Сергей ШАРГУНОВ
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > РУССКАЯ ЖИЗНЬ


Сергей ШАРГУНОВ

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"



К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011


Редакционный совет

Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Вячеслав КУПРИЯНОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Татьяна НАБАТНИКОВА
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Маргарита СОСНИЦКАЯ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Сергей ШАРГУНОВ

Полоса

Он каждое утро ходил по грёбаной полосе и наступал на плиты бережно, как на надгробия.

Грёбаной полосу называла дочь, очевидно, ей было неловко при отце употреблять более резкое слово. Она предлагала отцу из таёжного поселка переехать к ней в Пермь, но он говорил:

– А она? Куда ж я без неё...

– Что она тебе, жена?

– Может, и жена, и родня... Я же это... за ней слежу, как за кладбищем.

Осенью завалит её ветками – разгребаю, летом кошу, где трава лезет, зимой снег чищу. Ты меня знаешь: я без дела не умею. И вообще человек упрямый. Работаю и о тех, кто помер, вспоминаю. Как будто все они в одном месте лежат, а я им... это... вечный покой обеспечиваю. И на всякий случай работа – вдруг спасу кого-то.

– Кого спасёшь? Какая работа? Кому она нужна? Чокнулся ты, папка, – нежно говорила Таня и гладила по голой голове.

У него голова была голая, выпали все волосы, но висели подковой седые усы. Был Алексей Петрович Соков худ, лёгок и с маленькими голубыми глазами – яркими, как у маньяка.

Полтора километра бетонки тянулись последним смыслом для Сокова и заканчивались непролазным болотом. Ему было шестьдесят три, жил на пенсию в посёлке, где осталась сотня человек. Половина из них когда-то была у него в подчинении, но теперь никто не хотел помогать. Команда, которая рядом, живёт вокруг годами, но не признает больше капитана. Только Антон Антоныч, коротышка, иногда помогал. Если сильно напивался – гордо и с песнями. А трезвый помогал тайком – или затемно, или ближе к сумеркам.

Здесь был аэропорт, и Соков был его начальником. Пятнадцать лет назад отменили самолёты и полосу, оставили площадку для вертолётов, сократили штат. Так большинство подчиненных стали безработными – кто уехал, кто остался и недобро следил за тем, как дело Сокова погибает. Восемь лет назад уволили всех, объект исключили из реестров. И с тех пор в ведении Сокова – рядом с его домом – остались и площадка, и полоса. Дом разрушался, надо было менять крышу, ставить новое крыльцо, но Соков всё отчаяннее отдавал себя делу – под открытом небом. Утром, покружив на площадке, уходил вышагивать по полосе, как журавль. Даже при славной погоде бетонка блестела, потная. Она всё время крошилась, разделялась на плиты.

Однажды в мае, ближе к концу, к болоту, он нашёл мёртвого волка. Тощего и тусклого. Оттащил и завалил листьями. Правильно было бы ходить с ружьём, опасно же, но Соков предпочитал таскать что-нибудь другое – зимой лопату, летом косу, – утешая себя, что и этим отобьётся, если нападёт зверь.

А земля под ветхим бетоном напрягалась, он это чувствовал, и хотела сбросить поклажу – давно не нужную. Соков сам был такой поклажей на земле. Жена умерла три года назад. Алексей Петрович знал свою вину в её смерти. Надо было убраться из этих мест, она ведь в спокойствии нуждалась. Она слишком беспокоилась. Ругала по-всякому. Говорила, что он позорит себя и её перед соседями: «Лучше сдохнуть и не видеть стыд такой! – и повторяла даже: – Лучше бы ты пил, а не идиотничал!» Она без конца называла Сокова сумасшедшим. И вот умерла. Во сне. Обычно громкая, оставила тихо.  По утрам, вышагивая бетонкой, Соков все чаще напрягал глаза и вчитывался под ноги, словно ждал, что увидит надгробную надпись «Сокова Галина Викторовна, 1945 – 2008».

Дочка Таня выросла и уехала в Пермь. Работала там в музее, но не простом, а современного искусства. Заявлялась раз в полгода, звонко смеялась, тормошила, несколько инструментов привезла, чтобы легче было нянчиться ему с полосой. И хоть смеялась, всё время выходила на крыльцо и курила. Соков качал голой головой: «Замуж бы тебе», – и подозревал то, о чем и соседи судачили: «Танька у него проститутка». – Но она показала ему серию открыток, где высовывалась из люка надувного резинового танка с лицом, раскрашенным ярко-ало, как в клюкве. Корпус танка был полупрозрачным, светло-зелёным, и Соков, щурясь, спросил: «А ты чего там в танке? Голая?» – «Почему? В бикини», – мигом зарозовев, пробормотала Таня, спрятала открытки в дорожный баул и больше не доставала.

С тех пор как объект отменили, все оживились, торопя события: чтобы поскорее земля показалась, свободная. Оживилась природа. Несколько раз полосу заливало так, что она полностью сливалась с болотом, и Соков думал даже, что её потерял. Но солнце творило чудеса, бетонка опять выступала, хотя, конечно, приходилось особенно потрудиться, расчищая от мути и гнили. Зимой Соков раз в месяц нанимал мужика из другого поселка, проставлялся, и тот, озорно его матеря, сражался со снегом и льдом на своём тракторе. Летом повадились грибники. Эти чужаки ставили свои машины на полосе, а то и на площадке. Соков выскакивал из дома:

– Ехай отсюдова! Щас ребят позову, они вам покажут! Мне ружьё принести, а? Это объект, понял? А вдруг самолёт, и чего?.. Тебе на башку сядет, да?

Слюна прыгала у него на губах, глаза горели так электрически ярко, что грибники предпочитали не связываться с психом. Он махал руками страстно и длинно, зачёрпывая небо, точно призывал самолёт немедленно опуститься.

Было и такое: тогда жива была жена, дочка жила с ними и ходила в ближний посёлок в школу, и работала ещё небольшая, но команда, и на площадку ещё иногда садились вертолеты, – приехали бандиты. Соков говорил с ними, тремя, отдельно, в конце полосы, где начинались топи. Они разговаривали с ним загадочно и пританцовывая.

– Сухо, – полувопросительно сказал главный, круглоголовый и безволосый.

– Сухо у тебя. Зачем землица, сука, пропадает? Глупо, земеля. Мы ж в Коми или не в Коми? Сам знаешь, нет земли. А у тебя есть. Мы бетон сковырнём и строиться будем, ты усёк?

Сослуживцы видели издали: Соков в мольбе задирал руки и размахивал руками, точно крыльями (может, отгонял мошкару?), пританцовывал каким-то своим танцем, он и в танце хотел переспорить гостей. Его толкнули, упал. А трое прошли к большой машине, стремительно и молча, и с дикой скоростью умчали. Соков шёл медленно и хромая, и рукав его отекал вонючей болотной жижей, и все начали готовиться к худшему, но никто не вернулся. Вероятно, собирались вернуться, но им помешала какая-нибудь разборка, и они навеки сгинули где-нибудь среди болот. Зато Соков в тот же месяц начисто облысел и головой стал, как тот главный бандит, который требовал отдать сухую землю, без пользы покрытую советским бетоном. И ещё Соков укрепился в деле. Он стал будто бы жрецом отмененной веры, который хранит священное пространство, ожидая сошествия божества.

...Осенним днём 2010-го Антон Антоныч помогал Сокову по пьяни. Опьянение давало соседу сил и желания общаться с Соковым. Антоныч пел, бормотал, уходил далеко и приближался и даже обнаружил бревно, которое столкнул в заросли, прочь:

– Вот! Лежало! Это разве дело? Порядок нужен! А то мало ли...

Соков не ответил. В тот день он лёг спать рано. Рано вставать, да и спал с перерывами. Проснулся от шума и свиста. За окном мелькнула широкая тень, и с чудовищным железным грохотом что-то обрушилось и загремело. Соков узнал этот шум. Сжало сердце. Он влез в сапоги, выскочил из дома и побежал. Он бежал сквозь ветер, морось и сумрак в трусах и майке. Он бежал, и бежал, и бежал. В конце полосы, невероятный, словно мороженое из детского сна, белел лайнер.

Как рассказали потом пилоты Ту-154, они не поверили своим глазам. В тот день их пассажирский самолёт, летевший рейсом Полярный – Москва, в воздухе перестал работать. Короткое замыкание. Полностью исчезло энергоснабжение – отказали бортовые аккумуляторы, срок службы которых истёк. Самолёт плыл над тайгой, изнутри погаснув, снижаясь к гибели. И вдруг, как чудо или как издёвка, среди непрерывного мрака деревьев мелькнула площадка, проступила полоса...

Самолёт сделал круг, опустился, промчал бетонкой безо всяких препятствий и уткнулся в болото.

 

 

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ



Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев