Кьеркегор Серен

1813—1855

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Сёрен Кьеркегор (Киркегор)

Кьеркегор Сёрен.

Грех против Духа Святого...

Грех против Духа Святого – это позитивная форма яростного возмущения[265][56].

Догмат христианства – это догмат богочеловека, родство между Богом и человеком при сохранении, однако же, возможности возмущения в качестве гарантии, которой Бог вооружился против человеческой фамильярности. Возможность возмущения – это диалектическое прибежище всего христианства. Без него христианство опускается ниже язычества и попадает в такие химеры, что язычник посчитал бы его вздором…

…если всю ту божественную поэму, которой было язычество, считать человеческим безумием, то христианство – это все же изобретение безумия божественного: подобный догмат мог возникнуть лишь в мышлении Бога, который лишился разума, – так должен заключить человек, чей собственный разум пока еще невредим…

…Бог и человек – это две природы, которых разделяет бесконечное различие качеств. Всякая доктрина, которая не желает с этим считаться, для человека является безумием, а для Бога – богохульством. В язычестве именно человек приводит Бога к человеку (антропоморфные боги); в христианстве именно Бог делает себя человеком (богочеловек), однако в бесконечном человеколюбии своей милости, своего милосердия Бог ставит одно условие – единственное, которого он не может ставить. В этом и состоит печаль Христа, что он вынужден ставить это условие, он вполне мог унизиться до образа слуги, вытерпеть мучения и смерть, призвать нас всех прийти к себе, пожертвовать, своей жизнью... но вот возмущение, о нет! он не может снять возможности возмущения. О, единственное в своем роде действие! и неразгаданная печаль его любви, это бессилие самого Бога, а в другом смысле – и его отказ желать этого; это бессилие Бога, – даже его он сам хотел, чтобы этот акт любви не превратился для нас в нечто прямо противоположное, в наше крайнее несчастье! Ибо худшее для человека, еще худшее, чем грех, – это возмущаться Христом и упорствовать в этом возмущении. И именно этому Христос, который есть «любовь»[266][57], все же не в состоянии помешать. Посмотрите, он говорит нам: «Блаженны те, которые не возмущаются против меня»[267][58]. Ибо большего он сделать не может и сам. О, бездонное противоречие любви! Как раз сама эта любовь мешает ему иметь достаточно твердости, чтобы завершить этот акт любви; увы! разве она не делает человека таким несчастным, каким он никогда иначе не сумел бы стать…

…Вот почему эти слова Христа, когда о нем проповедуют, – и, принимая на себя ответственность перед всевышним, я осмеливаюсь утверждать это – имеют такое значение; если не столько же, сколько слова освящения в Кане, то, по крайней мере, столько, сколько слова Послания к коринфянам: пусть каждый исследует себя[268][59].

Ибо это слова самого Христа, и необходимо, в особенности для нас, христиан, без передышки напоминать себе о них, повторять их, твердить их себе вновь и вновь каждому в отдельности»[269].

…Повсюду, где о них умалчивают, во всяком случае, повсюду, где христианское изложение не проникнуто их сознанием, христианство есть просто богохульство.…

…Тот, кто действительно не возмущается, – его вера есть поклонение. Однако поклоняться – что означает верить – значит вместе с тем, что различие природы между верующим и Богом сохраняется как бесконечная пропасть. Ибо мы находим в вере риск возмущения в качестве ее диалектической энергии (или: средства)…

…Как же получается, что мы никогда не слышали и не читали молитвы, которая между тем была бы весьма естественна для наших дней: «Отче небесный, я благодарю тебя за то, что ты никогда не требовал от человека понимания христианства! в противном случае я был бы последним из несчастных. Чем более я пытаюсь его понять, тем более нахожу его непонятным, тем более нахожу только возможность возмущения. Вот почему я прошу тебя всегда усиливать это во мне». Такая молитва была бы действительно ортодоксальной, а если предположить, что уста, ее творящие, искренни, она оказалась бы одновременно безупречно ироничной для всей теологии наших дней. Однако присутствует ли действительно здесь вера?[270][61]…

…Однако возмущение, о котором здесь идет речь, позитивно совсем иначе, поскольку рассматривать христианство как неправду и ложь – это значит рассматривать так же Христа.

Чтобы проиллюстрировать такой тип возмущения, неплохо было бы рассмотреть его различные формы; поскольку в принципе оно всегда проистекает из парадокса (то есть от Христа), мы обретаем его всякий раз, когда определяют христианство, а это нельзя сделать, не высказываясь о Христе, не имея его присутствующим in mente («в духе», «в сознании» – (лат.)).

…Низшая форма возмущения, по-человечески наиболее невинная, – это оставить нерешенным вопрос о Христе, заключить о том, что нельзя позволить себе вынести заключение, сказать, что не веришь, но воздерживаешься от суждения. Такое возмущение, ибо это все же возмущение, недоступно большинству, – настолько полно было забыто «Ты должен» христианского императива. Отсюда вытекает и то, что никто не видит возмущения в попытке отодвинуть Христа в разряд безразличных вопросов…

…Вторая форма возмущения, все еще негативная, – это страдание. При этом человек, несомненно, чувствует для себя невозможным игнорировать Христа, он не в состоянии оставить подвешенным весь этот вопрос о Христе, когда возвращается в суету жизни. Однако он все так же остается неспособным верить, спотыкаясь всегда в одной и той же точке – парадоксе. Если угодно, это даже своеобразное воздание должного христианству, поскольку все здесь сводится к убеждению, что вопрос: «Что ты думаешь по поводу Христа?» – это и в самом деле камень преткновения…

…Последняя форма возмущения – это та, которая разбиралась в последней главе, то есть форма позитивная. Она рассматривает христианство как неправду или ложь, она отрицает Христа (его существование, хотя он был тот, кто велел миру быть) в манере докетов[271][63] и рационалистов: то есть либо Христос – это уже не индивид и имел лишь внешне человеческий образ, либо он просто человек, индивид; так он растекается в поэзию и миф, не претендующие на реальность вместе с докетами, или же вместе с рационалистами погружается в реальность, которая не может претендовать на божественную природу. Это отрицание Христа, парадокса, в свою очередь, подразумевает отрицание и всего остального в христианстве – греха, отпущения грехов и так далее.

Такая форма яростного возмущения – это грех против Духа Святого. Подобно тому, как евреи говорили, что Христос изгоняет дьяволов с помощью главного дьявола[272][64], так и это возмущение делает из Христа изобретение дьявола. Этот скандал есть грех, возведенный к своей высшей мощи, его трудно бывает встретить, поскольку обычно грех не противопоставляют вере (Troe) [273][65], как это надлежит делать христианству.

Напротив, именно это противопоставление составило основу всего этого произведения; начиная с первой части (кн. 1, гл. 1); мы сформулировали состояние Я, когда отчаяние полностью отсутствует: в отношении к самому себе, желая быть собою, Я погружается посредством собственной ясной прозрачности в ту силу, которая его полагает. А эта формула, в свою очередь, как мы много раз напоминали, является определением веры.

В этой связи Кьеркегор в своем Дневнике (Papirer. Х. В 16) вспоминает знаменитую формулу веры, зафиксированную Тертуллианом: «Верую, ибо абсурдно».

+ + +

Этим произведением, которое как бы заканчивает всю систему «обновленной догматики, Кьеркегор подводит черту своей исследовательской работы и начинает вести разъяснительную работу по пониманию ее сути.

В этом плане так же в 1850 году вышло еще одно произведение Кьеркегора, подписанное псевдонимом Анти-климакус; это было «Indövelse i Christendom» («Обучение христианству») и статья «Tvende ethisk-religiöse Smaa-Afhandlinger af H. H.» («Две маленькие этико-религиозные стати Г. Г.»). В произведении уже в доступной форме даются толкование «болезни к смерти» и  рецепты исцеления от нее. А статье разбираются вопросы: «Вправе ли человек идти на казнь за истину?» и «Какая разница между гением и апостолом?».

Такая разъяснительная работа, естественно, не воспринималась официальными теологическими кругами, что вызывало новые нападки на Кьеркегора, который откликаясь на эти нападки, выпустил в 1851 г. новое крупное сочинение: «Til Selvprövelse!» («Испытайте себя!»). В предисловии к нему Киркегор определяет свое положение в современном ему датском обществе, состоящем из людей, мнящих себя христианами. Самого себя Киркегор не осмеливается называть христианином и единственное преимущество свое видит в том, что он, в качестве поэта-мыслителя, «немного лучше других сознает, в чем заключается сущность христианского учения, и умеет изложить это».

После кончины 30 января 1854 главы датской церкви епископа Мюнстера в проповеди его преемника покойный был назван одним из свидетелей истины христианской церкви, что привело в негодование Кьеркегора, для которого «свидетель истины» имело евангельский смысл: мученик веры. С декабря 1854 по май 1855 он опубликовал 21 статью в «Fodrelandet», в том числе и опровержение проповеди нового епископа (см. также «Bladartikler» и «Öieblikket», 1855 г.).

Замечательна также та оппозиция, в которую с самого начала стал Киркегор по отношении к младогегельянцам. Это была оппозиция индивидуальности против объективности, грозившей поглотить ее. В противоположность учению гегельянцев, для которых субъективный ум служит только средством для развития объективного ума, Киркегор утверждал, что истину следует искать как раз в субъективности. Абсолютная субъективность, Бог, является вечной истиной; задача же субъективности отдельного индивидуума – в приближении к истине. Киркегор не был ригористом, требующим, чтобы все непременно стремились к осуществлению недосягаемых для нашего расслабленного века идеалов; он хотел только обновить эти идеалы в памяти людей, заставить людей сравнить ту жизнь, которую они ведут, с той, которую следовало бы вести – и таким образом пробудить в них совесть.

В мае 1855 основал собственную газету–листовку «Oieblikket» («Момент»), главным объектом критики которой стала «христианская церковь, упразднившая христианство». Последний, 10-й номер, был подготовлен к печати в октябре 1855, когда Кьеркегор уже смертельно заболел.

Эта напряженная работа, можно даже сказать борьба, в конец надорвала и без того слабые физические силы Киркегор: он умер на 42 году жизни, удовлетворенный сознанием, что ему удалось высказаться вполне.

Двенадцатилетняя неутомимая деятельность Киркегора (произведения его занимают около 800 печатных листов) не только не принесла ему никаких материальных выгод, но, напротив, поглотила все его собственные средства, доставшиеся ему от отца. Самому Киркегору это казалось вполне естественным, потому что писатель посвящает себя служению идее. Оставшихся после смерти Киркегора 100 далеров как раз хватило на его погребение; все остальные его средства ушли на издание его трудов и помощь бедным.

Слог Киркегора отличается необыкновенной рельефностью и яркостью. Даже литературные противники Киркегора отдавали ему в этом отношении полную справедливость и возражали лишь против «неровности» его стиля. Киркегор иногда излагал свои мысли преднамеренно сложно и сухо, чтобы оттолкнуть этим массу поверхностных читателей и заставить «единицу», которую он называет единственным своим читателем, поглубже вдуматься в читаемое.

Известный при жизни только в избранных литературных кружках, Киркегор оказал огромное влияние на последующую датскую литературу. Ориентироваться в произведениях Киркегора, несмотря на их многочисленность, очень легко, благодаря библиографии, составленной профессором Нильсеном и приложенной к сборнику публицистических статей Киркегора. («Bladartikler»). Богатейшие материалы для выяснения личности Киркегора заключаются в восьми томах его записок, изданных после его смерти, под общим заглавием: «Af S. K.'s efterladte Papirer» («Из посмертных записок С. К.»).

В 1910-е гг. его мысль развивали деятели венского литературно-философского авангарда (в частности, Л. Витгенштейн в эстетических и этических фрагментах своих «Дневников» опирался на тексты Кьеркегора в интерпретации Т. Хекера, считавшего Кьеркегора первым «философом языка»), позднее, в 1920-е гг., молодые теологи – издатели журнала «Zwischen den Zeiten», отвергнувшие постулаты либеральной теологии и оспорившие «естественность» человеческой религиозности (К. Барт, Р. Бультман, Э. Бруннер). В то же время появился «реферат» некоторых текстов Кьеркегора в «Психологии мировоззрений» К. Ясперса, а также «Бытие и время» М. Хайдеггера, признавшего Кьеркегора первым мыслителем, который глубоко продумал экзистенцию (правда, как «экзистентную» проблему, т. е. эстетически, этически, религиозно), и работы Г. Марселя, посвященные поиску пути «внутреннего христианства», – произведения, сыгравшие решающую роль в становлении экзистенциализма.

Вернуться: Врачев В. Кьеркегор, Киркегор

Вернуться на главную страницу Кьеркегора

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС