Александр Журавель

2003 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

ХРОНОС:

Родственные проекты:

"Татищевские известия":

Хронологический аспект*

Давний в историографии вопрос о достоверности уникальных сведений, содержащихся в татищевской "Истории Российской", имеет одну сторону, которая до сих пор всерьез не рассматривалась исследователями[1]. Речь идет об уникальных датировках, приводимых В.Н. Татищевым: некоторые из них упоминаются среди подробностей, не имеющих аналогий ни в одном из дошедших до нас исторических источников, другие сообщают ту же самую информацию, что и прочие летописи, однако иначе датируют ее. Всего таких датировок имеется несколько десятков, и, взятые сами по себе, они выглядят весомыми аргументами в пользу мнения о том, что доверять В.Н. Татищеву в таких случаях нельзя, а значит, и эти уникальные хронологические подробности являются выдумками горе-историка.

Например, явным ляпсусом выглядит утверждение Татищева, будто князь Всеволод Ярославич сел на киевское княжение 6 сентября 6586 г. по смерти своего брата Изяслава, хотя чуть выше историк дает описание битвы на Нежатиной ниве, в ходе которой погиб киевский князь Изяслав Ярославич и которую он датирует точно так же, как и все дошедшие до нас летописи, т.е. 3 октября 6586 г[2].

Не менее досадными выглядят счетные ошибки. Так, согласно II редакции "Истории", Святополк Изяславич родился 8 ноября 6558 г., а в 6621 г. "преставися в Вышграде апреля в 16, жив лет 54"[3]. При подготовке I редакции Татищеву не был известен год рождения Святополка, однако срок его жизни определялся в 64 года[4]. Если верно первое, то к моменту смерти 16 апреля 6621 г. ему было примерно 62 с половиной года. Но как тогда понимать утверждение историка, то князь всего прожил 54 года? Куда делись 8 (или 9) лет жизни Святополка? Если же князь прожил 64 года, то родиться он должен был не в 1050 (6558), а в 1049 (6557) г., на что указывал сам Татищев в 1-й редакции (в примечании 255)[5].

По Татищеву, Юрий Владимирович родился в 6598 г.[6] Однако при описании его смерти 15 мая 6665 г. сообщается, что князь умер, "пожив 66 лет"[7]. Учитывая, что свои именины Юрий отмечал 23 апреля[8], а также принятое на Руси правило включающего счета времени, согласно которому любое число дней, превышающее 365, идет в счет следующего года[9], данное утверждение следует понимать так, что Юрий умер на 66-м году жизни, а значит, в действительности прожил немногим более 65 лет и умер не в 6598, а в 6600 г. Разница получается не столь разительная, что в предыдущем примере, но для человека, знакомого с арифметикой, в любом случае не простительная.

Столь же легко на том же временном промежутке второй половины XI - начала XII вв. можно отыскать более простые примеры татищевских хронологических разночтений. Почему гибель Романа Святославича он относит к 20, а не 2 сентября 6587 г., как это дается практически во всех летописях, точно датирующих это событие[10]? Почему похороны Ярополка Изяславича датированы в I редакции "Истории" 25, а во II – 18 декабря вместо общепринятого 5 декабря 6594 или 6595 гг.[11]?

Значительный хронологический разнобой присутствует почти на всем пространстве "Истории Российской" и потому в сочетании с другими доводами может вроде бы подтверждать представление о недобросовестности Татищева как историка. Однако такой подход к хронологическому материалу "Истории Российской" совершенно не удовлетворителен. Помимо психологического довода – Татищев, будь он и вправду фальсификатором, как раз позаботился бы о внешней "гладкости" своего труда и непременно устранил бы всякие хронологические несуразности[12] – имеются доводы более серьезные.

Дело в том, что требовать от Татищева хронологического "единообразия" на самом деле бессмысленно по той простой причине, что таковое напрочь отсутствует в древнерусской хронологии. Не существует какой-то одной или двух летописей, которые могли бы считаться эталоном хронологической точности. Ни Лаврентьевская, ни Ипатьевская, ни Новгородская I летописи, древнейшие из сохранившихся и вроде бы наиболее надежные источники, в хронологическом отношении таковыми считаться никак не могут, поскольку имеют множество разночтений как друг с другом, так и с летописями, восходящими к единому с ними протографу (например, Ипатьевская с Хлебниковской). Точно такие же, как и в книге Татищева, хронологические противоречия на самом деле нетрудно отыскать и в наиболее авторитетных для источниковедов летописях.

Современное источниковедение предпочитает не замечать вообще эту проблему, сводя ее к палеографии, т.е. считая хронологические разночтения попросту палеографическими ошибками, возникшими в результате многократного переписывания древних книг[13]. Однако такой подход на самом деле есть уход от проблемы и ничего более: разночтений слишком много, и они слишком разнообразны, чтобы их можно было бы свести к палеографии.

Если мы перевернем тему и будем рассматривать разночтения не относительно летописей, а относительно событий, в них описанных, то окажется, что значительное их большинство имеет различные датировки, а применительно к "Повести временных лет" это большинство окажется подавляющим: в ней на протяжении 260 лет (с 6360 по 6620) примерно столетие не заполнено событиями, а на протяжении оставшихся 160 лет лишь 53 события (не года, а события!) не имеет разночтений.

Если же взять юлианские датировки, то на пространстве с X по XIV в., по неполным подсчетам, обнаруживается следующая картина[14].

Юлианские разночтения с XI по XIV в.
в 1 день	52
в 2-3 дня	56
в 4-5 дней	47
в 6-8 дней	41
в 9-11 дней	77
в 13-14 дней	17
в 15-16 дней	14
в 17-20 дней	27
в 1 лунный месяц	94
в 2 лунных месяца	29
в 3 лунных месяца	5
в 4 лунных месяца	18

В этом плане татищевские датировки ничем не лучше и не хуже всех прочих. Более того, они полностью вписываются в общую картину летописных разночтений. До сих пор мы говорили лишь об уникальных его датировках. Однако в большей своей части датировки Татищева находят аналогии в тех или иных летописях, и их источниковедческий анализ, так же как и источниковедческий анализ летописных хронологических разночтений все еще ждет своего исследователя.

Между тем совершенно ясно, что для исследования темы древнерусской хронологии и хронологии Татищева в частности нужны принципиально иные подходы, нежели те, что применяются ныне. Наиболее перспективным является подход, основанный на изучении древнерусского лунно-солнечного календаря. В настоящее время для этого возникли предпосылки, отсутствовавшие ранее: ныне имеются компьютерные астрономические программы[15], позволяющие проверять астрономические и календарные данные древнерусских источников и на этом сопоставлении делать выводы, ранее доступные лишь астрономам-профессионалам, которые, даже обращаясь к историческому материалу, обычно относились к нему узко прагматически.

Между тем приведенная в таблице I классификация летописных разночтений вполне соответствует внутренним соотношениям лунно-солнечного календаря: поскольку лунный год почти на 11 дней короче года солнечного, лунные датировки всегда смещаются относительно солнечных в соответствии с данными таблицы II. Нетрудно убедиться, что данные обеих таблиц по существу своему тождественны, ибо погрешности в 1-2 дня являются естественными для лунно-солнечного календаря: начало нового месяца обычно связывается с появлением на вечернем небе молодого месяца - неоменией, которая в силу объективных причин нередко на 1-2, а иногда даже на 3 дня запаздывает по сравнению с астрономическим новолунием. Появлению данной погрешности может способствовать также сильная облачность в момент наблюдения неомении.

n	0	0
n+1	-11	+19
n+2	-22	+8
n+3	-3	+27
n+4	-14	+16
n+5	-25	+5

Кроме того, имеются еще 2 чисто календарные причины, которые способны создать вышеназванные погрешности. Во-первых, неомения наблюдается вечером, а суточный счет на Руси велся с рассвета. Встает вопрос: день неомении считался последним днем предыдущего лунного месяца или включался в число последующего? На сей счет вполне могли существовать разногласия, приводившие к разным пересчетам одной и той же датировки. Во-вторых, до наших дней дошли "таблицы лунного течения", которые представляют собой записи 19-летнего Метонова цикла, являющегося наиболее точным способом уравнения лунного и солнечного календарей. В литературе уже высказывались предположения, что эти таблицы (например, лунник Толковой Палеи) являются древнерусским лунно-солнечным календарем[16]. Сложность заключается однако в том, что данные этих таблиц соответствуют небесным реалиям не древнерусского времени, а VI в. н.э., а для XI-XV вв. давали устойчивую погрешность в 2-3 дня[17]. Если на Руси действительно пользовались этими устаревшими и скорее всего заимствованными из Византии таблицами, то появление в летописях датировок с такими погрешностями становится вполне понятным.

Итак, отмеченная закономерность позволяет утверждать, что в древней Руси и после введения христианства лунно-солнечный календарь был вовсе не вытеснен календарем юлианским, а продолжал сосуществовать с ним. Более того, обилие хронологических разночтений является живым подтверждением слов Кирика Новгородца, называвшего месяцы солнечного года "книжными": в отличие от месяцев небесных они не использовались людьми в практической жизни[18]. Это означает, что в древнейших не дошедших до наших дней летописях широко использовались лунные датировки, которые затем задним числом пересчитывались на юлианский манер. При этом ошибка в определении календарного стиля от сотворения мира (СМ) – например, смешение мартовского и ультрамартовского стилей – влекла за собой ошибку в определении лунного круга (т.е. номера года в 19-летнем цикле), а значит, и в итоговой юлианской датировке.

Сопоставление данных в таблицах I и II не может не привести к еще одному основополагающему выводу: на Руси практически использовалось куда больше календарных стилей от СМ, чем это принято думать. Наличие большого числа разночтений в 2-3 и 6-8 дней соответствуют соотношениям n+3 и n+2 таблицы II. Если первому соотношению можно найти аналогию из числа известных науке календарных стилей от СМ (стили, требующие для пересчета на современный календарь 5505 и 5508 лет), то второе аналогий не имеет. Систематический анализ летописных разночтений от СМ приводит к выводу о существовании в древнерусской практике еще 2 календарных стилей, которые старше счета от Рождества Христова (РХ) на 5510 и 5511 лет[19]. Свидетельств о бытовании на Руси таких календарных стилей от СМ имеются в летописях многие десятки.

Таким образом, в древнерусскую эпоху использовалось по крайней мере 6 календарных стилей от СМ. Поскольку некоторым из них нет общепринятого названия, а практически все оставшиеся именуются весьма неудачно, наиболее удобным является чисто техническое их название, зависящее от числа единиц, которые нужно отнять при пересчете данных стилей на современный календарь:

нулевой, стиль – 0, -5500 лет до РХ;

пятиричный, стиль – 5, -5505 до РХ;

восьмиричный, стиль – 8, -5508 до РХ;

девятиричный, стиль – 9, -5509 до РХ;

десятиричный, стиль - 10, -5510 до РХ;

одиннадцатиричный, стиль –11, -5511 до РХ.

Наконец, остается затронуть еще одно следствие, вытекающее из сопоставления таблиц I и II: существование значительного числа разночтений, точно укладывающихся в пределы лунных месяцев, однозначно опровергает традиционное представление, кстати сказать, никем и никогда не обоснованное на фактах, что новый год на Руси начинался 1 марта. Лунно-солнечный календарь не может иметь жестко закрепленной точки отсчета: она неизбежно должна скользить относительно дат солнечного календаря в соответствии с данными таблицы II. В реальной практике через 3 солнечных года возникает сдвижка на 33 дня назад, и тогда для ее "устранения" обычно вводится вставной месяц, сокращающий, но не уничтожающий вовсе данную погрешность.

Тем самым многочисленные летописные данные подтверждают принципиальную правоту Н.В. Степанова, еще в начале XX в. выдвинувшего идею circa-мартовского календарного стиля, согласно которому новогодие на Руси не было привязано к 1 марта, а скользило в обе стороны от этой даты – от начала февраля до середины апреля в зависимости от природных особенностей данного года в данной местности. Н.В. Степанов нашел несколько свидетельств в пользу того, что новогодие было связано с воскресеньем, ближайшим к первому весеннему полнолунию, однако эта его идея не нашла поддержки среди историков[20]. Сплошная проверка всего летописного материала на данную тему приводит к следующим заключениям: указанная Н.В. Степановым закономерность действительно имела место, но отнюдь не была господствующей; чаще всего новогодие привязывалось к первому весеннему новолунию, которое действительно в силу подвижности лунно-солнечного календаря и фенологических особенностей местности могло колебаться в широких пределах от начала февраля до начала мая. Существовала ли какая-либо жесткая закономерность в порядке чередования вставных месяцев (всего в 19-летнем цикле их должно быть 7), еще предстоит выяснить.

В свете данного подхода[21] мы постараемся рассмотреть наиболее характерные татищевские датировки и разночтения и постараемся определить, насколько они вписываются в общую канву древнерусского хронологического материала, т.е. проверить на фактическом материале заявленный выше постулат.

Сначала следует разобраться с приведенными выше примерами хронологической "безалаберности" Татищева.

1. Проще всего решить, что в его книге Всеволод Ярославич оказался на киевском княжении еще при жизни своего брата Изяслава просто из-за механической ошибки, сделанной историком или переписчиком его текста: если "6 сентября" исправить на "6 октября" все встанет на свои места.

Однако если Татищев ничего не напутал, а всего лишь точно воспроизвел датировку своего источника, то мы имеем дело с ценнейшим свидетельством того, что в первоисточнике стояла лунная датировка, которая при пересчете дала столь странную на первый взгляд "ошибку". На деле она может означать, что столь же производной является и датировка битвы на Нежатиной ниве (3 октября), а разница их (в 1 лунный месяц: 27+3 дня на переезд из Черниговской земли в Киев) проистекает из-за того, что при расчете октябрьской датировки – в отличие от сентябрьской – древний летописец полагал, что в год битвы был использован вставной месяц, а значит, новый год по лунному календарю начался на месяц позже обычного. Другой летописец, пользуясь другими лунными таблицами, в которых "расписание" вставных месяцев было иным, рассчитал дату без учета вставного месяца. Но в основе их расчетов должна лежать одна и та же лунная датировка!

Как обстояло дело на самом деле – в сентябре или в октябре произошла на самом деле битва на Нежатиной ниве – можно будет выяснить только после комплексного анализа всех имеющихся датировок, а также выявления порядка использования вставных месяцев на Руси.

То есть данная татищевская датировка при всей ее внешней абсурдности на самом деле прекрасно вписывается в концепцию использования на Руси лунно-солнечного календаря, а значит, говорит о добросовестности Татищева как историка.

2. Пример с датами жизни Святополка Изяславича на самом деле также ни о чем не говорит, поскольку является типичным для древнерусской хронологии. Несоответствия между абсолютными и относительными датировками встречаются в летописях настолько часто, что могут послужить материалом для обширной статьи. Не касаясь темы перечня правлений в начале "Повести временных лет", о котором уже неоднократно писалось[22], приведу несколько примеров.

Ярославу Владимировичу, занявшему в 6524 г. киевское княжение, было, согласно разным источникам, не то 18, не то 28, не то 38 лет[23]. Умер же он то ли в 6560, то ли 6561, то ли 6562 гг.[24] в возрасте либо 66, либо 76 лет[25].Не больше "повезло" и его сыну Изяславу, княжившему в Киеве, согласно разным свидетельствам, соответственно 24, 29 или 34 года[26]. Последние датировки вокняжения Ярослава и смерти Изяслава приводит опять же Татищев, ссылаясь в первом случае сразу на 3 летописных списка – Раскольничий, Голицынский и Хрущовский и указывая также на существование вариантов в 23, 28 и 34 года![27]

Как нетрудно убедиться, все эти датировки являются плодами позднейших пересчетов, при которых использовались не привычные историкам мартовский и ультрамартовский стили (стили-8 и 9), а стили нулевой и десятиричный (стили-0 и 10), а также в двух случаях – стиль-5. Механизм появления таких датировок следующий: позднейший летописец, решивший привести пеструю хронологию первоисточников к единой хронологической шкале, увеличивает или уменьшает (в наших примерах единожды, "получив" 18-летие Ярослава в 6524 г.) дату первоисточника на 10 или 5 единиц (23-летие Ярослава и 29 лет княжения Изяслава), хотя это далеко не всегда соответствует действительности. Еще позднее другие летописцы на основании этих абсолютных датировок (частью искусственных) рассчитывают датировки относительные, которые затем могут переписываться механически и летописцами, использующими совсем иную абсолютную хронологию.

Именно так по существу поступил и Татищев, скопировавший свидетельство источника, противоречащее его собственной абсолютной хронологии. По хронологии II редакции "Истории", Святополк прожил 63 неполных года, а вовсе не 54. По версии I редакции, жизнь его длилась 64 года. Это разноречие ясно показывает, что историк приводит сведения отличных друг от друга источников, а значит, ни о какой фальсификации речи не может идти. Более того, несоответствие в 10 лет дает возможность утверждать, что датировка 2-й редакции (6658) является ультрамартовской (стиль-9), а значит, что князь действительно родился в 1049 г. При возникновении датировки "жив лет 54" имел место ошибочный пересчет с использованием стилей-0 и 10: либо восьмиричный 6557 г. был ошибочно сочтен нулевым и превращен в 6567, либо в источниках существовала лже-нулевая датировка смерти князя (6611), которая была получена путем вычитания 10 лет из 6621, а затем соотнесена с данной по стилю-8 датой его рождения – 6557.

3. Указанное выше разночтение в 2 года между двумя татищевскими датировками рождения Юрия Владимировича является еще более характерным для древнерусского летописания: таково соотношение десятиричного и восьмиричного стилей. Чтобы не приводить неизбежно обширную сводку такого рода разночтений, приведу лишь слова Н.Г. Бережкова, неоднократно фиксировавшего десятиричный стиль в своей знаменитой книге, хотя и воспринимавшего его как отклонение от нормы: "Обозначение статей под 6676-6680 гг. в Ипатьевской летописи на единицу выше ультрамартовских, т.е. на две единицы выше мартовских"[28]. То же самое Н.Г. Бережков отмечает при разборе статей Новгородской летописи под 6717-6722 гг.[29]. На деле десятиричных статей в названных летописях еще больше, но во многих случаях исследователь в силу своих теоретических представлений толковал такие датировки как ультрамартовские.

Поэтому пример с Юрием Долгоруким следует трактовать в пользу Татищева: по существу он привел данные двух не зависимых друг от друга источников, которые, взятые вместе, свидетельствуют о том, что этот князь действительно родился в 1090 г.

Стоит указать, что сам Татищев при описании смерти Всеволода Ярославичав 6601 г. приводит две встретившиеся ему в источниках оценки его княжения в Киеве – 15 и 17 лет[30]. Они также отличаются друг от друга на 2 года!

4. Разночтение в 19 дней в дате гибели Романа Святославича является характерным для двух соседних лунных лет, во втором из которых использован вставной месяц (см. таблицу II). Поэтому татищевское свидетельство является на деле ценным дополнением, дающим новые возможности для более точной датировки бурных событий времени Ярославичей.

5. Более сложный случай дают разные татищевские датировки смерти Ярополка Изяславича: разночтения в 20 и 13 дней вроде бы не укладываются в рамки "нормальных" погрешностей в 9-11 и 17-19 дней, однако и их появление вполне объяснимо, если вспомнить о существовании на Руси устаревших лунников, значения которых для данного лунного круга были в среднем на 2-3 дня больше истинных для XI-XIII вв.

Рассмотрим этот случай более конкретно. Наиболее достоверной датой похорон Ярополка является 5 декабря 1086 г. (5.12.6694 г. по Лаврентьевской летописи)[31]. Этот день по лунному календарю является 26-м, поскольку астрономическое новолуние и неомения приходятся на 9 ноября (неомения была видна в Киеве в течение 36 минут с 14^ч13^м по 14^ч49^м GT. Теперь воспользуемся лунником Толковой Палеи[32]: 6694 г. соответствует 1 кругу Луны, и там проставлена дата 11.11, т.е. на 2 дня больше действительного. Если мы возьмем данные соседних лунных кругов – 19 и 2, то найдем там даты 22 и 29 ноября. Прибавив к этим датам 26 дней, мы получим те самые "неправильные" татищевские датировки – 18 и 25 декабря. А поскольку год от СМ у Татищева является ультрамартовским (стиль-9), постольку приходится констатировать, что древние летописцы, данные которых зафиксированы Татищевым, определяли его ошибочно – то как стиль-8 (25 декабря), то как стиль-10 (18 декабря).

Итак, все без исключения рассмотренные выше датировки Татищева при всей их внешней причудливости на деле оказываются не просто не являются его выдумками, но служат ценными свидетельствами, позволяющими реконструировать работу средневековых хронологов. Приведенные примеры ясно также показывают, что датировки Татищева следует рассматривать не изолированно, а в тесном комплексе со всем имеющимся летописным материалом: вовсе не случайно анализ датировок времен Ярославичей только обозначил, но не определил решение хронологических проблем этого времени. Но, как мог догадаться внимательный читатель, "лунно-солнечный подход" к хронологии второй половины XI в. способен внести в нее очень существенные коррективы.

Однако как обстоят дела с хронологией более позднего времени? Возьмем еще один пример, на первый взгляд выглядящий очередной нелепостью Татищева. Во II редакции "Истории" дата первого упоминания Москвы обозначена как "день Похвалы пресвятыя богородицы, иулиа 28-го" 6655 г.[33]. Между тем в июле месяце нет и никогда не было праздника Похвалы богородицы: этот праздник обычно отмечается в субботу 5-й недели великого поста, отчего саму эту неделю именуют похвальной. В Ипатьевской летописи дата эта выглядит несколько иначе – как "день пятокъ на похвалу святhй Богородици", причем вскоре после этого события - встречи в Москве Юрия Владимировича и Святослава Ольговича - умер "к Велику дню, на веребницю" 90-летний старец Петр Ильич, что безусловно подтверждает, что данные события происходили не летом, а весной[34].

Понять происхождение столь странной датировки помогают наблюдения за другими татищевскими датировками. В I редакции отсутствует указание на 28 июля, но при этом изложение событий зимы-лета 1147 г. дано почти идентично II редакции. Исключение составляют как раз датировки: если сражение под Болдыжем (Болдином у Татищева) датировано, как и в Ипатьевской летописи, 16 января, то дата смерти Ивана Юрьевича несколько отличается: в 1-й редакции - "февраля 20-го (24-го), понедельник Масленые седмицы", во второй - в согласии с Ипатьевской летописью -"февраля 24 в понедельник"[35].

Проверка датировки показывает, что в 1147 г. понедельник масленой недели приходится на 24 февраля, а пятница похвальной недели – на 4 апреля. Тем самым поставленная в I редакции основной датировка смерти князя выглядит, так же как и "похвальная" датировка II редакции (28 июля), ошибочной.

Встает вопрос: когда же 20 февраля приходится действительно на понедельник масленой недели? И тут обнаруживается довольно близкая датировка – такое происходило в 1150 г. И наблюдения за татищевскими датировками позволяют быстро отыскать аналог! Дата вероломного ослепления половецких послов Владимиром Мономахом также на 4 дня отличается от традиционной, причем если в редакции в скобках указана дата верная, то во II редакции она опущена: в 1-й редакции – "в неделю Сыропустную, в 1 час, февраля 20 (24)", во II редакции – "февраля 20 в неделю Сыропустную"[36] 6603 г. Лаврентьевская летопись датирует это событие сыропустной неделей 24 февраля 6603 г.[37], что полностью соответствует реалиям 1096 г. Однако татищевское "20 февраля" приходится на сыропустную неделю в 1099 г., т.е. вновь на 3 года позже, что в случае со смертью Ивана Юрьевича!

Это может означать, что обе эти "неправильные" датировки были получены из-за того, что некогда существовали таблицы "лунного течения", рассчитанные на календарный стиль-5505. Если же не знать этого и применить их значения к обычному, "мартовскому", стилю-8, то мы как раз и получим превращение пасхальных датировок, учитывая високос, на 4 единицы- из 24 февраля в 20.

Поскольку эти таблицы не были чисто пасхальными, а расписывали весь год, постольку можно найти естественное объяснение и появлению странной июльской датировки. Если первоначальная датировка (пяток похвальной недели) была реально рассчитана не по 1147, а по 1150 г., то средневековый хронолог должен был получить дату не 4 апреля, а 31 марта. Но это только в том случае, если он был достаточно квалифицирован и не совершил другую, достаточно распространенную в сохранившихся летописях хронологическую ошибку.

Речь идет о разночтениях в 2-4 месяца, которых всего в источниках удалось насчитать 33. Никакого объяснения в литературе этим выразительным фактам просто не существует. Между тем полученную нами (31 марта) и татищевскую (28 июля) даты разделяет 119 дней, т.е. ровно 4 лунных месяца. Между тем известно, что бытовавшие на Руси лунные таблицы существовали в четырех основных видах: одни из них брали за точку отсчета либо день зимнего солнцестояния (21 декабря или близкую к нему дату), либо день весеннего равноденствия (21 марта или около того), либо были сентябрьскими (около 24 сентября). Кроме того, имеется довольно много таблиц, начинающихся в январе (16-17.1, 19-20.1, 23.10)[38]. Разница между сентябрьскими и январскими таблицами составляет как раз 4 месяца, что могло стать действительной причиной столь странного разночтения. Если допустить, что лунные месяцы на Руси обозначались по номерам (первый, второй т.д.), как это принято было у многих народов, то 4-месячная погрешность вполне могла возникнуть при использовании имеющих разную точку отсчета лунных таблиц, – использовании чисто механическом, не учитывающем реальное начало новогодий, т.е. происходящем спустя десятки и сотни лет после описанных в летописи событиях, когда уже забылась прежняя хронологическая традиция и в распоряжении позднего средневекового хронолога не было под рукой достаточного инструментария, чтобы разобраться с древнейшими хронологическими системами.

Возникновение такой погрешности возможно и при использовании лунных таблиц, точки отсчета которых имеют трехмесячный интервал. Однако в таком случае это должны быть таблицы разных типов с точки зрения астрономической: начало их по отношению друг к другу не должно быть кратным 29,5, т.е. средней величине лунных месяцев (например, 24.9 и 21.12). Поскольку вставными лунными месяцами с точки зрения юлианского календаря являются те, что полностью укладываются в рамки солнечных месяцев (величина которых, кроме февраля, 30 или 31 день). Поэтому различие табличных показаний в 3 и более дней дадут и разное "расписание" вставных месяцев, т.ч. в разных таблицах для одного и того же лунного круга вставной месяц в одном случае появится, ав другом - нет.

У Татищева имеется еще один случай с перенесением дня Похвалы богородицы на июль. Самовольный захват Киева Ростиславичами в Ипатьевской летописи и в I редакции датируется просто днем Похвалы богородицы 6682 г. Между тем II редакция так же, как и в описанном выше эпизоде, добавляет к этому свою дату – 26 июля[39]. Согласно анализу Н.Г. Бережкова, 6682 статья Ипатьевской летописи является сложной по составу и описывает события 1171 – начала 1174 гг., причем разбираемое нами событие произошло 24 марта 1173 г.[40] Поскольку нет никаких оснований сомневаться в правильности такой оценки, следует применить описанный выше алгоритм и попытаться понять, как весенний праздник оказался перенесенным на конец июля.

Итак, в 1173 г. пасха приходилась на 8 апреля, а значит, похвальная суббота, как и указывал Бережков, отмечалась 24 марта. Это число и 26 июля отделяют 124 дня, или 4 лунных месяца и 6 дней. Если мы заглянем в пасхалии, то увидим, что в ближайшие к 1173 г. годы 6-дневного интервала между пасхами не было, но зато в 1175 г. пасха отмечалась 13 апреля, что дает интервал в 5 дней. С точки зрения лунно-солнечного календаря, погрешность в 1 день является вполне приемлемой, и это будут означать, что в неком первоисточнике, которым пользовался предшественник Татищева, дата вступления Ростиславичей в Киев была получена с помощью лунной таблицы типа Толковой Палеи, в которой данные на 2-3 дня превышали истинные лунации[41] и которая при этом начиналась в сентябре. Возможно также что, в марте 1173 г. наблюдалась сильная облачность, так что неомению, которую в Киеве можно было теоретически наблюдать в течение 16 минут 15 марта, на самом деле увидели лишь вечером 18 числа, а значит, начали новый лунный месяц лишь с 19 марта (18+6=24). В любом случае лунную датировку (6 лунный день) 6682 г., ошибочно понятую как восьмиричную, пересчитали не по 12, а 14 кругу, т.е. по данным не 1173, а 1175 г.[42] В связи с тем, что и точка отсчета в используемой лунной таблице отличалась от первоначальной на 4 месяца, т.е. приходилась на январь, и итог – татищевская датировка – оказался столь экзотичным на вид.

Нельзя не указать еще на одну возможность для источниковедческого анализа, которую косвенно дает татищевская датировка. Погрешность в 6 дней можно увеличить до 7, а значит, максимально сблизить с нормальной разницей, которая существует в лунно-солнечном календаре для стилей–8 и –10. Дело в том, что Ипатьевская летопись в дате первого упоминания Москвы говорит о пятнице "на Похвалу богородицы". В свете современного церковного календаря, согласно которому этот праздник приходится на субботу, предлог "на" естественно толковать как "накануне", однако далеко не всегда такое толкование корректно: например, Ледовое побоище в Новгородской I летописи датируется как "мhсяца априля въ 5… на похвалу святыя Богородица, в суботу"[43], т.е. в данном случае этот праздник, упомянутый с предлогом "на" приходится именно на субботу 1242 г. То есть вполне возможно, что древнейшая церковная традиция не соответствовала зафиксированной в датировке XIII в. и совпадающей с современной.

Самое существенное состоит в том, что сама Ипатьевская летопись содержит ряд других датировок, отличающихся от современного церковного календаря. Так при описании похода русских князей на половцев в 1111 г. говорится: "и быша на Хороле... а в неделю поидоша в ню же хресть цhлують и приидоша на Пслъ... и оттудо идоша Върскла ту же завътра в среду хрест цhловаша" [подчеркнуто мной - А.Ж.][44]. Здесь налицо сопоставление двух разных обычаев: в первом случае летописец сообщает, когда в его время принято "целовать хрест" – недаром об этом говорится в настоящем времени; далее сообщается, когда это делали участники похода – и здесь употреблено прошедшее время. Итак, во времена Ипатьевского летописца праздник поклонения кресту, средокрестье, отмечался в неделю, т.е. так, как это принято ныне; в начале XII в. средокрестье праздновалось в среду. Это означает, что по церковному календарю, применявшемуся во времена Владимира Мономаха, великий пост начинался не в понедельник, а днем раньше – в неделю-воскресенье, иначе серединой великого поста был бы скорее четверг.

Под 6678 г., т.е. в непосредственной близости от датировки 6682 г., Ипатьевская летопись содержит еще более вопиющую с точки зрения современного церковного календаря "неправильность": русские князья выступили в поход на половцев "мhсяца марта въ 2 день, въ день суботныи середохрестьноh недhли", а спустя несколько дней, "мhсяца марта въ седмыи день, въ день четвертокъ середохрестноh недhли" умер отправившийся на войну больным Ярополк Изяславич[45]. Обе эти даты – полные, т.е. не допускающие разночтений при пересчете на современное летоисчисление. Как верно отметил Бережков, "сочетание элементов в обеих датах соответствуют 6676 (1168/9) мартовскому году"[46]. Но по правилам современного церковного календаря, средокрестная неделя-воскресенье в 1168 г. была 3 марта, а стало быть, суббота 2 марта и четверг 7 марта должны относиться к разным неделям великого поста. Летопись однозначно опровергает это правило и указывает, что в середине XII в. счет недель великого поста велся, начиная с субботы: только при таком порядке суббота и последующий за ней четверг могли относиться к одной и той же неделе поста. И в такую последовательность вполне вписывается обычай отмечать день Похвалы богородицы в пятницу: если его изначально было принято отмечать именно в последний день недели, при изменении порядка счета недель этот праздник вполне могли перенести с пятницы на субботу. Если это так, то и день Похвалы богородицы, когда произошел захват Киева смоленскими князьями, пришелся на пятницу 23 марта.

Примеры внешне экстравагантных, но совсем не произвольных татищевских датировок можно продолжать и продолжать. Сейчас хотелось бы обратить внимание не на календарную сторону дела – они, оказывается, прекрасно вписываются в общий контекст летописных разночтений, а значит, служат важным подспорьем для восстановления истинной хронологии событий, - а на то, что хронология Татищева способна сыграть важную роль в разрешении вопроса о достоверности его уникальных известий.

Четверть века назад молодой аспирант Е.М. Добрушкин составил почти величественную программу исследования "татищевских известий", которая так и оказалась всего лишь программой: осуществить ее ни он, ни кто-либо из других историков так и не сумел. Важной темой в таком исследовании является соотношение I и II редакций "Истории Российской": с чем связаны расширения текста II редакции по сравнению с I – с самостоятельным творчеством, т.е. домысливаниями, Татищева или же использованием неизвестных ему ранее источников? Скептично настроенный к Татищеву Добрушкин при этом отмечает: "Некоторые исследователи каждое новое сообщение II редакции относят к новому неизвестному источнику, а амплификации [т.е. расширения – А.Ж.] сообщений I редакции объясняют вторичным обращением Татищева к своим прежним источникам (использованным при создании I редакции). Но, во-первых, необходимо объяснить, почему при написании текста I редакции историк не включил то или иное сообщение, а поместил его только во II редакцию; во-вторых, следует выяснить вопрос о том, действительно ли Татищев в процессе работы над текстом II редакции обращался к источникам, использованным при написании I"[47].

Рассмотренные выше датировки, кроме смерти Романа Святославича и рождения Юрия Долгорукого, срока жизни Святополка Изяславича и похорон Ярополка Изяславича[48], представляют собой именно "расширения" II редакции по сравнению с I, но при этом никак не могут считаться вымыслом историка. Следовательно, именно версия о вторичном обращении Татищева к своим первоначальным источникам является верной.

Для того, чтобы проверить, как Татищев работал с источниками, историографам следовало бы прежде изучить те части "Истории Российской", которые имеют только одну редакцию. Речь идет о 3 и 4 ее частях, основанных главным образом на материалах Академического XV списка Никоновской летописи[49]. Поскольку список этот издан в вариантах к X-XII томам ПСРЛ, а в V-VI томах "Сочинений" Татищева указаны все изменения авторского текста по сравнению с летописью, провести сопоставление не так уж трудно.

И вопреки ожиданиям, навеянным представлениями о склонности Татищева к домысливаниям и фантазиям, выясняется, что, во-первых, историк очень точно воспроизводил материал летописи, во-вторых, он несколько сокращал летописный текст, опуская в основном события новгородские, свидетельства о "чюдесах", а также некоторые частные подробности вроде описания надругательства, которому подвергли пленников жители Опочки в 6934 г.[50]. Это означает между прочим, что при создании I редакции Татищев не включил в свой текст всю имеющуюся в его распоряжении информацию, а стало быть, повторное обращение к первоначальным источникам действительно давало ему возможность воспроизвести во II редакции опущенный ранее фактический материал.

В этой связи хотелось бы дать ответ на добрушкинские "во-первых – во-вторых": они возникли просто потому, что Добрушкину никогда не приходилось выполнять работу, аналогичную той, что проделал Татищев.

Могу поделиться опытом, накопленным в ходе работы над летописным сводом "Время русской истории": в начале работы, когда происходит лишь овладение летописным материалом[51] и не достаточно осознается важность любой летописной подробности, всякие неясности, резкие противоречия со сложившимися априори стереотипами и многие "мелочи" опускаются, и лишь позднее, после нескольких лет работы с летописями, происходит повторное обращение к вполне изученным казалось бы материалам, и первоначально подготовленный текст расширяется за счет подробностей, которые ранее скептически настроенная, но при этом менее "умная" голова не желала принимать.

Поэтому "расширения" Татищева кроме того, что в ряде случаев они преследовали цель пояснить не очень искушенному читателю содержание летописного текста, оказываются проявлением творческой зрелости автора, преодолевшего первоначальный, чисто юношеский максимализм и скептицизм – юношеский не потому, что был юношей в период работы над своей книгой, а потому что все исследователи в своем творческом развитии проходят все те же фазы своего развития – от детства до зрелости. И точно такие же этапы развития проходит и историческая наука в целом, и сами историки в частности.

И потому давайте назовем вещи своими именами: скептичное отношение к Татищеву и те суждения и осуждения, которые историографы выносят историку XVIII в. в гораздо большей степени характеризуют самих историографов, чем собственно Татищева. Ныне, в XXI в., пора наконец освободиться от свойственной XIX в. манеры всех и вся судить и классифицировать, считая уже достигнутый уровень знаний вполне достаточным для резких суждений: это манера зеленых юнцов, желающих в корне поменять свой образ жизни по сравнению с родителями, а не зрелых мужей, знающих цену словам и делам.

То есть в XIX-XX вв., когда сложилось и укрепилось представление о Татищеве как недостоверном авторе, происходило становление исторической науки как таковой, стадия овладения материалом и инструментарием, которую сам Татищев пережил, работая над I редакцией своей "Истории". Поэтому прокурорский тон по отношению к Татищеву есть всего лишь показатель того, что историографии XX в. так и не удалось достичь того уровня понимания вещей, который свойствен позднему Татищеву.

Ведь если так же сурово и строго подойти к работам С.Л. Пештича, Е.М. Добрушкина и прочих, как они к работам Татищева, то нетрудно убедиться, что логика в их суждениях очень хромает: всякие факты, которые в лучшем случае говорят о возможности татищевских "преступлений", они обязательно толкуют как доказательства действительности таких "преступлений".

Например, Пештич в ранней своей статье, посвященной торговому договору Владимира Святославича с волжскими болгарами, выделил целых три авторские редакции текста. Сначала на полях Воронцовского списка "Истории" Татищев написал: "6514 (1006). Прислали болгоры волские послов с дары многими и просили, дабы Владимир позволил им во градех торговать без опасения, на что им Владимир охотно соизволил, и по всем градом послал грамоты"; затем он зачеркнул последнее слово, заменив его словом "печати", после чего другими чернилами добавил: "повелев болгаром все их продавать по градом купцом, а тиуном, вирником, огневшине и смерди (сие шляхетству, и крестьяном, и подлости)". Затем историк сделал вклейку, на которой текст более подробен: "6514 (1006) Прислали болгоры (волские) послов с дары многими, дабы Владимир им позволил им в городех по Волге и Оке торговать без опасения, на что им Владимир охотно соизволил. И дал им во все грады печати, дабы они везде и всем вольно торговали, и руские купцы с печатьми от наместников в Болгоры с торгом ездили без опасения; а болгором все их товары продавати во градех купцом и от них купить, что потребно; а по селом не ездить тиуном, вирником, огневшине и смерди не продавати и от них не купити". Кроме того на полях Татищев пояснил этот текст как "договор с болгоры о купечестве"[52].

Эти изменения в текстах позволили Пештичу подвергнуть Татищева тотальной критике: раз он дважды изменял первоначальный текст и определил его содержание как "договор", хотя этого слова в тексте нет, значит, он этот текст просто выдумал. При этом подложными Пештич заодно объявил и другие факты, содержащиеся на вклейках к татищевской рукописи, с чем согласился и Добрушкин[53].

Если же посмотреть на доводы Пештича непредвзято, то иначе как передергиванием их назвать трудно. Почему написанное другими чернилами обязательно нужно считать "2-й редакцией"? А может, у Татищева просто кончились чернила, и он налил в чернильницу другие? Может, он из-за внешних причин (надобностей службы, болезни и т.п.) не дописал текст до конца сразу, а сделал это спустя какое-то время? Какие доказательства есть у Пештича в пользу того, что в первоисточнике, которым пользовался Татищев, не было тех подробностей, что имеется в окончательном татищевском тексте? Абсолютно никаких, кроме пресловутых "легко заметить" и априорного убеждения, что Татищев – фальсификатор, выдумывавший бог знает что просто из склонности фантазировать.

Если же принять во внимание, что Татищеву, как и всем прочим людям, свойственно делать иногда описки ("грамоты" вместо "печатей") и пропуски в словах (например, глагола в последней фразе об "огневшине и смерди"), а также менять свой подход к работе (передача главного в тексте – воспроизведение всех подробностей текста), то все наблюдения его "прокуроров" лишаются грозной силы, поскольку не дают возможности судить однозначно по вопросу "виновен?" А в любом нормальном судопроизводстве при отсутствии однозначных доказательств должна действовать презумпция невиновности обвиняемого.

По отношению же к Татищеву двойной стандарт – обычная вещь. Фантазировать и обобщать факты можно только его критикам[54]. Если Пештич умудрился надпись на полях посчитать доказательством татищевского сочинительства, то, следуя его логике, следует назвать фальсификаторами всех без исключения историков, позволяющих себе обобщать факты. Например, в летописном тексте под 6473 г. говорится: "иде Святослав на козары; слышавше же козари, изидоша противу съ княземъ своимъ каганомъ, и съступишася битися, и бывши брани, и одолh Святославъ козаромъ и градъ ихъ и Бhлу Вежю взя, и ясы побhди и касогы"[55]. Все практически без исключения поколения историков видели в этом тексте свидетельство сокрушения Святославом Хазарской державы, хотя, строго говоря, это в тексте летописи не утверждается, а говорится лишь о его победе в битве с хазарским каганом, взятии некого города и Белой Вежи, также о победе над ясами и касогами. По логике Пештича, историки, говорящие о гибели Хазарии, – злостные фальсификаторы истории; по логике общепринятой – такое обобщение допустимо, если дальнейшие источники не содержат данных о политическом существовании каганата после Святославова набега. Точно так же несмотря на отсутствие в татищевском сообщении слова "договор", информация его позволяет говорить о договоре с болгарами как о факте.

Добрушкин ратовал за необходимость широкого и комплексного исследования "татищевского вопроса", однако на практике ограничился отдельными примерами, которые все без исключения почему-то оказываются негативными для Татищева: ведь выводы о том, что его уникальные сведения нельзя использовать в конкретно-исторических исследованиях, на самом деле равнозначны обвинительному приговору.

Могут ли эти примеры быть признаны образцами широкого и комплексного исследования? Едва ли. Вот как, например, Добрушкин разбирает уникальные сообщения Татищева под 6621 (1113) г. В самом начале он утверждает, что "вся татищевская статья под 1113 г. (по 1-й редакции "Истории") основана на соответствующей статье Ипатьевской летописи"[56], хотя на самом деле эта летопись Татищеву не была известна: историк пользовался близкими к ней и не дошедшими до нас Раскольничьей и Голицынской летописями[57]. Что содержалось в них, никто сейчас достоверно сказать не может, а потому сам по себе текст Ипатьевской летописи не дает оснований для каких-либо суждений о тех сведениях историка, которых попросту нет в этой летописи.

Согласно I редакции, "по смерти Святополка кияне, сошедшеся на вече у святыя Софии, избраша вси на великое княжение Владимира Всеволодича. И по вече, избравше мужии знаменити, послаша ко Владимиру, рекий: "Поиди, княже, на стол отень и дедень". Се слышав, Владимир плакася горце по брате своем, имяше жалость велию по нем, и не иде в Киев, размышляючи, реки: "Да не како Святославичи, яко большаго брата сынове зарезав, востанут на мя и изженут от Киева". И хотяше послати ко Давидови уладитися о сем без пря"[58]

Во II редакции этот эпизод действительно изложен иначе: "По смерти его киевляне, сошедшись к церкви святой Софии, учинили совет о избрании на великое княжение, на котором без всякого спора все согласно избрали Владимира Всеволодича. Киевляне по всеобчем избрании на великое княжение Владимра немедля послали к нему знатнейших людей просить, чтоб, пришед, приял престол отца и деда своего. Владимир же, уведав о смерти Святополка, вельми опечалился и горько о нем плакал, зане имели междо собою любовь, яко родные братья, но в Киев идти не хотел, разсуждая что Святославичи Давид и Олег, яко старейшего брата дети, могут войну противо его начать, и для того к ним послал, желая о том договор безсорной учинить"[59].

Версия Ипатьевской летописи такова: "наутрия же въ семы на 10 день свhтъ створиша кияне послаша к Володимеру глаголюще: "Поиди, княже, на стол отенъ и дhденъ". Се слышавъ, Володимеръ плакася велми и не поиде жаляси по братh"[60].

Добрушкин разбирает данные тексты и приходит к следующим выводам: 1) текст II редакции "представляет собой не простой перевод сообщения 1-й редакции на современный Татищеву язык, а именно вторую редакцию сообщения"; 2) размышление Владимира об отказе сесть в Киеве в 1113 г. отсутствует в Ипатьевской летописи и потому имеет своим источником... сходное по форме летописное свидетельство под 1093 г.[61]; 3) имеющееся только во II редакции сообщение о приглашении киевлянами Владимира на княжение еще в 1093 г. является позднейшим домыслом Татищева[62]. Все эти выводы излагаются сначала в сослагательном наклонении, т.е. вроде бы остаются всего лишь предположениями, однако финал статьи Добрушкина почему-то звучит вполне однозначно: хотя Татищев в прямом смысле слова ничего не выдумывал, однако он интерпретировал и редактировал источник, вводил новые сообщения, нарушая тем самым равновесие в системе фактов источника[63].

К сожалению, оценивая реальные результаты данного исследования, приходится признать: в отличие от Татищева Добрушкин выдумал очень многое именно в прямом смысле слова. Во всяком случае всем его предположениям нетрудно противопоставить другие, имеющие своим преимуществом то, что они не построены на прямом сопоставлении с Ипатьевской летописью, т.е. с источником, которым Татищев не пользовался. Например, гораздо естественнее предположить, что разница I и II редакций является не плодом фантазии Татищева, а простым следствием того, что при написании текстов использовались разные летописи (скорее всего Раскольничья и Голицынская), близкие к Ипатьевской летописи, но в то же время отличные от нее и друг от друга. За те несколько лет, что разделяют редакции на древнем и новом наречиях, Татищев, занятый множеством иных – практических – дел, мог не помнить все подробности I редакции[64], и потому несогласованность имеющихся в его текстах версий сама по себе не говорит о сознательной переработке первоначального сообщения.

Могли ли киевляне дважды – в 1093 и 1113 гг. – предлагать Владимиру Мономаху киевский стол? Не только могли, но наверняка это делали, поскольку все тексты – в том числе и "ипатьевский" – косвенно это подтверждают: иначе зачем было бы им помещать рассуждения князя о неизбежности борьбы со старейшими двоюродными братьями – сначала со Святополком, затем – со Святославичами? Рассуждения сына младшего из Ярославичей, не имевшего никаких формальных прав на престол, не рассчитывавшего на прямую поддержку киевлян, были бы пустой, бессмысленной абстракцией и могли появиться в летописи только потому, что возможность его вокняжения в Киеве была реальной. Поэтому уникальное сообщение II редакции о приглашении Владимира Мономаха на киевский престол в 1093 г. совсем не обязательно является домысливанием Татищева: оно вполне могло быть реальной информацией, опущенной в I редакции. Во всяком случае это куда более похожая на истину гипотеза, чем домысел историографа, основанный на тексте Ипатьевской летописи, о "рассуждении" 1093 г. как источнике "татищевского известия" под 1113 г.

Два других сообщения 1113 г. (о сражении Мстислава с Олегом и княжеском съезде), проанализированные Добрушкиным, на самом деле имеют ярко выраженный хронологический подтекст. Во-первых, В.Н. Татищев под 6621 (1113) г. сообщает о событиях, на самом деле состоявшихся в 6604 (1096) г. Заметив, что аналогичное сообщение в Никоновской летописи помещено и под 6633 г., при описании вокняжении Мстислава в Киеве, Добрушкин приходит к выводу, что Татищев сконструировал текст о битве Мстислава с Олегом на основании "никоновского" материала[65].

Во-вторых, княжеский съезд, постановивший изгнать "жидов" из Русской земли, Татищев в разных своих работах датирует по-разному: помимо 1113 г. он называет 1124, 1125 и даже "неприемлемый" 1126 г.[66] По мнению Добрушкина, это бесспорно доказывает, что сообщения об этом съезде В.Н. Татищевым просто выдуманы[67].

Однако не так все просто. Что касается первого, то Добрушкин не доказал и никоим образом не мог доказать, что Татищев сам сочинил сообщение о Мстиславе и Олеге под 6621 (1113) г., а не заимствовал его из какого-либо источника. Кроме того разночтения, приведенные Добрушкиным для княжеского съезда, вовсе не являются для летописной хронологии чем-то особым, а тем более уникальным. Чтобы убедиться в этом, далеко ходить не надо: смерть Владимира Мономаха датирована в летописях не только "правильными" 6633 мартовским и 6634 ультрамартовским, но и совсем не правильными 6624 и 6627 гг.[68], которые оказываются искусственными, возникшими в результате позднейших пересчетов. Поскольку Татищев совершенно не виновен в происхождении ни этих, ни других подобных летописных датировок, то приходится признать, что выдвинутые Добрушкиным хронологические доводы не доказывают факт татищевских преступлений.

Между тем в обоих случаях вполне возможно, что разбираемые разночтения возникли в результате неоднократных хронологических пересчетов. Например, исходный 6604 г. путем двукратного увеличения при помощи стилей-8 или -9 вполне мог превратиться сначала в 6612 или 6613, а затем в тот самый 6621 г. В свою очередь и "никоновская" датировка (6633) при посредстве стилей-9 и -10 могла подобным же образом возникнуть из той же исходной даты[69].

Еще проще обстоит дело с датировками съезда: три даты одного и того же события с разницей в 1 год встречаются в русском летописании столь часто, что только перечисление событий, имеющих такие разночтения, утомит самого терпеливого читателя. Поэтому - сразу к сути: в подавляющем большинстве случаев такое сочетание свидетельствует о применении стилей-8, -9 и -10, а значит, ряд из 1124, 1125 и 1126 гг. на самом деле означает, что княжеский съезд произошел не в 1113, а в 1124 г.: 6632 (1124) – 5508 = 1124; 6633 (1125) – 5509 = 1124; 6634 (1126) – 5510 = 1124. Таким образом, дата 6621 является искусственной, скорее всего возникшей при помощи стиля-11 (6621 + 11 = 6632).

Так что и в данном случае надо не винить В.Н. Татищева, а благодарить его за добросовестность, а также признать, что фантазия историографа XX в. далеко превосходит фантазию историка XVIII в. Подводя же общий итог, надо сказать: для того, чтобы закрыть пресловутый "татищевский вопрос", весьма полезно провести исследование такого рода, что предлагал Е.М. Добрушкин. Но необходимо принять к его программе несколько поправок: 1) априори не видеть в В.Н. Татищеве преступника; 2) исследовать весь хронологический материал "Истории Российской" в его взаимодействии с летописными датировками; 3) прежде, чем приступать к татищевской теме, исследователь должен хорошо знать весь летописный материал; 4) прежде, чем выносить суждения по тому или иному вопросу, историограф обязан убедиться в том, что в летописях не имеется тех "неправильностей", которые он заметил в работах В.Н. Татищева: 5) нельзя смешивать между собой возможность и действительность, гипотезу и факт. А с фактами у критиков В.Н. Татищева дела обстоят очень и очень неважно.

Редакционные примечания:

Статья вышла в свет в первоначальной редакции под названием: "Еще раз о "татищевских известиях" (хронологический аспект)" в: "Отечественная культура и историческая мысль XVIII-XX веков". Вып.3. Брянск, 2004.

Авторские примечания:

[1] Пештич С.Л. Русская историография XVIII в. Ч. 1-2. Л., 1961, 1965; Тихомиров М.Н. О русских источниках "Истории Российской" В.Н. Татищева // Татищев В.Н. История Российская. Т.1. М.; Л., 1962. С.39-53; Добрушкин Е.М. О методике изучения "татищевских известий" // Источниковедение отечественной истории. 1976. М., 1977. С.76-96 и др.

[2] Татищев В.Н. История Российская. Т.2. М.; Л., 1963. С. 93.

[3] Там же. С.79, 128.

[4] Там же. Т.4. М.; Л., 1964. С.179.

[5] Там же. С. 430.

[6] Там же. Т.2. С. 96.

[7] Там же. Т.3. М.;Л., 1964. С.58.

[8] ПСРЛ. Т.2. М., 1962. Стб 423.

[9] Иное объяснение такому счету см.: Рапов О.М. Русская церковь в IX - первой трети XII вв.М., 1988. С. 223-224; Пронштейн А.П., Данилевский И.Н. Вопросы теории и методики исторического исследования. М., 1986. С.71.

[10] Татищев В.Н. История Российская. Т.2. С. 94; ПСРЛ. Т.2. Стб. 196, Т.7. СПб., 1856. С.3, Т.25. М.;Л., 1949. С.12.

[11] Татищев В.Н. История Российская. Т.4. С.160, Т.2. С.95; ПСРЛ. Т.1. М., 1962. Стб. 206, Т.2. Стб. 198, Т.7. С.4.

[12] Если он этого не делал, а оставлял их в своем тексте, значит, естественнее думать, что он просто воспроизводил в своей работе оригинальную хронологию тех источников, которыми пользовался. А если так, то мы должны не ругать, а благодарить Татищева за эту его "оплошность"!

Ведь это ничто иное, как пример профессионального отношения к делу: если я не понимаю текст источника, я воспроизвожу его как есть и не порчу его своим некомпетентным редактированием. В таком случае Татищев оказывается куда более высоким профессионалом, нежели издатели Полного собрания русских летописей, считавшие нормой "исправлять" казавшимися им неверными летописные датировки!

[13] Это присутствует почти во всех источниковедческих работах XX в.: см, например, недавнюю, образцово показательную в этом отношении работу В.А. Кучкина (Кучкин В.А. Княжеский помянник в составе Киевско-Печерского патерика Иосифа Тризны. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1995. М.,1997), а также труд С.В. Цыба, где он сначала солидаризируется с Н.В. Степановым и А.Г. Кузьминым, не желавшими считать ошибкой летописца всякое несогласие между нашими априорными утверждениями и фактами летописей, а затем густо уснащает ссылками на палеографические ошибки свои весьма своеобразные реконструкции (Цыб С.В. Древнерусское времяисчисление в "Повести временных лет". Барнаул, 1995. С.11, 15, 17, 19, 23 и т.д.).

[14] Табличные данные по сравнению с публиковавшимися ранее пополнены за счет ряда летописей, а также хронологического материала из книг Я. Длугоша, В.Н. Татищева, М.М. Щербатова. Несколько изменен принцип отбора: в таблицу включены данные о юлианских датировках без учета различий в датах от СМ, из-за чего ряд показателей даже снизился. В любом случае абсолютные цифры не столь уж существенны - хотя бы потому, что бóльшая часть русских летописей остается не опубликованной. Важно то, что разночтения эти носят массовый характер и хорошо соотносятся с внутренней логикой лунно-солнечного календаря.

[15] При работе с древнерусским материалом применялись следующие программы – "RedShift-3", "Astronomy Lab" и отечественная "Восходы и заходы".

[16] Данилевский И.Н. Лунно-солнечный календарь древней Руси.// Архив русской истории. Вып.1. М., 1992.

[17] Независимо от меня к такому же выводу пришел и Р.А. Симонов.

[18] См, например: Симонов Р.А., Древнерусская книжность (В свете новейших источников календарно-арифметического характера). М., 1993. С.162.

[19] Независимо от меня к выводу о существовании последнего стиля пришел и С.В. Цыб (Цыб С.В. Методика историко-хронологического исследования (на примере древнерусской хронологии) // Источник. Метод. Компьютер. Барнаул, 1996. С.33).

[20] Степанов Н.В. Единицы счета времени (до XIII века) по Лаврентьевской и I-ой Новгородской летописи // ЧОИДР.1909. Кн. 4.; Степанов Н.В. К вопросу о календаре Лаврентьевской летописи // ЧОИДР. 1910. Кн. 4; Степанов Н.В. Календарно-хронологические факторы Ипатьевской летописи до XIII в. // ИОРЯС. 1915. XX. Кн. 2.

[21] См.: Журавель А.В. Лунно-солнечный календарь на Руси: новый подход к изучению // Астрономия древних обществ. М., 2002.

[22] Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М.,1977; Цыб С.В. Древнерусское времяисчисление... С.40-42.

[23] ПСРЛ. Т.1. Стб.142; Т.2. Стб.129.

[24] Там же. Т.4. Ч.1. вып.1. Пг., 1915. С.117 (Строевский список); Т.30. М.,1965. С.46; Т.1. Стб.162.

[25] Там же. Т.1. Стб. 162; Т.2. Спб., 1843. С.268.

[26] Там же. Т.15. М., 1965. Стб. 174; Т.16. СПб., 1889. Стб.42.

[27] Татищев В.Н. История Российская. Т.2. С.74, 238, 93; Т.4. С.145, 416-417, 158. Последнее число (34) – расчетное, полученное автором из даты рождения Ярослава (972/6580) в Оренбургском списке, и потому оно исключено из нашего разбора.

[28] Бережков Н.Г.Хронология русского летописания. М., 1963. С.167.

[29] Там же. С.253-258.

[30] Татищев В.Н. История Российская. Т.4. С.162.

[31] ПСРЛ. Т.1. Стб. 206.

[32] См. Данилевский И.Н. Лунно-солнечный календарь древней Руси С.130-132.

[33] Татищев В.Н. История Российская. Т.2. С.171.

[34] ПСРЛ. Т.2. Стб.340.

[35] Татищев В.Н. История Российская. Т.2. С. 169-170, Т.4. С.205-206.

[36] Там же. Т.2. С. 102, Т.4. С.165.

[37] ПСРЛ.Т.1. Стб. 228.

[38] Пентковский А.М. Календарные таблицы в русских рукописях XIV-XVI вв. // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. М., 1990. Вып.3. Ч.1. С.168-172.

[39] Татищев В.Н. История Российская. Т.3. С. 100, Т.4. С.282.

[40] Бережков Н.Г. Хронология... С.188-191.

[41] Это даст 6 дней разницы вместо нормальных 7-8.

[42] Восьмидневное превышение младшей даты в силу указанных причин сократится до 6 дней. Новогодия в обоих случаях для простоты приняты поздние, хотя когда на самом деле в 1173 и 1175 гг. начинался новый год – вопрос открытий.

[43] Новгородская I летопись старшего и младшего изводов. М.;Л., 1950. С.78, 296.

[44] ПСРЛ. Т.2. Стб.266.

[45] Там же. Стб.539.

[46] Бережков Н.Г. Хронологмя... С.180.

[47] Добрушкин Е.М. О методике... С.86-87.

[48] В последних двух случаях обе редакции дают свои датировки этот события.

[49] См.: Валк С.Н. О рукописях третьей части "Истории Российской" В.Н. Татищева // Татищев История Российская. Т.5. М.; Л., 1965. С.9-12; Валк С.Н. О рукописях четвертой части "Истории Российской" В.Н. Татищева // Татищев История Российская. Т.6. М.; Л., 1966. С.7-8.

[50] Ср.: Татищев В.Н. История Российская. Т.5. С.234; ПСРЛ. Т.12. М., 1965. С.7.

[51] А более или менее основательное овладение им возможно лишь после по крайней мере 3-4 лет систематических занятий. То есть обычный среднестатистический аспирант заведомо не может иметь должной квалификации при работе со всем массивом летописного материала.

[52] Пештич С.Л. О "договорах" Владимира с волжским болгарами 1006 года // Исторические записки. Т.18. 1946; Татищев В.Н. История Российская. Т.2. С.69, 282.

[53] Добрушкин Е.М. О методике... С.80.

[54] Не так давно Ю.А. Лимонов опубликовал в одном из академических сборников статью, где он разбирает на предмет достоверности данное татищевское известие. Положительное заключение, вынесенное в конце статьи Ю.А. Лимоновым, однако совсем не радует, поскольку автор ... спутал князей (Владимира Святославича с Владимиром Всеволодичем), т.е. сдвинул татищевскую датировку на 100 лет вперед. Самое удивительное, что эту забавную по сути "фальсификацию" не заметила редакционная коллегия, сплошь состоящая из докторов исторических наук (Древнейшие государства Восточной Европы. 1991. М.,1994. С.255-264)

[55] ПСРЛ. Т.1. Стб. 65; Т.2. Стб. 53.

[56] ПСРЛ. Т.2. Стб. 280.

[57] Тихомиров М.Н. О русских источниках... С.46-50.

[58] Татищев В.Н. История Российская. Т.4. С. 179.

[59] Там же. Т.2. С. 128-129.

[60] ПСРЛ. Т.2. Стб.275.

[61] "Володимеръ же нача размышляти река:"Аще язъ сяду на столh отца своего, то имамъ рать со Святополкомъ узяти, яко то есть столъ отца моего переже былъ" и тако размысливъ посла по Святополка Турову, а самъ иде Чернhгову…" (ПСРЛ. Т.2. Стб.208)

[62] Добрушкин Е.М. О двух известиях "Истории Российской" В.Н. Татищева под 1113 г. // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. III. С. 280-283. Этот сюжет под разными углами зрения активно обсуждался в литературе, например: Смирнов И.И. Очерки социально-экономической истории Руси XII-XIII веков М.:Л., 1963. С.254, 256, 260; Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор "Слова о полку Игореве" М., 1972. С.196-197; Кузьмин А.Г. О источниковедческой основе "Истории Российской" В.Н. Татищева // Вопросы истории. 1963. №9. С.218; Астраханский В.С. "История Российская" В.Н. Татищева: опыт текстологических, историографических и библиографических изысканий. М., 1993. С.91-100; Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч.1. Л., 1961. С. 250; Ч.2. Л., 1965. С.158.

[63] Там же. С. 290.

[64] Многие историки согласятся, что иногда проще обратиться к источнику и заново написать текст, чем разыскать собственную старую рукопись. Татищев же, проведший всю жизнь свою в разъездах, мог и не иметь ее в нужный момент под рукой. Именно потому, что мы не знаем точных обстоятельств, в которых находился историк при написании конкретных текстов, всякие догадки о его "редакциях" и "интерпретациях" весьма уязвимы и произвольны.

[65] Там же. С. 284-286.

[66] Владимир Мономах умер ведь в 1125 г.!

[67] Добрушкин Е.М. О методике... С.84-85.

[68] ПСРЛ. Т.1. Стб. 295 (6633); Т.2. Стб. 289 (6634); Т.33. Л., 1977. С.162 (6624); Т.16. СПб., 1889. Стб. 43 (6627).

[69] Здесь нельзя исключать и "качественного" подхода: летописец, рассказывая о князе, счел нужным вспомнить его давний подвиг. Потом этот текст мог подвергнуться хронологическому сдвигу на 10 лет, что порождало десятиричную дату смерти Святополка (6623), которую затем перевели в обычную мартовскую (6621).

Далее читайте:

Александр Журавель (авторская страница).

Татищев Василий Никитич (1686-1750), биографические материалы.

В.Н.Татищев. История Российская.

Журавель А.В. "Врун, болтун и хохотун", или Очередное убиение Татищева.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

> НА ГЛАВНУЮ > СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ > СТАТЬИ 2003 ГОДА >