|
|
Владимир МАКАРОВ
СЫН ЧЕКИСТА
Человек создан для счастья как птица для полета,
но счастье не всегда создано для человека»
В.Г. Короленко
1
В эпоху «Позднего социализма» бытовала формула-штамп: «Есть Мнение». Чье
мнение не уточнялось, выяснить было не возможно. Да и редко кто пытался
выяснять - опасно. Опасно для благополучия выясняющего. Граждане
предпочитали не выяснять, а действовать в соответствии с Мнением.
Социализм «приказал долго жить», а штампы остались. «Есть Мнение»-
вспоминать и размышлять имеют право только люди Выдающиеся или те, которые
были рядом с ними и при этом рассказ должен вестись опять же о них, о
Выдающихся.
Воспоминания и размышления рядового гражданина вызовут в лучшем случае
улыбку- «со свиным рылом да в калашный ряд».
Но я пишу для своих потомков, прежде всего, для сына. Очень надеюсь, что
кого-нибудь из них заинтересует, как жили их отцы и деды.
Первую попытку рассказать о Роде Макаровых сделала моя сестра Макарова
Галина Александровна. Она составила Родословную рода и кратко описала жизнь
пращуров. При этом в рассказе допустила ряд ошибок, о которых я уже писал в
«Заметках к Родословной».
Мой прадед Макаров Сергей Захарович переехал в Сибирь из
Тамбовской губернии. По словам моего отца, наш адрес: Тамбовская губерния,
Моршанский уезд, Лебедянская волость, деревня Лебедянка. Сергей Захарович
переселился в Сибирь, скорее всего в 1897 году, т.к. ехали до г. Красноярска
по "чугунке", а ж/д дорога к г. Красноярску подошла в 1896 году. В момент
переселения Дмитрию Сергеевичу –моему деду 1893 г. рождения было 4 года.
Прадед привез в Сибирь свою младшую сестру Федосью, которая вышла замуж за
Карпова Прокопия. В Родословной Г.А. подробно описала эту ветвь рода. Два
брата и две сестры Сергея Захаровича, видимо, остались на родине в
Тамбовской губернии. т. к. в Сибири о них никто и ничего не знает.
Сергей Захарович был прасолом (скупал скот) еще в России и продолжал этим
заниматься в Сибири. Он обладал недюженой силой – зубами поднимал 18 пудов
(связывали 9 2-х пудовых гирь, он брал в зубы веревку наклоняя голову,
выпрямлял шею отрывая при этом гири от пола). По рассказам отца дети С.З.
стояли на возвышенном месте и как только из-за мыса показывался пароход, они
кричали об этом С.З.- он кулаком ударял быка (бычка) меж глаз. Бык,
оглушенный этим ударом, падал на колени. С.З. перерезал ему горло и когда
пароход подходил к пристани, свежее бычье мясо продавалось туда. Надо
полагать, доходы были невысоки, т.к. Сергей Захарович гонял плоты вниз по
Енисею. Однажды сплавив плот, он возвращался домой последним (перед зимой)
пароходом, видимо при деньгах. Свидетели видели, как он входил на пароход и
все. Больше его никто не видел. В это время старшему из сыновей Дмитрию
Сергеевичу было 17 лет (видимо случилось в 1910 году). Дед Сергей был
грамотен и даже имел библиотечку. 2 полочки с книгами, на одной из полок
стояла бутылка водки и стопка. Читал он, стоя за конторкой, которая стояла
перед полками и иногда при этом выпивал. Только любимой его дочери Алимпиаде
позволял читать его книги. Как рассказывала баба Липа она, по примеру отца,
тоже прикладывалась к рюмочке. Однажды он заметил и строго наказал ее.
Иногда, выпивши, дед Сергей бежал топиться на реку. Не умея плавать, он
обвязывал себя под мышками вожжами и конец отдавал держать сыну Дмитрию.
Побродив в реке на вожжах и протрезвев, вылазил (в этом месте был обрыв) на
берег, говоря, что нынче вода холодная, поэтому он утопится в другой раз.
Его жена бабушка Агафья Петровна, по отзывам всех ее знавших (перед ВОВ она
была еще жива и моя мама много о ней рассказывала) была человеком добрейшей
души. Бабушка Агафья воспитала трех сыновей и восемь дочерей.
Его старший из сыновей мой дед Дмитрий Сергеевич продолжал дело
отца вплоть до революции (а может до германской войны 1914 года), но плотов
уже не гонял. Он женился, видимо по расчету, взяв в жены Песегову Секлетею
Сарапионовну, которая была его старше на один год (Макаров Д.Д. у нее
родился в 1913 году, видимо, в момент замужества ей уже было 20 лет- по тем
временам перестарок, т.к. тогда девушек замуж выдавали в 16-17 лет). По
словам отца Макарова А.Д. и бабы Липы дед жену не любил и порой вел себя по
отношению к ней издевательски (в моральном плане, рукам воли не давал-
Макаровы своих жен не били). Она была из зажиточной семьи местных
аборигенов. Не надо забывать, что Макаровы были переселенцами и логично
предполагать, что они испытывали в связи с этим значительные сложности. Те,
кто переселился в Сибирь позднее них, особенно перед германской войной 1914
года (столыпинская реформа) до советской власти жили в бедности , по
выражению стариков: "сопли на кулак мотали". До сих пор в верховьях Енисея
фамилия Песегов встречается не так уж редко, мне приходилось разговаривать с
людьми носящими эту фамилию (однофамильцы) – их предки были казаками. Только
на Енисее живут чалдоны (река Чал приток Дона), так что предки бабушки
Секлетеи, возможно, казаки. Выяснить это вряд ли уже возможно – род
Песеговых прекратил свое существование.
Дмитрий Сергеевич был статен, красив, имел сильный голос, не был
стеснительным- за словом в карман не лез. В своих многочисленных поездках
входя в дом посторонних людей прежде всего требовал, чтобы его накормили.
Убит при не выясненных обстоятельствах сторожем то ли водокачки, то ли
угольного склада ж/д станции Шира зимой 28-29 годов. Именно его убийство
перед самой кампанией раскулачивания дало повод для легенды о том, что дед
был убит кулаками в период коллективизации. Мне неизвестно что писал отец
Макаров А.Д. в анкетах, а в обычной жизни на вопрос как погиб его отец
всегда отвечал, что Макаров Д.С. был убит кула-ками.
После смерти Дмитрия Сергеевича его вдова была раскулачена ( так дом деда
Сергея стал колхозным – он был реквизирован при раскулачивании бабушки Кеи)
и выслана в Туруханский район тогда Енисейской губернии (сейчас это север
Красноярского края), где несколько лет (не меньше 3-х) работала на засолке
знаменитой туруханской селедки. Жила в казарме в собачьих условиях (на
момент высылки ей было 38 лет), тогда то и появился солдат. Досталось ей,
конечно, лихо, нужно учесть то, что она была из зажиточной семьи и в детстве
и юности не работала, замужем тоже себя не утруждала (по выражению бабы
Липы)- по дому вкалывали бабушка Агафья и ее дочери. Я не осуждаю бабушку,
что она не повезла с собой детей в ссылку в Туруханск, а оставила их бабе
Липе (одному было в это время 15 лет, второму –13). Жили братья не у бабы
Липы, а отдельно вдвоем в какой-то избе. Надо отметить, что братья ссорились
очень редко, они очень любили друг друга и не стеснялись проявлять свои
чувства. При этом часто казалось, что не Д.Д. старший, а А.Д., т.к. отец мой
имел более сильный характер, был более активен, много сильнее физически и
более упрям, хотя надо отметить, что упрямства Д.Д. было тоже не занимать.
Умерла бабушка Кея в возрасте 81 года (арифметика простая 1892-1973). У нее
был старческий маразм в исключительно сильной форме. Этим в последние годы
жизни страдал и мой отец, правда, у него проявлялось во много раз слабее,
чем у бабушки. Отец не мог спокойно говорить о своей матери, он люто
ненавидел ее, не любил и своего родного дядю Песегова Николая Сарапионовича.
Он очень переживал, что они с братом походили на мать, особенно, Д.Д. (как
две капли с бабушкой Кеей), А.Д. все-таки немного похож на своего отца
Дмитрия Сергеевича.
Макаров Дмитрий Дмитриевич старший брат моего отца голоса не имел и я не
помню, чтобы он когда-либо пел. В Красноярске жил в годы ВОВ и служил
(именно так наши предки не работали, а служили не за страх, а за совесть)
начальником Кировского райотдела милиции. Плясал он великолепно и хорошо
играл на баяне и, особенно, на гармошке ("хромке"). Всю свою жизнь проходил
в мундире – мне, кажется, и костюма у него никогда не было (нашим предкам
государство за службу, которую несли они нередко рискуя жизнью, платило не
густо), но автомобиль «Москвич» первого года выпуска имел.
Макаров Александр Дмитриевич (мой отец) родился в с. Сорокино
Оставшись без отца, а вскоре и без матери он пас сначала овец, потом коров,
затем лошадей. После чего работал на конезаводе – объезжал диких лошадей.
Окончив курсы работал перед армией бухгалтером. Образование у него 5 классов
+ курсы бухгалтеров. Справку об окончании 9 классов ему сделал знакомый
директор школы. Перед службой в армии он какое-то время (очень не
продолжительное) жил с женщиной по фамилии Соседкина. Когда он проходил
срочную службу родилась Тамара (1937 г.), Соседкина выставила двух
свидетельниц, что отец А.Д. и он 18 лет до 1955года включительно платил
алименты. Будучи взрослым я однажды ему задал прямой вопрос: его дочь Тамара
или нет. Он ответил: "Как на духу - не знаю, может и моя, а может и нет".
После службы в армии отец с Соседкиной не жил. Через два года после службы в
армии (2 мая 1940г.) отец женился на маме. Примерно до 1955г. на наш адрес
приходили письма Соседкиной (по нескольку в год). Естественно я их не читал,
но точно знаю, что в них содержались всяческие оскорбления моей матери. В
такие дни в семье всегда были скандалы, слезы матери - она требовала от
отца, чтобы он прекратил эту переписку. Возмущалась, почему Соседкина
оскорбляет ее- ведь когда она вышла за отца он уже 4 года не жил с
Соседкиной и, выходя за отца, мама ни о какой Соседкиной не подозревала.
Отец клялся, что он Соседкиной не пишет, а приказать почте не доставлять эти
письма не может. Бабушка Кея не хотела, чтобы отец жил с моей мамой, эту
переписку поощряла и через нее Соседкина узнавала наш адрес. В 1956г. моя
мама (святая женщина) уговорила отца пригласить Тамару к нам отдохнуть, т.к.
алименты отец уже не платил, а помогать было не из чего. Тамара жила у нас
месяц, мама, перед этим экономя на всем, скопила деньги и купила ей отрез на
платье по тем временам из очень дорогого материала. Буквально через
несколько дней после отъезда Тамары (она в то время была студенткой ТГУ -
вычислительная техника) в газете «Красноярский рабочий» статья о том, что
ряд отцов бросили своих детей, скрываются и не оказывают им никакой помощи и
в списке фамилия, имя и отчество моего отца. Отец, прочитав статью, заявил:
" не было у меня дочери Тамары и больше не будет"- досталось и маме, т.к.
она уговорила отца пригласить Тамару в гости. Однажды в Красноярске (я
учился уже в институте, бабушка Кея жила у нас) вдруг приезжает Тамара на
личной машине (она была уже замужем в Красноярске-26 и с ней жила ее мать
Соседкина) за бабушкой – детскать погостит то ли у них, то ли у Людмилы
Давидян вместе с ними (Тамара и Людмила вместе учились в школе и были
подругами). Отец закрылся с Тамарой, было слышно, что говорили они на
повышенных тонах- она уехала без бабушки Кеи и больше в нашу жизнь ни она,
ни Соседкина не вмешивались.
В армии отец служил в Забайкайле на знаменитой станции Даурия (именем
станции назван роман, которым в свое время зачитывалась вся страна) в конной
артиллерии. Во время службы были занятия на плацу на конях, но только по
выездке, вольтижировкой не занимались. Тогда во время учений отцу оторвало
осколком снаряда фалангу указательного пальца левой руки. После службы в
армии в 1938 году отец по примеру старшего брата поступил в милицию, но в
том же 1938 году перевелся служить в органы госбезопасности. Вначале служил
в г.Абакане, где родился я за пять месяцев до начала ВОВ. В 1942 году я
заболел корью, отец нашел какую-то фельдшерицу. Шла война – все врачи
работали в военных госпиталях, гражданских лечить было просто не кому. У
меня была температура свыше 40 град., а фельдшер заставила положить мне на
голову лед из колодца. Назавтра меня парализовало. С большим трудом отец
добился, чтобы меня положили в солдатский госпиталь, там установили диагноз-
"коревой энцефалит" и спасли мне жизнь. Фельдшерица была еврейкой, с той
поры родители мои к евреям относились с недоверием и считали, что те только
и думают чем и как навредить русскому человеку. В 1943 году отец был
переведен в село Даурское. В те времена никто не спрашивал желания –
поступали так, как требовало дело и считало руководство, на сборы при этом
давалось 24 или 48 часов. Отцу было дано на руки предписание – в 24 часа
выехать к новому месту службы на должность начальника районного отдела МГБ
(министерство государственной безопасности). Для отца это было большое
повышение (ему было 27 лет). После переезда в Даурское он почти сразу уехал
в длительную командировку на 1,5 года. В течении этих 1,5 лет мама иногда
звонила в Красноярск по определенному телефону и ей говорили, что ее муж
жив- переписка же была запрещена. Через многие десятилетия (когда я приезжал
в отпуск из Электрогорска незадолго до смерти родителей) отец рассказал мне,
что в это время он находился в Кабардино-Балкарии и во главе отряда
красноармейцев (таких отрядов там был не один десяток) выселял коренной
народ. Когда сейчас пишут, что народы Кавказа были выселены чуть ли не за
два часа - неправда (см.
Чечня: от революции до
депортации, 1917 - 1944 годы). Действительно основная
масса выселена была очень быстро (окружали населенный пункт, на сборы давали
2 часа). Но как сейчас в Чечне, днем тихо, наступает ночь – стрельба, отряды
красноармейцев занимают круговую оборону и отбивают нападение. Светает –
снова тишина, хотя, как говорил отец, и днем могла прилететь пуля в затылок
неизвестно откуда. Отец считал, что на фронте бойцы знали, где враг и
поэтому им было легче. Кошмар этот продолжался около 1,5 лет - отец вернулся
в конце 1944 года. В этот период почти все чекисты, которые там были
подавали неоднократно рапорты об отправке на фронт. Ни один рапорт
удовлетворен не был. В г. Нальчике отцу пришлось задерживать и отправлять в
ссылку начальника областного управления МГБ. На мой вопрос не оказал ли тот
сопротивления отец ответил: " Нет, сам достал и отдал табельное оружие. Он
был профессиональный революционер, член партии с дореволюционным стажем и
лучше меня мальчишки понимал, что происходит".
Вернувшись отец продолжил службу в должности начальника районного отдела
МГБ. Сталин лично установил чекистам распорядок дня: с 9-00 до 17-00 на
службе, до 20-00 отдых, с 20-00 до 2-00 служба и так до 1954 года, так что
видел я отца дома редко. В этот период у него явно закружилась голова.
Молодой еще человек он получил огромную власть над людьми, к тому же он
только что вернулся из командировки с Кавказа, где нередко только он решал
оставить человеку жизнь или нет. Как говорили, первый секретарь райкома
боялся обидеть отца и за стол (застолье) без него не садился, об остальных
жителях района и говорить нечего. Отец начал выпивать сначала изредка, потом
все чаще и чаще. Он всю жизнь изменял матери, а в тот период в него словно
бес вселился – не пропускал ни одной юбки. А с одной секретаршей жил почти в
открытую. Однажды на улице старшие дети из компании, в которой я играл,
научили меня подойти к ней и попросить конфету – весь район (даже дети) знал
об этой его связи. Район был телефонизирован, а жены районного начальства и
председателей колхозов, сельсоветов, директоров совхозов неплохо друг друга
знали - некоторые дружили, т. к. было принято по революционным праздникам
собирать деревенское начальство с женами в район на торжественное собрание,
после которого была культурная часть, которая в основном сводилась к танцам
и выпивке. Когда отец уезжал в командировку по району, наутро какая-нибудь
"добрая душа" звонила матери: " Твой то сегодня с такой-то спал". Отца в
этот период я видел редко, либо спящим, либо пьяным либо они выясняли
отношения с матерью (скандалили). Однажды мама в запальчивости заявила отцу,
что она его спящего зарубит, он был убежден, что она может это сделать и
после этого, если вечером был скандал, он собирал все топоры в комнату, где
спал и запирался там на ночь. Были случаи утром нет дров затопить печь, а
наколоть нечем – все топоры у отца, а его Величество еще почивает. Мать в
этот период часто плакала, она была в отчаиньи и не знала, что предпринять.
В конце 46 или в начале 47 года убили председателя кулацкого колхоза по
фамилии Берчак. Членами колхоза были кулаки, высланные в Даурский район во
время коллективизации, между прочим, был самый передовой колхоз в районе и,
по моему, в крае. Расследовал убийство отец, т. к. убили председателя самого
передового колхоза, то сразу решили, что это дело политическое, поэтому
занималось им МГБ, мало того из Красноярска специально был командирован
офицер в звании полковника - начальник одного из отделов краевого управления
МГБ. Этот отдел то ли курировал Даурский райотдел, то ли райотдел ему
подчинялся (естественно я не знаю структуру органов МГБ) – одним словом,
прямой и непосредственный начальник отца. Он жил у нас – уже пожилой дядька
был очень добрый (по крайнем мере с нами). По доброму относился к матери, со
мной по утрам наперегонки бегал открывать ставни. Заметив однажды, что у
матери глаза на мокром месте он поинтересовался, что случилось. Как говорила
мама так участливо с ней за всю ее жизнь никто не говорил. И она рассказала
ему все о поведении отца - он был ошеломлен и возмущен. Он не знал о таком
поведении одного из лучших своих сотрудников. Как говорила мама выслушав ее
(они были вдвоем) он как-то обозвал отца, сказал, что он ему задаст, и
добавил: "Готовьтесь к переезду в Красноярск". После этого отец присмирел, а
осенью 1947 года его (значит всю семью) перевели в Красноярск. В Красноярске
мы жили на улице Урицкого в квартале между улицами Диктатуры Пролетариата и
Перенсона на стороне улицы, которая ближе к Енисею во втором (возможно
третьем) доме от угла Диктатуры-Урицкого. В 1984 году дом еще стоял. Дом
деревянный, двухэтажный, двухподъездный. 2-ой подъезд от ворот. На каком
этаже не помню, в 2-х комнатной квартире занимали одну комнату, во второй
комнате жила семья Чертищева, тоже сотрудника МГБ. Помню, что в этом доме не
только в этой квартире жили семьи чекистов. В Даурском мы одни занимали
пятистенный дом, сколько было в нем комнат не помню, но была отдельная от
кухни комната для приема пищи - столовая. В Даурском отец был начальником,
царь и бог района, в краевом управлении один из ряда оперуполномоченных. Он
очень переживал. Зная о разговоре матери с его начальником всю оставшуюся
жизнь винил ее, что она загубила его карьеру.
В Красноярске его служебной обязанностью был надзор за деятельностью
религиозных сект. Поэтому он прекрасно разбирался чем отличаются баптисты от
свидетелей Иеговы, те от хлыстов, хлысты от аквендистов седьмого дня и т.д.
Один из его агентов внедрил в секту баптистов свою жену, а та уверовала в
учение баптистов и стала фанатичкой. Через двадцать лет ( отец уже работал
на гражданке) этот бывший агент вдруг однажды заявился к нам. Мама работая
на шелковом комбинате застраховала свою жизнь. А он работал в это время
агентом Госстраха и обслуживал наш участок. Раз в месяц он являлся к нам за
очередным взносом. Очень был забавный старик, носил очки, а когда писал или
читал поверх их одевал еще одни очки, пил чай и рассказывал, как он "воюет"
со своей старухой. У них не было даже телевизора- вера не позволяла, но был
очень хороший приемник, т.к. она слушала проповеди из Сан-Франциско.
Во второй половине 1948 года в Богучанах освободилось место старшего
оперуполномоченного районного отдела МГБ ( на правах заместителя начальника
) отец подал рапорт с просьбой перевести его туда. К рапорту приложил
справку о том, что его дочь Галина больна туберкулезом и ей нельзя жить в
городе, т.к. город усугубляет ее болезнь, врачи рекомендовали сосновый бор,
который в Богучанах был в избытке. Просьба была удовлетворена и в конце
сентября 1948 года (я проучился в первом классе школы №10 г. Красноярска 3
недели) на гидросамолете (американский дуглас) мы прилетел в Богучаны. Перед
полетом я и сестра болели коклюшем - оба заходились в кашле, никакое лечение
не помогало. После 2-х часов полета у обоих кашель как рукой сняло.
В 1955 году численность органов госбезопасности сократили в несколько раз,
их подразделения оставили только в крупных городах, служить оставляли только
тех сотрудников, у которых было образование не ниже среднего. Отец был
вынужден перевестись из МГБ в МВД и был назначен комендантом на станцию
Тинская (300 км восточнее Красноярска). В его обязанности входил надзор за
высланными (чтобы не разбежались), их трудоустройством и бытом.
Через год в 1956 году его подопечные были освобождены, комендатуры
ликвидированы. Ему удалось перевестись в милицию. Работу милиции чекисты
считали грязной, к работникам милиции относились с пренебрежением (и мой
отец считал также ). И вот судьба заставила там работать. Он очень тяжело
переживал. Сначала работал старшим оперуполномоченным отделения милиции на
речном транспорте. Отделение располагалось на территории Красноярского
судоремзавода (потом в этом доме располагалось ЖКО судоремзавода). После
ликвидации транспортной милиции последние перед пенсией по выслуге лет 2-3
года служил в отделе милиции Центрального района города Красноярска.
Отец физически был хорошо развит, имел высокую общеобразовательную
подготовку. Самообразование, несколько раз оканчивал университет
марксизма-ленинизма, постоянное общение на работе с высокообразованными
людьми – ведь основная масса арестованных органами госбезопасности это
интеллигенция. Многие не верили, что у него не было высшего образования.
Художественную литературу читать не любил, на моей памяти он прочел всего
две книги: Медведев "Сильные духом" и Вершигора "Люди с чистой совестью".
Предпочитал художественной литературе статьи на исторические темы, особенно,
о жизни великих людей. Статьи, вырезки из них хранил, но специально не
собирал. Его настольной книгой был словарь иностранных слов. На кинофильмы
ходил не часто, но популярных артистов знал. Фильм "Чапаев" смотрел более
20-ти раз и знал наизусь.
Любил верховую езду, но только на хорошем коне. В седле сидел очень красиво
и кони его слушались. Если же конь не подчинялся он приходил в бешенство,
пинал его и несколько раз мне пришлось видеть, как он бил лошадь по храпу
(самое нежное и поэтому самое больное место у лошадей). Был страстным
охотником – почти все отпуска проводил на охоте. Охотился на медведя (лично
убивал), сохатого, коз, белку, соболя. Почти никогда не охотился на лису,
зайца и птицу- охоту на них считал пустой забавой. Однажды зимой охотился на
сохатого вдвоем с Марчуком Петром. По рассказу Марчука сохатый шел по тропе
на дне оврага, а они были в засаде наверху, оба стреляли, но не убили.
Сохатый уходил и когда он проходил мимо них, отец в азарте сверху прыгнул
ему на спину и сидя верхом охотничьим ножом перерезал ему горло. Охотился он
с нарезным оружием, в оружии хорошо разбирался и метко стрелял.
Жену и детей своих он любил, но не терпел никаких возражений. Мама никогда
ему и не возражала, но проводила какую-то работу с ним (без детей) –
проходило несколько дней и он вдруг безапелляционно заявлял - будет вот так
и озвучивал решение, которое порой было противоположным первоначальному, как
правило, это было то что хотела мама. Отец же был искренне убежден, что это
решение он принял сам – ничьих решений, кроме своих он не признавал. Он до
самозабвенья любил младшую дочь Галину. Возможно, потому что и внешне и
характером она походила на него как две капли, кроме того, она росла, когда
отец значительно больше времени проводил в семье, чем когда был маленьким я.
Старался выполнить любые ее прихоти и последнюю треть его жизни она
"вертела" им как хотела.
Отец любил погулять в компании и выпив всегда с удовольствием и много пел. У
него был очень сильный, красивый голос. Тенор, похожий на голос Лемешева,
слушать которого он очень любил и не любил Козловского. В пятидесятых годах,
когда после смерти Сталина стало больше свободы, он выступил однажды на
районном смотре художественной самодеятельности. Имел большой успех и был
лауреатом конкурса.
Я никогда не видел и не слышал, чтобы отец пил ради того, чтобы напиться.
Политически он был активен- 14 раз избирался секретарем первичной партийной
организации, несколько лет был членом ревизионной комиссии Кировского
райкома КПСС г. Красноярска. Не терпел никаких отступлений от закона,
однажды на моих глазах столкнул человека на лестничной клетке со 2-го этажа
в ответ на предложение взятки в 100000 руб. ( по тем временам огромная
сумма). Он пришел в бешенство только от того, что ему посмели предложить
взятку.
Мой отец Александр Дмитриевич, дед Дмитрий Сергеевич и прадед Сергей
Захарович были людьми не ординарными, натурами страстными, яркими
представителями людей из народа, Русского народа, которого "умом не понять".
Макарова (Налимова) Анастасия Григорьевна – моя мама родилась в деревне
Старопершино Шадринского района Курганской области (в момент ее рождения
Шадринский район входил в Челябинскую область и поэтому, совершенно
справедливо, она говорила, что родилась на Урале – она до конца дней
"окала"). Деревня Старопершино существует до сих пор и когда в конце 30-х
годов она ездила туда за справками для получения паспорта, ее еще помнили и
она жила у родственников, оставшихся в деревне. Отец ее Григорий 25 лет
служил солдатом. Вернулся со службы больным (возможно результат ранения) и
вскоре умер. Моей маме было в это время 8 месяцев. Семья жила у деда
Филиппа- отца матери моей мамы. Бабушка Фекла (мать моей мамы) подрабатывала
шитьем, когда она умерла моей маме было 6 лет, ее старшему брату Василию
Григорьевичу-16 (он 1910 года рождения), был еще брат Сергей Григорьевич
старше мамы, но моложе Василия Григорьевича. Все трое после смерти матери
жили у деда. В 1930 или 1931 году во время голода Василий Григорьевич с
семьей (он уже был женат) переехал в Сибирь и увез с собой Сергея и
Анастасию. Их дед и бабушка или уже умерли, или умерли после их отъезда.
Мама окончила 3 класса, в Сибири она уже не училась. Тем не менее она любила
художественную литературу и много читала. Она знала множество поговорок и
пословиц и постоянно пересыпала свою речь ими. Писать же, практически, не
умела и при необходимости только расписывалась.
Год или два после переезда нянчила детей. С 12 лет стала работать на
маслозаводе, где мастером работал Василий Григорьевич, а в свободное от
работы время нянчила его детей. Видимо ей так "хорошо" жилось и работалось,
что она в 15 лет ушла работать в колхоз (при этом ушла из семьи брата).
Сначала работала поварихой на лесоповале (жила вместе с бригадой колхозных
лесорубов в тайге), а затем дояркой. В колхозе она работала 3 года. Получив
паспорт ушла из колхоза и работала года два в больнице санитаркой. Выйдя
замуж за отца на производстве не работала до начала 60-годов, когда пошла
работать на шелковый комбинат ради того, чтобы я получил высшее образование,
т.к. жить только на зарплату отца в краевом центре было не возможно. Когда
мы жили в сельской местности, был огород (в Даурском 30 соток). Держали
корову, растили теленка, свиней (бывало до трех кабанов одновременно), 20-30
кур, а еще три собаки (ведь страстью отца была охота)- все это выращивала,
кормила, поила, доила мама, у меня язык не поворачивается сказать, что она
не работала- вкалывала от темна до темна. Зарплата у отца была не высока, а
из нее еще 25%- алименты. В городе же на балконе держать все это не будешь.
Как только я окончил институт, отец и я настояли, чтобы мама уволилась с
Шелкового, т. к. работа там была физическая, очень тяжелая, а она уже тяжко
болела. Не смотря на ее болезнь родители в 1963 году взяли садовый участок,
который полностью "лег" на нее. До последних своих дней она работала
физически и врачи, удивляясь, что она с ее болезнями еще жива, не один раз
говорили, что живет она, потому, что работает физически.
Не могу не рассказать об одном эпизоде. На станции Тинская по соседству жил
Морковин Валентин (русский). Мужик громадного роста, когда ему было 18 лет
он влюбился в цыганку и три года жил в цыганском таборе кочуя вместе с ним
по России. Получив отставку у своей цыганки он осел, женился на русской
женщине, родились дети. Выпив он избивал свою жену, если она успевала, то в
любое время суток и при любой погоде убегала в том, в чем была. Однажды часа
в 2 ночи она прибежала к нам. Морковин заметив, что она забежала к нам, стал
ломиться в дом. Отец мой рассвирепел и, сказав сейчас он ему «откроет» стал
доставать пистолет. Мама боясь, что отец застрелит Морковина не пустила отца
и взяв керосиновую лампу (электросвет ночью не горел) пошла в сени и открыла
входную дверь. Но дальше сеней она Морковина не пустила, как я не знаю –
помню только в один из моментов она кричала: "Залил шары! Сейчас я их тебе
выжгу!" На другой день она воспитывала его жену: "Не убегай, а что есть под
рукой тем бей его со всей силой, да не выбирай куда ударить, куда попадешь
туда попадешь". Та, как не боялась, что муж ее убъет, последовала совету.
Один раз разбила о его голову разделочную доску, второй раз стулом сломала
ему палец. После этого он прекратил бить жену, только матерился и кричал,
что ее научила этому царь-баба (так он называл маму). Громадный мужик – он
боялся мамы, а росту в царь-бабе было менее 160 см.
Мама была очень добрым человеком, но скуповатая, а отец - широкая натура –
не понимал как можно беречь деньги если они есть, нет- занять и купить то,
что в эту минуту хочется, хотя потом окажется что этого вообще покупать не
надо было. Не понимал как это копить деньги, и мог отдать и деньги вещи
тому, кто попросит. Но под самый конец жизни он резко изменился и стал "плюшкиным".
Налимов Василий Григорьевич в 1942 году был мобилизован и в первом же бою
был ранен в переносицу и раненым попал в плен. В 1945 году он был освобожден
в Италии американскими солдатами. Кстати ни он, ни дядя отца Макаров
Григорий Сергеевич (тоже был в плену) из-за этого не пострадали и пробыв
небольшое время в фильтрационных лагерях прибыли домой. Когда Василий
Григорьевич попал в плен, то об этом сразу в 1942 году стало известно. И с
родителей потребовали расписку, что они не будут поддерживать с семьей В.Г.
никаких отношений. И мама такую расписку написала. Как она говорила, в
противном случае отца уволили бы из органов, а это фронт и как говорила мама
с характером отца он бы погиб, а она не хотела остаться вдовой и оставить
своего сына без отца. После 20 съезда партии родители разыскали В.Г. и его
семью, те приезжали к нам в гости, а сыновья В.Г. в разное время жили у нас,
пока не получали квартир. До конца своих дней жена В.Г. Евгения Яковлевна
обижалась на мать за то, что мама прервала отношения в трудный для нее
период и заявляла, что мама не благодарная.
Далее:
| 01
| 02
| 03
| 04
| 05
| 06
| 07
| 08
| 09
|
Материал предоставлен автором. При цитировании указывайте ссылку.
Здесь читайте:
КГБ
(справочная статья).
"Лица в штатском"
(биографический указатель).
Земсков В.Н. ГУЛАГ
(историко-социологический аспект) (исследование). |
