|
|
|
|
Евгений МИНИН |
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
К читателю Редакционный советИрина АРЗАМАСЦЕВАЮрий КОЗЛОВВячеслав КУПРИЯНОВКонстантин МАМАЕВИрина МЕДВЕДЕВАВладимир МИКУШЕВИЧАлексей МОКРОУСОВТатьяна НАБАТНИКОВАВладислав ОТРОШЕНКОВиктор ПОСОШКОВМаргарита СОСНИЦКАЯЮрий СТЕПАНОВОлег ШИШКИНТатьяна ШИШОВАЛев ЯКОВЛЕВ"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Евгений МИНИНПародииРусскому Букеру посвящается Крестовый цвет Прелюбословие Отец Логгин долго бормотал, отчаянно призывая всю святую рать, Давать ли Афедрукера? – думал председатель жюри. И соответствует ли роман последним достижениям филологической мысли наших летописей? Тут же вспомнил, как, идучи к службе втораго декемврия, внезапу встретил бабу с пустыми ведрами, почерпалами… Председатель уповал, что первый выход к пастве с результатами жюри не обернётся карой Небесной. Ох, назначат епитимью мне, ошельмуют, да ещё анафемуют в Союзе богомерзких писателей. Ах, баба проклятущая, надо же так сотворить писанину, изойти словесами непотребными, новогреческий одревлушить, грекоматерь святая, прости аз мя… А не употребить ли для разговору интимну псателшу – озарился председатель, почесавши межножный срам. Годится ли сия Федра для Афедрукера, воспримет ли душой и телом хреновину эту… Председатель звонко прочистил гортань, сделал строгое, но отеческое лицо и взглянул на освещённый свечным пламенем профиль псателши и почал испрашивать, изринувши дьявола: – Давала кому читать поперед жюри, матушка? – Кому, падре? – вопросила псателша, почувствовши на себе взгляд бесовский. – Что – кому? – охваченный подозрениями, рекши председатель жюри. – Давала – кому? – Или их было несколько? – трепеща от ужаса рёк председатель. – Может, где публикакши сиё тварение? – Аааа, давала, давала, – затрепетала аки рыбица на сковородке. В журнале «Лобогодская литература», в седямом нумере. «В нумере? Замуровавшись? Двойной грех! Какова блендомерница – быстро промыслил председатель. – Блуд в чужом журнале и, видимо, блуд со всей редакцией. Бесовское шоу – групповуха». – Ну и ещё друзьям, подругам… – Подругам?! – не поверил, – и как же сей грех ты с подругой совершала? – Да созерцали вместе и кайф улавливали от празднословия.. «Изыди, лукавый! – пламенно вскрикнул в мыслях председатель. И язвительно спросил сам себя: – Неужели Афедрукер попадёт нет в те руки? Прости Господи за неточную рифму…» – Эпитимью ты получишь, а не афедрукера, блудница-словосрачница эдакая… – Да я сиречь про писание своё калякаю, падре! – закричала перепуганная в коллайдер псателша… – Писание своё давала, а чтоб сама – да ни в одном оке… – Истинно? – Провалиться мне на этом аваторе! Чтоб меня ужи искусали, вран ночной заклевал, лешак уволок, компун заглючил! – За то, что клянёшься богомерзко, язучески, дщерь литературова, – поклонов тебе сорок сразу, сама знаешь – кому, как Афедрукера получишь. Клясться нужно Божьим словом: чтоб меня Бог не наказал, и литераторы не загрызли! А не аспидами литературными, филинами да мифологическими идолами грецкими, богами клясться надобно. – Какими, рекши, идолами? – заинтересовалась псателша. – Мифологическими. Сиречь баснословными, как премия, что получишь намедни. И читай Пелевина. Набирайся разуми, чай не в Африке родилась. И учись лепоте словес. Председатель смотрел в окно и долго чего-то бормотал, отчаянно призывая всю святую рать, во главе с Достоевским и Чеховым, могшую помочь ему в борьбе с таким сверхблудным умовредием.
Отрывок из романа «THE ВЫCHOK»
Я ни разу в жизни не ел вермишели «Роллтон»… Сергей Минаев
Вася
Люблю я макароны, хоть говорят они меня погубят… Юлий Ким, «Люблю я макароны»
Рыжие волосы, грубые черты лица, разбитые в драке губы, слегка заметные синяки под глазами. Я выгляжу так, как и должен выглядеть преуспевающий Вася из глубинки. На мне серый, в бледно-сине-белую полоску костюм от «Kapezetti», однотонная местами рваная рубашка от «Trikotajji», запонки, коричневые ботинки «прокурор», также от «Lujestuper». Я не ношу часов, предпочитая пользоваться чужими. Последние четыре года я устраиваю в гостиницах скандалы, если не нахожу в холодильнике любимой «Zveroboy». Хотя годится и «Zverogirl» Мне двадцать пять лет… надо было сидеть, но половину скостили. Когда хочется одиночества, я выхожу в туалет, даже если мне туда не нужно. Закрывшись в кабине, сажусь на унитаз, достаю бычок... bыchok и закуриваю. И много думаю о жизни, о life. Здесь я иного решаю множество своих проблем, absolutely… абсолютно. – I know… В штатах такого нет. А я всегда где-то in between, между быть или не быть, бить или не бить, пить или не пить… Я поднимаю бокал на уровень глаз и смотрю сквозь него на женщину, сидящую напротив. На ней чёрный костюм в тонкую фиолетовую полоску от… не знаю, с кого сняла. Выглядит как Mary Poppins, но где она заработала на такой прикид… prikid? Блузка расстёгнута до середины груди так, чтобы можно было видеть красный… red бюстгальтер. Одевание на свидания красного red белья – это знак страсти или свидетельство того, что в детстве она смотрела слишком много дешёвой эротики типа «Просто Мария». Так говорит Слава Зайцев… Zaytcev. Практически все девушки в России смотрели «Просто Марию», представляете? Большая часть женского населения страны в возрасте от 25 до 40 лет думает, что настоящая страсть – это плохо снятая сцена с Никитой Михалковым… Mihalkov… в «Утомлённом солнце»… «Utomlonnoe the sun», где солнце утомилось, а любовники нет… Впрочем, грудь у этой дамы натурального третьего размера. И это компенсирует все другие её недостатки. Выглядит как настоящая европейская бизнесвумен. На столе у меня импортная банка консервов «Килька в томате»… «Kilka in tomate»... и кросс-салат, который всегда приносят быстро. Приём пищи проходит в сопровождении Misha Shafutinsky из Miami. Потом будет кохве и какава с молоком. Я рассказываю всё это не с тем, чтобы продемонстрировать, как хорошо я разбираюсь в гастрономии, а просто, чтобы вы поняли, что я – молодой профессионал, yuppie, если хотите, которые могут себе позволить оставить без триста долларов любого, кто выразит в этом сомнение на Кутузовском проспекте города-героя Москвы. Одно меня гложет – я ни разу в жизни не ел вермишели «Lapsha», хотя для многих читателей она является непременным атрибутом… attribute.
Порок швейцарского
«Боже мой! Боже мой! Что я? и куда? и где я?» Лев Толстой
«Альпийский эдем в больших дозах вызывает у русских путешественников рвотный рефлекс». Михаил Шишкин, «Урок швейцарского» http://magazines.russ.ru/inostran/1998/9/shishkin.html
Странно здесь русскому писателю. Вроде хорошо и одновременно плохо. Вроде пьянит, но тут же отрезвляет. «Скука здесь страшная», – писал Нечаев Наташе Герцен. На что намекал – не знаю – вроде и швейцарки тоже симпатичные дамы... Как они живут здесь? Земли мало, а шоколада много – но разве в этом услада русского писателя? Нет у них Чечни, нет Цхинвала, никаких экшн; что для швейцарца – спокойная жизнь, для русского писателя – литературная смерть. На берегах альпийских озёр тесно от русских олигархов. А они, кроме Рейхенбахского водопада (Reichenbachfälle), где Холмс победил по очкам профессора Мориарти – никаких сведений об этой стране не имеют. Кстати, этот водопад высотой около 250 метров около Майрингена, один из самых мощных и высоких водопадов в Альпах, состоит из нескольких каскадов. Он будет увековечен – я уже заказал картину – Рейхенбахский водопад на фоне писателя Шишкина. А вы знаете, что в 1902 году, совершив побег из киевской тюрьмы, десять искровцев, в том числе Бауман и Литвинов, будущий сталинский министр иностранных дел, договорились о встрече не где-нибудь в задрипанном Париже, а в Швейцарии, в ресторане над водопадом, откуда и отправили телеграмму в Россию: «Все вместе мы празднуем удачный исход нашего побега в ресторанчике у Рейнского водопада…» Ради этого стоило бежать из тюрьмы. В этом падении воды отражается вся русская история, но о падениях – в другой раз. Русскому писателю чужд пиетет. Он ощущает себя, вдыхая альпийский ветерок, законным наследником, хозяином, вступающим в права владения своей долей мирового наследства. Он подгоняет эту страну по своей фигуре. А поскольку я в современной литературе фигура солидная – то мне ещё столько лет придётся подгонять под себя эту Швейцарию и подгонять. Русский писатель чувствует себя в Альпах как дома. Гоголь выцарапал свое имя на камнях шильонской тюрьмы, Андрей Белый выдалбливал узор капителя знаменитого «Гётеанума», Розанов сидел в кресле Кальвина, философ Вольтер, мучимый геморроем, стоял на коленях, сами понимаете – почему. Кстати, я тоже в этом кругу знаменитостей – здесь я написал роман. А когда достигну уровня Белого, возможно, тоже что-нибудь выдолблю долотом в каком-нибудь храме. Когда у меня, поселившегося в Швейцарии, спросят, почему я выбрал именно берег Женевского озера, то отвечу: «Потому что я это заслужил всем своим творчеством». Кто может сказать про себя нечто подобное? Чтобы полюбоваться этим чудом, Карамзин шёл весь путь от Цюриха пешком. Хотя, возможно, у него не было денег на такси? Таксисты здесь дорогие. После Карамзина этот край стал неотъемлемой частью русского литературного ландшафта, я бы сказал, российской литературной автономией. Если крик базельского осла разбудил князя Мышкина, то мой крик разбудит всех остальных, кто ещё не побывал в этих, практически родных мне местах. Неповторимые места: там Ленин обнимал свою Наденьку, там Троцкий размышлял, где-то рядом Греч писал чего-то Булгарину. Здесь Чаадаев выходил из себя, а Жуковский погружался в раздумья. Плеханов и Проханов, Солженицын и Набоков. Здесь гуляли бомбисты, адвентисты, разные активисты и наши народовольцы – кого только не выносило на берег Женевского озера, в том числе и меня. Некое недоступное швейцарскому скотоводу русское знание заставляет «генерала русских путешественников», как окрестил Карамзина Греч, обозначать это пятнышко на карте земным парадизом. «Письма» Карамзина – не только удивительный односторонний договор об аннексии ничего не подозревающей страны, своеобразный акт о включении Швейцарии в русскую культуру, это и генеральная диспозиция с установкой ориентиров и цели, план движения, закодированный завет блуждающей русской душе». Вот так будущий автор многотомной русской истории, пропитанной кровью, пущенной из многих достойных людей, поставил своим читателям вешки обыкновенного земного счастья. Карамзин задает новый для тоталитарной системы вектор движения – все в Швейцарию. И я уверен – как Шишкин ехал сюда с томиком Карамзина, так после него поедут сюда с томиком Шишкина. Признаюсь честно – я счастлив здесь, вдохновение не покидает меня, но иногда так тошнит, точнее сказать – рвёт на Родину…
|
|
РУССКАЯ ЖИЗНЬ |
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
