|
|
|
|
Игорь Фунт |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
|
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Игорь ФунтПри чем тут мама?Разве может быть мама виноватой? Я рыдала и била руками по покрывалу кровати. Нашей с ним кровати! Пыль взлетала в воздух и… оставалась там, напоминая о послепраздничной уборке. Это переключило меня в рабочий режим. Встряхнула покрасневшими ладонями, подула на них зачем-то и ринулась вниз – на первый этаж небольшого дачного домика, затерявшегося в лесу. «В дре-му-у-чем, дре-му-у-чем лесу…» – громко пропела вслух, вытянув, вытащив себе из памяти напоказ сразу всех: сына, дочь, мужа, маму эту опять, чтоб ее… Пятнадцать лет! – юбилей совместной жизни, плавно перетекавший по воле случая в Международный женский день, закончился тем, что нежданно-негаданно я осталась одна-одинешенька в самый разгар веселья: «Как? Что произошло с мужем, только-только весело балагурящим с детьми, готовясь к очередным всеми любимым, взрывоопасным сюрпризам-фейерверкам?» Рев пылесоса приглушал стресс, но не перекрикивал Аллу: «Эй, вы та-а-ам, наверху!..» – сейчас я и до вас доберусь (это я пыльным покрывалам)! В принципе, все было понятно сразу: кто самый-пресамый косорез в моей жизни? Мама. Кто все затевает и никогда ничего не заканчивает? Мама! Кто, кто даже не задумывается, перед тем как сказать что-то по секрету, а потом, закрыв рот обеими ладонями, сваливает с места преступления, глаза блюдцами?! Хм, никто даже не сомневался в ответе. …Успокоилась (обойдемся без валидола). Работа по дому спорилась, за узорами окна висел некрасовский морозец – вот тебе и Восьмое марта! – зи-и-мушка вернулась. Прошел день после грустного торжества. Немногочисленные гости разъехались, уехали дети и эта – мать!.. – глаза опять на мокром месте: «Все, все, хватит», – хватит ныть. Смахнула рукой слезинку с ресниц – растекшаяся тушь меня добила, я обреченно взобралась по круговой лестнице в спальню и – шаг в никуда! – горько ткнулась лицом в подушку, уже надолго.
Сергей попытался открыть глаза. Открыл – тщетно, не видно ничего. Не факт, что на дворе ночь – возможно, лицо, веки заплыли напрочь, вот и темень. Сознание медленно возвращалось издалека сквозь боль, свежую еще боль. Он ничего им не отдал и не сказал, поэтому били жестко, по-праздничному. «Как там мой зайчонок? Наверное, места себе не находит… – снаружи ветер, изнутри характерный гул объемного помещения из листового железа. Гараж. Та-а-ак, сколько времени прошло?» – по ощущениям не больше суток. Стальной стул или лавка, руки за спиной крепко связаны. – «Есть кто?! – эхо гуляет. Помещение вовсе немаленькое. – Эй! Есть тут кто-нибудь?» – тишина. Нормальные люди отмечают Восьмое марта… праздник, блин. – «Хм, чувство юмора проснулось. Это хорошо, это значит, не полностью душу-то вытрясли!» – качаясь из стороны в сторону, пытался ослабить натяжение связывавшей сзади веревки, за одним разминая затекшие суставы и мышцы: «Подожди, зайчик, я что-нибудь придумаю. Мы еще отпразднуем расчудесное начало весны». – На улице послышалось шевеление, шум, кто-то пнул дверь ногой, щелкнул замок: – «Ё-мое…» – раздалось снаружи.
– Мама, я же просила: не лезь, не лезь ты в наши с Сергеем отношения. Кто тебе сказал, ну кто?! Что значит чувствую? Да с чего ты взяла, что изменился? Мам, ну все, у меня весь дом вверх тормашками. Что делала, да ничего! Отдыхала я. Ничуть даже и не ревела! Ты что, из «Битвы экстрасенсов» только-только вышла, – таки видишь все издалека? Кладу трубку, пока! – я отключила телефон, мысленно благодаря мать за то, что отвлекла меня от любимого занятия – слезного орошения пуховых подушек – сухой уже и не осталось ни одной. Звонок. Ну кто там еще: – Мам, с чего, ну с чего ты взяла, что он позвонит завтра утром? Да я его после таких выкрутасов и на порог-то не пущу! Приползет? Мам, почему твое сердце чует, а мое не чует, ну почему? А вдруг что случилось – может, в милицию надо? Не надо? А я вот знаю, почему – потому что ты опять влезла ему в душу, он и не выдержал! А сейчас пытаешься оправдать все этим «чую, не чую» своим, и так каждый раз, – плакать, выть на луну вовсе не хотелось; где-то вдалеке, в подсознании извивалось на стылом мартовском ветру зловещее слово «измена», но… Последний раз послушаю эту мамочку – подожду до утра, а там – в милицию, в морг. Нет, сначала надо обзвонить больницы. «Измена». – Спасибо, мама, за добрые слова! Я быстренько оглядела нашу с ним жизнь: пятнадцать прожитых лет, двое детей, торжества, разноцветные шарики на дни рождения, веселый смех, снежками по снеговику… Когда хочешь, и зацепиться-то не за что. Мать специально не колется, что же такого она наговорила? «Как-то он заерзал, задергался в этот раз», – вруша-мать. Я вдруг вспомнила: давным-давно Сергей так же не пришел. Все собрались, накрыли стол, включили музыку, а его не было. Три дня. Потом он вернулся, все объяснил. Поверила – у мужа были проблемы, большие проблемы. Мне казалось, он старался оградить нас с детьми от чего-то непонятного, страшного. Я простила, а эта! – мать – с того времени начала елозить бедолагу по поводу и без.
– Где деньги? – Не вижу ничего… – они не включали свет. – Я! Тебя. Убью. Если не скажешь, куда дел мои бабки. Объясню, слушай: сегодня ночью вместо того, чтобы праздник, ё-мое! – праздновать да пивом-водкой запивать, мы выцепили твоих дружков, и они оба показали на тебя. – Где они? – У меня нет больше гаражей, поэтому им хуже, чем тебе – они под елкой в лесу… Лежат. Зарытые и припорошенные весенним снегом. Сергея вдавил в землю жестокий вал непоправимой беды: – Я… вы… если… – Ну-ну, старичок, говори-говори! – Этого не может быть. Удар в лицо был так, для порядку, – Сергей даже не почувствовал ничего, он и так, весь как сплошная, саднящая рана. Сплюнул куда-то в сторону. Почему-то это вызвало смех в зале: – Ну-ну, партизан, хороший выстрел! Главарь: – Ты поплюй тут у меня еще, я твоим трупом буду пол мыть, ё-мое! А потом к дольщикам своим поедешь хороводы водить! – вновь смех, зрители были в настроении. – Это ошибка. Я ничего не знаю. Мне надо позвонить Кириллову. – Ты что, упырь, не понял? В лесу твой Кириллов, в тайге! – Мне надо позвонить. – Так… Надоело. Давай-ка его в кузов – и туда, на опушку. Там и поговорим… в последний раз. – Я не упырь. – Эти звери тащили его под руки. – Да-да, ты кролик перед разделкой. Помчали домой: «В лесу родилась елочка…» – дикий гогот. Звери.
Я ехала по безлюдному автобану в сторону города. Пустынная дорога... – такое чудо бывает только по праздникам. Пройдет три отпущенных на веселье дня, и машины вновь плотно встанут в ряд, огрызаясь сигналами. Сейчас же – никого, ни души. Я тоже одна. Совсем. «Ну мог ведь позвонить!» Это случилось позавчера, седьмого марта. Предпраздничное настроение, возбужденные, радостные дети. Я – вся в бегах, мать – просто не остановить: она передвигалась по дому, как герой Джима Кэрри из фильма «Маска», когда он был в той самой маске. И как она успела уединиться с Сергеем? После этого он сник, потускнел как-то и… растворился. Все! Ни звонка. Ни зво-ноч-ка. Застолье прокатилось скомкано: выпили-поели, похлопали в ладоши, постреляли на улице хлопушками, оставшимися с января. Все ждали моего мужа: знали – он что-нибудь да вычудит, – веселье станет не наигранным, а неожиданным, сказочным… Под стать не скинувшему еще глубокий снег дремучему лесу вокруг – все ж таки бывший артист! – пусть каскадер, но ведь артист. Дети ждали выкрутасов Сергея, как манну небесную. В свое время, до травмы, он занимался трюковыми съемками на киностудии, поэтому фейерверки на дачном дворе устраивал нешуточные, как в блокбастерах. Разве может быть какая-то, черт возьми, измена Восьмого марта, именно восьмого? Нет, нет и нет! Тем более выходные расписаны по минутам: билеты на концерт, театр – для младшего, потом «Аквапарк». Нет! – с ним что-то случилось. Какая же я дура, что смогла даже подумать об измене, боже! Надо срочно, срочно сообщить в милицию. Друзей всех обзвонила. Одни не откликаются – уехали за город, другие вообще ничего не понимают, зовут в гости, кричат: «Горько!» – У людей праздник. А я… Опять послушала ее... Вот сейчас приеду в город и – в милицию. Нет, сначала к ней, к матери, выскажу все.
Им повезло тогда. Компанию Сергея, впавшую было в ступор от кризисного безденежья, пригласили вдруг на одну супер престижную выставку, где им торжественно вручили немаленький заказ на поставку рождественской атрибутики. Елки, игрушки, Деды Морозы и Снегурочки, сборные блоки снежных городков для детей и взрослых, и много-много всего, – удача! Тут же подписали контракт на посреднические услуги с представителем китайской стороны. Солидный такой дядька, важный… Работает напрямую, имеет связи в правительстве. Они взялись за дело; заказы сыпались, как веселое конфетти: мишки, зайчики, страшные волки и хитрые лисы разлетались по школам и домам культуры, на площадях росли ледяные горки для детворы и домики лесных зверушек. Так прошел предновогодний декабрь. К концу месяца обороты перевалили за десяток миллионов, объем проданного измерялся тоннами, примерно равняясь товарному поезду. Фирма-поставщик, как и договаривались, взяла небольшую предоплату, основной расчет отложив до конечной реализации. Время пролетело незаметно в преддверии приличных барышей. Все были охвачены наступающей застольной лихорадкой, когда появились люди в штатском. Дальше как в тумане: арест счетов, допросы, опознания… Первым же делом Сергей повез их в центр города на место выставки, где подписывался контракт. Там еще висел тогда огромный плакат со словами «Всероссийская, ежегодная!» Вместо него: «Музей восковых фигур приглашает гостей!» – очередной арендатор, как объяснили в дирекции павильона; что же касается «всероссийской, ежегодной», то это мероприятие было проплачено за один день и проводилось оно в первый и последний раз, судя по тому, что деньги за выставку внес джентльмен под вымышленной фамилией, а из посетителей были, как выяснилось, только Сергей со товарищи. Как же тусовка, шампанское? Все оказалось банальной подставой: презентацию разыграли под конкретного лоха, то есть под фирму Сергея. Поезд с новогодними игрушками был угнан неизвестными после прохождения китайско-российской границы под Благовещенском и доставлен в город с целью дальнейшего сбыта украденного. Такой вот рождественский розыгрыш.
Я поднялась на восьмой этаж, позвонила. Матери не было дома. Доеду до сестры – проверю ребятишек, хотя… до меня ли им? Там, наверное, дым коромыслом – сестрины близняшки совместно с моими чадами – гремучая смесь, как раз под стать всеобщему веселью. А еще – зайду в милицию.
Сергей даже не удивился, когда пришли они. Он их ждал. Их все ждали, включая ментов… Но, к сожалению, не в том месте и не в то время. Они вычислили его через два месяца на даче, вернее, в близлежащем поселке, куда он пошел за продуктами. – Где деньги? – Он уже возвращался, нагруженный покупками. – Вы же все знаете… – опешив. – Не, братан, ничего мы не знаем, и знать не хотим, ё-мое. Ты в курсе, сколько с тебя, и срок тебе завтра, – запах перегара был неистребим. – Да как же я… – Да-да, братец, вот назавтра и нужны нам наши денежки. – Где ж я столько? – А вот назавтра, ё-мое! – мы подпалим твой домишко вместе с содержимым – вся деревня на огонек сбежится! А приведешь ментов – за друзей возьмемся, а друзья ментов приведут – детей не досчитаетесь… – Чего вы хотите? – Значит так: выгребай наличные, сколько есть, остальное, если не хватит, будем брать долговыми расписками на машины, квартиры и так далее. Нотариус у нас свой, так что дня нам хватит. Позвоню в девять утра, ё-мое.
– Какой-то не такой, нервный, напряженный, – я описывала сержанту поведение Сергея в последние часы перед его исчезновением. Звучало не совсем убедительно, учитывая усталую улыбку дежурного опера. Он что-то записывал в блокнот, перелистывая страницы взад-вперед. Вскоре я совсем сникла, понимая, что все это как-то не к месту. На столе лежала внушительная стопка бумаг, сержант то и дело туда заглядывал, перекладывая листы. Заметив мое замешательство, он, как бы извиняясь, разложил передо мной веером половину пачки. – Что это? – я вглядывалась в размашистый, рваный почерк. – Читайте, Ольга Алексеевна, здесь всё – точь-в-точь как у вас, только фамилии меняются. Понимаете, каждое Восьмое марта, как показывает статистика, сотни мужиков куда-то сваливают от своих жен. Не знаю, с чем это связано, но у меня на сегодняшний день в розыске тридцать восемь человек: все мужчины, все семейные, ранее не судимые.
Сергей сменил номер телефона: «Да кто они такие, чтоб со мной так разговаривать! – все его компаньоны: и Кириллов, и Соболев были предупреждены по поводу возможной опасности в виде нетрезвых отморозков, требующих компенсацию за нереализованный рождественский товар. – Кому верить в нашей жизни, кому доверять?» – Раз обошли милицию, чего еще от них можно ожидать? На что пойдут ради возврата упущенной выгоды? Конечно, Сергей с друзьями предприняли все возможные меры безопасности, вновь уведомив органы о предпринятой попытке вымогательства. Прошел месяц. Весенний праздник, волной теплого воздуха накативший на март, совпал с юбилеем их бракосочетания, застав всю семью в сборе в преддверии восьмого числа. По воле случая и вездесущей тещи Сергей выбежал из дома глотнуть свежего воздуха, не выключая трубку, отошел за ближайший густой ельник, сколько позволяла им же прокопанная и проторенная дорожка: «Зай, слышишь меня, милая? Я очень тебя люблю, только вот… пару часов надо…» – Гулкий удар тупым предметом в голову не позволил закончить начатую фразу, лишь надсадный звук динамика, проваливаясь под корку наста, некоторое время звал кого-то: «Милый, милый… ты куда пропал? Слышишь меня? Алло… милый… Ничего не слышно!»
Я наугад брела по городу, перешагивая растущие на глазах проталины, перепрыгивая лужицы, искрящиеся под долгожданным солнышком. «Сделаем все возможное, примем меры, но... Как правило, они возвращаются. Их оправдания звучат чудовищно, но они возвращаются, Ольга Алексеевна. Почти все», – закончил сержант, вежливо давая понять, что у него полно дел. Это «почти» меня убило. Почему-то я была уверена, что мой – не все, а именно он-то и есть это «почти». Сейчас бы поплакать в подушечку, да негде.
Сергея вытащили из гаража на улицу, прислонив к стене напротив тачки: – Стой, гад! Сейчас багажник откроем. Открыли, изумились: места нет! Коробки с бутылками, груженые пакеты из супермаркета вперемежку с инструментом, канистрами. – Видишь, гад, весь праздник нам испортил, так и не погуляли толком… – Бандиты задумались на секунду: – А ну, давай-ка все барахло в гараж затаскивай. Развяжи-ка, Вань, ему веревку! Шустрый паренек полоснул ножом, освободив Сергею занемевшие руки. Пленник взял первый ящик, понес его внутрь, за ним Ванька, играя лезвием: – Сюда ставь… – Полусумрак. Надсмотрщик не успел ничего предпринять: Сергей, стоя к нему спиной, быстро разогнувшись, задним хватом жестко обхватил бедолаге шею, одновременно отработанным движением выломив руку с ножом; шейные позвонки чуть слышно хрустнули… Слету подцепил выпавший нож. Молнией вылетел из гаража, рассчитывая на внезапность: их оставалось трое. Первый, стоявший у входа, сразу же, неуклюже присев, отвалился в сторону, выпучив глаза, держась руками за окровавленное горло… Второму, не долго думая, Сергей бросился в корпус, в захват, плечом сбив равновесие и рухнув с ним в сугроб. Затем тут же очутился под ним. Лежа на спине, обвил того плотно ногами, прочертив по кадыку смертельную полосу. Скинул с себя ослабшее тело, зная, что третий, главарь, наверняка уже держит его на мушке – борьба в сугробе отняла слишком много секунд для такого скоротечного боя: «Не успеть…»
– Оль, я сто раз тебе говорила: эти артисты ненадежные люди, не-на-деж-ны-е! Все-таки добралась к матери на разговор: – Он не артист, каскадер, – зло одернула я. – Какая разница. – Мам, ты опять увиливаешь от ответа! Что ты ему сказала? – Разделочная доска аж подпрыгнула от удара. – Доченька, ну разве может мать сказать что-нибудь плохое, а? – Моя – да, моя может… – так или примерно так мы беседовали битый час, одновременно нарезая салаты для очередных маминых гостей. – Никуда он не денется, завтра позвонит. А ты успокойся, доченька, это у тебя по весне… нервы оголились. «Черт возьми!» – я была на взводе: – А если… если его нет уже… в живых. – Ну-ну-ну… Это от лука. На-ка, вытри слезки и поверь матери. Я вытирала, вытирала, они все равно текли ручьем, слезы-то. Даром что из-за лука.
Сергей встал, приготовившись к худшему. Но у главаря не было пистолета! Главарь стоял, вцепившись руками в кромку багажника автомобиля, и затравленно смотрел на противника. Он был напуган! Три трупа – это вам не шутки. В руках заложника-убийцы окровавленный нож. Вокруг гаражей ни души, кому охота с похмелья брать машину? Роли поменялись. Сергей подошел вплотную: – Где Кириллов? – Дома. – А Соболев? – Дома. – А про лес что? – Наврали, чтоб запугать тебя. Про лес, про друзей твоих, про нотариуса – мы все придумали. Нет у нас никакого нотариуса. – Дай телефон! – главарь дрожащими руками протянул Сергею трубку, – хотя… – Если гад не врет (а он не врет!), звонок может сработать только во вред: – Что же ты… Сергей обессилено сполз спиной по ржавой стенке, присев на корточки напротив ошеломленного бандита. Нож выпал из рук, нырнув в талый снег между ними. Главарь облегченно выдохнул и, на всякий случай опасливо держа дистанцию, заикаясь от волнения, принялся зачем-то объяснять: – Понимаешь, прошло три месяца. Нас начали напрягать. Нужны были деньги, срочно! Но мы не убийцы – мы простые аферисты; тот товарняк со шмотками подогнали серьезные жулики из Забайкальска за половину доли с продажи. Подготовились, обставили все ровно, красиво, затем вычислили и загрузили вашу фирму, ё-мое, типа презентация. – Изъяли же все, ты ведь знаешь. – Да, но с нас-то спрашивали! «Где, мол, наши бабки?» – что мы должны ответить? Что коммерсанты типа сдали тему ментам? Говорю же, там солидные люди замешаны – погранцы, таможня. Мы и тебя-то поколотили так, для приличия – с драной овцы хоть шерсти клок. Тем более менты на хвосте, ё-мое. Не хотели никуда везти, ни в какой лес: мы тебя брали на понт* в надежде хоть на какие-то барыши. Но мы не убийцы, – повторил главарь, – за пятнадцать лет впервые такое вижу. – Он кинул взгляд на валявшихся тут же, рядом, остывающих подельников. «Пятнадцать лет… Вот и отметили юбилей». – Что ж, пора говорить последние слова. Сергей потянулся за ножом.
– Мама, хватит меня мучить! Выкладывай все как есть. – Ладно, доченька, не к столу будет сказано, но он – сволочь! – … – Да-да-да, Оля, вот так! Знаешь… – глаза блюдцами, смотрит заговорщицки, вот она, мамочка, – позавчера у вас на даче проходила мимо детской внизу и случайно услышала его из-за двери: «Зайчик да зайчик, мой да мой зайчонок, люблю-целую-скоро-приеду, тьфу!» – Что? – эмоций уже просто не было. – Вот-вот! Захожу, говорю: это что-это-еще-за-зайчики появились в доме моей дочери? – мать почти визжала. – Вот тут-то он заметался, задергался! Потом – фью-ють, и за порог. Не хотела тебя огорчать, Оля, но он сволочь. Ты представляешь, в самое Восьмое марта, в самый юбилей – звонить какой-то зайке?! Как все просто. «Какая же я дура!» – вдруг поняла, насколько глупо и нелепо в действительности звучали его «большие проблемы», «надо уехать!», «ты понимаешь, друг позвонил из другого города…» Просто и ясно. И даже не обидно. Разве может быть мама виноватой? Нет, конечно. У меня – дети, у меня – мама, у меня… все-все впереди! И главное – я совершенно спокойна.
Волоком затащил всех в гараж подальше от любопытных глаз. Разгрузил пакеты из супермаркета, разложив всем поровну, чего душа желает, жаль только, попробовать не успели. Раскидал бутылки, облив корешей алкоголем, изобразив бурную попойку четырех здоровых мужиков, истово праздновавших Восьмое марта, хвала им! Орудие убийства валялось здесь же, среди четырех трупов, со следами пальчиков зачинщика побоища. «Как они умудрились друг друга так? – вот пусть менты и разгребают! – А этот, коммерс, шустрым оказался – троих пацанов завалил, гад. В конце только смалодушничал…» – Главарь, съежившись, брел по вымершей трассе. Согревал дыханием руки, оглядывался, высматривая попутку сквозь вечернюю изморось: «Не май месяц, ё-мое». ------ *Брать на понт (жарг.) – пугать, запугивать, выдумывая несуществующие угрозы с целью добиться своего.
|
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
