели их знакомые: Юра по прозвищу Курка, Коля Слон и Владимир Иванович. - Кадр из фильма «Друзья встречаются вновь», - сказал участковый и закрыл за ними дверь воронка. Колю Слона трясло от холода, а Владимир Иванович спал, положив голову на китайскую сумку, которую вечно носил с собой. - Звереют менты, - сказал Курка сиплым голосом. - Совсем совести нет – по ночам людей ловят. Минут через десять машина остановилась у знакомого санпропускника. А внутри горячая вода, душистое мыло- то, по чему так стосковались душа и тело. Через пять минут подъехавшая машина еще выгрузила очередных знакомых – братьев близнецов Лешу и Валеру Леончиковых, Машу Велосипед и незнакомого бородатого деда. В душе началось настоящее братание. Братья обнимали Владимира Ивановича, которого уже потеряли из виду. - А я думал, ты умер, дядя Вова! Леха выпросил настоящую вехотку и ожесточенно тер брату спину. За тонкой стенкой душа пели дуэтом Маша Велосипед и Вероничка. А потом сон в белых простынях, под теплым верблюжьим одеялом. Только Гриша стянул матрац с койки и лег на полу. Он не мог спать на растянутой панцирной сетке, болела спина. Все спали как праведники. Изредка в соседнем отделении слышались взрывы женского хохота, но вскоре сон сморил и их. Кренделя мучил один и тот же повторяющийся сон. В который уже раз его брали в армию. Он говорил, что уже отслужил, что нельзя так с людьми поступать, что у него даже есть медаль за Чехословакию, но его все равно грузили как мешок картошки в бронемашину ли, в танк ли, а то и просто- по полю ползком. Тогда в августе шестьдесят восьмого он, наоборот, спал аки младенец. За неделю до событий все солдаты уже знали, что будут освобождать чешских друзей от американцев и их наймитов, мечтающих разорвать социалистический лагерь, и спали одетые. Разрешалось снимать только сапоги. Поэтому когда, наконец, ночью раздалась военная тревога, то ничего никому не объясняли. Через минут десять злой от недосыпа Крендель со своим взводом уже летел на бронетранспортере из сухого венгерского лета к границе, на которой уже заблаговременно поработали разведчики, разоружив чешских погранцов. Те не ждали такого жесткого оборота и стояли растерянные на обочине, провожая злыми глазами наши бэтээры. В шесть утра полк вошел в Братиславу. Несмотря на раннее утро, стояла оглушительная жара. Все солдаты в бронике расстегнули воротнички, закатали рукава гимнастерок и в касках больше походили на солдат вермахта, чем на освободителей. Путь роты лежал к Братиславскому университету. А на севере города под барабанный бой маршем по мостовой, сея страх и ужас, входили восточные немцы. Грохот от машин стоял чудовищный. Встревоженные горожане со слезами и криками, в одном нижнем белье выскакивали на балконы домов. И когда вдруг откуда-то с верхнего этажа раздался одиночный выстрел, непонятно в кого, может в себя, а может это просто открывали шампанское в честь победоносного вступления наших частей, десяток автоматов без команды полоснули по окнам дома. Неприцельный огонь преследовал задачу устрашения, а не уничтожения невидимого противника, и легко достиг цель. Крик забился с улиц в дома и скоро стих. Через полчаса весь батальон собрался вокруг университета, уже занятого забаррикадировавшимися там студентами. И откуда они чего узнали? И уже вывешивали на окнах лозунги на русском языке, оскорблявшие Ленина и почему-то Павку Коргачина. За светлое имя Павки было обидно ужасно. До недавнего времени Кренделю даже в голову не приходило, что люди так могут говорить про Ильича. Самыми последними словами. И как у них язык не отнялся? В сердце разгоралась ярость и обида. Им коммунистические идеалы, а они такие слова?!.. Просто ни в какие ворота! Сволочи! Твари неблагодарные! Из раскрытых окон студенты кричали в микрофоны, и из этой русскословацкой смеси Гриша понимал, что его лично поносят, обзывают фашистом и убийцей. А какой же он фашист, когда прибыл сюда с миссией освобождения?! Перед командиром батальона стояла боевая задача – очистить университет от бесчинствующей молодежи. Притом эту задачу он поставил себе сам, потому что больше никакого сопротивления доблестному войску не видел. Для начала комбат полковник Мухаметшин отправил в университет на переговоры лейтенанта Лубенца с белым платком на ветке. У самого входа тому в голову попало яблоко, запущенное кем-то из студентов c крыши полуротонды на фасаде здания. Лубенец развернулся и под смех и улюлюканье с верхних этажей побежал обратно через дорогу, но споткнувшись о поребрик, упал, как подкошенный, и так и остался лежать. - Убили-и! - высоким тенорком закричал начальник штаба полковник Сычев. - Санчасть! Где санчасть, в бога душу мать? Крендель, а именно он и являлся искомой санчастью, то бишь, фельдшером, вместе с парой санинструкторов подняли Лубенца за руки, за ноги на носилки и, закрывая от пуль, понесли в тень за бронетранспортер. - Крендель, cука, нагнись, чего скажу, - едва слышно прошептал белыми губами Лубенец. Григорий наклонился к старшему лейтенанту и понял, что тот мертвецки пьян. - Слушаю, товарищ лейтенант. - Если я умру, считайте меня коммунистом. - Так точно, товарищ лейтенант, сделаем. В тени за бронетранспортером Гриша помазал ему лоб йодом и наклеил на шишку пластырь. Лубенец повеселел и побежал почему-то в сторону магазина за углом. Тем временем университет окружили плотным кольцом. Прямо напротив фасада поставили пушечку и направили на омфал сопротивления. В университете наступила гнетущая тишина. - Огонь! – скомандовал полковник Мухаметшин из уазика, а когда в университете посыпались стекла, встал на переднем сиденье и, указав перстом на здание, по-суворовски вскрикнул: - На штурм, братцы! Ура! … - Чего не спишь, Крендель? – спросил дежурный санпропускника, приоткрыв дверь камеры. - Не спится, - коротко ответил Григорий и повернулся на другой бок. - А почему на полу? Ты же не животное. - Потому что это не кровать, а гамак, у меня позвоночник не казенный. - Ну, спи, спи, отсыпайся, я так. Владимир Иванович громко застонал во сне и, тотчас же проснувшись, повернулся со спины на бок. … - Ура-а!!! Весь пол внутри здания был покрыт осколками стекла. Патлатые, все как один мальчишки, и девчонки в коротеньких юбочках разбегались с душераздирающими криками от прикладов солдат в разные двери. Одна из девчушек попыталась спрятаться от сержанта Видюкина за стеклянной переборкой, но Видюкин красивым ударом сапога разбил тонкое стекло и потащил сопротивляющегося, что было мочи, врага внутрь аудитории. Минут через пять форпост противника был смят. А поскольку штаб батальона больше достойного противника в городе не нашел, это в Праге велись нешуточные бои, то пришлось отвести батальон за город. Разбили палатки, прибыла кухня, и началась нормальная окопная жизнь. Днем строевые занятия, рытье траншей, ночью – самоволки, карты, пьянка, девчонки-словачки как пчелы жужжали вокруг лагеря. Чем-то, видать, их местные ребята не устраивали. А Видюкин, наоборот, пришелся по душе. Без воды, купания, Крендель не мог жить. Занимался он плаванием с шести лет, из бассейна не вылезал, в пятнадцать выполнил норму первого разряда. Потом результаты застыли, и тренер напрямую сказал, что не видит перспективы. В армии даже не регулярно занимаясь, он успешно защищал честь полка на различных соревнованиях. Вода манила. Проезжая мимо какой-нибудь реки, он считал обязательным ритуалом подойти и, если не искупаться, то хотя бы окунуть руки, обмыть лицо. Так река Лета и река Памяти в подземном царстве Гадеса в итоге возвращали людям способность смеяться и радоваться сущему. А тут такая жара и рядом недалеко плещется прохладный Дунай. За самоволку – гауптвахта, как минимум, в военных действиях – трибунал, но можно ведь так сбегать, что никто и не увидит. И вот после отбоя он вышел будто в туалет и мимо часового по темноте сорвался в бега. Бежать пришлось по каким-то буеракам, через поле с кукурузой. Темнота была такая, что хоть глаз выколи! Спелые початки колотили по голове, и бесконечное поле уже напугало размерами, показалось, что всё – он заблудился и навсегда останется здесь в этом пряном лесу, как вдруг кукуруза закончилась, и сквозь камыш заблестела река. Гриша разделся на бегу и бросился в темную грязную воду рядом с квакающими лягушками. Вода обожгла холодом, от восторга остановилось дыхание. Крендель лег на спину и увидел перед собой августовское небо, усеянное звездами с необыкновенным завихрением млечного пути. Звезды падали прямо на него, и он успел загадать желание, чтобы замкомвзвода старший сержант Видюкин меньше чмарил его. Видюкина остерегались не только солдаты, но и офицеры. … Однажды Гриша надерзил старшине и попал на гауптвахту. Рядом с ним в соседней камере сидел старослужащий Видюкин. В то время, когда всем сидевшим была снижена пайка, Видюкину приносили отдельно батон масла, булку хлеба и мясо в кастрюле. Ел он у себя в камере, в общую столовую не выходил. Спал на двух матрацах, в то время как остальные на голых топчанах. Сменившийся караул из новоприбываших, незнакомых с тамошними порядками, было возмутился и отобрал у него матрацы и сигареты. Тогда он напросился на работу, чего раньше не делал и, как замкомвзвода, имел полное право. Сержанты от работы освобождались. И Гришке приказал с ним на работу идти. Сопровождать их из караула вызвался особо злобствующий ефрейтор с Западной Украины. Отвел арестованных за свинарник и приказал рыть яму, чтобы похоронить все окурки, найденные на гауптвахте. Видюкин с Григорием вырыли яму больше человеческого роста, притом ефрейтор их уговаривал, мол, хватит, достаточно, но они рыли и рыли, как сумасшедшие, а потом, вылезая из ямы, скинули туда ефрейтора, предварительно обезоружив. Когда роли поменялись, ефрейтор не на шутку перепугался. А старший сержант Видюкин передернул затвор и сказал: - Сейчас я тебя тут, хохол, и положу. Прощайся с жизнью, сволочь. Вид у Видюкина не располагал к шуткам. Хохол заплакал. Ему и самому бы не поздоровилось, когда б дежурный по гауптвахте узнал, что его лучшего бойца разоружили. Они ж не предполагали, что Видюкин на гражданке когда-то был призером Лениграда по самбо. Несколько раз прицелившись в бедного ефрейтора, замкомвзвода вдруг неожиданно смилостивился: - Жалко на тебя пулю тратить, Бандера. Лучше мы тебя с Кренделем сейчас живьём закопаем. Так вот для чего они такую глубокую яму копали, догадался Крендель. То есть, Видюкин уже заранее знал, что сделает! И песок с глиной в две лопаты полетели Бандере в лицо. Гришка его жалел и целил мимо, а почва с лопаты Видюкина попадала точно в глаза несчастного парня. Он уже не сопротивлялся судьбе, а только плакал и повторял одно и то же, как, наверное, говорил дома мамке: - Я больше не буду, хлопчики. Простите мене. Наконец, Видюкин сжалился, протянул тому руку, но когда вытаскивал хохла из ямы, в последний момент, как бы случайно, вновь уронил обратно в яму. Ефрейтор отчаялся. И смотреть на сломанного человека было уже неприятно. Силы физические и моральные его оставили. Он даже не смог самостоятельно выбраться, пришлось поднимать из ямы на руках. Потом Григорий почистил его от грязи, надел ему на шею автомат, на всякий случай отстегнув рожок, и гуськом, якобы под охраной, побрели обратно на гауптвахту. Вечером хохол вернул Видюкину матрацы и булку с маслом. … - Слышь, служивый, в туалет хочу, - попросился Крендель в окошечко камеры. - И чего те не спится? - Я не просил меня сюда привозить. - Чистая постель, тепло, сухо, чего тебе еще недостаёт? - сержант санпропускника недовольно проводил задержанного в туалет и встал на стреме, прислушиваясь. … Когда солдат-освободитель вышел из священных вод Дуная, рядом в пяти шагах раздался голос полковника Сычева: - А ты, мать твою в три подхода, что здесь делаешь? В темноте в отблесках воды белело немощное тело начальника штаба. Крендель подхватил шмотки, впрыгнул в сапоги, но полковник Сычев повис на нем сзади, как злобный хорёк, и попытался завернуть ему руку, но поскользнулся на мокрой земле, отчего оба упали. Чтобы вырваться из неослабевающей хватки начальника штаба, Крендель развернулся к нему и дважды больно ударил его в зубы и в глаз. Тот взвыл. Хватка ослабла, Григорий вырвался и побежал через кукурузу в направлении лагеря. Сзади прогремел выстрел. Один, второй, третий! В лагере проиграли тревогу. На построение Гриша прибежал последним. Вынырнул из темноты и за спиной товарищей, укрощая взволнованное дыхание, встал в строй. Следом за ним, в трусах и майке, из темноты возник, грязный, растерзанный, все лицо в крови, начальник штаба. Он молча ходил вдоль строя полка и сверлил опухшим глазом лица служивых. Но тревогу сыграли не по милости отсутствующего Кренделя и не по поводу выстрелов на реке, а по причине изнасилования пожилой словачки. Следом за полковником Сычевым бабушку водили перед строем и она также жадно вглядывалась в лица парней. А потом что-то лопотала по-словацки с полковником Мухаметшиным. В конце концов, выяснилось, что изнасиловал её солдат в противогазе. На этом поиски насильника решили прекратить как бесперспективные и снова объявили отбой. … Спать решительно не хотелось. - Слышь, сержант, дай закурить? Чегой-то я затосковал, и душе неймется, не знаю отчего. - Так бывает, да, - согласился дежурный, вынимая из пачки сигарету. Стоя у открытой форточки, закурили. Сейчас, конечно, сержант спросит, как он дошел до жизни такой. - Семья-то у тебя есть? Крендель кивнул и ничего не ответил. Ну, чего тянуть кота за это самое? В тысячный раз жевать эту сыромятную колбасу – жена умерла, квартиру пропил, а когда опомнился, ловить уже было нечего, да, дурак, лопух, и что дальше-то?! Шестьдесят лет, ума нет. Загасил сигарету и пошел в камеру, завернувшись простынкой как римский патриций. … Второй раз он купался в Дунае, когда их вместе с лейтенантом Лубенцом поставили охранять мост. Внизу под мостом на пляже стояли танки. В них спали пьяные танкисты. Храп стоял такой, что на мосту было слышно. После комендантского часа на пляже заметили настоящего диверсанта младшего школьного возраста. С моста хорошо видели, как этот словацкий Валя Котик подбирался к танку с очевидной целью насыпать в дуло горсть песка. Немцы, стоявшие в северной части города, не церемонились и сразу стреляли на поражение даже в грудных младенцев, поэтому в их районе был абсолютный порядок. Советским солдатам зачитали приказ стрелять в народ только в случае крайней нужды. Как-то в патруль выстрелили из окна ресторана, а кабаки в Братиславе не закрывались за все время освобождения словацкого народа. Гуляли не хило. Патруль ворвался в ресторан, мгновенно опустевший, реквизировали с эстрадки электрогитары, как военные трофеи, захваченные при боестолкновении, прихватили из бара ящик водки, кинули всё в броник, дали в морду гардеробщику и уехали. То есть, победили без единого выстрела. Конечно, нельзя было допустить урон боеспособности танку, поэтому на диверсанта, да пусть бы он был и младенец, устроили охоту по всем правилам загона. Загоняли на мост, а когда Гаврош весело побежал по брусчатке, еще не понимая, что попался в капкан, и кричал всякие гадости про нашу Советскую Родину, Лубенец позвонил на тот конец моста, там стоял Видюкин и приказал - под угрозой расстрела на месте, погнать пацана обратно. Минуты через три на том конце моста раздался мат, передергивание затвора, визг мальчугана и топот в обратную сторону. Так Валя Котик бегал несколько раз, пока не догадался перелезть через перила и сигануть с моста в воду. Когда Григорий разглядел барахтающегося героя в воде, при падении тот расшибся, то сразу понял, что без посторонней помощи Гаврош погибнет, мощное течение могло утащить его на середину реки, без раздумий скинул форму и бросился в Дунай. Вытащили мальчишку на берег практически без сознания, дали глоток водки, чтобы пришел в чувство, а потом все вместе хохотали друг над другом. Через некоторое время пацан врубился, что его не тронут, и заснул пьяный в том же самом танке, которое и хотел испортить. Шмотки его болтались на дуле, а с рассветом мальчишка незаметно сбежал, оставив на танке неприличное слово. Еще через две недели их батальон с диагнозом “острая дизентерия» отправили на зимние квартиры обратно в Сомбатхей. В памяти только и осталось, что разбитые стекла университета имени Коменского, замок на горе да пачка порнографических открыток. … Утром все проснулись рано, но продолжали лениться в койках. Вялый разговор крутился вокруг как бы чего выпить. Вдруг Курка просипел: - Темнят что-то менты. Колька Слон, получивший прозвище за исключительно длинный нос трубочкой, звонко прокашлялся и веско сказал. - Пакость очередную придумали, чего от них хорошего-то ждать? Дед свесил тонкие белые ноги с койки, веско произнес: - Правительственная комиссия вчерась в город приехала. Вот нас всех и сгребли для пересчету, на всякий случай. Навроде переписи населения. Ключ в скважине провернулся два раза, дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель одним плечом пролез капитан в шапке с большой кокардой, просчитал всех по головам, удовлетворенно хмыкнул и, погрозив пальцем, строго сказал: - Чтоб я вас, в растуды перцем! И скрылся. - И вот как это понимать? – спросил брата Леха. Валера почесался и задумчиво ответил: - Типа, говорит, я вас в салазки согну, если вы что-нибудь против правительства имеете. - Хозяин в страну вернулся, - прокашлял Владимир Иванович и со значением поднял вверх искалеченный палец. За стенкой весело заржала Маша Велосипед, прозванная так за то, что любила кататься на чужих велосипедах. Через полчаса всем вернули пропаренную, еще горячую одежду и на воронке отвезли в заводскую столовую, где находились еще человек тридцать таких же бедолаг, но из других районов. Завтракали под неусыпным взглядом милицейского капитана в парадной форме. Все время завтрака он ходил вдоль столов и заглядывал людям в рот, как бы чего лишнего не съели. Крендель ел без охоты и половину завтрака отдал Веронике, которая, наоборот, на халяву ела много и жадно. Во время распития компота в столовую вошел очкастый человек в курточке и с красным носом. Потирая озябший нос, обратился к людям: - Товарищи! Вам сегодня предстоит ответственная миссия…гм…После завтрака вас всех отвезут на объект, так сказать… в общем. Строительный объект…так сказать, детский плавательный комплекс… Слышали про аквапарк?.. И вот там вы будете плавать, плескаться, кувыркаться… Естественно, вам выдадут купальные принадлежности, так сказать… - Зачем? – перебил его Валерка Леончиков. Мужчина поправил очки и переспросил: - То есть, в каком смысле зачем? Вы же не можете купаться в своем белье, есть общепризнанная процедура, так сказать… Трусы, резиновая шапочка, тапочки. Курка просипел: - У меня тяжелая форма грибков, мне нельзя купаться. Очкастый вновь потер нос и растерянно сказал: - В принципе, неважно…Грибки не грибки… Это не главное. Дело не в этом. - Как не главное? – вскипела Маша Велосипед. После бани и глубокого и здорового сна на неё было просто приятно смотреть. Она бомжевала первый год, а лет ей было едва под тридцать, так что печать профессии еще не успела её украсить. - Зачем нам в детском бассейне заразу разводить? - В принципе, вы, конечно, правы, но сейчас это несущественно. У нас так сказать, другая сегодня задача. Не медицинская. А с грибками мы потом решим как-нибудь, - задумчиво сказал очкастый и переспросил капитана - Решим ведь? - Однозначно решим, Рувим Викентьевич, - ответил капитан и рубанул рукой воздух, так что всем стало понятно, что грибкам объявят беспощадную и победоносную войну. Но не сегодня. - Должен сразу сказать, что температура в бассейне не то, чтобы холодная, но… очень холодная, в общем. Но нам надо выдержать всего десять-пятнадцать минут, и потом каждый из вас получит пятьсот рублей. - На всех? – уточнил Владимир Иванович, бывший бухгалтер. Рувим Викентьевич смешался, словно не понимая, где находится, а потом встряхнул наваждение и решительно ответил: - Нет, конечно, на каждого. - Я и полчаса могу, если больше заплатите. Я холода не боюсь, - поднял руку Курка. - Нет, нет, что вы, больше не надо, - махнул рукой оратор. - Если такая важная операция, - молвил дед, - могли ба и солдатиков нагнать. Они ба вам бесплатно покупалися. Капитан зыркнул на деда и погрозил ему пальцем. Но Рувим Викентьевич простодушно признался: - Пробовали, но командующий ни в какую, так сказать, заартачился. Наотрез… В общем, у них свои учения, у нас….своё. Надеюсь, больше нет вопросов? - Я раньше работал тренером по плаванию, - привстал за столом Крендель, - так что могу предложить свои услуги, если что. - Например? – заинтересовался очкастый. - Скажем, можно натереться гусиным жиром и тогда можно купаться не десять минут, а значительно больше. - В самом деле? Где-то я это слышал, да, – заинтересовался Рувим Викентьевич и потер нос. - Только где же его взять - гусиный? - Пошлите на базар да и вся недолга. - А после, когда мы им помажемся, его можно будет съесть? – спросила Вероника. - Гуся, наверное, можно, так сказать…Это-то не проблема. А, товарищ капитан? - Съедим, чего ж не съесть? – уверенно сказал капитан и взял под козырек. - Послать за гусём? - Да, да… пошлите… - и, обращаясь к Кренделю, пощелкал пальцами, - Как говорите, вас величать? - Григорий Фомич, тренер по плаванию. Как раз с юношами и занимался. - Очень кстати, Григорий Фомич. Спасибо за предложение. Подумаем, как вас использовать, то есть, - и сделал приглашающий жест к двери, - пойдемте, товарищи. У нас не так много времени. - Кончились товарищи, - преувеличенным шепотом проворчала Маша Велосипед и от нетерпения потерла ладошки. - Пошлите что ли, господа? - По коням! – скомандовал капитан и направился к выходу. За ним шустро потянулись и остальные. Когда ехали в автобусе, дед спросил Рувима Викентьевича, сидевшего рядом с водителем на переднем сиденье. - Значить, я так полагаю, дети бассейн не увидят? - Наша задача на сегодня сдать объект, а потом уже мы с божьей, так сказать, помощью, его доведем как-нибудь до ума. Увидят, конечно же! - Вы часом не из евреев будете? – полюбопытствовал дедок. - И них самых, - кивнул Рувим Викентьевич и отвернулся в сторону. Через полчаса прибыли на место. Плавательный комплекс представлял собой черный куб, похожий на камень Кааба в Мекке, только на верху фасадной части ныряли в воду дети в трусиках и шапочке, и большими буквами было написано «Аквапарк». Леха задрал голову на мальчика и произнес: - Ну и чего в этом в лягушатнике делать? - Задницу морозить, - просипел Курка и противно засмеялся. - Тренер, а тренер, а если я буду тонуть, а я буду, вы меня спасете? – игриво прижалась к Григорию Маша Велосипед. - Да, - коротко ответил тренер и под неровным взглядом Вероники отодвинулся от молодой русалки. Серебристый «Хаммер», преодолев невысокий снежный гребень, резво остановился возле входа. С большим крафтовым свертком под мышкой из машины вышел капитан и зычно приказал: - Граждане нетрудовые элементы, в шеренгу по два становись! Затем встал перед строем и сказал: - Гусей на базаре сегодня уже всех разобрали, поэтому взял сало. Очень хорошее, сам пробовал. Пойдёт? Народ одобрительно зашумел. - Пойдет! Еще как! Да под водочку! Спасибо, товарищ капитан! - Кто хочет, может мазаться, а кто не хочет, лопайте, вашу бабушку в коромысло! - Ура-а! – прокатилось дружное по шеренгам. Сала хватило на всех, но по небольшому ломтику. - Да! – вспомнил капитан, - Туалеты в аквапарке пока не работают, так что ежели прижмет, есть душ. Несмотря на ожидания, внутри здания было относительно тепло. По коридорам тихо бегали женщины в светлых халатах с ведрами в руках. Навстречу нетрудовому элементу из каморки под лестницей выглянул электрик со сварочным аппаратом и, встретившись глазами с Рувимом Викентьевичем, спросил шепотом: - Можно я все-таки прошью кабель? А то, не дай бог… - На твою ответственность, - не останавливаясь, ответил старшой. - Тогда не буду, - покачал головой электрик и нырнул обратно под лестницу. В раздевалке около каждого шкафчика лежали купальные принадлежности. - Внимание всем прибывшим! – раздался голос капитана по громкоговорителю, - Через десять минут построение на репетицию у бортика бассейна в шапочках и трусах. Ожидается встреча с министром края по физкультуре и спорту Ариной Родионовной Милочкиной. - А когда я салом разотрусь? Я же не успею! - вспылил вдруг Владимир Иванович, лихорадочно скидывая с себя одежды. - Что за потребительское отношение к людям! Остальные, не тратя зря время, раздевались зло и стремительно. Через десять минут все стояли возле каплевидной лужи размерами пятьдесят на пятьдесят, с детскими горками, домиками, лесенками и фонтанчиками различной конструкции. В сопровождении всё того же капитана в бассейн вошла прелестная улыбающаяся женщина в норковом манто и сходу, всплеснув руками, заговорила. - Дорогие мои, у нас у всех сегодня такое долгожданное и нужное детям края событие, которое невозможно переоценить. Я сама говорю сейчас, и у меня слезы на глазах! И, действительно, вынула из внутреннего кармашка манто платочек, и промокнула влажные глаза. - Все силы губернии были брошены на освоение…то есть, на строительство этого замечательного аквапарка. Любите его, дорожите им и владейте! Теперь это чудо принадлежит вам! И только после этого глаза министра остановились на «детях». Лицо её покраснело, она с изумлением посмотрела на капитана, он наклонился и что-то ей горячо зашептал. Время от времени она перемежала его повествование репликами. - Ах, вон как!.. Какие молодцы!.. Неужто сами?.. Замечательно!.. И даже тренер по плаванию?.. Настоящий? Есть лицензия?.. Очень хорошо!.. Вот, значит, какие у нас в крае таланты! И развернувшись к купальщикам, тряхнула кудрями. - В наше нелегкое и, чего уж греха таить, равнодушное время, когда люди уже не бросаются грудью на амбразуру, ваш бескорыстный поступок нельзя переоценить…или я это уже говорила?.. - В каком это смысле, бескорыстный? – завелась с полоборота Маша Велосипед, но министр физкультуры и спорта перебила её. - Одним словом, так – где ваш тренер? Крендель сделал шаг вперед. - Проводите занятия с ветеранами! Светлая вам память! То есть, дай вам Бог! В кармане капитана зазвонил мобильный телефон. Он прослушал сообщение и скороговоркой сказал. - Арина Родионовна, Видюкин вошел в здание аквапарка. - Какой Видюкин? Да неужто Видюкин? Не может быть! – промелькнуло в голове Кренделя. - Ни пуха, коллеги! – коротко напутствовала спортсменов Арина Родионовна и быстрым шагом пошла встречать большого начальника. - Чего стоим? Марш в воду и хохотать всем! Увижу кислую физиономию, самолично сгною! Увидите у меня пятьсот рублей! Через секунду бортик опустел. Воды в лягушатнике по колено, поэтому в нем было удобнее ползать на карачках. Дедушка почему-то полез на горку. Братья спрятались в домике. Владимир Иванович от холода стучал зубами. И только один Курка встал под фонтанчик и жмурился от удовольствия. Вероника обиженно выпрямилась. - Холодно, Гриша! Может, ну их эти пятьсот рублей, а? Тренер понял, что настал его звездный шанс. Другого такого шанса судьба ему больше не подкинет. - Всем сесть в воду и делать энергичные движения руками! – скомандовал Крендель, - Повторяйте за мной! Левой, правой! Ра, два, раз, два, раз, два! Обопритесь о бортик руками, вытяните ноги и попытайтесь побултыхать!.. Вот, вот, вот! Молодцы. В бассейн в сопровождении Рувима Викентьевича и делегации местных чиновников вошел Видюкин. Высокий, стройный, по-военному подтянутый, с седыми висками, в легком кашемировом пальто. - Не ленимся, не ленимся! Вытягиваем ноги! Раз, два, раз, два! Высокий гость, грозно вращая глазами, выговаривал собеседнику. - И я его лично урою и на Кипре, и на жопре, так ему и передайте, если будете связываться. Вот так! Если до этого Григорий Фомич еще как-то колебался, то после этих слов все сомнения по поводу личности гостя развеялись как дым после пушечного выстрела. Когда приемная комиссия подошла к краю бассейна, Видюкин спросил. - Ну, кто скажет, какая главная недоработка? Только честно. И я вам потом сам скажу. Члены приемной комиссии опустили глаза в воду. Первым решился Рувим Викентьевич. - Трубы разного диаметра, поэтому ничего состыковать нельзя. Топим город, в действительности. Видюкин отмахнулся, недовольно поморщившись. - Ну, это чепуха. Рувим Викентьевич выдохнул в сторону. Главный электрик губернии робко сказал. - Кабель никак подвести не можем. На времянке сидим. Если всё включить, вокруг в районе шестнадцать домов вырубит. - Нет, нет, ерунда какая-то, трубы, кабель, просто смех, - Видюкин поискал глазами и ткнул пальцем в министра физкультуры и спорта, - Может вы, Арина Родионовна? - Крыша, наверное, все-таки самое слабое место, Борис Андреевич. Это ведь типовая архитектура. Может упасть, в общем. Тогда никому мало не покажется. - Глупости. Никто не знает? Я скажу. В вестибюле сквозняк! Я как зашел, сразу своим ишиасом услышал! Это как вы здесь хотите детей оздоравливать? Это потом уже трубы, кабель и крыша, вашу мать, а сначала элементарная форточка. Всё начинается с малого! Просто тупо выбито стекло! Это на новом-то объекте! Ну, куда годно?! Что тогда у вас через год будет? Пришли, понимаешь, здоровья набираться и слегли со свиным гриппом! - Сегодня же исправим, недосмотрели, - сказал бледный Рувим Викентьевич. Члены комиссии все как один вытащили записные книжки и подробнейшим и обстоятельным образом записали замечание высокого гостя. И тут Видюкин обратил внимание на людей, купающихся в бассейне. - А это что? Вперед выступил капитан милиции. - Ветераны войны и труда во главе с тренером попросили искупаться. Не могли отказать. - Ветераны войны, говоришь? - недоверчиво протянул Видюкин и, встретившись взглядом с Кренделем, спросил, - Воевал? - Так точно. В шестьдесят восьмом участвовал в освобождении Братиславы от… Григорий Фомич впервые в жизни задумался. А и правда, от кого же он защищал словацких студентов? - Крендель, ты, что ли? – глухо спросил Видюкин. - Я, товарищ старший сержант, - сказал рядовой Крендель и вытянулся в бассейне во фрунт. С длинных волос его капала на лицо холодная вода и смешивалась со слезами, которых никто не видел.
|
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
